Текст книги "Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой"

Вскоре после полудня 2 июля военные корабли впервые подняли квадратный черный флаг, сообщая о воздушной атаке. Семь немецких самолетов разомкнутым строем подлетели к конвою с левой стороны. Они разделились на две группы: три самолета устремились к судам в передней части крайней левой колонны, а четыре – к задней ее части, где были «Трубадур», «Айронклэд» и «Айршир». Первым огонь открыл «Айронклэд», вскоре загрохотали орудия его соседей. Небо заволокло черно-серым дымом от взрывов зенитных снарядов. Моряки увидели, что к ним прилетели не бомбардировщики, а гидросамолеты «Хейнкель-115» – «огромные ревущие мерзавцы», как выразился Картер, – оснащенные пулеметами и несущие торпеды. «Хейнкели» совсем недавно прибыли на немецкие авиабазы в Норвегии.

Зенитный огонь, казалось, отпугнул немецких пилотов, которые сбросили торпеды раньше, чем достигли конвоя, и улетели в том направлении, откуда появились. Один гидросамолет загорелся, когда его поразили артиллеристы спасательного судна «Рэтлин». Охваченный огнем, он упал в воду в зоне видимости конвоя. Моряки в бинокли разглядели, как из кабины выбрались три человека, надули резиновый плот и забрались на него. Другой немецкий гидросамолет приводнился рядом. Стало ясно, что летчиков пытаются спасти. Британский эсминец устремился ко второму «хейнкелю», обстреливая самолет, вокруг которого поднимались водяные столбы взрывов. Немцы на плоту подплыли к гидросамолету, где им помогли подняться на борт. Летчик запустил двигатели и взлетел. Моряки остались под впечатлением. Уинн написал, что «невозможно было не восхититься этим маневром, хотя и возникло сожаление, что спасся еще один летчик, готовый снова бомбить [конвой]».

Робкая атака гидросамолетов не прошла для конвоя даром. Двое из команды «Рэтлина» были ранены пулеметным огнем, а еще один моряк лишился глаза, когда снаряд разбил стекло в рулевой рубке. Две торпеды пронеслись позади конвоя. Каррауэй, однако, приободрился. «Мы пережили крещение огнем, и дела обстоят неплохо», – записал он в дневнике. Прежние сомнения оставили его. Артиллеристы хорошо проявили себя, хоть и устали от многочасового нахождения у орудий. Когда опасность миновала, они «спали, как дети, где попало: на палубе, возле орудий, в койках, на стульях – повсюду. Один храпел на столе в кают-компании, положив голову на свой пистолет».

Однако Каррауэй разочарованно отметил, что лишь трое гражданских моряков пришли на помощь артиллеристам, помогая тем у орудий и поднося боеприпасы. Среди них был и Джим Норт. На торговых судах часто возникало напряжение между военными и гражданскими моряками, ведь первые получали приказы от своего командования, а вторые – от капитанов. Военные моряки и гражданские добровольцы принадлежали к совершенно разным мирам. Обычно военные моряки считали гражданских лентяями, а гражданские называли военных салагами, одержимыми наведением показного порядка[18]18
  Взаимная неприязнь моряков военного и торгового флотов объяснялась также разницей в оплате их труда. Военным морякам претило, что гражданские с учетом всевозможных надбавок получали значительно больше. Но морякам торгового флота платили лишь за дни, проведенные в море: как только плавание заканчивалось, они теряли заработок, даже если конец плаванию наступал после попадания торпеды посреди океана. В отличие от военных, гражданские моряки платили налог с доходов и не получали государственных льгот. Послевоенные исследования показали, что с учетом всех факторов гражданским и военным морякам платили примерно поровну.


[Закрыть].

