Книга: Выбор Софи - Уильям Стайрон

в центре сюжета - молодой начинающий писатель, самовлюблённый, сексуально озабоченный парень. и на мой взгляд, он никакой, просто наблюдатель.

в книге довольно много ред флагов: наркота, разного рода насилие, жесткий абьюз в отношениях(ох! 11 глава - это ппц, товарищи), очень много секса, упоминаний всяких набуханий в штанах и другой грязи(иронично, что концлагерь - самая "чистая" часть)

из плюсов:

в целом, как по мне, сюжет сильно растянут. главы казались бесконечными, вроде что-то и происходит, но так нудно и утомительно, порой кажется, что ты уже уснул, "а нет, все еще читаю..." 

из-за пошлых фрагментов рассказ софи уходит куда-то на фон, они сбивают фокус и малейшая эмпатия разбивается вдребезги. там, где хочется уважения и тишины, врываются эротические фантазии и это не усиливает драму, а обесценивает её. величайшая трагедия XX века превращается в фон для истории о том, как тяжело мужчине найти женщину для тр..., а потом еще и любить ее.

также осталось непонятной авторская задумка соединить сцены 18+ и прошлое с концлагерями, чтобы что? показать всю несправедливость мира? показать все насилие, которое можно собрать в 1 книге? показать, как можно травмировать человека: детство(отец), юность(аушвиц), отрочество(натан)? и вот вам честный отзыв: даже если да, то не случилось у меня никакой привязки к истории. я не услышала ее пронзительности. меня не тронули и самые болючие сцены. для меня все это не сработало. стайрон перегрузил роман своим мужским взглядом и желаниями.

Основным рассказчиком является Стинго, начинающий писатель. В русском переводе его имя почему-то перевели как "Язвинка", что первые несколько глав вводило меня в ступор. Стинго покидает свою работу в нью-йоркском издательстве, чтобы полностью посвятить себя написанию дебютного романа. На средства, доставшиеся ему в наследство (от продажи очень талантливого раба), он решает начать самостоятельную жизнь. В поисках жилья он знакомится с парой соседей – загадочной полькой Софи и ее страстным, но вспыльчивым возлюбленным Натаном.  Они просто очаровывают его, особенно Софи.

Стинго – типичный молодой романтик: он то погружается в мечты о спокойной жизни на южной ферме, то предается фантазиям о литературной славе, а порой запутывается в своих наивных представлениях о любви и влажных фантазиях о хорошеньких девушках, с которыми иногда даже заговорить робеет. Через его восприятие читатель погружается в сложные отношения между Софи и Натаном. Он видит в Софи не только женщину с тяжелым прошлым, но и недостижимый идеал.

Да, правда, я проделал большой путь для молодого человека, но мой внутренний мир по-прежнему был привязан к земле – я не знал любви и не столкнулся со смертью.

Постепенно Софи начинает доверять Стинго, открывая ему шокирующие подробности своей жизни. Ее рассказы – это не только личные признания, но и своего рода попытка найти утешение и понимание. Софи по началу ненадёжный рассказчик, и позже признается, что некоторые ее истории были ложью и открывает правду. Но по мере того, как слои ее прошлого снимаются один за другим, становится понятно, почему ей так трудно делиться своими переживаниями. Ее жизнь была наполнена маленькими трагедиями задолго до того, как она оказалась в Аушвице.

В книге есть несколько частей с флешбэками, где Софи рассказывает Стинго об событиях происходящих в Аушвице, о том, что ей пришлось там пережить, и как это до сих пор психологически довлеет над ней. Как за привлекательным фасадом сытой жизни и красивых нарядов в настоящем, ей приходится скрывать пережитые ужасы и горечь утрат, которые теперь всегда с ней.

Но только я уже больше не знаю, когда Бог ушел от меня. Или я ушла от него. В общем, я почувствовала в себе эту пустоту. Так бывает во сне: находишь что-то ценное, и все кажется совсем реальным – вот нашел что-то или кого-то, то есть, я хочу сказать, невероятно ценное, – а потом проснешься и понимаешь, что ценный для тебя человек исчез. Навсегда!

