Текст книги "Корабли-призраки. Подвиг и трагедия арктических конвоев Второй мировой"

Глава 6
Рассеявшиеся

Сэр Дадли Паунд, Первый морской лорд, адмирал флота и главнокомандующий Королевскими ВМС, жаловался, что отправка арктических конвоев была «в высшей степени ненадежной операцией», которая «постоянно висела у [нас] камнем на шее». 4 июля 1942 года, когда конвой PQ-17 шел по Баренцеву морю, камень на шее Первого морского лорда стал особенно тяжелым.

Паунд осознавал важность арктических конвоев, но симпатии к ним все равно не испытывал. Морские перевозки помогали главным образом СССР и фактически перенаправляли Красной армии те военные грузы, которые в ином случае получила бы Великобритания. В представлении Паунда и большинства его подчиненных в Адмиралтействе конвои были скорее политической, нежели военной необходимостью, а потому перспектива потерять ценные корабли и жизни моряков Королевского флота в Арктике казалась еще менее вдохновляющей, чем возможность лишиться их в Северной Атлантике. Там Королевский флот, по крайней мере, охранял суда и грузы, следующие в Великобританию.

Только за последние несколько месяцев британцы потеряли два крейсера, сопровождавшие арктические конвои. Перед этим два линкора Королевского флота погибли в Тихом океане, а третий, «Худ», – неподалеку от Исландии. Он затонул в 1941 году после боя с линкором «Бисмарк», аналогичным «Тирпицу», – трагедия унесла 1415 жизней. Хотя Королевский флот оставался самым мощным в мире, у него не было возможности восполнить такие потери. Чувствовалась острая нехватка авианосцев и кораблей сопровождения, а войне не было видно конца.

Паунд не мог отделаться от мысли, что защита конвоя PQ-17 от «Тирпица» будет стоить Британии еще нескольких кораблей, число которых и без того сокращалось. Новых сообщений о местонахождении «Тирпица» не поступало с того момента, как днем 3 июля стоянка немецкого линкора была обнаружена пустой. Паунд не знал об ограничениях, которые Гитлер наложил на передвижения «Тирпица». Насколько он мог судить, линкор уже вышел из норвежских фьордов близ Нордкапа и рассекал Баренцево море, готовя свои 15-дюймовые орудия к уничтожению конвоя PQ-17 вместе с эскортом.

64-летний Паунд бóльшую часть жизни был офицером Королевского флота. Он продвигался по службе благодаря огромной самоотдаче и усердной работе, а не выдающимся тактическим способностям и силе характера. Командуя флагманским линкором «Колоссус», он принял участие в Ютландском сражении, главной морской битве Первой мировой войны. Некоторые начальники Паунда полагали, что он не соответствует должности Первого морского лорда, так как склонен брать на себя слишком большую ответственность, не считаясь с другими точками зрения. Безвременная кончина и болезни других претендентов привели к тому, что именно Паунд занял высокий пост в 1939 году, возглавив Королевский флот в суровое время – накануне Второй мировой. Первые три года войны Паунд часами работал в невыносимых для него условиях. У него диагностировали опухоль мозга, от которой он впоследствии и умер. Страдая от бедренного артрита, Первый морской лорд с трудом ходил, опираясь на трость. Из-за постоянных болей он плохо спал по ночам и потому часто дремал на совещаниях.

Черчилль доверял Паунду, хотя и ворчал порой, что тот слишком осторожен и лишен «нельсоновской жилки» – отваги легендарного британского адмирала Горацио Нельсона. Невыгодное сравнение не тянуло на серьезное оскорбление, но некоторые подчиненные Паунда полагали, что у него есть другой недостаток: он часто вмешивался в решения, принимать которые должны были на месте командующие эскадрами и командиры корабельных отрядов.