На «Айршире», где вся команда подчинялась Гредуэллу, такого разделения не было. И все же поводов для конфликтов хватало. После воздушного налета 28-летний британский матрос Уолтер Джон Бейкер задумался, зачем он вообще рискует жизнью ради Сталина и СССР. Бейкер был бухгалтером и бросил эту работу, чтобы записаться в Королевский флот, хоть и не умел плавать. Он был горд служить своей стране, однако не мог понять, каким образом Англии поможет транспортировка драгоценных военных грузов в СССР. «Мне горько было рисковать своей шкурой ради перевозки грузов русским, ведь мне казалось, что они со своим бандитским правительством ничем не лучше Германии, – писал Бейкер. – Я даже не сомневался, что их методы еще хуже, и считал, что нам просто стоит позволить им [с немцами] разобраться между собой». Он часто спорил с шотландским товарищем по команде, который утверждал, что «Джо Сталин – хороший парень, и русские все делают правильно». А в это время примерно такие же противоречия раздирали Большую тройку.

* * *

Тогда как PQ-17 подходил к острову Медвежий, лидеры Большой тройки были озабочены другими вопросами. 2 июля Черчилль предстал перед парламентом, чтобы выступить в свою защиту перед голосованием о вынесении ему вотума недоверия, назначенным политическими противниками. За два дня ожесточенных дебатов его обвинители припомнили целый ряд поражений Британии, от неудач в Тихом океане и Средиземноморье до падения Тобрука. (Британцы не разделили с Тихоокеанским флотом США победу в битве за Мидуэй.) Противники Черчилля утверждали, что он неудовлетворительно руководит военными действиями и должен передать кому-нибудь часть полномочий. Отправляясь на дебаты, Черчилль понимал, что противники не смогут набрать достаточного числа голосов для вынесения вотума. Используя все свое красноречие, он заявил, что его оппоненты играли в политические игры, пока он проводил важнейшие переговоры с Рузвельтом в Вашингтоне. «Наших американских друзей нельзя назвать ненадежными, – сказал Черчилль. – Они не ждали ни того, что эта война будет короткой или легкой, ни того, что в ходе нее не случится каких-нибудь прискорбных неудач». Голосование по вотуму недоверия завершилось с результатом 475: 25. Рузвельт прислал Черчиллю короткую телеграмму: «Рад за вас».

США все больше вовлекались в участие в войне. Совсем недавно президент приказал американским бомбардировщикам начать дневные налеты на Германию с британских авиабаз, и это не могло не привести к жертвам среди американцев. Вдоль побережья США немецкие подводные лодки каждый день топили торговые суда, а американские ВМС медлили с организацией конвоев для их защиты. Только 2 июля здесь были торпедированы четыре торговых судна. Одна субмарина минировала устье Чесапикского залива и таким образом подорвала два американских танкера, чем нанесла символическую пощечину ВМС США, главная база которых на восточном побережье располагалась в соседнем Норфолке, в штате Вирджиния. В Тихом океане японские войска вторглись на далекие Соломоновы острова, намереваясь построить аэродром на острове Гуадалканал, чтобы контролировать морские пути в Австралию.

Рузвельт планировал провести выходные по случаю Дня независимости в новой загородной резиденции на горе Катоктин на западе Мэриленда, которую он назвал Шангри-Ла (и которую президент Эйзенхауэр переименует в Кэмп-Дэвид в честь своего внука Дэвида Эйзенхауэра). Эта поездка должна была стать рабочим отпуском. Для чтения Рузвельт взял с собой справочник "Jane's Fighting Ships", в котором перечислялись все военные корабли мира. Некоторые из них, пока президент листал книгу, участвовали в драме, которая разворачивалась в Баренцевом море именно с подачи Рузвельта.

Сталин не стал отправлять Черчиллю поздравительных телеграмм. Советского диктатора тревожил надвигающийся кризис на юге. Немцы прорвали оборону в Крыму и взяли Севастополь. Далее они, очевидно, планировали ударить по волжской крепости Сталинграду. Немецкие и советские армии уже стекались к городу в преддверии одного из ключевых – а возможно, даже главного – сражений Второй мировой войны. Так что у лидеров Большой тройки просто не было времени думать о судьбе недавно отправленного арктического конвоя.

