Текст книги "Никогда не сдавайтесь"

«Есть старая пословица насчет того, что если появилась новая книга, следует внимательно перечитать старую. Как писатель, я не могу рекомендовать строго придерживаться такой практики».

Из книги Дж. А. Сатклиффа

«Изречения Уинстона Черчилля»

В качестве председателя Торговой палаты Черчилль перестроил курс политики в области занятости – от полного попустительства издержкам капиталистической эксплуатации к социальному реформаторству. Он ратовал за введение восьмичасового рабочего дня для шахтеров, преследовал случаи применения потогонной системы[3]3
  Форма производства, допускающая крайнюю эксплуатацию трудящегося (иначе называется «система выжимания пота»).


[Закрыть] и наряду с мерами по сокращению безработицы ввел стандарты минимальной оплаты труда. Эти реформы вызвали обвинения в предательстве по отношению к взрастившему его классу тори. Но по мере роста сопротивления своей политике рос и энтузиазм Черчилля к реформаторству. Сыграв ключевую роль в принятии Парламентского акта 1911 года, который резко ограничил в правах наследных членов палаты лордов, он стал популярен в народе и в результате вознесся на должность министра внутренних дел. Однако на этом посту его либеральному рвению предстояло столкнуться с суровой реальностью. В ответ на рост стачечного движения и проявления насилия в выступлениях рабочих Черчиллю пришлось прибегать к полицейским мерам, что не могло не подорвать его репутацию либерала.

Именно в этот противоречивый момент в октябре 1911 года он оставил министерство внутренних дел и стал первым лордом Адмиралтейства. На фоне обострившейся гонки вооружений с кайзеровской Германией Черчилль выступил за срочную модернизацию Королевских военно-морских сил, руководил этим процессом и обеспечил численное превосходство британского флота над усилившимся германским. Ему удалось добиться выделения на эти цели самой большой суммы в британской истории. И в немалой степени благодаря его усилиям флот оказался намного более готовым к начавшейся 1 августа 1914 года Первой мировой войне, чем сухопутные силы.

К тому времени доверие Черчилля к военно-морскому флоту, для развития которого он сделал так много, стало поистине безграничным. Оно привело его к идее масштабной комбинированной операции сухопутных и морских сил по установлению контроля над морским проливом Дарданеллы, разделяющим Балканы и Малую Азию, который принадлежал в то время союзнику Германии – Турции. Необходимость овладения Дарданеллами Черчилль обосновывал тем, что это даст возможность открыть морской путь для снабжения России – главного союзника Британии на Восточном фронте. Этот его первый опыт планирования стратегических операций отличался характерной смелостью, но автору не хватило терпения надлежащим образом проработать все детали. Флот потерпел в дарданелльской операции неудачу, и Черчилля отправили в отставку с поста первого лорда Адмиралтейства. На него возложили вину и за провал сухопутной операции[4]4
  Высадка десанта на Галлиполийский полуостров с последующим, как планировалось, захватом укреплений противника в районе Дарданелл.


[Закрыть], в которой Антанта за восемь месяцев отчаянных боев потеряла 252 тысячи человек, из них 46 тысяч убитыми. К ноябрю 1915 года все связи Черчилля с правительством были разорваны.

Он считал, что провал операции означает конец его политической карьеры. Чтобы развеяться, Уинстон занялся живописью, которая стала его страстным увлечением и служила средством успокоения в течение всей последующей жизни. Однако далеко не все сбросили его со счетов. Редактор лондонского Observer Дж. Л. Гэйвин проницательно замечал в своей газете: «Он молод. Он обладает смелостью льва. Его способности и силы неодолимы для любых вражеских полчищ. Впереди его ждет триумф». И сам Черчилль скоро осознал, что не может долго находиться в стороне от военных действий. Он принял командование 6-м батальоном Королевских шотландских фузилёров и участвовал в боях на Западном фронте вплоть до возвращения в Англию в мае 1916 года. В июле следующего года пост премьер-министра занял его друг и политический союзник Дэвид Ллойд Джордж, который назначил Черчилля министром вооружений.

Хотя новый пост был несравним по важности с должностью первого лорда Адмиралтейства и не предоставлял членства в кабинете министров, Черчилль отдался новой работе с энергией и энтузиазмом. Производство и поставка боеприпасов резко увеличились – к концу войны наблюдался излишек патронов. Кроме того, он выступил за разработку и производство того, что сначала называлось «сухопутным крейсером», но очень скоро стало известно как танк. Несмотря на большие технологические проблемы, Черчилль был уверен, что именно это вездеходное средство передвижения с мощной броней и тяжелым вооружением способно совершить необходимый перелом в противостоянии на Западном фронте. Танк проходил через траншеи и минные поля, преодолевал проволочные заграждения и другие препятствия и был неуязвим для пулеметного огня. Но его нужно было сделать полностью пригодным для применения в полевых условиях. Но хотя эти танки и страдали от многочисленных недоработок, они оказали влияние на ход военных действий. А к следующей войне стали одним из основных видов вооружения, навсегда изменившим способ ведения сухопутного боя.