Пока PQ-17 отбивал атаку «юнкерсов» и «хейнкелей», Паунд собрал высших офицеров морского штаба в здании Адмиралтейства в Уайтхолле. Он провел целую серию совещаний, которые продолжались вплоть до вечера 4 июля. Никто не мог предоставить новых сведений о «Тирпице» и намерениях немцев. Тем вечером Паунд покинул свой кабинет и, хромая, дошел до Цитадели, подземного бомбоубежища Адмиралтейства, где находился мозговой центр британской войны на море. Центр Цитадели занимал огромный стол, на котором с помощью моделей кораблей, флажков и других меток обозначались расположение судов и предполагаемые позиции немецких подводных лодок. Метки постоянно передвигались с места на место в соответствии с новыми разведывательными данными, поступавшими от дешифровщиков, летчиков-разведчиков и участников движения Сопротивления, наблюдавших за портами и береговой линией. В Цитадели же находились кабинеты Роджера Уинна, отслеживавшего перемещения немецких подводных лодок, и Нормана Деннинга, наблюдавшего за движением немецких надводных боевых кораблей, включая «Тирпиц». Именно с Уинном и Деннингом хотел встретиться Первый морской лорд.

Паунд спросил Деннинга, где, по его мнению, находится «Тирпиц». Деннинг уверенно ответил, что линкор должен быть в Альтен-фьорде. Тогда Паунд спросил, может ли Деннинг гарантировать, что «Тирпиц» еще не вышел в море на перехват конвоя PQ-17. Деннинг признал, что такой гарантии он дать не может. В самых свежих немецких сообщениях было мало полезной информации. Впрочем, Деннинг отметил, что отсутствие данных тоже кое о чем говорит, ведь передвижения немецких кораблей сопровождались, как правило, огромным количеством сообщений. Немцы также не проинформировали о приближении «Тирпица» свои подлодки в Баренцевом море, хотя скрывать это они не могли, в противном случае была вероятность, что субмарины торпедируют линкор по ошибке. Более того, немцы первым делом вывели бы в море эсминцы, чтобы удостовериться: путь для «Тирпица» свободен. Но британские подводные лодки, патрулировавшие район Нордкапа, эсминцев не видели.

Шерлок Холмс нашел разгадку в одном из своих самых знаменитых дел, заметив, что собака не залаяла той ночью, когда должна была по всем законам логики поднять тревогу. Деннинг, по сути, говорил Паунду, что если бы «Тирпиц» вышел в море, то залаяла бы хоть одна из «собак». Но Паунду этого было мало. Он сказал, что Деннинг дает ему сведения об «отсутствии информации», а ему нужны прямые доказательства. Деннинг ответил, что ожидает новую партию расшифрованных немецких сообщений из Блетчли-парка, – он сообщит Паунду, как только получит их. Первый морской лорд перешел в кабинет слежения за немецкими подводными лодками, где Уинн сказал ему, что в непосредственной близости от конвоя PQ-17 находится целая дюжина вражеских субмарин. Они, очевидно, представляли угрозу для всех британских военных кораблей, идущих рядом с конвоем. Если бы союзный крейсер торпедировали в Баренцевом море, он оказался бы в сотнях километров от дружественного порта во власти немецких самолетов и подлодок.

Вернувшись в штаб-квартиру Адмиралтейства в Уайтхолле, Паунд собрал полдюжины офицеров за деревянным столом XVIII века в зале заседаний, отделанном темными панелями, под портретами адмирала Нельсона и короля Вильгельма IV. Первый морской лорд заявил собравшимся, что думает распустить конвой PQ-17, приказав эскорту покинуть его, а транспортам далее следовать поодиночке. В таком случае до Архангельска смогут добраться хотя бы некоторые торговые суда, а Королевский флот избежит столкновения с «Тирпицем» – почти наверняка смертельного. Паунд попросил штабных офицеров по очереди высказать свое мнение. Все, кроме одного, выступили против роспуска конвоя. Но в Адмиралтействе не жаловали демократию: решение оставалось за Первым морским лордом. Он пришел к нему «почти мелодраматично», как вспоминал начальник оперативного управления адмирал Джон Экклз:

Первый морской лорд откинулся на спинку обтянутого кожей кресла и закрыл глаза – он всегда погружался в глубокие раздумья, принимая сложные решения. Руками он держался за подлокотники, а его лицо, которое казалось болезненным и напряженным, стало вдруг спокойным, безмятежным. Через несколько мгновений молодой начальник управления планирования… непочтительно прошептал: «Смотрите, папаша заснул». Прошло тридцать долгих секунд, а затем адмирал Паунд протянул руку к блокноту для флотских сообщений и объявил: «Конвой будет распущен». Сказав это, он сделал странный, но выразительный жест, подразумевающий, что это его личное решение.