* * *

Немцы тем временем продолжали действовать по плану. Около восьми вечера 2 июля «Тирпиц», немецкие крейсеры и эсминцы начали движение вдоль норвежского побережья к исходным позициям операции «Ход конем». Буксиры вывели «Тирпиц» из гавани Тронхейма, а затем он сам пошел по внутреннему фарватеру. 180-метровый линкор скользил по глубоким узким фьордам с кристально чистой водой между скалами, еще припорошенными снегом, – самый мощный боевой корабль мира среди самых живописных пейзажей планеты. Быстрый «Тирпиц» мог развить скорость до 30 узлов, но ему приходилось медленно пробираться по проливам и иногда ненадолго гасить котлы, чтобы беречь топливо. Котлы заново разжигали, когда линкор оказывался в заливах, выходящих в открытое море, где вражеская атака была более вероятна.

С мостика «Тирпица» адмирал Отто Шнивинд руководил всеми военно-морскими этапами операции «Ход конем». Шнивинд ранее занимал должность начальника штаба при гросс-адмирале Редере. Он был подтянутым седеющим мужчиной, подчиненные за глаза называли его Гробовщиком. Шнивинд блестяще справлялся с планированием сложных операций, был решителен и напорист – и даже вывел «Тирпиц» во внутренний фарватер, не дожидаясь официального приказа. Однако становилось все более очевидным, что выполнить поставленные Гитлером условия для участия «Тирпица» в операции будет сложно. Туман и облачность мешали немецким самолетам-разведчикам искать союзные авианосцы. Даже при ясной погоде небо над Арктикой представляло опасность, пилотам часто приходилось пользоваться бетонными и деревянными взлетно-посадочными полосами и летать по узким долинам с сильными боковыми ветрами. Если бы люфтваффе обнаружило авианосец достаточно близко для того, чтобы считать его угрозой «Тирпицу», по приказу Гитлера следовало «обезвредить» вражеский корабль, хотя это было еще сложнее. И все же Шнивинд хотел подготовить «Тирпиц» на случай, если немецкая авиация сумеет справиться с задачей.

Не все немецкие боевые корабли, которые должны были принять участие в операции «Ход конем», сумели пройти по коварному внутреннему фарватеру. «Карманный линкор» «Лютцов» и три эсминца налетели на подводные скалы и вынуждены были вернуться в порт. Однако крейсеры «Хиппер» и «Шеер» и 12 эсминцев добрались до Альтен-фьорда без повреждений. Корабельной огневой мощи для операции «Ход конем» было достаточно. Пока корабли шли в Альтен-фьорд, немецкие бомбардировщики должны были осуществить следующую фазу атаки на конвой PQ-17. И гидросамолеты «Хейнкель-115», которые совершили налет ранее в тот же день, были, пожалуй, самыми безобидными из тех, что готовились к нападению.

Рабочими лошадками немецкой бомбардировочной авиации в Норвегии считались большие и быстрые самолеты «Юнкерс-88», способные нести солидный боезапас и выдерживать плотный огонь противника, «Хейнкели-111» с остекленными носами, которые носились над морем на скорости 350 км/ч, и воющие пикирующие бомбардировщики «Юнкерс-87» с изломанным силуэтом крыла. При налетах немцы использовали самолеты разных типов, чтобы осложнить задачу корабельным зенитчикам. При этом летчикам люфтваффе сильнее досаждал зенитный огонь с боевых кораблей, чем с торговых судов, артиллерийским расчетам которых, как знали немцы, часто не хватало опыта и огневой мощи. С ближайших к Нордкапу авиабаз немецкие бомбардировщики долетали до путей конвоев всего за два часа. Они могли провести бомбардировку, вернуться в Норвегию, чтобы пополнить запас боеприпасов и топлива, и снова отправиться в боевой вылет, не дав торговым судам продвинуться даже на 150 км.

* * *

Ранним утром 3 июля конвой PQ-17 встретился с небольшими айсбергами. «У них красивый цвет, – писал Каррауэй. – Смешение синих, зеленых и белых штрихов рождает совершенство. Айсберги плывут в спокойных холодных водах, обточенные волнами и ветром, они обладают невероятной гладкостью». Красота Арктики была ослепительной, и моряки восхищались ею, даже когда она им угрожала. Вскоре суда пошли среди ледяных глыб, превосходящих корабли размерами. «Мы видели великолепные айсберги и белых медведей, которые нежились на солнышке на льдинах, безмолвно проплывающих мимо, как гигантские водяные лилии», – вспоминал офицер британского корабля сопровождения. Затем айсберги сменились огромным полем блинчатого льда – небольших закругленных фрагментов тающих льдин.

