Текст книги "Я++: Человек, город, сети"

5. Опавшие атомы

Миниатюризация оборудования имеет свои естественные пределы; придя в итоге к поатомной сборке (как это представляют себе нанотехнологи), мы вынуждены будем остановиться – если только не начнем воспринимать сами атомы как аппараты по производству субатомных частиц. Совсем иначе обстоит дело с информационными продуктами: частицы данных можно окончательно освободить от материальной основы. Их можно хранить, воспроизводить и передавать в виде полностью дематериализованных импульсов электромагнитной энергии.

В результате этого (и благодаря миниатюризации электроники) хранилища информации становятся все меньше. Сегодня на серверах размером с обычный бытовой прибор можно хранить практически невообразимые количества цифровых данных. В компактных, легких устройствах мы носим с собой целые библиотеки; в карманном МРз-плеере, к примеру, помещается музыкальная коллекция, раньше занимавшая целые полки виниловых пластинок.

Другим результатом является трансформация самих информационных продуктов. Цифровые тексты, изображения и прочие артефакты ведут себя не так, как их более увесистые, облеченные в материальную форму предшественники. Они становятся неконкурентными благами – их не нужно делить между пользователями, они неистощимы и могут бесконечно воспроизводиться без каких-либо затрат или потери качества, их можно отдать без всякого ущерба для дающего¹. Благодаря этим свойствам они способны обеспечивать массовое распространение, применение и творческое переосмысление инноваций – если только им не мешают законы об охране интеллектуальной собственности.

Третье последствие дематериализации данных – это радикальное изменение логистики. Вместо того чтобы полагаться на систему физической транспортировки с ее строгими ограничениями по скорости и объему, можно передавать данные по проводам со скоростью света. По мере того как растет пропускная способность сетей, мы можем перекачивать все больше и больше информации. Как наглядно продемонстрировал интернет, машинный интеллект отлично справляется с автоматическим управлением потоками и сложным процессом доставки информации.

Еще один результат – особенно ярко выраженный в сочетании со всеми вышеперечисленными – состоит в повышении мобильности производителей и потребителей информации. Нам все проще скачивать на портативные устройства все что угодно и где угодно. И наоборот, отсылать результаты собственной деятельности можно буквально на ходу. Это пошатнуло саму идею стационарного рабочего места.

Дематериализация освобождает нас от зависимости от мест и вещей – и, опосредованно, от тех, кто эти места и вещи контролирует. Она подрывает диктатуру физического присутствия. Она создает новую форму власти, в то же время предоставляет невиданные ранее возможности ей противостоять.

Дематериализованный текст

Возьмем, к примеру, текст. Когда его высекали на камне или вычерчивали по глине, перемещать его было сложно, и чтобы его прочесть, нужно было до него добраться. Позднее тексты переместились на более легкие носители – папирус, пергамент и бумагу – и стали входить в оборот. Средневековые монастыри были узлами сетей по переписыванию, распространению и потреблению манускриптов. С удешевлением бумаги, усовершенствованием книгопечатания, развитием транспорта и распространением грамотности появились крупномасштабные почтовые сети. Затем телеграфная сеть вытеснила бумажную основу (по крайней мере при связи на большие расстояния) и продемонстрировала, что короткие, закодированные электронным способом ряды символов способны передвигаться куда быстрее, чем самый быстрый курьер. Наконец, цифровое хранение и обработка, код ASCII, пакетная коммутация и широкополосные электронные каналы обеспечили скоростную передачу очень больших объемов текста. Сегодня большая часть текстов поступает к нам в виде электронных писем, мгновенных сообщений и интернет-сайтов – то есть в полностью дематериализованном виде.

Влияние этого процесса видно в том, как по-разному выглядели библиотеки разных эпох, какие социальные и культурные роли они играли. До придания текстам мобильности крупные собрания манускриптов притягивали ученых, становясь центрами научных сообществ². Знаменитая Александрийская библиотека, к примеру, привлекала ученых всего эллинистического мира. Чем более обширным и признанным становилось ее собрание, насчитывавшее сотни тысяч свитков, тем большему количеству ученых требовалось туда попасть. Местное сообщество обогащалось талантливыми интеллектуалами, а повседневное общение его представителей давало дополнительный полезный эффект, часто выражавшийся в новых манускриптах, оседавших в той же библиотеке. Так зарождались современные представления об университете. Спустя тысячелетия этот механизм работал по тому же принципу: когда наиболее образованные герои «Улисса» собрались после ланча в Национальной библиотеке «в сердце ирландского метрополиса», привели их туда именно книги, и интеллектуальная беседа не заставила себя ждать.