Присутствующие были потрясены. Решение адмирала напоминало игру ва-банк, ведь вместо свежей информации оно основывалось на ее длительном отсутствии и шло вразрез с самыми надежными разведданными о передвижении «Тирпица», которыми располагало Адмиралтейство. Кроме того, оно фактически лишало опытных офицеров Паунда, командующих корабельными соединениями, всякой власти, заставляя гадать, в чем его смысл, и разбираться с последствиями. Наконец, оно вынуждало десятки плохо оснащенных транспортов и тысячи испуганных людей рассеяться по суровому району, где их уже выслеживал противник. Хотя Паунд пытался спасти жизни, его приказ о роспуске конвоя был, как выразился адмирал Тови, сродни «настоящему кровавому убийству».

Не теряя времени, Паунд сообщил свое решение командующим конвоем в Арктике. Четвертого июля в 21:11 он лично составил приказ для передачи адмиралу Л. Г. К. Гамильтону, командующему крейсерским прикрытием:

ВЕСЬМА СРОЧНО: Крейсерскому соединению отойти на запад полным ходом.

Когда это сообщение было получено, крейсерское соединение находилось в пределах видимости PQ-17 – ближе, чем на любом другом этапе похода, поскольку крейсеры производили дозаправку с танкера, идущего в составе конвоя. В приказе не объяснялись причины, но инструкция идти «полным ходом» предполагала срочность. Гамильтон подумал, что решение Адмиралтейства связано с тем, что с запада быстро приближается «Тирпиц», а следовательно, крейсеры разворачивают, чтобы перехватить линкор. Но он не имел возможности попросить разъяснений, не нарушив радиомолчание и не выдав положение крейсеров немцам. С одного из крейсеров только что взлетел гидросамолет «Валрус», который должен был изучить ледовую обстановку на пути конвоя PQ-17. «Валрус» еще не скрылся из виду, однако крейсер не мог привлечь внимание пилота, чтобы дать ему приказ возвращаться. Крейсерам пришлось бросить самолет, надеясь, что он сумеет позаботиться о себе[21]21
  «Валрус» вернулся из разведки через два с половиной часа, почти выработав топливо, и обнаружил, что крейсер давно ушел. Другое союзное судно взяло экипаж на борт, а сам самолет – на буксир.


[Закрыть].

Приказ Паунда об отходе получили все крейсеры, а его копию отправили Джону Бруму, командиру эскортной группы. Адмиралтейство не упомянуло о ней, и Брум решил, что к его группе приказ не относится. В отличие от Гамильтона, Брум не сразу понял, что приказ об отходе означает драматический поворот событий. К тому же изначально планировалось, что крейсеры повернут назад, когда конвой пройдет остров Медвежий. Брум полагал, что приказа Паунда об отходе давно ожидали. Учитывая, что крейсеры находились в опасных водах, движение «полным ходом» имело смысл. Брум по-прежнему не терял оптимизма после отражения атаки немецкой авиации. Не изменило ему и чувство юмора – когда капитан британской подлодки передал, что надеется в случае немецкой атаки как можно дольше удерживать свое судно на поверхности, Брум, который командовал не подлодкой, а эсминцем, ответил: «Я тоже». В общем, Брум пока даже не догадывался, что задумал Паунд.

А тот через 12 минут после первого приказа велел передать всем боевым кораблям эскорта новый. Он был снабжен пометкой «СРОЧНО»:

Ввиду угрозы надводных кораблей конвою рассредоточиться и следовать в русские порты.

Прочитав второй приказ, Брум, как и Гамильтон, решил, что «Тирпиц» на всех парах идет к конвою PQ-17 и крейсерам нужно его перехватить. Брум немедленно предложил, чтобы транспорт «Эмпайр Тайд» привел в действие катапульту и поднял в воздух истребитель. Тот сбил бы «Селедку» и помешал таким образом «Тирпицу» обнаружить конвой. Но второй приказ Адмиралтейства содержал плачевно мало жизненно важной информации. На каком расстоянии находится «Тирпиц»? Почему торговым судам предписывалось рассредоточиться и следовать «в русские порты», когда единственным доступным портом был Архангельск? И что вообще происходит? Паунд обещал, что будет хорошо информировать командиров действующих в Арктике корабельных соединений, но теперь, казалось, скрывал от них факты.

