Текст книги "Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой"

Между тем немецким бомбардировочным эскадрильям в Норвегии не было нужды ждать. Раньше они терроризировали арктические конвои и без помощи «Тирпица». Командующий люфтваффе Герман Геринг рад был перещеголять гросс-адмирала Редера и немецкий ВМФ. Пока люфтваффе лишь прощупало конвой PQ-17. Настало время для мощного удара с воздуха. 4 июля незадолго до часа дня группа бомбардировщиков «Юнкерс-88» вылетела с авиабазы в Бардуфоссе неподалеку от Нордкапа. Затем настал черед бомбардировщиков «Хейнкель-111», остекленные носы которых были хорошо знакомы всем пережившим бомбардировки Лондона. Для задачи по уничтожению арктических конвоев эти самолеты модернизировали, превратив в торпедоносцы. Они с ревом пролетели над норвежской тундрой, миновали Нордкап и оказались над Баренцевым морем, где между ними и Северным полюсом не было ничего и никого, кроме PQ-17.

«Юнкерсы» добрались до конвоя первыми. Они имели задачу пролететь над судами на большой высоте и отвлечь внимание их зенитных расчетов. Моряки заметили «юнкерсы», но к тому времени, как самолеты достигли конвоя, их скрыли облака. Повсюду слышался гул бомбардировщиков. Суда открыли мощный зенитный огонь. «Юнкерсы» быстро улетели, небо на юге прояснилось. На горизонте моряки увидели скопление маленьких черных точек, которые, покачиваясь, приближались к ним. «Небольшие быстрые букашки летели прямо над водой» – так выразился один из очевидцев. Картеру казалось, что к конвою слетаются все немецкие бомбардировщики из Норвегии. Слабое шмелиное жужжание двигателей сменилось гудением. Черные точки оказались торпедоносцами «Хейнкель-111». Траулер сигнализировал о приближении восьми самолетов, затем их число стремительно увеличилось до десяти, а затем и до двадцати. На самом деле к конвою PQ-17 летели 23 торпедоносца, на держателях которых было закреплено по две торпеды. Корабельные зенитчики встали к орудиям, ожидая приближения самолетов. По громкоговорителям, установленным на кораблях сопровождения, был передан приказ «занять боевые посты». Коммодор Даудинг задумался, не лучше ли конвою резко сменить курс, чтобы попытаться запутать немецких летчиков. Но для маневров было уже слишком поздно.

«Хейнкели» разделились на две группы. Десять самолетов подлетели к конвою с правого переднего угла, а остальные 13, описав круг, зашли сзади. Самолеты из первой группы выбрали самый неудачный момент для авиаудара. Они появились ровно в ту минуту, когда один из боевых кораблей крейсерского соединения, американский эсминец «Уэйнрайт», завершил дозаправку у танкера. В обычное время он находился на расстоянии многих километров от транспортов. Эсминец дал всем бортом оглушительный залп из своих 5-дюймовых орудий по приближающимся самолетам. На мгновение он исчез в облаке собственного порохового дыма, и морякам торговых судов даже показалось, что «Уэйнрайт» взорвался. Ясное небо перед бомбардировщиками рассыпалось градом шрапнели. Большинство «хейнкелей» раньше времени сбросили торпеды и улетели. Атаку не прервал лишь один самолет. Он сбросил смертельный груз в тот момент, когда один из снарядов с «Уэйнрайта» поджег его фюзеляж. Эсминец уклонился от обстрела, а горящий «хейнкель» упал в Баренцево море.

«Уэйнрайт» повернул обратно к конвою и прошел рядом с «Трубадуром», где артиллеристы транспорта встретили его ликованием и замахали руками, «как школьники на футбольном матче», по словам Каррауэя. Корабельный радист чуть не пустился в пляс, «счастливый, как мальчишка, которому купили первые длинные штаны. Если это и была война, то она пришлась ему по душе!» С одного из кораблей ПВО «Уэйнрайту» отправили сообщение, в котором поздравили экипаж эсминца, добавив: «Вот и фейерверки, о которых мы говорили». Но фейерверки на этом не закончились. Как только суда вышли из тумана на яркое солнце, другие 13 «хейнкелей» подлетели к конвою сзади.