Вслед за блинчатым льдом конвой преодолел массу дрейфующих обломков – «фрагментов реек, мебели, шпангоутов и всевозможных останков погибших в прошлых конвоях кораблей». Среди обломков был и огромный бомбардировщик, вмерзший в лед. Зрелище было таким печальным, что никто не стал его обсуждать. Позже сквозь просвет в клубящемся тумане показались подводная лодка и немецкий гидросамолет, которые стояли рядом друг с другом на спокойной поверхности моря, словно на пикнике. Не успели поднять тревогу, как туман сомкнулся вновь. Некоторые моряки слушали ежедневные радиопередачи нацистского пропагандиста Лорда Хо-Хо, который дразнил союзников своим носовым произношением, характерным для выходцев из британского высшего общества. Моряки удивились, когда Лорд Хо-Хо обратился к ним и заявил, что на следующий день – 4 июля, День независимости США, – немцы порадуют конвой PQ-17 «настоящей феерией фейерверков».

Каррауэй начинал задумываться, куда пропали все большие корабли эскорта. Другие члены команды «Трубадура» раз-другой сквозь туман успели разглядеть на горизонте крейсеры, но Каррауэю это никак не удавалось. Постоянно он видел лишь один корабль сопровождения – «Айршир», который шел возле гробового угла. Каррауэй считал траулер «древним», но испытывал к нему некоторую симпатию и в своем дневнике называл товарищем. «Он не особо мог нас защитить, – писал Каррауэй об «Айршире», – [но] поднимал нам настроение». Более обнадеживающим Каррауэю казался туман. «Спасибо, Господи, за прекрасный, бледный, мглистый, густой, как гороховый суп, одинокий, непроницаемый туман!» – писал он. В липких объятиях тумана Каррауэй ощущал такое спокойствие, что даже позволил себе впервые за несколько дней помыться и надеть чистую форму. Затем он улегся на койку и крепко проспал шесть часов.

3 июля в 14:30 пилот британского истребителя «спитфайр», пролетая над норвежским Тронхеймом, посмотрел на стоянку «Тирпица» и обнаружил, что линкора там нет. Пилот сообщил об этом по радиосвязи и переполошил Адмиралтейство. Вскоре после этого британские дешифровщики в Блетчли-парке прочитали закодированное немецкое сообщение о том, что тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер», который обычно стоял на якоре в Тронхейме, прибыл в Альтен-фьорд. Сопоставив два факта, можно было предположить, что немецкие боевые корабли идут на перехват конвоя PQ-17. Но других сведений не поступало, а расшифрованное сообщение было отправлено несколько часов назад.

Немцы кодировали секретные донесения при помощи шифровальной машины «Энигма», которая позволяла передающей стороне набрать сообщение на специальной пишущей машинке, превратив его в код, а принимающей стороне – расшифровать его. Британцы взломали шифр «Энигмы», но немцы упрямо полагали, что их система кодирования неуязвима. В качестве меры предосторожности они меняли настройки «Энигмы» каждый день в 12:00. Всякий раз после этого британцам приходилось заново взламывать шифр, на что порой уходило до девяти часов. Происходящая в результате задержка между перехватом и чтением сообщений иногда создавала проблемы для союзников. Для конвоя PQ-17 она стала губительной.