Пока Брум и его офицеры ломали голову над вторым приказом, один из советников Паунда напомнил ему, что расформирование конвоя во флоте называют не «рассредоточением», а «рассеянием». Советник отметил, что капитаны торговых судов могут неверно истолковать приказ «рассредоточиться» и разделиться на маленькие группы, в то время как Паунд хотел, чтобы каждое судно шло дальше в одиночку. В 21:36 – через 13 минут после второго приказа и через 25 минут после первого – Паунд распорядился отправить третий приказ:

ВЕСЬМА СРОЧНО: Конвою рассеяться.

Стоявший на мостике эсминца Брум поднял взгляд и увидел старшего радиста, протягивавшего ему очередную радиограмму. Он тяжело дышал, так как проделал весь путь из радиорубки на мостик бегом. Брум изумленно смотрел на бумагу. Как он вспоминал впоследствии, приказ «словно взорвался [у него] в руке». Шокировали не только слова, но и сам факт, что три приказа были отправлены один за другим вне всякого контекста. Это наводило на мысль, что кризис развивается слишком быстро, Адмиралтейство не успевает за событиями и у него нет времени объяснить ситуацию.

Теперь каждый впередсмотрящий вглядывался в горизонт, ища «Тирпиц». «Мы все ожидали… что крейсеры откроют огонь или что на горизонте покажутся вражеские мачты», – свидетельствовал Брум. Неприятельская атака казалась «не просто возможной, а неизбежной: буквально стучалась в двери».

Вскоре после отправки приказов Паунду сообщили из Цитадели о том, что получена новая партия расшифрованных немецких донесений, переданных с помощью «Энигмы». Они подтверждали мнение Деннинга, что «Тирпиц» стоит в Альтен-фьорде, в десяти часах пути и сотнях километров от конвоя. Новые данные, отправленные несколькими часами ранее, свидетельствовали, что немцы не собирались выводить «Тирпиц» из Альтен-фьорда. Кроме того, вражеские подводные лодки передавали, что в «районе операции» неподалеку от Нордкапа нет немецких надводных кораблей. Паунду новые данные показались неубедительными: они вновь говорили об «отсутствии информации», а не давали прямых доказательств. Первый морской лорд остался при своем мнении. «Мы решили рассеять конвой, – сказал Паунд, – и решение остается в силе».

Моряки на торговых судах конвоя PQ-17 до сих пор не догадывались, что происходит нечто необычное. Они не знали о трех приказах Адмиралтейства. Им даже не сообщили, что «Тирпиц» вышел из Тронхейма. Моряки выполняли свои обычные обязанности, благодаря судьбу за перерыв в атаках немцев. Одни все еще обсуждали успешную битву с торпедоносцами, другие пользовались возможностью немного поспать. Никто из них не чувствовал приближения катастрофы.

Сообщить им новость обязан был коммандер Брум. Будучи уверенным в том, что у Адмиралтейства есть убедительные причины отдать приказ о роспуске конвоя, Брум тем не менее остро ощущал, как тяжело будет его выполнить. Это простое действие мгновенно обратит спокойную упорядоченность конвоя в хаос борьбы за выживание. «Я был зол, что меня заставляют разрушить, разбить этот строй и убрать защитный экран, который мы сформировали вокруг него, чтобы каждое из этих великолепных торговых судов пошло дальше в одиночку, без защиты», – написал впоследствии Брум. Он понимал, что в ту минуту, когда отдаст приказ распустить ордер, «конвою PQ-17 придет конец».

Исполняя свой долг, Брум велел сигнальщику «Кеппела» поднять вымпел, означающий «рассеяться», на сигнальном фале эсминца. Это был белый флаг с красным крестом святого Георгия, растянутым по всей ширине и высоте. Флаг входил в издаваемые Адмиралтейством своды сигналов для судов, но большинство моряков торгового флота никогда не обращали на него внимания и даже не думали о том, что он означает. В Исландии, на совещании перед отправкой PQ-17, никто не упоминал о возможности роспуска конвоя. Когда эсминец поднял этот вымпел, капитанам транспортов пришлось перелистать свои своды сигналов, чтобы выяснить, что это значит. И даже выяснив, они не знали, как трактовать приказ в сложившихся обстоятельствах.

