Текст книги "Я++: Человек, город, сети"

Контроль (распределяется)

Двигая курсор мышкой, я произвожу рукой простое действие и наблюдаю его результат прямо перед собственным носом; эта обратная связь, позволяющая мне контролировать процесс и обучаться по ходу работы, функционирует в сантиметровом диапазоне. Используя пульт дистанционного управления, я посылаю электронные команды и получаю ответ в виде изображения и звука; при этом мне необходимо оставаться в зоне прямой видимости, а также в пределах слышимости; тут обратная связь функционирует в метровом диапазоне. То же самое и с радиоуправляемой машинкой моего пятилетнего сына. Когда она заезжает под диван, все: обратная связь обрывается. Другое дело, если я управляю видеокамерой, телескопом или роботом по интернету; в этом случае обратная связь состоит из бегущих по сетям битов и работает на расстоянии тысяч километров.

Во многих случаях форма определяется обратной связью. Общее место современной теории управления состоит в том, что рой пчел, косяк рыб или стая птиц держатся вместе за счет обратных связей малого радиуса действия. На еще более близких расстояниях взаимодействуют клетки слизистой плесени, которые, следуя за градиентом феромона, собираются вместе и реагируют на глобальные изменения среды обитания. Эти сообщества самоорганизующиеся – они не нуждаются в лидерах⁴⁰. Их пространственное единство и сложное, адаптивное поведение основаны на способности каждого участника наблюдать движения нескольких соседей и действовать соответственно. Рой городских подростков с мобильными телефонами отличается немногим – разве что тем, что электронные обратные связи позволяют им согласовывать свои действия, находясь вне поля зрения друг друга, хотя бы и за много километров⁴¹.

Подростки, которые то и дело созваниваются со своими приятелями, способны на координированные и целенаправленные действия, но в компактную, идентифицируемую и непосредственно видимую в конкретном месте группу они собираются только время от времени. Чаще всего такая группа рассредоточена и соединена невидимыми связями. Из-за этого ее куда сложнее воспринимать как конкретное «образование», которое стремится к некой цели (хотя зачастую такой взгляд бывает вполне уместным).

Рынки движутся в том же направлении. Когда-то они находились в конкретных ограниченных пространствах, например на рыночных площадях. Слушая и наблюдая, участники прямо на месте черпали информацию о спросе, предложении и ценах, а потом мгновенно распространяли ее из уст в уста. «Невидимая рука» действовала на крайне ограниченной территории. Но когда я покупаю билет в театр на интернет-аукционе или продаю акции на электронной торговой площадке, я становлюсь участником пространственно рассредоточенного рынка, основанного на протяженных обратных связях главным образом электронной природы. Это разветвленный, рассредоточенный вычислительный механизм, структурированный сложными правилами и включающий в себя как людей, так и машины⁴². Такой рынок – вещь, безусловно, реальная и важная, но у вас не выйдет ни сходить на него, ни указать его местоположение; у него нет стабильной и определенной физической конфигурации.

Игры рассредоточились еще заметнее. Теннисный корт или баскетбольная площадка – это четко стандартизированное географическое пространство, спроектированное для строго регулируемого правилами процесса. Положение «за пределами поля» воспринимается со всей серьезностью. Игроки наблюдают за мячом и друг за другом напрямую, с близкого расстояния и реагируют соответствующим образом. Принимая участие в сетевой компьютерной игре, я понятия не имею, где расположены физические границы поля или сколько там на данный момент активных игроков; я взаимодействую с другими игроками аватар к аватару в созданном и управляемом с помощью программного обеспечения виртуальном пространстве. (Игра может прерваться, если значение переменной непредвиденно выйдет из допустимого диапазона или будут перегружены серверы, – но это уже другая история.)