Сразу после перемирия 1918 года Черчилль был назначен военным министром и министром авиации. И удивил всех решительностью, с которой сокращал военные расходы, – даже на фоне собственных призывов к вмешательству Великобритании в дела России в период большевистской революции. В 1921 году он возглавил министерство по делам колоний, где ему пришлось разбираться с проблемами подмандатных территорий на Ближнем Востоке. Черчилль внимательно прислушивался к легендарному, хотя и довольно эксцентричному, военному разведчику Т. Э. Лоуренсу («Лоуренс Аравийский»), возглавлявшему партизанскую войну арабов против Османской империи в период Первой мировой войны. Он поддерживал требование признать Палестину родиной евреев, одновременно призывая к соблюдению прав арабов. В 1922 году, когда мятежные турки угрожали нейтралитету Дарданелл, установленному по итогам Первой мировой войны, Черчилль настаивал на жесткой реакции. Но потрясенная британская общественность, испугавшись, что это приведет к новой войне, выступила против него. Сраженный острым приступом аппендицита, Черчилль не смог защищаться и не участвовал в парламентской кампании. Поэтому, по его собственной формулировке, он неожиданно лишился «места в кабинете, места в Парламенте, членства в партии и даже аппендикса».

Невольный уход из политики позволил Черчиллю заняться литературным трудом. Его собственная версия истории мировой войны под названием «Мировой кризис» принесла достаточно денег, чтобы сделать возможной покупку прекрасного загородного имения Чартвелл в графстве Кент. Оно не было столь же величественным, как Бленемский дворец. Однако это был чудесный кусочек старой Англии, к которому Черчилль оставался привязан всей душой до конца своих дней.

В 1923 году он не смог стать членом Парламента и на следующий год принял предложение выдвигаться кандидатом Консервативной партии от города Эппинга. Продолжая оставаться членом Либеральной партии, он тем не менее представлялся как «независимый конституционалист-антисоциалист», поддерживая при этом консерваторов и фактически перейдя в их лагерь, теперь уже на всю оставшуюся жизнь.

«Некоторые люди меняют свою партийную принадлежность вследствие убеждений, а другие меняют убеждения в интересах своей партии».

Речь в предвыборной кампании 1906 года

В процессе формирования коалиционного правительства новый премьер-министр, консерватор Стэнли Болдуин, назначил Черчилля канцлером казначейства. Уинстон Спенсер Черчилль совершенно точно заслуживал прозвища «мастер на все руки». Но он унаследовал от предков неизлечимую беспомощность в денежных вопросах – талант финансового администратора отсутствовал у него напрочь. Став членом кабинета министров, Черчилль немедленно вернул денежное обращение страны к золотому стандарту, что вызвало резкую дефляцию фунта стерлингов и последовавшие за ней массовую безработицу, забастовку шахтеров и всеобщую забастовку 1926 года. В этой кризисной ситуации предложение Черчилля потуже затянуть пояса выглядело не слишком удачным. Что еще хуже, восприняв всеобщую забастовку как личное оскорбление и попытку революции, он отказывался обсуждать условия ее прекращения. Вместо этого он подбросил в костер дровишек, назначив самого себя редактором British Gazette – агитационной газеты правительства, направленной против забастовочного движения. Такая неуступчивость привела к огорчительному для Черчилля последствию – резкому росту популярности сверхлиберальной Лейбористской партии. В 1930 году он вышел из правительства Болдуина и возглавил ожесточенную политическую кампанию против проекта закона, предоставлявшего Индии статус доминиона.

«Иногда ему случается споткнуться о правду, но он быстро вскакивает на ноги и продолжает бежать, как будто ничего не произошло».