Интересный параллельный пласт повествования – это восприятие Стинго истории рабства на юге, откуда он родом, и событий в Аушвице. Один из ключевых моментов — наследство, которое Стинго получает от продажи раба его семьей. Он осознает ироничность того, что именно эти деньги позволяют ему начать карьеру писателя и снять жилье, где он встретит Софи. Стинго пытается оправдать себя тем, что он лишь потомок тех, кто владел рабами, но не может избавиться от мысли, что его привилегированная позиция в жизни напрямую связана с этим. Эти мысли заставляют его еще глубже сопереживать Софи, чья жизнь в Аушвице была постоянным напоминанием о своем статусе бесправного и униженного существа. Однако Стинго чувствует, что масштаб ужаса, через который прошла Софи, превосходит его собственное понимание.

Знаешь, Язвинка, странная вещь – я снова могу плакать, и это, наверно, значит, что я снова стала человек. Наверно, хоть это во мне – человеческое. Кусочек человека, а все-таки человек.

Отношения Натана и Софи  вряд ли кто-то сможет назвать здоровыми с первой сцены их появления. Это яркий пример токсичности и созависимости. Натан вспыльчив и неуравновешен, его поведение часто граничащее с безумием, разрушает все, к чему он прикасается. Но Софи, потерявшая всех и вся, цепляется за него, возможно, из страха остаться совсем одной. Их связь скорее напоминает эмоциональную петлю, из которой невозможно вырваться, а вот затянуть ее потуже на шее - легко. Когда Стинго наконец-то узнает всю правду о Натане, у него спадают "розовые очки" и он перестает идеализировать и оправдывать своего друга.  Но ситуация кажется уже настолько безнадежной, да и сам герой слишком молод и неопытен, чтобы как-то грамотно попытаться помочь, если это вообще возможно.

Но что же означает тот самый выбор Софи? Автор ведет читателя к ответу на это вопрос через весь роман. Когда ты думаешь, да что же еще может случится? Выясняется, что может. Был ли у нее другой выход? Можно ли было избежать того, что произошло? Это вопросы - без ответа.  Интриги раскрывать не буду, но словно бы вся жизнь этой героини - это череда тяжелых выборов и иногда это выбор из худшего и чего-то еще более ужасного.  Но самое горькое – это то, как этот выбор продолжал влиять на нее, разрушая изнутри. Даже покинув лагерь, Софи не смогла обрести ни свободу, ни покой.  Эта история о том, как тяжело нести груз прошлого, который не отпускает и не оставляет места для будущего.

Я почти ничего еще не знал тогда о Софи и потому не мог до конца понять того, что она через какое-то время сказала, а сказала она, что, слушая этот концерт, всегда представляет себе детей, играющих в сумерках, издали перекликающихся тоненькими голосками, в то время как ночь тихо опускается на зеленую безмятежную лужайку.

ВЫБОР действие по значению гл. выбирать; определение предпочтительного варианта из нескольких имеющихся.

Как это часто бывает, эпиграф, предваряющий повествование, открывается с другой стороны, становится максимально понятным, только после окончательного и бесповоротно полного прочтения произведения. Так и в случае с данным романом, только сейчас я могу судить о смыслах, заложенным автором. Нас ждут две цитаты: одна, про детей и другая про абсолютное зло. Таким злом в романе «Выбор Софи» стал фашизм во вторую мировую войну, лишивший Софи самого ценного в её жизни – детей:

Добро придет позже. Сначала – великий грех. Грех, все величие которого – в изощренном великодушии: право на выбор. В конце-то концов у него достаточно было власти, чтобы отобрать у Софи обоих детей.

Софи, воспитанная в довоенной Вене, с её дворцами и композиторами, растущая в просвещенной семье профессора, с лёгкостью изучающая новые языки, оказывается в абсолютно непримиримых с её мировоззрением ситуациях. Каждая из них – проверка на прочность. О, бедная Софи, ей редко хватает силы духа, чтобы облечь свой внутренний протест вовне.

– Не знаю, что есть лучше: знать, что твой ребенок умер, даже так очень страшно, или знать, что твой ребенок жив, но ты никогда, никогда больше его не увидишь? Я не знаю, что лучше. А если бы я сделала выбор, чтобы Ян пошел… пошел налево вместо Евы. От этого что-нибудь изменилось бы?