В ранней онлайн-игре Spacewar (около 1961 года) виртуальным пространством служила простая диаграмма, игроков было немного, а обратная связь оставалась медленной и грубой. К появлению Doom (который стал причиной внезапных сетевых перегрузок в конце 1993 года) и Quake виртуальное пространство стало полноцветным и трехмерным, количество игроков исчислялось тысячами, и им приходилось моментально вступать в обратную связь с жуткими, вооруженными до зубов рисованными воинами с содранной кожей. К началу нового тысячелетия существовали устойчивые виртуальные миры с миллионами участников (Everquest, Ultima Online, Asheron’s Call и т. п.). Они могли быть куда больше, чем реальные города, где жили игроки, и в них происходили сложные общественные процессы типа самопроизвольного образования боевых кланов. В поджанре спортивных онлайн-игр действие происходило на тщательно скопированных знаменитых стадионах, а в качестве аватаров использовались копии профессиональных спортсменов. Географически рассредоточенные игроки могли встречаться в виртуальных «раздевалках» и сбиваться в команды. В более интеллектуальных онлайн-мирах – вроде сообщества для политических дискуссий Slashdot, моделью была университетская аудитория, а не футбольное поле, и визуальной симуляции уделялось меньше внимания, однако механизмы обратной связи и самоорганизации по-прежнему играли решающую роль⁴³.

Нельзя сказать, что такие сложно устроенные, самоорганизующиеся системы с налаженной обратной связью не обладают ясными звеньями и иерархиями. На самом деле все это у них обычно есть. Но звенья и иерархии возникают тут в результате взаимодействий; они не предопределены, как в армии или корпорации.

Когда социологи впервые стали использовать понятие «обратная связь», оно часто рассматривалось в контексте гомеостаза – речь шла о закрытых социальных группах, которые с помощью отрицательной обратной связи пытаются достичь устойчивого состояния. Так управляемый термостатом обогреватель нащупывает нужную температуру: сообщество как колония слизистой плесени. Однако в сетевую эпоху это работает совсем по-другому. Электронная делокализация моих взаимодействий привела к тому, что обратные связи, направляющие мои действия и дающие представление об окружающем мире, способны функционировать во всех диапазонах сразу – от миллиметров до тысяч километров. Они могут быть синхронными и асинхронными. Они не интегрируют меня в конкретное, закрытое и стабильное сообщество. Они скорее встраивают меня (с разной степенью вовлечения) во множество разрозненных, иногда географически неопределимых, а может, и непостоянных социальных и экономических структур⁴⁴. Они включают меня в бесчисленные и синхронные процессы самоорганизации, которые протекают в нестабильных и пересекающихся пространствах и в которых я играю неоднозначные и часто меняющиеся роли.

Сознание (умножается)

Моя способность к осознанию, ответным реакциям и деятельности внутри этих структур непостоянна. Мой личный запас нейронов (в чем мрачно уверяют меня нейробиологи) с возрастом истощается, зато кремния и программного обеспечения вокруг с каждым днем все больше. В результате нейронная сеть внутри моего черепа делегирует наружу все больше мыслительных функций. Мне редко приходится считать в уме – этим занимаются калькуляторы и компьютеры. Я не роюсь в памяти, пытаясь вспомнить полузабытый факт, – я проверяю его в интернете. «Симбиоз человека и компьютера», который предвидел Дж. К. Р. Ликлайдер, стал для меня повседневностью – только вот Ликлайдер, Дуг Энгельбарт, Айван Сазерленд и другие пионеры изучения взаимодействия людей с вычислительной техникой по большей части вели диалоги с настольными рабочими станциями в собственном воображении, тогда как я ежедневно взаимодействую с чувствующими и мыслящими устройствами, соединенными между собой и рассредоточенными по моей среде обитания⁴⁵. И я все реже воспринимаю это как компьютерное взаимодействие.