Эскадрильей «хейнкелей» командовал лейтенант Конрад Хеннеманн, восходящая звезда люфтваффе. Он недавно удостоился личной благодарности Геринга за то, что потопил торговые суда союзников с 50 000 тонн груза. Казалось, Хеннеманн хочет улучшить свой результат любой ценой. Он направил самолет прямо к центру конвоя, летел на высоте мачт и обстреливал палубы из пулеметов. К нему повернулись десятки корабельных орудий, включая башню танка, стоявшего на палубе «Трубадура». Джим Норт наблюдал за тем, как танк стреляет по самолету. Снаряды, похоже, не попадали в цель, но Норту показалось, что самолет слегка покачнулся, словно летчик не ожидал быть обстрелянным танком посреди океана.

Как только «хейнкель» сбросил торпеды, Норт увидел красное свечение в передней части самолета. Вскоре показались языки пламени. Под градом зенитного огня «хейнкель» пролетел над передней частью конвоя и упал в море. Когда конвой добрался до места крушения, от самолета не осталось ничего, кроме масляного пятна с маленьким огоньком посередине. У Хеннеманна не было шанса спастись. «Очень смелый человек, – отметил коммодор Даудинг. – Огонь был таким плотным, что в летчика, должно быть, попало все что только можно». Хеннеманн был посмертно награжден Рыцарским крестом.

Одна из торпед Хеннеманна прошла совсем близко от американского транспорта «Беллингхэм», второго судна в четвертой колонне, и устремилась в море. Другая попала в британский транспорт «Наварино», ударив его прямо под мостиком. «Наварино» содрогнулся и снизил скорость. «Беллингхэму», который шел за ним, пришлось отклониться в сторону, чтобы избежать столкновения. Некоторые моряки с «Наварино» запаниковали и спустили шлюпки на воду, когда судно еще не остановилось. Две шлюпки перевернулись. Другие члены команды стали прыгать за борт, мимо них с обеих сторон проходили суда. Один из очутившихся в море оптимистично крикнул: «Вперед, в Москву! Увидимся в России!» Не теряя времени, спасательные суда подошли к тонущему «Наварино», чтобы не дать людям погибнуть в ледяной воде. Спасатели вытащили одного моряка, но решили, что он уже мертв: его тело обмякло, а открытые глаза смотрели невидящим взглядом. Однако когда «мертвеца» бросили обратно в море, он издал слабый стон, и спасатели поспешили снова поднять его на борт. Остаток плавания этот член экипажа провел в котельной – самом теплом месте, какое смог найти. Еще десять человек спаслись с «Наварино» на плоту и теперь с тревогой наблюдали, как другие суда PQ-17 скрываются из виду. «Горизонт опустел, а мы остались посреди Северного Ледовитого океана, – вспоминал один из них. – Опасались, что в конвое решат, будто мы ушли на дно вместе с кораблем». Одно из спасательных судов в конце концов вернулось за ними. На транспорте «Наварино» погиб лишь один человек – молодой кочегар, который, как и погибшие на «Кристофере Ньюпорте», нес вахту в машинном отделении.

Между тем другие немецкие пилоты взяли пример с Хеннеманна и полетели к центру конвоя на небольшой высоте. Моряков поразил вид немецких бомбардировщиков, которые проносились мимо на уровне глаз, так что можно было заглянуть к ним в кабину: самолеты были 16,5 м длиной, а размах их крыльев составлял 22,5 м. Орудия оглушительно грохотали. Некоторые корабельные артиллеристы, целясь в низко летящие самолеты, попадали в другие суда. Один из подчиненных Картера на «Айронклэде» случайно выстрелил в танкер, хотя потом и утверждал: «Я не сильно его повредил». «Айронклэд», в свою очередь, пострадал от другого судна – возможно, «Трубадура». Коммодор Даудинг впоследствии отметил, что американские расчеты продолжали палить, пуская драгоценные боеприпасы в воздух, даже когда самолеты уже миновали их. «Американские моряки не имеют достаточного опыта в таких делах», – добавил Даудинг.