Спустя много лет после начала эры книгопечатания создание больших книжных собраний по-прежнему требовало времени, серьезных усилий и больших вложений, поэтому обладание таким собранием давало существенное преимущество тем городам и учреждениям, которым повезло их иметь. Здания, в которых они располагались, соответствовали их значимости и часто воспринимались как важные достопримечательности – библиотека в самом сердце Венеции, великолепная ротонда с куполом в центре основанного Джефферсоном Университета Виргинии, горделивые книжные башни Кембриджа и Йеля. Внутри этих комплексов посетителя первым встречал каталог, являвший собой компактное представление всего собрания, с которым можно было ознакомиться, перед тем как осмелиться войти в скрывающиеся за ним бескрайние книгохранилища.

Однако увеличение количества книг и снижение их стоимости наряду с усовершенствованием систем распространения начали подрывать это традиционное преимущество. Даже в небольших, отдаленных поселениях теперь могла быть вполне достойная библиотека; она, конечно, не шла в сравнение с великими собраниями, но и этого оказалось достаточно, чтобы дать старт многим научным карьерам. Местные школы, колледжи и университеты начали собирать собственные библиотеки. Отдельные граждане заполняли книгами полки в своих домах. Система предоставления доступа к собраниям текстов превратилась в децентрализованную сеть со множеством узлов хранения и перераспределения.

По мере накопления все большего количества изданий росла и нагрузка на системы хранения и транспортировки³. Одной из реакций на это стало техническое усовершенствование книжных полок и книгохранилищ. Другой – снижение размеров и веса книг; появились книги карманного формата и издания в мягкой обложке. Еще более радикальным сжатием был перевод текста с бумаги на микрофильмы⁴. К середине XX века Вэнивар Буш уже понимал, куда ведет это стремление к миниатюризации и дематериализации. В предложенной им концепции системы Memex он предсказывал появление индивидуальных библиотек микрофильмов, содержащихся в устройствах размером с письменный стол и обеспечивавших ученым недорогой, мгновенный и повсеместный доступ к ресурсам основных библиотек⁵. Тем самым Буш поднимал вопросы, которые в последующие десятилетия становились все острее и насущнее. До какой степени нам следует воспринимать книги в переплете как предметы с присущей им ценностью, которая оправдывает выделение пространства, времени и денег для их хранения? И не стоит ли просто изъять содержащуюся в них информацию, перевести ее на более компактные и мобильные носители, а оболочки просто выбросить?

Как выяснилось, микрофильмы не могли справиться с такой задачей, в отличие от компакт-дисков и персонального компьютера. В 1972 году в Ирвайнском отделении Университета Калифорнии Александрийская библиотека получила второе – цифровое – рождение. Авторы проекта Thesaurus Linguae Graecae (TLG) поставили перед собой амбициозную цель собрать в единую базу данных все древнегреческие тексты⁶. К 2001 году там содержались фактически все сохранившиеся произведения, от Гомера (то есть с VIII века до н. э.) и до 600 года н. э., плюс бесчисленные дополнительные тексты византийского и поствизантийского периода. Разработанная Дэвидом Паккардом система Ibycus и другие программы обеспечили удобный поиск по многим параметрам. Насчитывающая более 80 миллионов слов база была доступна ученым на компакт-диске – поразительный пример всеобъемлющего накопления, сжатия и распространения информации, изменивший повседневную практику филологов-классиков по всему миру.

База TLG поначалу была миниатюризированной, но все же не дематериализованной; оставался пластмассовый диск, требовавший физической доставки к месту использования. Но вскоре пакетная коммутация, интернет и, наконец, всемирная паутина позволили избавиться от последних атомов⁷. Сегодня, если у вас есть персональный компьютер, сетевое подключение и лицензия, вы можете загрузить любой древнегреческий текст с любого компьютера. Александрия наконец приходит к вам сама.

