Текст книги "Сказание о Доме Вольфингов (сборник)"

Когда новый отряд приблизился, те из Вольфингов, что остались дома, пошли навстречу воинам, чтобы поприветствовать их и поговорить с ними. Но всё то время, пока шли разговоры, телега со знаменем неизменно продвигалась вперёд, и, наконец, все Биминги вновь последовали за ней – путь к месту тинга Верхней Марки был долог.

Воины прошли по берегу Реки Бранибора, и толпа провожавших медленно растаяла, луг опустел. Один за другим люди проходили через пашню к жилищу Вольфингов, а там выбирали себе работу или отдых по нраву.

Глава V. О Солнце Крова

Когда воины и провожавшие их ушли на луг, Солнце Крова осталась на Холме Речей. Она видела, как Вольфинги построились и как огромный тёмный отряд, где мелкими пятнами выделялись самые разные доспехи и оружие, тронулся в путь. Тогда она решила вернуться к бражному залу, но в этот момент ей показалось, будто что-то удерживает её, словно она не желает и не может сделать больше ни шага. Тогда девушка осталась на холме. Затушенный факел выпал из её руки, и она опустилась на траву, будто напряжённо о чём-то размышляя. В голове её вертелось множество мыслей, но она не могла остановиться ни на одной из них. Пред её глазами мелькали образы того, что было когда-то давно, и того, что происходило сейчас, а между ними проскальзывали видения того, что ещё только будет, но они были размытыми, и Солнце Крова чувствовала, что им нельзя доверять. Так она и сидела на Холме Речей и видела сны наяву, такие же туманные, как и настоящие.

Пока она сидела, погружённая в свои мысли, на холм, чтобы посмотреть на неё, пришла древняя старушка. Девушка не встречала её раньше ни среди Вольфингов, ни среди невольников. Гостья позвала её по имени и сказала:

 
«Приветствую тебя, о, Солнце Крова,
Дитя народа Марки. Как теперь
Тебе живётся? Вольфингов сыны
Ушли своей Судьбе навстречу, вверх
По плещущей реке, что вы зовёте
Рекою Бранибора. С ними вместе
Сыны Лесного Древа, как дубы,
Слепые, стойкие, бесстрашные деревья».
 

Девушка ответила ей так:

 
«Душа моя стремится вдаль, чтоб битву
Увидеть и сполна воздать хвалу
Могучим воинам. Но мои мысли
Подобны лабиринту иль побегам
Ползучей ежевики по весне.
Я думаю о том, что раньше было, —
И путаюсь. Я думаю о том,
Что происходит днесь, – и очертаний,
Границ не вижу. Думаю о том,
Что лишь случится, но слова смешались,
Переплелись иль непонятны мне.
И если ты сказать мне что-то хочешь,
Что пользу принесёт, – то говори!»
 

Старушка посмотрела на девушку своими чёрными глазами, сверкавшими на тёмном морщинистом лице, села перед ней и произнесла:

 
«Я из земли далёкой к вам пришла,
Чужой я крови Вольфингам, но знаю
Сказания, что ваши менестрели
Поют тоскливыми, глухими вечерами.
Я слышала, как люди восхваляют
Твою красу, но свадьбы не дождётся
Прекрасная невеста. И в постели
Лихого воина нет места для тебя».
 

Девушка не покраснела и не побледнела, но, спокойно глядя в лицо старушки, ответила:

 
«Всё это правда, я уже невеста
Тех древних воинов, храбрейших из мужей,
Что в дни былые, до того как пашню
Здесь распахали, жили в наших землях».
 

Глаза старушки радостно засветились. Она молвила:

 
«Как будут рады мать и твой отец
Таким словам, достойному ответу,
Если, конечно, сейчас живы те,
Что дочь прекрасную в любви зачали».
 

Солнце Крова ответила так же спокойно, как и раньше:

 
«Никто не знает, кто меня зачал, —
Я несмышлёным, радостным ребёнком
Пришла из леса к Вольфингам. Меня
Они усыновили и тогда же
Отца, прекраснейшего из мужей их рода,
Мне дали и старушку-мать».
 

Гостья кивнула:

 
«Да, я об этом слышала, но всё же
Не верю, что под дубом родилась
Прекраснейшая из земных детей, не верю
И в то, что ты нагим, босым ребёнком
По мокрой от дождя лесной траве,
Как звери, ползала. Ты не расскажешь,
Как вдруг случилось, что приёмыш стал
Залогом процветанья дома – Солнцем Крова?
Я бы послушала об этом. Твой рассказ
Доставит радость мне».
 