На мостике британского транспорта «Ривер Афтон» коммодор конвоя Джек Даудинг узнал этот вымпел, но решил, что он поднят по ошибке. Зачем распускать конвой?! Даудинг передал Бруму на «Кеппел», чтобы тот подтвердил сообщение, и стал ждать исправленный сигнал. Вместо этого «Кеппел» повторил приказ рассеяться. Даудинг не верил своим глазам. Когда «Кеппел» подошел к «Ривер Афтону», Брум увидел, что Даудинг стоит в ожидании на крыле мостика и выглядит пусть и спокойным, но озадаченным.

Брум и Даудинг знали друг друга много лет. Брум рассказал о приказах, полученных из Адмиралтейства, Даудинг оставил свои мысли и чувства при себе. Как полагал Брум, коммодор решил, что в Адмиралтействе сошли с ума. Как бы то ни было, обсуждать Бруму и Даудингу было нечего, а времени оставалось мало.

Брум соображал, что делать с эскортной группой, куда входили шесть эсминцев, а также корветы, корабли ПВО, тральщики, спасательные суда, траулеры и прочие малые противолодочные корабли. Согласно первоначальному плану, они должны были сопровождать конвой до самого Советского Союза. Но приказ рассеяться предполагал необходимость отвести суда как можно дальше друг от друга. Как эскортная группа могла защитить транспорты, следующие поодиночке? Впрочем, думал Брум, «Кеппел» и другие пять эсминцев из его эскортной группы могли бы помочь крейсерам Гамильтона в сражении с «Тирпицем». Более того, в таком бою эсминцы могли даже решить исход дела. Брум предложил, чтобы шесть эсминцев покинули конвой и присоединились к крейсерам Гамильтона, уходящим на запад. Гамильтон согласился: ему нужна была помощь, чтобы сразиться с «Тирпицем». Орудийные расчеты на крейсерах уже меняли зенитные снаряды на бронебойные, ожидая обмена залпами с линкором.

Новость о роспуске конвоя только начала распространяться среди моряков на торговых судах. Они озадаченно наблюдали за тем, как мимо проходят эсминцы и крейсеры. Один из больших военных кораблей прорезал строй конвоя. Это зрелище подорвало боевой дух моряков. Их защитники, похоже, бежали с поля боя. «Вернитесь!» – крикнул матрос с американского транспорта «Хоному». Пока «Кеппел» готовился к исходу, Брум передал прощальное сообщение Даудингу на «Ривер Афтон». Возможно, он обращался ко всем, кого бросал на произвол судьбы.

Простите, что бросаем вас в такой ситуации. Прощайте – и удачи! Похоже, вам придется несладко.

Даудинг ответил:

Спасибо! Прощайте – и хорошей вам охоты.

Некоторым американским и британским матросам с уходящих военных кораблей было больно оглядываться назад. «Нам не хочется бросать PQ-17, – записал в тот день Дуглас Фэрбенкс на крейсере „Уичита“. – Он кажется таким беззащитным теперь, после получения приказа рассеяться. Суда ходят кругами, как стая перепуганных птенцов. Некоторые не двигаются вообще». Офицеры «Уичиты» не думали о том, что крейсеры и эсминцы спешат на бой с «Тирпицем». «Нам всем кажется, что мы вынуждены бежать, – писал Фэрбенкс. – Мы пока не можем разобраться в ситуации. Информации мало. Мы „удираем“ на запад. Мы могли бы помочь [конвою] отразить нападение самолетов и подлодок. Ну и что, если есть риск? Что у нас за командование, если при такой огромной мощи мы не можем вступить в бой? Неужели британцы струсили? Разве так выигрываются войны? Такие гневные вопросы звучат на корабле».

Вскоре крейсеры и эсминцы скрылись в полосе тумана.