Каррауэй вел огонь из пулемета 30-го калибра, одного из установленных на «Трубадуре». Впрочем, как он и подозревал, этому оружию недоставало огневой мощи, чтобы сбивать самолеты, и его пули просто отскакивали от цели. На «Трубадуре» царил хаос. «Все [члены] команды… бегали по палубе, крича и вопя на всех своих сорока языках. Одетые в тяжелую арктическую одежду, громоздкие спасательные жилеты, нелепые шлемы для защиты от осколков и противогазы, они напоминали демонов или дикарей и были совершенно сбиты с толку», – написал Каррауэй. Однако, подняв глаза, он увидел на мостике Сальвесена, который стоял «спокойный, как дуб, среди всей этой неразберихи». «В тот момент я гордился капитаном», – отметил энсин.

«Хейнкель» пролетел так низко над «Трубадуром», что моряки почувствовали вонь его выхлопных газов. Каррауэй с ужасом увидел, как торпеда понеслась по воде прямо к носу корабля. «Колени у меня подогнулись, сердце чуть не выпрыгнуло из груди, кровь в жилах обратилась в воду, и меня сковал страх», – написал он Авис. Каррауэй подумал о людях, которым приказал занять места в танке. Если корабль пойдет ко дну, они вряд ли сумеют выбраться. Он бросился к танку «и бежал в этой тяжелой одежде и сапогах так быстро, как, пожалуй, ни разу не бегал на тренировках», крича своим подчиненным: «Спасайтесь! Торпеда!»

Не только Каррауэй заметил приближение торпеды. Джим Норт, бывший впередсмотрящим на носу «Трубадура», крикнул, указав на нее рукой. Сальвесен скомандовал рулевому: «Лево на борт, полный ход!» Торпеда прошла под судном точно под Нортом. Ожидая взрыва, он сбежал, спотыкаясь, по лестнице на нижнюю палубу. Резиновые сапоги скользили на ступеньках, и даже спустя десятилетия сердце Норта сбивалось с ритма, стоило ему поскользнуться, пусть даже у себя дома, на натертом полу. Торпеда не взорвалась. Она вынырнула из воды по другую сторону от судна, отошла от него метров на тридцать, а затем развернулась и устремилась обратно к левому борту «Трубадура», где находился Норт. Казалось, торпеда преследовала его по всему кораблю. Зенитные расчеты стреляли по ней из пулеметов, но все было тщетно. Моряки ругали торпеду по-испански и по-португальски: «Пошла прочь!» Прямо перед судном она внезапно остановилась и затонула. Команда смотрела на то место, где торпеда ушла под воду, словно ожидая, что она всплывет и атакует судно в третий раз, но этого не произошло. Один за другим моряки падали на палубу «Трубадура» и благодарили Всевышнего. «Вы видели? Вы это видели? – кричал капитан. – Не говорите никому, никто вам не поверит». В этот момент Норт решил, что Бог не уготовил ему гибель в конвое PQ-17. И все же его колотила такая дрожь, что не получалось поджечь сигарету даже длинной спичкой.

Затем Норт услышал приглушенный рев – это был торпедирован транспорт «Уильям Хупер», который шел в проклятом гробовом углу рядом с «Трубадуром» и следом за «Айронклэдом». Норт ошеломленно наблюдал, как, казалось, все машинное отделение вылетело в дымовую трубу транспорта горячей огненной массой. «Хупера» объяло пламя. Некоторые члены команды прыгнули за борт, прежде чем капитан отдал приказ покинуть судно. Капитану пришлось лично перекрыть матросам путь к оставшимся шлюпкам. Он крикнул им: «Если спустить шлюпку на воду, не дождавшись остановки судна, шлюпка перевернется». Экипаж отступил. Зенитчики продолжали стрелять по бомбардировщикам и попали в один из них. Но этим было не спасти ни «Уильяма Хупера», ни 8600 тонн военных грузов у него на борту. Капитан приказал экипажу покинуть транспорт, моряки заняли три шлюпки и два плота. На «Хупере» погибло только трое – как и на «Кристофере Ньюпорте» и «Наварино», жертвами стали люди, работавшие в машинном отделении.