Солнце Крова ответила:

 
«Ты верно говоришь. Вот что я помню:
Под дерева ветвями я лежу,
На мне льняное платье – не нага я,
Не беспризорное дитя лесное.
Поляна залита румяным солнцем,
И на неё из чащи тихо-тихо
Выходит робкая косуля и, шагнув
Ко мне, отпрыгивает вдруг и мчится,
Как будто в страхе, прочь. Я удивляюсь,
Хотя со мной сидит волчица. Я её
Таскаю за уши, и за бока тягаю,
И челюсти сжимаю вместе ей.
Она скулит, но терпит, будто любит
Меня – я не боюсь её ни капли.
Она же, словно неизменный сторож,
Ни на минуту не отходит прочь.
Над головой её с ветвей дубовых
Смеётся сойка, подражая пенью
Какой-то птицы. Через два ствола
По дереву несётся белка. Вдруг
Волчица поднимается, рычит,
Шерсть ощетинив и оскалив пасть.
Шаги – я слышу, не лесной, привычный,
Знакомый звук. И мы настороже
Сидим. А он всё ближе, ближе… Ах,
Я хлопаю в ладоши и ползу —
Так радостно! А на краю поляны
Мужчина, славный воин – и сверкают
Железный шлем и золотые кольца,
А на плечах пылает тёмно-красный,
Расшитый по краям военный плащ.
Он к нам подходит с песней, что поётся,
Когда душа ликует. А волчица
Смиренно, кротко отступает в лес.
Меня берёт он на руки, садится
Со мной у дуба, я же прижимаюсь
К его щеке своей щекой, играя
С холодным шлемом, с кольцами его
И слушая внимательно слова,
Что мне он говорит, – как непонятный,
Чужой, но сердцу сладостный напев.
Казалось мне тогда, что он мне дорог,
Что я, дитя, люблю его. Но вот
Меня он ставит на траву, целует
И в лес уходит. А ко мне волчица
Из чащи возвращается, и я,
Счастливая, игру с ней продолжаю.
Я рассказала первое, что помню.
Ты хочешь что-нибудь ещё узнать?»
 

На лице старушки появилось доброе, мягкое выражение, когда она ответила:

 
«Прекрасная дочь Вольфингов! Хотела б
Я целый день твой голос слышать. Как же
Тебе пришлось тот дикий лес покинуть?
Какие люди там нашли тебя?»
 

Солнце Крова ответила:

 
«Однажды вечером проснулась я, заслышав
Чужие голоса. В глухом лесу у дуба
Стояли воины. Их яркую одежду
Пурпурного и красного цветов
Разглядывала я. Улыбки, лица
Их выражали благородство. Ничего
Подобного я не встречала с той поры,
Как славный воин приходил играть
С ребёнком малым. Он и в этот раз
Был среди них, и добрая улыбка
Светилась на его лице, как прежде,
Когда я ластилась щекой к его щеке.
В руке держал он щит – на золотой обшивке
Прекрасного щита оскалил зубы волк.
Я протянула маленькие руки —
И славный воин взял меня с земли,
На плечи посадив. Он обернулся
К товарищам, счастливо улыбаясь,
Они же громогласно закричали,
Подняли вверх сверкавшие мечи
И о щиты забили ими звонко.
Но я не понимала, почему
Они ликуют, что они кричат.
Прекрасный воин на тяжёлый щит
Меня ссадил, и, весело крича,
Все в путь пустились через дикий лес.
 
 
Я больше и не вспомню ничего
Ни о волчице, ни о лесе том.
На память мне приходит древний зал,
Огромный, сумеречный. Для ребёнка мир
В нём заключался. Звуки, голоса
Мне непонятны, странны, незнакомы.
События чужды… Но год за годом
Я говорить учусь и понимать,
И вот уже я там своя, как дети
Могучих Вольфингов, товарищи по играм.
Я помню это время – час за часом
Веселье длилось. Женщина худая,
Высокая, с седыми волосами,
Смешавшими цвет серебра с овсом,
Была средь Вольфингов. Лицо её, как помню,
Светилось грустной, тихой добротой.
Когда от игр шумных уставали
Мы, дети, то она садилась рядом,
И древние певучие сказанья
Слетали с её губ. Она детей
Любила сильно, больше всех – меня.
Однажды, разбудив средь тёмной ночи,
Она меня по залу повела —
И страх слепой окутал моё сердце
В глубокой тишине. Мы к возвышенью
Пришли. Там тот же славный, сильный воин
Сидел. Меня поднял он, как в лесу,
Поцеловав, и я заснула крепко.
Когда же вновь глаза мои открылись,
Со мною только женщина была.
Холодный лунный свет струился сверху,
А женщина работала и пела
(Я слов не знала этой нежной песни).
Она тогда заботилась о лампе,
Что высоко под крышею висит, —
И масло подольёт, и всё поправит.
Но вот и лампа поднялась высоко
И скрылась в темноте».
 