Мне нет необходимости напрямую управлять всеми функциями машин и устройств, которыми я пользуюсь; я полагаюсь на посредничество электронного интеллекта, заключенного в моем сотовом телефоне, автомобиле, домашних электроприборах или операционной системе моего ноутбука, а также на программное обеспечение. Чаще всего я не знаю, встроен ли этот интеллект непосредственно в устройство, обеспечивается ли он удаленными серверами или является комбинацией того и другого. Да это и не важно, если где-либо имеются доступные мощности и с ними есть достаточно быстрая связь. Нередко я даже не могу сказать, кто является автором поступившего мне по сети вербального ответа – человек или машина: так, незаметно для нас, машины прошли тест Тьюринга⁴⁶. В смертельной схватке в шутере Quake компьютерная программа вроде ReaperBot может быть куда более грозным противником, чем человек. По мере того как узлы с искусственным интеллектом распространяются повсеместно, сеть электронных устройств уплотняется, а цифровые обратные связи множатся, город становится огромным разумом, а биологический мозг – элементом более крупных когнитивных систем. Это описанная калифорнийским гуру Грегори Бейтсоном «экология разума», только с куда большим количеством кремния и электронных взаимосвязей, чем он мог себе представить.

Мэри Кэтрин Бейтсон, оглядываясь на научное наследие своего отца, суммировала его удивительно проницательные (хоть иногда и издевательски смутные) формулировки этой идеи так: «Разум может включать в себя неживые элементы или множество организмов, может функционировать и краткий, и продолжительный период, далеко не всегда бывает заключен в определенные рамки вроде кожного покрова, а осознание если вообще присутствует – всегда бывает неполным»⁴⁷. Сам Бейтсон писал: «Понимаемый в самом широком смысле Разум будет построен как иерархия подсистем, каждую из которых можно будет назвать индивидуальным разумом»⁴⁸.

Далее он спрашивал: «Что же тогда «я»?» – и ответ его был совершенно бескомпромиссным:

Представьте, что я слепой и хожу с палочкой – тук, тук, тук. Откуда я начинаюсь? Где граница моей ментальной системы – на рукояти трости? Совпадает ли она с моей кожей? Или она на середине трости? Или на самом кончике? Все это – вопросы не имеющие смысла. Трость – это путь, по которому передаются трансформы различий. Чтобы определить границы системы, ее необходимо очертить линией так, чтобы ни один из подобных путей не был перерезан, оставляя ситуацию необъяснимой. Если вы пытаетесь объяснить конкретный вид деятельности – передвижение слепого человека, – для этой цели вам понадобится улица, трость, человек; улица, трость – и так далее, снова и снова⁴⁹.

Похожее пространственное и функциональное расширение ментальных систем происходит – каждый раз по-своему – благодаря карандашу художника, скальпелю хирурга, вилке и ножу едока, веслу гребца, шпаге фехтовальщика, ракетке теннисиста, перчатке боксера и ватной палочке матери, чистящей детское ухо. У серферов и скейтбордистов ключевыми точками соединения являются не кисти рук, а ступни. Велосипедисты, яхтсмены и дельтапланеристы взаимодействуют со своими аппаратами в большем количестве точек и через более сложные механические приводы. Водители и пилоты делают то же самое, только через механизмы с двигателями, а в более продвинутых моделях еще и через электронные соединения, интерфейсы, датчики и сервоприводы. Вот уже несколько десятилетий пользователи компьютерных сетей расширяют свои ментальные системы, используя неограниченные в пространстве электронные структуры с распределенным машинным разумом, множеством сенсорных и исполняющих узлов и все возрастающей способностью к автономному функционированию. Благодаря миниатюризации и беспроводным соединениям эти сети становятся все более плотными и всеохватными. Во всех перечисленных случаях расширенное тело выступает в качестве системы для специфического восприятия своей среды, ее осмысления и выполнения с ней необходимых действий.

Речь не идет о «мировом разуме», каким его без особых подробностей представлял в 1930-х годах Герберт Уэллс⁵⁰. Однако череп и кожа больше не ограничивают ментальные системы, а посредством компьютерных сетей эти системы способны теперь расширяться бесконечно.