Интересно отметить подход Стайрона к описанию событий. Софи, чьей жизни в романе уделяется главенствующее место, вряд ли можно назвать достоверным источником. И тем более, даже опасно верить ей и её словам. Вместе с писателем-новичком, выросшем на юге Америки, и задумавшем написать об этом Великий Роман, мы впервые сталкиваемся даже не с Софи, а с её голосом. Её и... Натана. Именно эти звуки, а так же страсть героев к пластинкам, их подробный разбор музыкальных композиций, зацикленность в некотором роде, а так же Вена, воспитавшая Софи и её несбывшуюся мечту быть учительницей музыки, наталкивает меня на мысли о работе Ницше «Рождение трагедии из духа музыки». Вот только содержанием этот эстетический трактат мало нам поможет. Просто ассоциация между событиями романа перекликается с её заголовком: нас действительно ждёт трагедия, даже если её породила не музыка, но банальные в своём невежестве винтики в большом механизме военной машины и власть им данная. Она разворачивалась под звуки музыки, льющиеся из радио, пластинок и сцен баров Нью-Йорка...

«Я всегда буду помнить татуировку Софи». Ханна Арендт (мы читали её для Долгой прогулки в 2022 году) исследовала банальность зла на примере личности Эйхмана. В романе нашлось место и ему, и Рудольфу Хессу – коменданту Аушвица. Прочитанное не прошло даром, и я могу оценить замечания Стайрона о подлинном зле, окружающем нас ежедневно и никогда не попадающем на телеэкраны. Сейчас, когда я пишу и переписываю начисто эту рецензию, мне пришла в голову мысль, что Натана можно и даже нужно отнести к такому злу.

А Натан смотрел на меня и улыбался. Улыбка казалась вполне дружеской, без тени иронии, но я на секунду – всего лишь на миг – остро почувствовал в нем то, что уже чувствовал и буду чувствовать еще не раз: приятные, обаятельные стороны его натуры недолго будут уравновешивать то необъяснимо зловещее и коварное, что сидело в нем. Затем это что-то, бесформенно липкое, пересекло комнату и исчезло; чувство, вызвавшее у меня мурашки, прошло, и я улыбнулся Натану в ответ.

С первого его появления, отвратительного в своей жестокости, я не могла поверить Язвинке, рисующего время от времени оправдания его поведению. И трагедия не заставила себя ждать.

Когда-нибудь я пойму, что такое Аушвиц. Это было смелое, но нелепое по своей наивности заявление. Никто никогда не поймет, что такое Аушвиц. Я выразился бы точнее, если бы написал: «Когда-нибудь я напишу о жизни и смерти Софи и тем самым попытаюсь показать, что абсолютное зло неистребимо в мире».

Даже если оно наложит руки на самого себя.

В чем же выбор?

Это кульминация понимания биографии Софи, ключевой момент ее смысла. Софи попала в концлагерь в месте с дочерью и сыном, и когда они только туда прибыли, нацисты ей сказали, что либо она выбирает одно из своих детей, чтобы сохранить ему жизнь (а второго соответственно убивают), либо умирают оба. Вы понимаете, да? Сохранить жизнь одному и своих детей или никому вообще. Чтобы она не выбрала это будет аморально и неправильно в любом случае. При любом исходе, разве можно после такого вообще нормально существовать? Разве может психика человека такое выдержать (это к вопросу о том, почему она не ушла от Натана после его маниакальных приступов шизофрении и зная о его наркозависимости)? Софи сохранила жизнь сыну, и пыталась сделать все возможное, чтобы вызволить из концлагеря, она даже пыталась подкатывать, вы только вдумайтесь, к начальнику концлагеря, поскольку тот имел возможность вызволить ее сына. Причем судьба этого мальчика остается неизвестной (я выше написала, что дети погибли, но на самом деле это четко сказано было только про дочь, что случилось с сыном читатель не знает), т.е. он мог как выжить, так и умереть (лично я больше склоняюсь к тому, что он умер), что и делает моральную дилемму выбора Софи такой сложной.