«Верно, – отозвалась старушка, – эта женщина была Солнцем Крова прежде тебя. А что ты помнишь после этого?»

Девушка ответила:

 
«Ещё одно моё воспоминанье…
Орешник, что растёт за бражным залом, —
Там дети бегают, сороки там трещат.
Я с Солнцем Крова за руку иду,
Она серьёзно слушает, как я
Делюсь с ней детскими мечтами, и сейчас
Я матерью бы назвала её…
 
 
Так я росла. Дни шли, и я ходила
То в лес, то в поле, то одна, то с кем-то,
И жизнь казалась мне прекрасной сказкой.
Я знала, что меня удочерили,
И среди Вольфингов мне не было родни,
Но Солнце Крова стала мне прекрасной
Приёмной матерью, а славный воин тот,
Которого всем сердцем я любила, —
Отцом приёмным…»
 

Старушка молвила с улыбкой: «Верно, он твой приёмный отец, но он очень сильно любит тебя».

«И это правда, – согласилась Солнце Крова. – Ты мудрая женщина. Скажи, ты пришла, чтобы поведать мне, какого я рода и кто мои отец и мать?»

Старушка ответила ей: «Разве ты не знаешь этого? Разве Солнце Крова рода Вольфингов не умеет видеть то, что ещё не случилось?»

«Верно, – кивнула девушка, – но во сне или наяву я вижу своим отцом только моего приёмного отца. А вот моя настоящая мать являлась мне так, будто мне предназначено встретить её в один из дней моей жизни».

«Это хорошо», – сказала старушка. Её лицо стало ещё добрее, и она попросила: «Поведай мне о твоей жизни у Вольфингов».

Солнце Крова ответила ей:

 
«Под крышей Вольфингов я радостно росла,
Пока мне не исполнилось шестнадцать.
Меня любили, словно божество,
И в чудные одежды одевали.
Я в одиночестве ходила по лесным
Тропинкам, не боясь зверей. Они
Не убегали в страхе от меня.
Я мудрость начинала обретать,
В мысль облачённую, и по ночному лугу
Гуляла часто, плавала в реке,
Зовущейся Рекою Бранибора,
Играла в пенистых её волнах,
Когда земля во мгле зарю встречала.
Одна из рода понимала я
Желания зверей, как будто звери
Рассказывали сами мне о них.
 
 
Я видела, что будет – от великих
До самых незначительных событий.
И вот однажды к Вольфингам могучим
Пришла война, и каждый из мужчин
Готовился к походу – арфы пели,
И ликовал весь бражный зал пред боем.
Тогда мои глаза, словно вживую,
Увидели грядущее сраженье,
И с уст сорвались пылкие слова!
Я чувствовала, что должна сказать им,
Как Красный Волк на лютого врага
Щетинится, и враг бежит, и знамя
Его, где страшный Вересковый Червь
С прекрасной девой в пасти, повергают.
А славный воин, мой отец приёмный,
Клинками с юга окружён, вот битва
И добрая погоня уж далёко,
А он лежит, стрелой врага пронзённый
И с наконечником копья в плече,
Кольчугой не прикрытом. Вот я вижу
Саму себя – я словом, сладкой песней
Густую останавливаю кровь
Приёмному отцу, и вот мы с ним,
С ликующими воинами, с Волком
На стяге Вольфингов изображённом,
Вдоль пенистой божественной реки,
Зовущейся Рекою Бранибора,
Идём в наш мирный дом. Там нас встречают
Заждавшиеся женщины, и крик
Их радостный смешался с нашим криком.
 