Другие корабли из эскортной группы также пошли прочь от конвоя. Брум решил, что и им следует рассеяться, и приказал всем «самостоятельно следовать в Архангельск». Исключение было сделано лишь для двух британских подлодок, командирам которых Брум велел действовать на свое усмотрение, полагая, что у них, возможно, будет шанс потопить «Тирпиц». Приказ Брума заставил командиров остальных кораблей из его эскортной группы задаться вопросами практического, а также, вероятно, этического характера. В основном в эскорт входили корабли ПЛО, оснащенные гидролокаторами и глубинными бомбами для борьбы с субмаринами. Они были плохо вооружены для отражения воздушных атак. Корабли ПВО, напротив, могли защититься от самолетов, но не от подлодок. Капитан корабля ПВО «Паломарес» – старший по рангу офицер после ухода Брума – осознавал уязвимость бывшего банановоза перед субмаринами и потому приказал двум тральщикам присоединиться к «Паломаресу» и следовать с ним к советским берегам. Это распоряжение возмутило некоторых членов команды тральщиков, которые считали, что им следует остаться и защищать несчастные торговые суда вопреки приказам. «Казалось неправильным, что мой тральщик будет сопровождать хорошо вооруженный корабль ПВО», – писал один из их командиров.

Капитан второго корабля ПВО «Позарика» предложил собрать часть торговых судов в небольшой конвой и повести его в СССР. Однако капитан «Паломареса» отверг эту идею как противоречащую приказу о роспуске конвоя. Так что капитан «Позарики» последовал примеру «Паломареса» и приказал трем корветам сопровождать «Позарику» на пути в советский порт. Офицер с одного из корветов умолял своего командира остаться с торговыми судами: «Боже мой, не можем же мы просто бросить этих бедолаг на произвол судьбы и уплыть!» Другой офицер в гневе швырнул в сторону стул. Моряки с корветов жаловались, что командиры кораблей ПВО избирательно трактуют приказ рассеяться, пытаясь спасти свои жизни. На самом деле ситуация была куда сложнее. На каждом корабле ПВО находилось более 300 человек, а их командиры не надеялись дойти до конца маршрута в целости и сохранности. Командир «Позарики» посоветовал всем членам экипажа «положиться на волю Божью». Ведь даже если они уцелеют в схватке с немецкими эсминцами, «Тирпиц» не оставит им шансов. Как бы то ни было, командир поклялся: «Мы будем драться до последнего снаряда и, если нужно, погибнем в бою».

Однако все это не могло изменить того факта, что самые быстрые и хорошо вооруженные корабли эскортной группы бросали на произвол судьбы медленные и уязвимые транспорты[22]22
  После войны голландский писатель Ян де Хартог написал роман «Капитан», взяв за основу историю конвоя PQ-17. Герой истории Хартога, капитан одного из кораблей сопровождения конвоя, сталкивается с той же дилеммой, что встала перед капитанами британских кораблей ПВО, но в итоге остается с торговыми судами. Он объясняет свое решение так: «С точки зрения человечности бросить этот конвой… на произвол судьбы, чтобы спасти свою шкуру, значит совершить моральное самоубийство».


[Закрыть].

Торговые суда и траулеры конвоя PQ-17 разошлись в разные стороны последними. Многие капитаны по-прежнему соображали, что делать дальше. Даже самые отъявленные пессимисты не ожидали, что их бросят посреди Баренцева моря. «Теперь каждый сам за себя, а отстающих – к черту, роль которого возьмет на себя немецкая подводная лодка или пикирующий бомбардировщик», – записал Уолтер Бейкер с «Айршира».

Рулевой траулера «Ноферн Гем» вспоминал:

Мягко говоря, все мы на «Геме» были поражены. Помню, я сказал тогда: «Зачем разделяться? Вместе нам лучше, а по отдельности у нас и вовсе нет шансов». Чем больше мы думали и говорили об этом, тем страшнее нам становилось. Мне было всего двадцать два, и, как многим в этом возрасте, хотелось жить, хотелось уцелеть на этой войне, но теперь стало казаться, что мое время вышло. Единственной причиной, заставившей держать свои мысли при себе, был мой ответственный пост. Больше половины нашей команды никогда прежде не бывали в море. ‹…› Один из них твердил всем и каждому: «Мы никогда туда не доберемся». ‹…› Мне пришлось схватить его за плечи и встряхнуть, чтобы он перестал озвучивать наши общие мысли: ведь если говорить об этом вслух, становилось только хуже.