Поздно вечером 3 июля Сальвесен сообщил команде «Трубадура», что конвой проходит мимо острова Медвежий. Каррауэй и некоторые его товарищи надели самую теплую одежду и вышли на палубу, надеясь разглядеть остров в холодном тумане. По общему мнению, Медвежий был унылым клочком каменистой земли, окруженным крутыми утесами и омываемым волнами. Медвежьим остров назвал исследователь XVI века Виллем Баренц, у которого там состоялась опасная встреча с белым медведем. В истории конвоя PQ-17 Медвежий стал последней вехой на границе между нейтральными и вражескими водами. И остров, скорее всего, был последней сушей, которую морякам предстояло увидеть до прибытия в Советский Союз. Возможно, он был также последней сушей, которую им предстояло увидеть вообще. Некоторые моряки утверждали, что различают его темный силуэт, но Каррауэй ничего не заметил, как ни вглядывался во мглу.

Глава 5
Фейерверки

День независимости конвой PQ-17 отмечал, находясь в семи днях пути от Хваль-фьорда и в восьми – от Архангельска. Он пересекал одну полосу тумана за другой. Термометр показывал –16 ℃, но казалось, что на самом деле холоднее. Туман приглушал все звуки, кроме гудения судовых трюмных помп и постукивания паровых труб, однако этот шум экипажи давно перестали слышать. Никто из моряков не мог заснуть или хотя бы расслабиться. Остров Медвежий остался позади, и все понимали, что теперь на конвой могут напасть в любую секунду. С. Дж. Флаэрти так описал настроения на борту транспорта «Джон Уизерспун»: «Все делают свою работу, наблюдая и выжидая; разговоров мало. Чувствуется напряжение – как у загнанного в угол зверя, который затихает перед нападением». Если кто-то и пытался заснуть, то ложился в одежде, не снимая громоздкого бушлата, резиновых сапог, надувного спасательного жилета и толстого пробкового спасательного пояса. Готовность мириться с дискомфортом, как выразился один матрос, «могла стать вопросом жизни и смерти».

В два часа ночи немецкий торпедоносец, как призрак, возник из тумана и пролетел прямо над «Трубадуром». Возможно, летчик удивился не меньше, чем люди на судне. Самолет ушел в сторону. Каррауэй и его подчиненные встали к орудиям, всматриваясь в серую пустоту и гадая, не вернется ли самолет с другой стороны. Прошел час, затем два, три… С противоположной стороны конвоя в тумане образовался просвет, куда нырнул гидросамолет «Хейнкель-115». Летчик выключил двигатели, чтобы тихо подобраться к конвою. Самолет спланировал вдоль крайней правой колонны судов на мачтовой высоте и сбросил две торпеды. Затем двигатели «хейнкеля» снова загудели, он взмыл в небо и был таков.

Заметить торпеды в прозрачной воде было несложно. Воздушные торпеды меньше и слабее тех, что запускаются с подводных лодок, но они все равно могли потопить корабли. Такие торпеды часто падали камнем в воду, а затем ускорялись благодаря работе своих небольших двигателей. Сброшенные «хейнкелем» снаряды устремились прямиком к одному из кораблей ПВО, однако он сумел от них увернуться. Торпеды пошли дальше, к невезучему транспорту «Карлтон», который в третий раз пытался дойти до СССР. Впередсмотрящие на «Карлтоне» заметили угрозу и крикнули рулевому, чтобы он разворачивался. Старый транспорт едва справился с задачей, пытаясь уклониться от торпед. Одна из них ушла в море, не причинив ущерба. Другая пересекла строй конвоя по диагонали и устремилась к правому борту «Кристофера Ньюпорта», первого судна в восьмой колонне.

Экипаж транспорта успел это заметить. Артиллерист Хью Патрик Райт обрушил на торпеду шквал огня из пулемета 30-го калибра. Казалось, пули летели в цель, но отскакивали от воды или от торпеды – она не останавливалась. Товарищи, которые подносили Райту боеприпасы, развернулись и бросились бежать, крича Райту, чтобы тоже уносил ноги. В той части судна наутек пустились все, кроме Райта. «Он продолжал стрелять и заряжать [новые ленты], как только кончались старые, – вспоминал его командир. – Понимая, что это бесполезно, Райт все-таки не прекращал огонь, пока торпеда не исчезла под шлюпками, закрепленными у правого борта. ‹…› Райт стрелял очень точно и сохранял хладнокровие, направляя непрерывный поток проклятий в адрес своей "чертовой пушки"».