 
Все Вольфинги, застыв, внимали мне
И видели, что мудрость говорит
Устами слабой девушки. Они
Обрадовались доброму знаменью
И, полюбив меня ещё сильнее,
Чем прежде, облачили в одеянье,
Достойное прекраснейшей богини,
И, как богиню, понесли с собой —
Смотреть на битву. Я стояла молча
У знамени и всё ждала, когда же
Увижу то, что было мне в виденье
Богами послано. И всё свершилось так.
Я пела над отцом приёмным песню,
Пока живая кровь не перестала
Из раны течь, пока родное сердце
Вновь не окрепло для пути домой.
В повозке, в окруженье тех, кто выжил
В кровавой битве, мы домой вернулись,
В жилище древнее отцов, и Солнце Крова
Нас встретило немеркнущим огнём.
 
 
И с того часа все словам внимали,
Что, как во сне, ко мне являлись, битву
Суровую пророча иль веселье.
Так год прошёл, и ноша моих знаний
Мне стала тяжела. Но вот однажды
Слегла в постель та женщина, что прежде
Носила имя Солнца Крова, мать
Моя приёмная. И, зная, что угаснет
Её земная жизнь, она учила
Меня искусству Солнца Крова – песням,
Которые поёт служитель лампы,
А, умирая, мне благословенье
Своё дала, и, зная её волю,
Народ облёк меня в одежды древних,
Священные одежды, ожерелье,
Достойное богини, дали мне
И кольца золотые. Нарекли
Меня с того момента Солнцем Крова.
С тех пор живу я, предрекая судьбы,
Сама своей судьбы почти не зная,
Не ведая, откуда я и что же
В дом Вольфингов ребёнка привело».
 

Старушка произнесла:

 
«Что скажешь ты о воинах сегодня?
Ты с ними не пошла, осталась дома —
Что ожидает их в жестокой битве?»
 

Солнце Крова ответила:

 
«Пока есть кров у рода, я останусь
Здесь – здесь мой дом, и на сраженье,
На злую битву не пойду смотреть,
Пока священное жилище рода
Не окружат враги со всех сторон,
Пока стрела не пропоёт над лугом,
Где Вольфинги пасут коров, пока
Не покачнутся прочные столбы
И крыша дома милого не дрогнет
От криков ярости, пока мой род
Не соберёт обильный урожай
Мечей и копий».
 

Девушка стояла, повернув голову к бражному залу. Она долго смотрела на него, бормоча какие-то слова и совсем забыв о старушке, которая, вглядываясь в её лицо и внимательно слушая всё, что вылетало из её уст, не могла понять ни слова.

Наконец, Солнце Крова замолчала, веки её закрылись, пальцы сжались и, стоя на покрытой цветами земле, она зарыдала. Грудь её вздымалась от болезненных вздохов, и крупные слёзы текли по щекам, падая на платье, на ступни, на цветущую летнюю траву. Наконец, губы её разомкнулись, и девушка заговорила, но голос её не был похож на тот, каким она говорила до этого. Она молвила:

 
«Зачем ушли вы, Вольфинги, из дома,
Построенного вашими отцами?
Зачем ушли из дома, что на радость
Вам создан. О, вернитесь, о, вернитесь!
О, только б вы вернуться поспешили,
Когда чужими стрелами в сраженье
Большие ощетинятся щиты.
Смотрите – день меняется на вечер.
Вы ковыляете по выжженной и грубой
Сырой земле, которую устлали
Тела погибших в битве. Поспешите!
Зачем вы ждёте окончанья дня,
Когда огромное седое солнце
Окрасит лес в цвета огня и крови?
Не время отдыхать. Ваш труд напрасен,
И этот бой не принесёт покоя.
Вы будете в чужой земле скитаться,
В земле, которой Волк не видел раньше,
Пока не подойдёте к океану.
О, Вольфинги, смотрите и внимайте!»
 

Пропев это, девушка ненадолго замолчала. Она широко раскрыла глаза, из которых уже не текли слёзы, и громким голосом прокричала:

 
«О, горе! Боги видят с высоты,
Как маленькие огонёчки резво пляшут
По крыше! Маленькие, злые огоньки
На фоне неба летнего смеются,
А к вечеру приветствуют луну,
Вверх поднимаясь. В окнах словно алый
Обрывок ткани развевает ветер!
О, гнев огня, о, гнев огня и горе!
Он освещает маленькие щели,
Что лишь тому, кто строил дом, знакомы,
Что Вольфинги не видели досель!»
 