Спасательные суда «Замалек» и «Рэтлин» подобрали выживших со шлюпок и плотов. Молодой филиппинский матрос с «Хупера» утверждал, что взрывом его подбросило так высоко, что «Хейнкель-111» пролетел под ним. Спасательные суда занимались чрезвычайно опасным делом: чтобы вызволять моряков с затонувших судов, им приходилось останавливаться позади конвоя, где немецкие подлодки ждали отстающих. Со спасательных судов сбрасывали сети, чтобы люди, которых еще не покинули силы, могли самостоятельно забраться на борт, а моторные шлюпки подбирали тех, кто слишком ослабел или получил травму. Иногда тела были такими скользкими, что их подолгу не получалось втащить в шлюпку. Наглотавшись мазута, спасенные порой умирали от действия токсинов через несколько часов, дней и даже лет после спасения в море. В моторных шлюпках сидели пловцы-спасатели, которые доставали из воды беспомощных людей. Пловец-спасатель с «Рэтлина», который до войны был чемпионом по плаванию, никогда не нырял в воду без ножа – чтобы защититься, если тонущий впадет в истерику. Судовые врачи на спасательных судах проводили сложные медицинские операции в разгар воздушных налетов. Врач «Замалека» едва закончил оперировать артиллериста, который лишился глаза накануне, когда судно начало подбирать выживших с «Уильяма Хупера».

Как правило, люди полностью выздоравливали, если провели в ледяной воде не более 20 минут, но в иных случаях никаких гарантий не было. Британский писатель Пол Кемп так описывал неотложную помощь морякам, полузамерзшим в арктических водах и пребывавшим в полуобморочном состоянии:

Их поднимали на борт, раздевали и закутывали в теплые одеяла. Немедленно начинали делать искусственное дыхание и внутримышечно вводили камфору в масле. Рты, ноздри и глаза аккуратно промывались от мазута. Как только дыхание выравнивалось, пациента больше не трогали, пока не появлялся пульс и не начинали сокращаться зрачки. После этого наступал длительный приступ дрожи, а затем возвращалось сознание. Далее пациента перекладывали на теплую койку, где его при необходимости погружали в сон при помощи морфина.

Если за 48 часов человек не выздоравливал, ему приходилось еще долго лечиться от переохлаждения. Бывали и более серьезные случаи. При сильном обморожении могла развиться гангрена, приводившая к ампутации конечностей. Американский матрос в Архангельске вспоминал, как зашел в стоящее рядом с больницей здание, где примерно 20 моряков «лежали в маленькой комнате с земляным полом. Их корабли были торпедированы, и они получили сильное обморожение, оказавшись в ледяной воде за бортом шлюпок. У одного парня не было ноги, у другого – обеих ног».

Пока спасательные суда подбирали выживших с «Уильяма Хупера», Гредуэлл приказал «Айрширу» отстать от конвоя, чтобы защитить спасателей. Траулер также поднял из воды шестерых моряков. Немецкие самолеты сбрасывали торпеды, целясь в «Айршир». В какой-то момент рулевому траулера пришлось выписать зигзаг, чтобы уйти от торпед, которые приближались к нему сразу с двух сторон. «Несмотря на все попытки увернуться, одна (торпеда) прошла так близко к левому борту "Айршира", что я смог без очков прочесть название ее производителя, – сообщал потом старпом Ричард Элсден. – Несколько минут [ситуация] была весьма паршивой». Гредуэлл реагировал спокойно. В разгар воздушного налета «Айршир» прошел мимо британского корвета, и Гредуэлл небрежно крикнул офицеру с большого корабля: «Ну, как вам на службе?» Офицер сказал, что не готов к ответу.