Память (развивается)

Если такие расширенные и рассредоточенные ментальные системы способны хранить и вспоминать информацию, они живут не только в настоящем. Они способны учиться на опыте и становиться со временем все умнее. Отвечающие за память органы могут, конечно, располагаться в черепной коробке, но не только – они также могут быть начертаны на каменных табличках либо на бумаге или электронным образом внедрены в кремний либо намагниченные оксиды. Внечерепные воспоминания когда-то представляли собой записи, собранные в легкодоступном месте, как бумаги на рабочем столе или записки и фотографии на холодильнике, но теперь они превратились в глобальные самоорганизующиеся системы. Одна часть моей искусственно расширенной памяти состоит из мировой учебной и научной литературы – это собрание связанных взаимным цитированием бумажных документов, большая часть которых существует во множестве экземпляров и мест. Чтобы получить доступ к этому типу информации, я должен физически отыскать определенный листок бумаги. Другая часть – это всемирная паутина, то есть связанные гиперссылками онлайн-документы, доступ к которым я получаю, либо переходя по ссылке, либо используя базы данных поисковых систем. Обе части все больше переплетаются: бумажные документы вроде этой книги ссылаются на страницы в сети, сетевые публикации цитируют бумажные документы, а некоторые из них существуют одновременно и в бумажном, и в электронном виде. Ежедневно миллионы сетевых узлов вкачивают информацию в растущую онлайн-составляющую глобальной памяти, миллионы пользователей расставляют ссылки, а по мере того как вся эта сложная гибридная сеть развивается, Архив интернета Брюстера Кейла делает и сохраняет моментальные снимки ее состояния⁵¹.

Чем обширнее становится это растущее по экспоненте, постоянно реструктуризирующееся сетевое и общедоступное хранилище памяти, тем меньше остается информации, туда не попавшей⁵². Эта система мгновенно, автоматически и чрезвычайно полно откликается на основные события. 11 сентября 2001 года, во время атак на Нью-Йорк и Вашингтон, в сеть немедленно хлынул поток связанной с этим информации не только с места событий, но и со всего мира. Это была гремучая смесь из видеоматериалов и описаний очевидцев, сводок новостей, мемориальных сайтов, страниц, посвященных героям событий, списков выживших, комментариев и политической аналитики. Спустя год, когда стали появляться первые книги о 9/11, а дискуссия об архитектурном мемориале еще только завязывалась, в Архиве интернета уже хранилось более пяти терабайтов проиндексированных данных по этой теме⁵³. (Для сравнения: Библиотека Конгресса содержит порядка двадцати миллионов книг, то есть двадцать терабайт текстовой информации.)

Итак, мы способны расширять ментальные системы, оборудуя различные предметы процессорами и памятью, объединяя их в сети, подключая к датчикам и приводам и создавая цепочки обратных связей, но дело далеко не только в этом. Если принять взгляды Бейтсона, то получается, что не существует четкого разделения между внутренними когнитивными и внешними вычислительными процессами. Более того, физики все уверенней утверждают, что непросто различить вычислительные процессы и физические процессы в целом: любой физический процесс можно представить как вычисление некой функции. (Стоит поставить дело надлежащим образом, как вся система битов, электрических схем и символических вычислений может оказаться неуклюжей, проходной и необязательной – не тем уровнем абстракции, на котором можно пожать по-настоящему богатые плоды вычислительных возможностей.) На самом умозрительном рубеже этого дискурса Джон Арчибальд Уилер дразнит нас идеей «вещи из бита», Стивен Вольфрам воспринимает развитие реальных событий как выполнение алгоритма⁵⁴, а Сет Ллойд подсчитывает количество логических операций, произведенных вселенной с момента Большого взрыва⁵⁵. Если каждая частица – это автомат, сообщающийся со своими соседями, физическая реальность на субатомном уровне – это просто одна невообразимо сложная сеть.