Энциклопедии с потрясающей быстротой последовали тем же путем. До появления персональных компьютеров Britannica была громоздким, тяжелым и дорогим набором печатных томов. Первой до размеров компакт-диска уменьшилась энциклопедия Encarta. Теперь уже и Britannica стряхнула дорогостоящие атомы (спрос на которые практически отсутствует) и вышла в интернет – зарабатывая за счет рекламы и вспомогательных услуг. Существующие на деньги подписчиков специализированные базы данных для профессионалов, такие как LexisNexis для юристов и Medline для практикующих врачей и исследователей, научились зарабатывать на предоставлении всеобъемлющего доступа к опубликованным статьям и документам.

Похожим образом интернет-издание Лос-Аламосской национальной лаборатории arXiv успешно вымело атомы из научных статей по математике и физике, обеспечив мгновенный и практически повсеместный интернет-доступ к этим работам⁸. Основанный Полом Гинспаргом в 1991 году ресурс быстро стал неотъемлемой частью работы физиков по всему миру. По прошествии десяти лет туда поступает более 30 000 статей и документов ежегодно. Многие исследователи усвоили привычку каждое утро просматривать этот сайт на предмет последних публикаций по интересующей их теме. ArXiv заметно ускорил налаживание связей в рамках международного сообщества физиков и математиков и сильно продвинулся на пути к обозначенной его основателем цели – «обеспечить равные возможности для исследователей разного академического уровня из всех стран мира»⁹. Чтобы стать активным и эффективным участником интеллектуального процесса, больше не нужно находиться в признанном научном центре типа MIT или Принстона. Географическое положение внезапно перестало играть принципиальное значение, а вот легкий доступ к интернету стал по-настоящему важен.

Два более молодых научных сообщества – CogNet (для когнитивистов)¹⁰ и ArchNet (для архитекторов, работающих в развивающихся странах)¹¹ пошли еще дальше. Как и в случае с arXiv, основным их достоинством является наличие большого онлайн-архива. Но, подобно древней Александрии, они предоставляют посещающим их ученым помещения для работы и общения – не из кирпича или бетона, конечно, но в виде личных интернет-кабинетов, профилей участников, форумов, новостей, календарей событий, списков вакансий и пространства для осуществления совместных проектов. Значимость таких расширенных онлайн-архивов возрастает, они воспринимаются как долгосрочные и необходимые научным сообществам ресурсы¹².

К 2000 году стало ясно, что контора пишет по большей части виртуально. В подготовленном Национальной академией наук докладе о будущем Библиотеки Конгресса без обиняков утверждалось, что цифровая информация находится «в центре современного дискурса». И далее: «Вне зависимости от споров и надежд библиофилов, с одной стороны, и энтузиастов интернета, с другой, это уже свершившийся факт»¹³. В качестве доказательства можно указать на популярные поисковики типа Google, к тому моменту индексировавшие более миллиарда интернет-страниц¹⁴. Почти все, что вам может понадобиться, находится на расстоянии одного поискового запроса, все остальное – еще в двух-трех кликах. А ноутбук с беспроводным подключением позволяет нам скачивать все это где угодно.

Освобожденный код

Дематериализованный и мобильный текст оказал влияние и на речевые акты (то есть приказы, обещания, просьбы и прочие высказывания, подразумевающие последствия). До изобретения письма речевые акты были событиями сугубо местного характера: можно было прокричать приказ на поле сражения или обозначить договоренности словом и рукопожатием. Такие непосредственно связывающие двух людей действия по-прежнему имеют немалую общественную и юридическую силу. С появлением бумаги находящиеся в отдалении командиры стали рассылать инструкции; почтовые ящики заполнились ждущими нашей подписи контрактами, туда-сюда полетели запросы и требования, обозначились различия между присутствующими в суде барристерами и готовящими документы солиситорами. Сегодня отправить приказ можно по электронной почте, заключить соглашение – на сайте, а наладить сбыт наркотиков – через пейджер. Некоторые не самые щепетильные мусульманские мужчины решили, что талак (по-арабски «отвергаю», фраза, троекратное произнесение которой обеспечивает по исламским законам расторжение брака) теперь удобнее посылать по СМС¹⁵.