Торпеда попала в советский танкер «Азербайджан», где служила светловолосая женщина-боцман, на которую моряки не могли наглядеться в Хваль-фьорде. «Судно сильно вздрогнуло, – вспоминал капитан танкера В. Н. Изотов, – послышался сильный взрыв, вся кормовая часть судна от грот-мачты скрылась за массой масла и дизтоплива, взлетевшего вверх огромным столбом выше мачты». Это взорвался дополнительный топливный бак танкера. Моряки с соседних судов решили, что «Азербайджан» погиб, но танкер остался на плаву, хотя за ним и тянулись клубы дыма и языки пламени. «Азербайджан» покинул строй, едва не столкнувшись с британским транспортом «Эмпайр Тайд»: тот чудом избежал аварии накануне, когда строй таким же образом покидал торпедированный «Кристофер Ньюпорт». Изотов лично возглавил борьбу с огнем. Восемь русских прыгнули в воду с кормовой части танкера, чтобы спастись от пламени. Их подобрало одно из спасательных судов, которое затем подняло на борт и девятого моряка, прыгнувшего следом за товарищами. Девятый назвался комиссаром, а следовательно, был глазами и ушами Коммунистической партии на танкере. Комиссар потребовал, чтобы восьмерых моряков, прыгнувших за борт раньше него, немедленно вернули на «Азербайджан». Капитан спасательного судна отказался выполнить его просьбу: одному из советских моряков уже лечили серьезную травму ноги. «Азербайджан» на всякий случай спустил шлюпки, еще четверо членов команды сели в одну из них и поплыли прочь. Капитан крикнул, чтобы они возвращались, а его помощник выстрелил из винтовки, целясь повыше шлюпки. Так он пытался привлечь внимание спасающихся и, возможно, предупредить, что застрелит их, если они не вернутся на судно. Шлюпка возвратилась к «Азербайджану»[19]19
  История с «комиссаром» излагается зарубежными авторами по-разному. Д. Ирвинг писал, что после торпедирования «Азербайджана» за его кормой в воде оказалось семь русских артиллеристов, вероятно выброшенных за борт взрывом. Затем Ирвинг указывает, что с танкера в воду спрыгнул восьмой русский, которого он назвал «офицером ОГПУ» за то, что тот потребовал вернуть его и его товарищей обратно на советское судно. П. Лунд и Г. Ладлэм в своей книге указывают, что с танкера никто не прыгал, а сразу после его торпедирования четыре советских моряка вместе с комиссаром поспешно покинули танкер на спасательной шлюпке и были подобраны «Замалеком». – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Постепенно русские взяли огонь под контроль, но часть главной палубы танкера оплавилась и покорежилась. Весь груз льняного масла, который был на танкере, вылился в Баренцево море. Спасательные суда подошли к кораблю, полагая, что советский капитан захочет, чтобы членов команды осмотрел врач, ведь они могли получить ожоги и отравление дымом. «Уходите! – крикнул им Изотов по-английски. – Вы нам не нужны!» Несостоявшиеся спасатели ретировались.

Третий помощник механика «Азербайджана» вновь завел двигатели судна – и тем самым, как докладывал потом Изотов, «проявил себя коммунистом, верным своей родине». Капитан также похвалил пулеметчика по фамилии Ульянченко, который не выпускал оружия и продолжал стрельбу, даже «с ног до головы облитый водой и маслом». Дымящийся «Азербайджан» спешил вернуться на свою позицию в конвое. Моряки из западных стран не верили своим глазам. «Его экипаж пел и улыбался, – отметил Джон Брум, командующий эскортной группой. – Две цветущие дамы радостно махали руками, стоя на мостике». «Азербайджан», подобно фениксу, восстал из пепла, и это будет не последнее его воскресение.