Пение девушки прервалось, и она вновь заплакала, но вскоре, успокоившись, указала правой рукой на крышу бражного зала со словами:

 
«Я вижу поджигателей в железных
Нездешних шлемах. Грозные знамёна,
Что принесли они с собой, трепещут.
О, кто же опрокинет их щиты,
Когда атаку Вольфингов без страха
В открытом поле выдержали те,
Кто дружным штурмом силу льва осилил?
О, Вольфинги, вы долго ждали, но
Лишь жертвенная кровь войне конец положит.
Какую жизнь мы отдадим за мир?
Какое горе остановит пламя,
Что бражный зал окутало густым
Косматым дымом? Потушить огонь
Способен лишь богов потомок, тот,
Кто наслаждался жизнью, его кровь,
Его немые слёзы, его сердце!»
 

Девушка снова замолчала, закрыла глаза, и слёзы медленно потекли по её щекам. Всхлипывая, она опустилась на траву, и мало-помалу боль её утихла, голова откинулась назад, и она спокойно уснула. Тогда старушка, склонившись над девушкой, поцеловала и обняла её, и в тот момент сквозь сон Солнце Крова увидела чудо: та, что целовала её, была молода и прекрасна. Морщины исчезли, волосы стали цвета спелого ячменя, а одежда её сверкала так, как не может сверкать одежда, сотканная руками смертного.

Чтобы услышать мудрые слова о грядущем от умеющей предвидеть Солнца Крова, в облике старушки на Холм Речей приходила Солнце Леса, ведь хоть Та, что избирает Жертву, и была из рода богов и прародителей готов, сама она не могла предсказать исход этой войны. Слова же Солнца Крова были ясны ей, и когда она услышала их, сердце её заныло – то ли от любви, то ли от печали.

Солнце Леса встала, повернувшись к бражному залу. Он, тёмно-серый, крепкий и прочный, казался незыблемым. Конёк его крыши выделялся на фоне бледного летнего неба в дрожащем от жары воздухе. Женщина видела его тёмные окна и представляла себе его массивные, устойчивые колонны, и она сказала сама себе, но произнесла это вслух: «Неужели могучая, радостная жизнь будет отдана за всё это, за то, чтобы избавить людей от печали? Но я не отдам его жизни, не позволю ему погубить моё счастье. О! Как же может так быть, чтобы он, торжествующий, умер, а я осталась жить в горе?»

Сказав это, она медленно сошла с Холма Речей. Встречные видели в ней старуху-бродяжку, поэтому не задерживали её, и она вскоре достигла леса.

Солнце Крова вскоре проснулась. Она была одна. Тяжело вздохнув, девушка села, не помня ничего из своего последнего видения: ни огня, пылающего на крыше бражного зала, ни ветра, раздувающего языки пламени, словно отрезы алой ткани, в её памяти не сохранилось ни одно из слов о грядущем дне. Остальной же разговор со старухой она помнила, помнила и привидевшуюся прекрасную женщину, которая поцеловала и обняла её, и знала, что это была её мать. Кроме того, она чувствовала, что совсем недавно плакала, а поэтому догадалась, что пророчествовала. Так с ней уже иногда случалось – сама она не запоминала своих предсказаний, находясь словно бы во сне.

Девушка, спокойно спустившись с Холма Речей, пошла к Вратам Жён. Она видела, как женщины, старики и юноши возвращаются с луга, но в их глазах не было радости. Многие из тех, на кого она смотрела, бросали в ответ робкие взгляды, словно желая спросить о чём-то, но не решаясь. Теперь, когда Солнце Крова видела этих людей, печаль её прошла, и девушка ласково глядела то на одного из проходивших мимо, то на другого. Она вошла в бражный зал чрез Врата Жён и занялась первой же попавшейся под руку работой.

Глава VI. Разговоры на пути к тингу

Весь день с вершины Холма Речей можно было видеть, как вдоль Реки Бранибора по обеим её берегам шли или ехали вооружённые люди. Последними скакали воины из Нижней Марки. Они торопились изо всех сил, чтобы не опоздать к месту встречи. Это был род Лаксингов, и на знамени они несли лосося. Их самих было немного, а невольников – и того меньше, ведь Лаксинги – один из новых Домов Марки. Телегу со знаменем тянули белые кони, быстрые и сильные. Все, и свободные, и невольники, ехали верхом, и отряд под развевавшимся знаменем двигался скоро, а сзади еле поспевали телеги с военным снаряжением.