На «Айронклэде» царила полная неразбериха. «Мы много раз слышали выражение „началось настоящее светопреставление“, но теперь стали участниками светопреставления реального», – писал лейтенант Уильям Картер. На мостике «Айронклэда» никто не сомневался, что приказ о роспуске конвоя отдан из-за приближения «Тирпица». В своде сигналов приводилась схема рассеяния конвоя – судам следовало расходиться по веерообразной траектории, отклоняясь от изначального курса на 10, 20 и 30 градусов. И все же, как вспоминал Картер, «каждое судно требовало дополнительной информации и инструкций». Подавая пример, коммодор Даудинг увел «Ривер Афтон» с его места во главе средней колонны и пошел вперед один. «Остальные последовали этому примеру, и сформировался веер, который становился все более неровным», – писал Картер. Большинство судов еще подавали сигналы. «Селедка» продолжала кружить в небе, но теперь в меньшем радиусе, ведь эсминцы с 5-дюймовыми пушками уже покинули конвой. Картер представлял, как немецкий летчик наблюдает за происходящим и радостно передает по радиосвязи своему начальству в Норвегии, что конвой PQ-17 распущен.

Когда Картера вызвали в каюту капитана «Айронклэда» Филлипа Мура, тот выглядел спокойным. Капитан сказал Картеру, что знал много немцев и считает их «логичными людьми, которые трезво подходят к решению проблем». Он рассуждал так: немцы ожидают, что бóльшая часть торговых судов пойдет к ближайшему русскому берегу, а некоторые развернутся, пытаясь вернуться в Исландию. В связи с этим Мур предложил маневр, который, по его словам, был настолько нелогичным, что не мог прийти практичным немцам в голову: он хотел увести «Айронклэд» на север, к полярным льдам. «Если мы сумеем войти во льды хотя бы на несколько метров, – сказал капитан Картеру, – это защитит нас от торпед». Мур приказал экипажу взять курс на Северный полюс. Картеру идея понравилась, хотя она и не внушала оптимизма. Всего часом ранее лейтенант представлял, что Архангельск лежит прямо за горизонтом. Теперь казалось, что этот город находится «на другом конце света… и было вполне вероятно, что [они] его никогда не увидят».

Капитан Сальвесен и другие норвежские офицеры «Трубадура» встретили приказ рассеяться потоком проклятий. Все были потрясены до глубины души. «Сначала нас завели в огонь, а потом сказали, что воды у нас нет, – так выразился Говард Каррауэй. – Наши сердца упали, мрачно стукнувшись о палубу». Никто не спешил сообщить новость матросам. Когда Джим Норт поднялся на палубу, чтобы заступить на вахту рулевым, то не понял, куда расходятся суда. Он подскочил при звуке корабельной сирены и увидел рядом с «Трубадуром» один из британских кораблей эскорта. Офицер с громкоговорителем повторил приказ рассеяться. Норт плохо разобрал его слова и уловил лишь: «Рассредоточиться! Удачи!» Потрясенный и обескураженный, он поднялся на мостик и встал к штурвалу.

Норт услышал, как капитан сказал кому-то, что у «Трубадура» есть шанс, только если он пойдет в скопление дрейфующего льда. Капитан считал, что получил достаточно опыта, водя корабли на тюлений промысел, чтобы удержать «Трубадур» на плаву. Он велел Норту взять курс на север. Норт инстинктивно глянул на компас, но его стрелка безостановочно вращалась. На «Трубадуре», как и на большинстве торговых судов конвоя PQ-17, имелся только магнитный компас. Лишь несколько ушедших кораблей эскорта были оборудованы гирокомпасами, работе которых не мешала близость к Северному магнитному полюсу[23]23
  Гирокомпас – это немагнитный компас с механизированным гироскопом, вращающаяся ось которого, установленная на горизонтальной плоскости, остается параллельной земной оси и таким образом показывает на Северный географический, а не магнитный полюс.


[Закрыть].