Когда торпеда скрылась под судном, на мгновение воцарилась тишина. Затем «Кристофер Ньюпорт» сотряс мощный взрыв. Райта отбросило от пулемета на палубу двумя уровнями ниже, он упал и остался лежать без движения. Другого артиллериста, Пола Уэбба, «как тряпичную куклу», швырнуло на дымовую трубу корабля: Уэбб в тот момент стоял у своего заклинившего орудия и пытался заставить его стрелять. Поврежденный «Кристофер Ньюпорт» сильно отклонился вправо, и следующим за ним судам пришлось маневрировать, чтобы избежать столкновения.

Торпеда угодила в машинное отделение, пробила корпус, расколола паропроводы и парализовала судно. Сквозь пробоину внутрь хлынула ледяная морская вода, которая закружилась водоворотами у раскаленных котлов. Когда котлы взорвались, погибли все три члена экипажа, которые несли дежурство в машинном отделении. Внезапная смерть там была обычным делом для подводной войны. Трудившиеся в машинном отделении моряки не знали о том, что происходит снаружи. Они понятия не имели, что судно атакуют, пока торпеда не прерывала их работу. Если же моряки выживали при взрыве, им приходилось карабкаться на главную палубу по лестницам в клубах пара и потоках морской воды.

Попавшая в «Кристофер Ньюпорт» торпеда вызвала пожар в грузовых трюмах, где находилось 200 тонн тротила. Капитан приказал экипажу покинуть судно. Остальные участники PQ-17 уже ушли вперед, как всегда делалось в конвоях, когда транспорт тонул, отставал или оказывался поврежден. Остановившись для оказания помощи, любой рисковал стать следующей жертвой. Моряки на судах, которые шли рядом с торпедированным «Кристофером Ньюпортом», вышли на холод, чтобы бросить на него последний взгляд. Большинство из них никогда прежде не видели, как тонет пароход. Стоя на палубе «Трубадура» на противоположной стороне конвоя, Каррауэй спутал тонущее судно с «Бенджамином Харрисоном», где служил другой его приятель из Службы вооружений морского транспорта. Теперь Каррауэй тревожился уже за двух своих друзей.

Оставление экипажем «Кристофера Ньюпорта» прошло гладко. Упрямого артиллериста Райта привели в чувство, после чего помогли ему сесть в шлюпку. У Райта сильно болела голова и была вывихнута лодыжка. Спасательное судно «Замалек» подошло к шлюпкам и приняло на борт его и 46 других выживших. Райт немедленно вызвался помочь расчетам зенитных орудий «Замалека». Большинство спасенных даже не промочили ног. Погибли лишь те трое несчастных в машинном отделении – они и стали первыми жертвами конвоя PQ-17. Капитан «Кристофера Ньюпорта» принес на борт «Замалека» револьвер, заявив, что нуждается в нем, чтобы держать в узде чернокожих моряков своей команды. Его спасители настояли, чтобы капитан передал револьвер им. А «Кристофер Ньюпорт» остался на плаву позади конвоя. На его главной палубе стояли американские танки, грузовики и упакованные самолеты. Очевидно, пожар потух, не добравшись до тротилового груза.

Отстав от конвоя, траулер «Айршир» поспешно догонял суда, когда поравнялся с покинутым и накренившимся «Кристофером Ньюпортом». Лейтенант Лео Гредуэлл сказал, что стоило бы подняться на борт и забрать часть особо ценного груза. Команда «Айршира» вздохнула с облегчением, когда лейтенант все-таки решил не отклоняться от курса и повел траулер далее вслед за конвоем. «Айршир» и так искушал судьбу, отставая от всех. Он миновал две британские подводные лодки, которые отправили назад, чтобы они попытались потопить «Кристофер Ньюпорт» и устранить тем самым опасность для будущих конвоев. На других кораблях сопровождения PQ-17 молодые офицеры достали схемы ордера конвоя и поставили крест на месте «Кристофера Ньюпорта».