Оппоненты искусственного интеллекта и скептики, не верящие в дистанционное присутствие, часто выдвигают следующий аргумент: без какого-либо тела способность системы обработки информации изучать и понимать окружающую ее действительность весьма ограниченны⁵⁶. В чем-то они правы; изолированного «гигантского мозга», рисовавшегося в воображении модернистов середины века, уже недостаточно. HAL 9000 из «Космической одиссеи» провалил задание. Однако необходимое нам материальное воплощение – это не просто тело младенца в чем мать родила, хотя и он уже на правильном пути. И не просто тело Адама, теряющего невинность в Господнем саду. Мы воспринимаем, действуем, учимся и познаем через механические, электронные и прочие расширения тела и памяти, которые мы снова и снова создаем для самих себя. И, как мы уже начинаем понимать, четко обозначенного предела для этого расширения не существует.

Личности (безграничны)

Бейтсон подошел к пониманию того, что мы не полностью заключены внутри нашей кожи; разветвленные сети и фрагментированные места обитания делают нас сущностями, неограниченными во времени и пространстве. Его основная идея состояла в том, что древнее разделение на рабочего и орудие, здание и обитателя, город и гражданина мало что нам теперь дает. На уровне практического дизайна идея эта становится еще более актуальной по мере того, как кремний и органика все плотнее взаимодействуют друг с другом, сетевая электроника проникает повсюду, сети встроенных компьютеров (EmNets)⁵⁷ заменяют отдельно стоящие коробки с платами, различные типы сетей интегрируются в многофункциональные системы, а специалисты в области компьютерных технологий и когнитивистики все чаще рассуждают о «разумных сообществах», нежели об отдельных, соединенных в сообщества разумах⁵⁸. Поэтому будет продуктивнее, если за субъект существования и выживания мы примем биологический индивид вместе с его надстройками и взаимосвязями.

Таким образом, я уже не витрувианский человек, заключенный в единственный идеальный круг, смотрящий на мир из своей системы координат и в то же время являющий собой меру всех вещей. Не являюсь я и существующим в представлении архитектурных феноменологов автономным и самодостаточным биологическим субъектом, сталкивающимся с непосредственно окружающей меня средой, объективизирующим ее и реагирующим на нее. Я творю и являюсь творением взаимно рекурсивного процесса, в который постоянно вовлечены мои подвижные, проницаемые рамки и мои бесконечно разветвляющиеся сети. Я – рассредоточенный в пространстве киборг.

3. Беспроводные двуногие

По мере расширения моих сетей окружности моих владений множатся и разбегаются, как круги на воде. Будучи киборгом, я состою – подобно Linux – из вложенных друг в друга оболочек с тщательно продуманными и управляемыми взаимосвязями между уровнями.

Под эпидермисом находится плотно упакованное ядро на основе углерода, управляемое прежде всего генетическим кодом и центральной нервной системой, но иногда расширяемое с помощью имплантатов. Затем идет слой одежды – ткань, кожа, пластик, немного металла и растущее количество крошечных приборов и миниатюрных электронных устройств; чтобы составлять скоординированную систему, им нужна сеть, проходящая через тело или одежду. Когда я сажусь в машину, появляется еще один, в основном металлический слой со своей все более изощренной электроникой, логикой управления и взаимосвязями. Архитектурные слои (именно их имел в виду Ле Корбюзье, говоря о machine a habiter, машине для жилья) по большей части состоят из тяжелых материалов, а также вмонтированных устройств и сетей трубопроводов, воздуховодов и кабелей. И наконец, региональный и глобальный слои, состоящие из крупномасштабной протяженной инфраструктуры и рассредоточенных по миру сетей.

Миграция функций

Функции, как и обеспечивающие их искусственные органы, могут перемещаться между этими слоями в обоих направлениях в зависимости от обстоятельств. Возьмем, к примеру, обеспечение защиты и климатического комфорта. Если я хочу быть в тепле, я могу надеть свитер и положиться на энергию собственного тела, а могу законопатить все щели в доме и установить отопительную систему. В 1960-х Рейнер Бэнэм и Франсуа Дальгре проиллюстрировали эту идею в знаменитом проекте; они изобразили себя обнаженными в прозрачном пластиковом пузыре, который надувал стоящий посередине кондиционер. Бакминстер Фуллер пошел дальше и предложил построить над Манхэттеном гигантский прозрачный купол с климат-контролем. Маршалл Маклюэн надменно перешагнул и это, предположив, что «глобальные терморегуляторы позволят нам обойтись без дополнений к коже и телу, которые мы называем домами»¹.