Прошёл слух, что Вольфинги и Биминги нагнали отряд Элькингов, продвигавшийся неспешно. Это был очень большой род, самый многочисленный из родов Марки и ближний по родству к Вольфингам. Старики из Дома Вольфингов помнили, как их деды сказывали, что когда-то Дом Элькингов отделился от Вольфингов, что дети Лося ушли из Марки в то время, когда она только заселялась, и много поколений прошло, прежде чем они вернулись обратно. Вернувшись же, Элькинги поселились в Средней Марке, на том месте, где жили последние из рода Тирингов, когда-то очень могущественного, но к тому времени почти полностью истреблённого великим мором. Тогда-то скитальцы и выжившие после посланной богами болезни объединились в один Дом. Он всё увеличивался и процветал, а вскоре породнился с Вольфингами, установив обычай брать жён из их рода, и, наконец, вернул прежнее могущество.

Величественны и прекрасны были Элькинги, шедшие под знаменем с изображением лося, эти же животные, приученные к упряжи, тянули телегу со знаменем. Элькинги уже многие поколения приручали лосей, и те стали более тучными и лоснящимися, чем их дикие братья, хотя и менее могучими.

Вот каковы были воины трёх родов, соединившихся в пути. Вольфинги отличались высоким ростом и могучим телосложением. Среди Бимингов почти не было темноволосых чужаков, зато среди Элькингов таких было больше всего, ведь во время своих странствий Элькинги породнились со многими людьми чужой крови. Воины разговаривали, ободряя друг друга, как это обычно происходит пред битвой у товарищей по оружию, и разговор, как можно было ожидать, шёл о походе и о том, что случится, когда все дойдут до места.

Воин из Элькингов спросил Вольфинга, рядом с которым ехал: «Скажи, Волчья Голова, а Солнце Крова видела исход сражения?»

«Нет, – ответил тот, – когда она зажгла прощальную свечу, то попросила нас вернуться назад, сказав лишь несколько слов о дне нашего возвращения. Но мне кажется, что говорила она это так же, как говорили бы ты или я, представляя, что может случиться. У нас большое доблестное войско, но и эти чужаки* весьма доблестны. По слухам, они крепче, чем народ гуннов, а таким боевым порядком, как у них, не строится никто! Так что если мы разобьём их, то вернёмся домой, если же они разобьют нас, то те, кто останется в живых, будут отступать, пока не достигнут наших земель. Вряд ли стоит ожидать, что они нападут на нас с тыла, отрезав путь к отступлению, ведь на наших флангах будет дикий лес».

«Верно, – согласился Элькинг, – что же до могущества наших врагов и до их обычаев, то ты можешь узнать кое-что о них из песен, которые до сих пор поются у нас, Элькингов, да и по всей Марке. Это же тот народ из лэ* под названием “Предание о чужаках с юга”. В ней говорится о том, как в давние времена мы были дружны с кимрами*, обычаи которых походили на наши. Тогда ведь мы, Элькинги, были слабы, мы бродили по разным землям с этими кимрами и наткнулись на народ городов. Иногда мы разбивали их, иногда они нас. И вот в большом сражении они разбили нас окончательно, и так много тогда погибло людей, что колёса телег утопали в крови, а воины врага, убивая нас, падали от усталости, словно косари на лугу жарким летним полднем, когда сено ещё не просохло и кажется тяжёлым. Они сами стояли тогда посреди поля, покрытого убитыми, не понимая, на земле ли они ещё или уже на том свете. Вот какая жестокая была битва!»

Один из Бимингов, ехавший с другой стороны от Элькинга, перегнулся через холку своего коня и спросил:

«Послушай, друг, а правда, что есть предание о том, как вы с вашими спутниками взяли великий город чужаков с юга и долгое время там жили?»

«Правда, – ответил ему Элькинг. – Послушай, как об этом поётся в лэ “О чужаках с юга”:

 
Необычное преданье,
Стародавнее сказанье —
Слышал ты, как далеко
Наш народ ушёл, легко
Он дошёл до края леса,
В битве мудр, силён и весел,
Захватил он город славный, город дивный и богатый
Жемчугом, сребром и златом. Потрясателям щитов
Сдался град. Дома пустые, трупы хладные, немые,
Старики, что ждать остались смерти сладостных оков.
Нас вели тогда Рейдфари и Родгейр, и едва ли
Кто поведает подробней о том городе из снов,
Полном света и чудес,
Высотою до небес.
 