Моряки слышали гул немецкой авиации, но в густом тумане самолеты были не видны с судов, а суда – с самолетов. Некоторые немецкие летчики вслепую сбрасывали бомбы сквозь мглу, надеясь попасть на удачу. И пусть удача им не сопутствовала, эти бессистемные бомбардировки нервировали моряков. Внезапно появляясь из клубящегося серого тумана, бомбы с плеском падали в море, словно их, как молнии, метали с неба разгневанные боги. Одна такая бомба едва не попала в британский корвет, две другие упали по обе стороны от транспорта «Вашингтон», но вреда ему не причинили. На «Айронклэде» лейтенант Уильям Картер успокаивал себя, повторяя, что вероятность попадания невелика: «Если смотреть на это с математической точки зрения, площадь поверхности воды в границах конвоя гораздо больше, чем площадь поверхности судов, в которые могут попасть бомбы». И все же, продолжал он, «лично мне еще не приходилось сталкиваться ни с чем страшнее этого "синдрома бомб в тумане". Особенно жуткими их, пожалуй, делала призрачность».

Как и Говард Каррауэй, Картер с самого поступления на флот гадал, как отреагирует на первую реальную опасность. Теперь он знал ответ. «Я с облегчением обнаружил, что не чувствовал страха во время налета, – писал он. – Я был слишком занят. Разум включился и стал на головокружительной скорости решать задачи, оттесняя все прочее на задний план». Когда опасность миновала, Картер заново прокрутил события у себя в голове, «словно побывал в кино и посмотрел, как все это происходило с другим человеком». Затем, поблагодарив Бога за спасение, он стал размышлять «о том, что может случиться дальше, и прикидывать, возможно ли что-нибудь сделать для подготовки к этому».

Не все моряки «Айронклэда» умели претворять страх в конструктивные действия. Товарищи Картера привели его к матросу, который, как они считали, «слетел с катушек». Первый воздушный налет так потряс беднягу, что он перестал нести вахту и исполнять другие обязанности – просто сидел на стуле возле камбуза. Картер не смог убедить матроса вернуться к работе и понятия не имел, как с ним поступить. Весь «Айронклэд» был на нервах. Старший механик заглянул в каюту к Картеру и сказал, что капитану надоело, что Картер при каждом намеке на воздушный налет объявляет на судне боевую тревогу, вынуждая всю команду собираться у шлюпок. Картер максимально дипломатично ответил, что имеет право бить тревогу при любой необходимости.

Туманная бомбардировка продолжалась примерно час, после чего гул самолетов стих. Над PQ-17 продолжала кружить лишь «Селедка» – она, по сути, уже стала частью конвоя. В какой-то момент, как вспоминают несколько очевидцев, матросы с одного судна показали немецкому летчику, что у них уже началось головокружение от наблюдения за ним. Они «попросили» летчика на некоторое время сменить направление полета – тот знáком ответил: «Рад служить!» И «Селедка» полетела в обратную сторону. В другой раз «Селедка» дала пулеметную очередь в воздух возле «Айршира», когда траулер снова начал отставать от конвоя. Казалось, летчик не пытался попасть в «Айршир», а только хотел подогнать его поближе к другим судам, чтобы ему не приходилось нарезать такие большие круги. Подобные взаимодействия с летчиком не умаляли враждебности Каррауэя по отношению к «проклятой "Селедке"». Он по-прежнему надеялся, что летчик потеряет бдительность и окажется в пределах досягаемости корабельных орудий.

В восемь утра 4 июля американские суда конвоя PQ-17 одновременно спустили свои флаги. Некоторые британские моряки подумали, что янки признали себя побежденными и решили сдаться. «Позорники трусливые!» – крикнул британский матрос с одного из кораблей ПВО. Но американцы и не думали сдаваться. Они меняли грязные, потрепанные ветрами звездно-полосатые флаги на новые, в честь Дня независимости, который собирались отметить в 1300 км от Северного полюса, перевозя вооружение в СССР. Хотя идущий под панамским флагом «Трубадур» не поднял американский флаг, норвежский капитан Сальвесен пригласил Каррауэя в свою каюту, чтобы в честь праздника выпить «капельку» шотландского виски. Американская демонстрация патриотизма произвела впечатление на британцев. «Это стало великолепным проявлением мужества перед лицом врага, – вспоминали Пол Лунд и Гарри Ладлэм. – С некоторых американских судов доносилась громкая музыка, матросы танцевали на палубе». Годфри Уинн пытался представить, как американцы воспринимали конвой PQ-17: «Они гораздо дальше нас ушли от дома, на их судах, в отличие от наших, нет серьезного вооружения, для многих из них это первое плавание во вражеских водах, к тому же они находятся в море на несколько недель дольше нашего, а обстановка стремительно ухудшается».