Для защиты от дождя я могу укрыться под переносным зонтом или постоянной крышей. Если есть опасения, что меня могут застрелить, я воспользуюсь пуленепробиваемым жилетом или бронированными стеклами в машине либо найму охранников, чтобы они отбирали на входе оружие. За рулем автомобиля я полагаюсь на вмонтированную в переднюю панель воздушную подушку, но в мотоцикле ее нет, поэтому эта роль отходит защитному костюму. Участвуя в уличных протестах, я могу построить баррикаду или двигаться под защитой переносного щита. В космической экспедиции система поддержания жизнедеятельности может быть заключена в моем скафандре или быть частью космической станции. Для защиты от атипичной пневмонии я могу надеть респиратор, постараться поддерживать в своей комнате чистоту или попытаться окружить свой город санитарным кордоном.

Точки управления тоже могут перемещаться. Простым управляющим механизмам – вроде дверной ручки или реечной рулевой тяги – было необходимо непосредственное соединение с управляемым устройством, что значительно ограничивало пространственную свободу. Но телеграф открыл перед нами возможность дистанционного управления; движения телеграфного ключа вызывают соответствующие движения приемного устройства. Сегодня, когда я хочу включить какой-нибудь прибор, я могу обнаружить кнопку на стене, на самом приборе (если это настольная лампа или телевизор) или на пульте дистанционного управления. А поскольку с каждым днем все больше приборов получают сетевое подключение и IP-адреса, практически всем скоро можно будет управлять примерно отовсюду.

Точки хранения и переработки данных тоже могут мигрировать, что не так очевидно. Источником электропитания может служить батарейка размером с пуговицу, крошечный генератор в каблуке, более крупный аккумулятор или генератор в автомобиле, солнечная батарея на крыше дома, топливный генератор в подвале или региональная электросеть, включающая в себя несколько крупных электростанций. Свет, чтобы видеть, куда я иду, может давать лампа под потолком или горняцкий фонарик у меня на лбу. Необходимый аквалангисту или космонавту кислород хранится где-то неподалеку и поступает через позволяющую ему передвигаться систему трубок; автомобилист или пассажир самолета пользуется бортовой системой кондиционирования; житель дома зависит от естественной циркуляции воздуха, или от комнатного кондиционера, или от центральной вентиляционной системы.

Мои потребности в информации и вычислительных мощностях может удовлетворить цифровая память и процессор переносного или носимого устройства, я могу использовать персональный компьютер или сервер локальной сети, а могу с помощью тонкого клиента обратиться к сетевым сервисам². Данные можно скачать напрямую на мое устройство или поместить их в каком-либо промежуточном хранилище для более быстрого доступа.

Перемещаться способны даже функции восприятия. Температура в моей комнате может регулироваться датчиком, расположенным на стене или на моем теле. Если я хочу, чтобы система контроля за состоянием моего здоровья получала сигнал, когда я падаю, можно использовать детекторы движения на стенах или датчики ускорения на теле. В ранних версиях «умных домов» множество сенсоров подсоединялись к центральному компьютеру, который перерабатывал поступающие сигналы и реагировал на них; сегодня более эффективным кажется распределять вычислительные мощности между датчиками, поручив им самим первичную обработку данных.

Как всегда с миграциями, во всем этом есть серьезный социальный и политический подтекст. Если вы контролируете температуру, снимая или надевая одежду, – это ваш автономный, индивидуальный выбор; двое обнаженных обитателей пластикового пузыря Бэнэма должны как-то договориться между собой про температурные установки. Да и Фуллер едва ли учитывал тот факт, что погода под манхэттенским куполом могла бы стать предметом споров в городском совете.