Строка компьютерного кода – важный частный случай письменной команды, выполнять которую должна машина. (В наши дни, чтобы быть уверенным в точном выполнении задания, лучше перевести его в код и поручить машине.) Этот код бурно развивался все считаные десятилетия существования компьютерной техники, и его растущая мобильность имеет глубокие практические последствия.

В 1960-е стандартным носителем и средством ввода кода была перфокарта; программа вместе с данными могла состоять из нескольких тысяч картонных карточек с дырками. У них была чрезвычайно низкая плотность информации – значительно меньше, чем у печатной страницы. Работа с перфокартами происходила на больших, шумных и ненадежных механических устройствах: собственно перфораторах, сортировщиках и ридерах. Карточки застревали, рвались, горели и боялись воды. Когда их выбрасывали (а происходило это часто), они заполняли собой целые мусорные баки. Программисты подолгу просиживали в перфораторной компьютерного центра, а потом бегали взад-вперед к окну отправки заданий с коробками карточек и распечатками под мышкой.

С удешевлением и повышением информационной плотности магнитных носителей они постепенно сменили перфокарты, став основным средством хранения программ и данных. Бобины с магнитной пленкой, пленочные картриджи различных типов и флоппи-диски сделали код менее громоздким и более подвижным. Когда в 80-х появились персональные компьютеры, программы для них распространялись в запечатанных пленкой коробках, а основным способом передачи информации с машины на машину был физический перенос дискеты с места на место. У некоторых ранних моделей вообще не было жесткого диска, и работали они, только когда в них вставлялась дискета.

Недорогие вместительные жесткие диски в сочетании со все более эффективными сетями обеспечили переход к скачиванию программного обеспечения. Вместо того чтобы покупать программу в магазине и нести ее домой в картонной коробке, можно было просто загрузить ее из интернета (что оказалось особенно удобно для установки обновлений). Спрос на дискеты и компакт-диски резко снизился, а считывающие устройства для внешних носителей перестали быть обязательным компонентом настольных компьютеров и ноутбуков.

С изменениями внешней среды эволюционировал и сам код. Ранние языки программирования, такие как фортран, разрабатывались с учетом возможностей перфокарт – в картах было восемьдесят колонок, поэтому фортран использовал операторные последовательности длиной до восьмидесяти символов. Однако языки сетевой эры, такие как С++, обеспечили значительно более гибкое форматирование и позволили программистам выстраивать код в модульные узлы многократного использования, получившие общее наименование объектов. Затем язык Java сделал код предельно мобильным, облегчив загрузку и выполнение объектов на любом подключенном к сети устройстве. С этим процессом быстро познакомились пользователи браузеров, которые стали все чаще загружать на свои компьютеры встраиваемые Java-приложения, обеспечивающие работу анимированных фрагментов сайтов и выполнение специализированных заданий.

Сегодня код растекается по сетям – как проводным, так и беспроводным – и закрепляется везде, где есть свободная память. Оказавшись в устройстве, он начинает управлять его действиями. Иногда с пользой, если речь идет о программе, благодаря которой работает ваш МРз-плеер, сотовый телефон или автомобиль, а иногда во вред, если это прицепившийся к входящему письму вирус, который берет на себя управление компьютером, выводит на дисплей издевательскую надпись и форматирует жесткий диск. Функции легко сменяют друг друга; вместе с файлом вы автоматически получаете программу для его чтения – как если бы вместе с телевизионным сигналом доставлялся и сам телевизор.

Дематериализованный, сверхмобильный код действует заодно с памятью, вычислительными способностями и всеобъемлющими сетевыми связями сегодняшних цифровых устройств. Все вместе они создают всепроникающую, быстро растущую структуру команд, правил и средств управления. Наша повседневная жизнь все в большей степени протекает в пределах, установленных этой структурой. Как показала паника по поводу проблемы-2000 и сопутствующие ей усилия по выслеживанию и исправлению ошибочного кода, ее власть быстро стала всемирной и абсолютной¹⁶.

Код мобилен. Код повсюду. И для машин, и для людей, которые с ними взаимодействуют, код – это закон¹⁷.

Невесомые изображения

Первобытные рисунки были неотделимы от скал. Самые древние из сохранившихся изображений нанесены на стены пещер и неотделимы от места создания. Но, как и текст, со временем изображения теряли в весе и становились все более движимым имуществом.