На мостике «Айршира» лейтенант Гредуэлл повернулся к своему старшему помощнику Ричарду Элсдену и спокойно спросил: «Что, черт возьми, нам теперь делать?» Вариантов у расходившихся в разные стороны судов было немного. Одни транспорты уходили на юго-восток в направлении советского побережья, к Мурманску, до которого оставалось 650 км. До Архангельска было 950 км. Другие суда спешили на восток, к большому, изогнутому в форме полумесяца русскому архипелагу Новая Земля. До Новой Земли оставалось менее 500 км, но, судя по картам, там была лишь мерзлая пустошь. Траулер «Ноферн Гем» дал сигнал, предлагая «Айрширу» следовать за ним на восток. Гредуэлл отказался. Он считал, что «Айршир» не сможет победить немцев, пересекая Баренцево море.

Гредуэлл и Элсден решили, что «Айршир» уйдет на север, в скопление дрейфующего льда, и затаится, пока немцы не прекратят поиски. Затем, если повезет, можно будет вдоль границы льдов пройти на восток к Новой Земле, а оттуда – к Архангельску. Но сначала траулеру предстояло решить более важную и срочную проблему: у него заканчивался уголь. Запаса могло хватить, чтобы дойти по прямой до Архангельска, но было явно недостаточно для длинного обходного маневра, который задумал Гредуэлл. Нужно было попросить помощи у какого-нибудь парохода, и сделать это следовало без промедления, ведь торговые суда должны были разойтись в разные стороны. Заодно Гредуэлл решил выяснить, не захочет ли какое-нибудь из торговых судов вместе с «Айрширом» отправиться во льды.

По мнению Гредуэлла, приказ о роспуске конвоя был одним из бездумных поступков чиновничества, которые он ранее наблюдал в залах суда. Каким бы разумным ни казалось это решение Адмиралтейству в Лондоне, в далеком Баренцевом море оно выглядело убийственным. Приказ представлял собой чудовищную ошибку, и Гредуэлл не собирался, исполняя его, покидать торговые суда. Его команда на «Айршире» ничего другого и не ожидала. «У отца был очень независимый характер, – вспоминала дочь Гредуэлла, Мэри Корриган. – Если ему говорили сделать то, что сам он считал неверным, он никогда не подчинялся приказу, всего лишь считаясь с чьим-то авторитетом. Он говорил нам, детям: "Надо думать своей головой, а не полагаться на суждения других людей, потому что они не всегда понимают, что делают, и не всегда находятся рядом. Вы должны научиться думать на ходу"». Гредуэлл приказал рулевому взять курс на льды, куда пошла и пара торговых судов. «Куда вы направляетесь?» – спросили с корвета. Гредуэлл ответил: «Мы идем в ад и надеемся, что станем первыми, кто оттуда вернется».

«Айршир» догнал «Трубадур» неподалеку от ледяного барьера около полуночи в ночь с 4 на 5 июля. Гредуэлл подвел траулер к старому пароходу. Он не пытался командовать Сальвесеном или как-то давить на него. В представлении капитанов торговых судов приказ рассеяться разрушил всю структуру командования. Гредуэлл сказал, что они могут помочь друг другу. «Айршир» нуждался в угле, которого на «Трубадуре» было в избытке. «Трубадур» нуждался в защите, а на «Айршире» были гидролокатор, глубинные бомбы и орудия на палубе. Сальвесен сразу согласился на такое партнерство. «[Суда] пошли дальше в ясном полночном море», – вспоминал Каррауэй. Полночное солнце висело над горизонтом. Туман, как ни странно, совсем исчез. Яркий солнечный свет поднял Каррауэю настроение, хотя при таком освещении немцам было проще обнаружить корабли. Каррауэй вспомнил теплые весенние деньки в долинах Южной Каролины и вздохнул, гадая, придется ли ему увидеть еще хоть один из них.

Не прошло и часа, как впередсмотрящие «Трубадура» и «Айршира» заметили еще один транспорт, идущий на север. Это был «Айронклэд». «Айршир» подошел к нему, и Гредуэлл предложил капитану «Айронклэда» составить им компанию. Капитан Мур не стал возражать. Вскоре им встретилось четвертое судно – американский транспорт «Сильвер Сворд», который среди прочего вез несколько полностью собранных истребителей, закрепленных на его главной палубе. Капитан «Сильвер Сворда» Клайд Колберт-младший из Мэна согласился присоединиться к группе.