В песне говорится, что никто не ждал готов и их союзников. И те, кто был достаточно силён, чтобы пасть пред нами в битве, и все остальные, как мужчины, так и женщины, бежали от нас и от кимров, оставив свой город, где мы и поселились. В песне есть такие слова:

 
Видел наш народ могучий
Злата блеск, но только звучно
Слово не гремело, чтобы
Меч остановить. “Попробуй
Победить в честном бою!” —
Мы шумели, мы кричали,
Стены города молчали, и никто, никто не вышел
Испытать наш славный меч, город от врага сберечь,
Город, созданный на славу божествами – не людьми,
Лишь шпалеры в бражном зале нам истории слагали,
Остальное бессловесно спало в утренней тени:
Злато, жемчуг, серебро —
Всё прекрасно и мертво.
 

Вы слышали – дом оказался отважнее своих защитников, что бежали тогда, бросив его и оставив всё добро нам с союзниками?»

Вольфинг произнёс:

«Как было, так и будет вновь. Может, на этот раз наш поход затянется, и мы увидим одну из оград этих южных земель, ту, что чужаки называют городом. Я слышал, будто у них не один город. Их роды столь могущественны, что каждый живёт за оградой, внутри которой много больших домов. А ограды-то все из камня! И за ними – груды несказанного богатства! Почему бы им не пасть от мечей народа Марки, не покориться пред нашей отвагой?»

Элькинг ответил:

«Ты прав, у них много городов, и за их стенами скрыты большие богатства. Но ты ошибаешься, думая, что в каждом городе живёт отдельный род, – это не так. Я бы скорее сказал, что чужаки забыли, из какого они рода, – у них нет родов, и они не смотрят, откуда берут себе жён, все их Дома перемешались. Сильнейшие из них определяют, где селятся остальные, что они могут есть и сколько должны работать после того, как устали. Так они и ведут свою жизнь, и хотя сами себя они называют свободными, но никто не осмеливается нарушить установленный порядок. По правде говоря, народ этот, конечно, могущественный, но несчастливый».

Волчья Голова спросил:

«Всё это ты узнал из древних сказаний, Хиаранди? Мне известны некоторые из них, хотя и не все, но я не припомню ничего подобного твоему рассказу. Может, в вашем роду появился новый менестрель, и его память лучше, чем у всех, кто был до него? Если это так, то я приглашу его в бражный зал Вольфингов как можно скорее – у нас давно не слыхали новых историй».

«Нет, – покачал головой Хиаранди, – то, что я рассказал тебе, не из старых сказаний, это история наших дней. Недавно пришёл к нам из дикого леса человек. Он попросил мира, и мы с миром приняли его. Он рассказал, что принадлежит к Дому Гэлов и что у них состоялось большое сражение с этими чужаками, которых он называл римлянами. Его самого взяли в плен, увезли за стену одного из городов и продали, как невольника. Хотя это был и не главный город чужаков, пленный узнал их обычаи – как тяжелы они были! Трудно человеку в их стране: тягловые животные у них живут лучше, чем невольники, ибо последних они захватывают в битвах без счёту, ведь это сильный народ. Эти невольники и те, кого они называют свободными, пашут поля, пасут скот и занимаются всеми ремёслами. Над ними есть те, кого они называют хозяевами и господами. Эти ничего не делают, даже не поправят в кузнице своё оружие, когда нужно. Они проводят дни в своих жилищах или вне их, лежа на солнце или у очага, словно псы, что забыли свою породу.

И вот тот человек, наш гость, решился бежать из города. Его держали неподалёку от большой реки, а надо сказать, пленник был отважен, молод и силён – он сумел вынести всё и добрался через Бранибор до нас. Мы видели, что он говорил правду, с ним и в самом деле плохо обращались – на его теле осталось множество отметин от кнута и цепей, в которые его заковали. Во время побега он убил нескольких человек из этого проклятого народа. Так он стал нашим гостем, и мы полюбили его. Он до сих пор живёт с нами – мы приняли его в наш Дом. Но вчера он был болен и не смог поехать со всеми. Возможно, он ещё присоединится к нам позже, через день или два. А если не присоединится, я сам отведу его к Вольфингам после битвы».

Тут Биминг рассмеялся:

«А если мы не вернёмся? Ни Волчья Голова, ни гость-чужак, ни я сам? Сдаётся мне, не увидим мы ни одного из Южных городов, да и о самих-то южанах узнаем только, каковы они в бою».

«Дурные слова, – Волчья Голова нахмурился. – Это, конечно, может быть и так. Но почему тебе в голову приходят такие мысли?»