Внезапно воздушный налет прекратился. Последние «хейнкели» скрылись за горизонтом, улетев к Нордкапу и оставив «Селедку» наматывать бесконечные круги. Баренцево море вокруг конвоя PQ-17 напоминало поле битвы. В лужах топлива плавали обломки. Спасательные суда ходили туда-сюда, чтобы удостовериться: никто не остался без помощи. Верхние палубы кораблей ПВО были так забросаны гильзами, что моряки с трудом прокладывали себе дорогу. Британский эсминец подобрал четверых немецких летчиков, которые спаслись с упавшего «хейнкеля» на надувном плоту. «Наварино» и «Уильям Хупер» одиноко дрейфовали позади конвоя, сильно накренившись, но еще не затонув. Два британских тральщика были отправлены потопить их. Моряки на других судах услышали стрельбу и переполошились, решив, что вернулись немцы. Но горизонт был пуст. «Стоял полный штиль, и казалось, что вода в море сменилась нефтью, – вспоминал Уолтер Бейкер с «Айршира». – Не было ни дымки, ни тумана, и мы готовы были поклясться, что далеко впереди виднеются очертания суши. Возможно, нам просто хотелось как можно быстрее оказаться там, за горизонтом, подальше от этого места».

Утренние воздушные налеты стоили конвою трех судов и семи жизней: по трое человек погибло на «Кристофере Ньюпорте» и «Уильяме Хупере», еще один – на «Наварино». Серьезно пострадало более дюжины человек, причем некоторые стали жертвами дружественного огня. Случайная пуля с американского транспорта раздробила бедренную кость артиллеристу «Эмпайр Тайда». Выстрел наугад с эсминца угодил матросу с корвета в ягодицу. Немцы потеряли четыре самолета.

Моряки устали, но высоко держали голову. «[Немцы] три дня обстреливали нас всем, что у них было, – писал Картер. – Для конвоя, состоящего из ржавых посудин и нескольких новых транспортов типа "Либерти", мы довольно хорошо проявили себя и всыпали знаменитому люфтваффе по первое число». Один из молодых артиллеристов из его команды, Фрэнсис Бруммер, вдруг обнаружил, что жует кусок какой-то пищи, который засунул в рот час назад, перед самым началом налета. «Я побоялся его проглотить, – признался он. – Он стал совсем сухим, как опилки». Один из исландских матросов, которые вошли в команду «Айронклэда» в Хваль-фьорде, спрятался от самолетов в танке, стоящем на палубе. Другой исландец не нашел укрытия и получил осколок в спину, очевидно попав под пулеметный огонь. На «Трубадуре», как отметил Джим Норт, «все были вне себя от восторга и страха, все смеялись и дрожали». На «Айршире» Гредуэлл отдал приказ «сплеснить грота-брас», то есть выдать каждому члену команды по дополнительной порции рома[20]20
  Сплеснить грота-брас считалось одной из самых трудных задач аварийного ремонта на парусном корабле. Ее успешное выполнение отмечалось у военных моряков двойной порцией рома. – Прим. ред.


[Закрыть]. Разливал ром рулевой, который принимал идущие от всего сердца поздравления с удачным маневром, благодаря которому траулер ушел от торпед. Кок выдал каждому члену команды по банке с солониной, и моряки соорудили себе огромные сэндвичи. «Мы с жаром обсуждали пережитое, – написал Бейкер. – Слова лились рекой, ведь в тот момент мы испытывали облегчение. Нам казалось, что мы несокрушимы. Теперь мы уже не могли проиграть». Оптимизм проявили даже закаленные ветераны конвоев. Брум на эсминце «Кеппел» написал в своем дневнике: «Увидев, как ситуация разрешилась для конвоя и эскорта, я пришел к выводу, что, если не кончатся боеприпасы, PQ-17 пройдет куда угодно».

Почти никто в конвое не понимал, что бой с немецкими самолетами станет самым ярким моментом плавания. Более чем в 5000 км отсюда, в штаб-квартире Адмиралтейства в Лондоне, принималось то самое решение, которое запустит цепь катастрофических событий. В ходе подготовки к миссии конвоя PQ-17 этого не могли ожидать ни союзники, ни немцы.