Невидимые конвою, большие британские и американские военные корабли в составе крейсерского и дальнего прикрытия обменялись праздничными приветствиями. Капитан британского крейсера «Норфолк» при этом отметил: «США – единственная страна с известной датой рождения». Капитан американского корабля пошутил, что Англии, как матери Америки, следует 4 июля отмечать День матери. Он добавил, что американцы любят пускать фейерверки в честь этого праздника, и сказал: «Полагаю, вы нас не разочаруете». Адмирал Л. Г. К. Гамильтон, командующий крейсерским соединением, также поздравил американцев: «Это честь для всех нас – быть вместе с вами, и я желаю вам отличной охоты».

Несмотря на то что настроение моряков было праздничным, люди, ответственные за проводку конвоя PQ-17, пребывали в замешательстве и волновались все сильнее. В Лондоне Адмиралтейство не получало никаких новых сведений о местоположении «Тирпица» с того момента, как он исчез со своей стоянки в Тронхейме. Туман и облачность затрудняли воздушную разведку. Адмирал сэр Дадли Паунд – он, как Первый морской лорд, был старше всех по званию в Британском адмиралтействе – отправил адмиралу Гамильтону сообщение, в котором разрешил крейсерскому соединению при необходимости задержаться с конвоем подольше, вместо того чтобы лечь на обратный курс у острова Медвежий ради собственной безопасности, как планировалось изначально.

Каждая минута, проведенная крейсерами рядом с конвоем, повышала вероятность их гибели при столкновении с «Тирпицем» или даже с бомбардировщиками и подводными лодками, которые уже кружили возле PQ-17. Позволив Гамильтону продолжить сопровождение конвоя, Паунд рисковал. К тому же он действовал через голову адмирала Тови, который был непосредственным начальником Гамильтона. Тови, командующий флотом метрополии, рассвирепел, увидев сообщение Паунда: он хотел незамедлительно увести крейсеры от конвоя. Он быстро дал Гамильтону приказ разворачивать крейсеры, как только суда окажутся в 250 км восточнее Медвежьего, если только к тому моменту не станет совершенно очевидно, что «Тирпиц» не собирается их атаковать.

Полученные Гамильтоном сообщения от Паунда и Тови не противоречили друг другу, но доказывали, что руководство Британского адмиралтейства не может решить, что больше нуждается в защите от «злого и страшного серого волка» – конвой или эскорт. Гамильтон оказался в неловком положении. Он сообщил Паунду и Тови, что заправит свои крейсеры с британского танкера-заправщика «Олдерсдейл», который шел в центре ордера PQ-17. Возможно, Гамильтон полагал, что дозаправка даст британцам время обнаружить «Тирпиц» и позволит двум его командирам согласовать приказы.

Немцы понимали немногим больше, но они по крайней мере знали, где находится «Тирпиц»: стоит на якоре в Альтен-фьорде, заняв исходную позицию для запланированного удара по конвою. Из Альтен-фьорда «Тирпиц» мог дойти до конвоя примерно за десять часов. Но немецкие самолеты-разведчики предоставляли разные сведения о присутствии авианосца в союзном эскорте. Рапорт одного летчика заставил немцев гадать, нет ли в этом районе сразу двух авианосцев союзников. Пока эти противоречия оставались неразрешенными, «Тирпиц» не трогался с места. Гросс-адмирал Редер пытался связаться с Гитлером, чтобы проинформировать его, как развиваются события, но ему сказали, что фюрер «недоступен». Это был не слишком хороший знак для операции «Ход конем».