Биминг ответил: «В доме Бимингов не живёт Солнце Крова, которая каждый день предсказывала бы, что случится с нашим родом. Но и у нас время от времени раздаётся пророческое слово, предвещая добрые или злые времена. А разве можно не прислушаться к нему? Вчера вечером нам было дано скорбное пророчество устами мальчика десяти зим от роду».

Элькинг сказал: «Ну раз уж ты заговорил об этом, поясни, о чём оно? Иначе мы решим, что всё ещё страшнее, чем на самом деле».

И Биминг поведал следующее: «Было так. Этот малец вчера вечером вдруг разразился плачем как раз, когда все пировали в бражном зале. Он причитал и ревел, как обычно плачут дети, и его никак не могли успокоить. А когда его спросили, отчего же он так плачет, он сказал: “Вот отчего: Ворон пообещал сделать мне глиняную лошадку и на следующей неделе обжечь её в горне вместе с горшками, а теперь он идёт на войну и никогда больше не вернётся, и у меня никогда не будет лошадки!” Как вы понимаете, все мы рассмеялись при этих словах. Но мальчик только нахмурился и спросил нас: “Чего вы смеётесь? Посмотрите туда, что вы там видите?” – “Ничего, – ответил кто-то, – стену бражного зала, на которой висят праздничные шпалеры”. Мальчик, всхлипывая, произнёс: “Плохо вы видите, я вижу дальше, за стеной я вижу ровное место на вершине холма, побольше, чем наш холм собраний. Там лежит Ворон, белый, как пергамент, такого цвета могут быть только мёртвые”. Тогда Ворон (а это был молодой человек, он как раз стоял рядом) сказал: “Малый, это же хорошо – погибнуть в бою! Будь мужественным, вернётся Ганберт и сделает тебе лошадку”. – “Нет! Никто мне её не сделает, – возразил мальчик. – Я вижу бледную голову Ганберта, лежащую у ног Ворона, но не вижу тела в зелёной котте*, вышитой золотом”. Тогда смех умолк, и один за другим все начали подходить к ребёнку и спрашивать его: “А меня ты видишь? А меня?” Но мальчик мог ответить лишь некоторым. Потому-то мне и кажется, что немногие из нас увидят города Юга, а те, кто увидит, будут закованы в цепи».

«Это не то, – возразил ему Хиаранди. – Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы отряд, выступивший против врага, вернулся домой после сражения, не оставив никого из воинов на поле боя?»

Биминг же ответил: «Но и я не припомню частых рассказов о том, чтобы ребёнок предрекал гибель воинов. Думаю, если бы ты сам был там, то решил бы, что мир перевернулся».

«Что ж, – проговорил Волчья Голова, – пусть случится то, что предрешено! По крайней мере, меня враг не уведёт с поля боя в цепях. Часто воина может смутить победа, но его никогда не смутит смерть, если он желает её».

Он сжал рукоять кинжала, что висел у него на шее, и добавил: «Но я и в самом деле удивлён, что ни прошлым вечером, ни этим утром Солнце Крова не сказала нам ничего, кроме того, что могла бы сказать любая из женщин нашего рода».

После этих слов разговор на некоторое время прервался, и воины ехали молча. Они достигли того места, где лес приближался к реке и где заканчивалась Средняя Марка. Надо сказать, что Элькинги жили дальше всех вверх по течению, только один маленький род жил ещё дальше – это были Озелинги. На своём знамени они изображали чёрного дрозда с жёлтым клювом, а в бой ходили вместе с Элькингами. Вот и на этот раз они присоединились к более крупному Дому.

Так войско вышло из Средней Марки. Деревья стояли, плотно прижавшись друг к другу, и лес напоминал стену, возвышающуюся неподалёку от кромки воды. Даже на берегу, то тут, то там росли редкие деревья, по большей части рябины. Река Бранибора сужалась в этом месте, течение её ускорялось, а берега поднимались отвесными обрывами, и никто даже не помышлял о том, чтобы перейти реку вброд, да и вплавь далеко не всякий дерзнул бы преодолеть опасные тёмно-зелёные воды. День уже клонился к вечеру, и свет низкого солнца на западном краю неба скрылся за высокими деревьями. Войско же всё шло вперёд. Оно растянулось по узкой дороге между лесом и рекой и казалось больше, чем было на самом деле. Кроме того, отряды Домов, живших на противоположном от Вольфингов и их спутников восточном берегу, тоже шли вперёд, будучи отделёнными от соседей лишь узкой рекой.