Сначала они переместились на стены зданий. Выровненные поверхности были удобнее для работы и позволяли развивать утонченные и требующие особого мастерства техники – например фресковую живопись. Постоянное присутствие изображения в каком-либо пространстве часто определяет способы его применения. Алтарная роспись в церкви, к примеру, показывала, куда смотреть во время молитвы; а в наши дни дает владельцам здания возможность взимать с туристов входную плату.

Следующим очевидным шагом стало появление живописных и графических техник, применявшихся на меньших по площади и весу и, соответственно, более портативных поверхностях – деревянных панелях, растянутых холстах, бумажных листах и т. п. В кочевых и частично кочевых культурах, как, например, в империи Великих Моголов, процесс облегчения был доведен до логического предела – так появилось искусство миниатюры. Все это имело на удивление далекоидущие последствия. Со строительной площадки создание живописи переместилось в специальные студии, что сильно упростило процессы покупки, продажи, передачи, коллекционирования и накопления изображений. Картины стали скорее временными украшениями пространств (главным образом галерей), а не их неизменными признаками, что позволило время от времени перепрограммировать пространство, сменяя висящие на стенах полотна.

Мобильность также позволила запечатлевать топографически точные виды непосредственно с натуры, часто на открытом воздухе, а затем увозить их как материальные свидетельства того, как выглядят дальние страны. Это особенно относится к эпохе великих географических открытий, когда в состав экспедиций почти всегда входил профессиональный художник. Так возникла идея сделанного очевидцем визуального репортажа – и началось создание обширного и постоянно растущего корпуса зрительных образов мира.

Недостатком этого корпуса являлось отсутствие защиты от неточностей, ошибок и фальсификаций. На помощь пришла технология. Развитие техник перспективной проекции позволило художникам (когда они того хотели) добиваться более высокой степени оптической точности. Устройства автоматической проекции, такие как камера-обскура, оказались еще более эффективными; весьма вероятно, что подобные методы широко использовал, к примеру, Вермеер¹⁸. Фокс Тальбот сделал решающий шаг, установив в светонепроницаемый ящик с линзой небольшую пластину фоточувствительного материала. Так появился быстрый, точный и автоматический способ переноса перспективного изображения на размазанные по стеклу или бумаге атомы серебра.

Последующая история технологического развития фотографии – это хроника миниатюризации, ускорения и все более эффективного распространения. Мелкозернистые эмульсии срабатывали быстрее, поэтому выдержка стала, по сути, мгновенной; большие стеклянные пластины уступили место пленке шириной 35 миллиметров; штативы практически исчезли, а фотоаппараты стали небольшими, легкими и портативными. Фотографии скапливались в альбомах и архивах. Когда с помощью растрирования фотографию совместили с печатным станком, мир наводнили иллюстрированные книги, журналы и газеты. Фотографы, фотожурналисты и фоторедакторы быстро взяли в свои руки пополнение нашего общего корпуса зрительных образов – фрагменты которого теперь заслуживали доверия не только из-за внешнего правдоподобия, но и оттого, что экспозиция прямоугольного кусочка покрытого эмульсией материала была осуществлена в конкретном месте и в конкретное время, и это, в принципе, поддается проверке. Фотограф, в отличие от создателя фрески или привязанного к своей студии живописца, мог заявить: «Я там был».

Эра фотографий – сравнительно легких по весу, простых в изготовлении, недорогих, оперативно воспроизводимых и распространяемых, оптически точных и поддающихся проверке изображений – продолжалась примерно полтора века. В 90-х годах XX века по прилагавшимся к этому процессу атомам был нанесен смертельный удар. Пленку в аппаратах начали сменять светочувствительные матрицы, изображения стали храниться в виде полностью дематериализованных файлов, и цифровая фотография быстро стала фактом повседневности. Проявочные бачки и увеличители уступили место программам обработки изображений, а изготовление фотографий переместилось из темной комнаты на компьютеры. Цифровые камеры стали встраивать в сотовые телефоны, в результате чего цифровые изображения стали частью синхронного дискурса. Одновременно бурное развитие интернета дало возможность быстро и дешево распространять цифровые изображения по всей планете. Одними из первых, кто сообразил, что интернет-графика эффективнее печатной продукции, были, конечно же, производители порнографии.