Слова о премьер-министре Стэнли Болдуине, приписываемые Черчиллю

Большую часть 1930-х годов Черчилль провел вне узкого круга британского руководства. Он оставался в поле зрения общественности как беспощадный критик политики Болдуина, направленной на предоставление независимости Индии. И, кроме того, он твердо отстаивал свою точку зрения на опасность, исходящую от нацистской Германии. Выступая в Парламенте и в прессе, Черчилль постоянно предупреждал о том, что гитлеризм подталкивает мир к новой войне. Он говорил, что перед лицом этой угрозы Великобритания должна находиться в полной боевой готовности. В частности, настаивал на принятии срочных мер в ответ на стремительный рост мощи германских военно-воздушных сил. Для того чтобы поставить Британию на колени и облегчить сухопутное вторжение, первый удар Гитлер нанесет с воздуха, считал Черчилль. Он стал главным оппонентом политики умиротворения, проводившейся преемником Болдуина Невиллом Чемберленом, которая состояла в попытке откупиться от агрессивной экспансии Гитлера, а не противостоять ей. Пытаясь избежать войны, к которой, по его мнению, Британия была совершенно не готова, Чемберлен содействовал германской аннексии Судетской области – региона компактного проживания немцев в Чехословакии. Черчилль считал, что умиротворить диктатора невозможно в принципе, а пожертвовать суверенитетом Чехословакии не только аморально и подло, но и глупо со стратегической точки зрения. Эта страна занимала исключительно важное место в центре Европы и обладала весьма привлекательными месторождениями угля. Когда по возвращении с Мюнхенской конференции (29–30 сентября 1938 года), на которой он сдал Судеты Гитлеру, Чемберлен заявил, что «привез мир нашему поколению», Черчилль без обиняков назвал это «полной и безоговорочной капитуляцией».

Дальнейшие события показали правоту последнего. И после нападения Гитлера на Польшу, положившего начало Второй мировой войне в Европе, Чемберлен предложил ему вновь занять пост первого лорда Адмиралтейства.

С характерной для него напористостью Черчилль тут же предложил отправить боевой десант в Норвегию с целью вытеснения оттуда немцев. Эта попытка потерпела неудачу, подобно фиаско в Галлиполи во время Первой мировой войны. Но на этот раз пал не Черчилль, а Чемберлен, который ушел в отставку в мае 1940 года. Черчилль сменил его на посту премьер-министра с началом самого тяжелого периода Второй мировой войны.

Характер Черчилля в этой кризисной ситуации проявился в том, что он, ни минуты не тяготясь размышлениями о неудаче в Норвегии, целиком отдался делу спасения своей страны. Он полностью отдавал себе отчет в том, что таким образом защищает весь свободный мир.

Черчилль принял на себя всю ответственность руководителя военного времени. Видя, как европейские страны одна за другой попадают под иго Германии, он обратил свой взгляд на Соединенные Штаты. Те сохраняли нейтралитет, не желая вовлекаться в очередную «европейскую» войну. Черчилль установил тесный личный контакт с президентом Франклином Д. Рузвельтом и убедил его отказаться от нейтралитета. Первым шагом стала программа ленд-лиза – государственная программа, в рамках которой Соединенные Штаты безвозмездно снабжали оружием, армейским снаряжением, самолетами и боевыми кораблями Англию (а затем и других союзников, в первую очередь Советский Союз).

Ленд-лиз помог совершить рывок в укреплении обороноспособности Великобритании, однако в 1940 году мощь германской военной машины казалась непреодолимой. В конце мая – начале июня английская армия потерпела поражение у Дюнкерка на французском побережье Северного моря. Тогда лишь чудом удавшаяся эвакуация предотвратила практически полное уничтожение группировки. Позже летом того же года началась «Битва за Британию»: немецкая люфтваффе[5]5
  Название германских военно-воздушных сил в составах рейхсвера, вермахта и бундесвера. В русском языке обычно применяется к ВВС вермахта (1933–1945).


[Закрыть] начала именно то, о чем за несколько лет до того предупреждал Черчилль, – массированные бомбардировки Лондона и других английских городов. Британцы готовились к вторжению, а точнее, Черчилль готовил страну к ожесточенному сопротивлению захватчикам. 4 июня 1940 года он обратился к Парламенту с одной из своих самых знаменитых речей, провозгласив: «Мы будем защищать наш Остров, какова бы ни была цена, мы будем драться на побережьях, мы будем драться в портах, на суше, мы будем драться в полях и на улицах, мы будем биться на холмах; мы никогда не сдадимся…»

Черчилль обладал достаточно сильным характером, чтобы мастерством убеждения поддерживать в своем народе так необходимые ему мужество, отвагу и решительность. К полному изумлению нацистской Германии, да и всего остального мира, британцы победили в Битве за Британию: Королевские военно-воздушные силы одолели люфтваффе и тем самым сорвали планы сухопутного вторжения.

Роль Черчилля далеко не ограничивалась призывами. Он полностью погружался во все тонкости ведения военных действий. В отличие от Гитлера и Муссолини, которые подавляли своих военачальников, Черчилль наладил с военными партнерские отношения. Это не мешало ему постоянно настаивать на том, чтобы английские войска никогда не позволяли ограничивать себя оборонительной позицией. Он считал, что лучшая защита – нападение, и не побоялся бросить целую бронедивизию (одну из двух, которыми располагала Великобритания) в наступление на армии Гитлера и Муссолини на Ближнем Востоке. Одновременно Черчилль установил коалицию с Советским Союзом, обязавшись помогать ему против немецкой агрессии. Но он оставался при этом заклятым противником коммунизма.

Со вступлением Соединенных Штатов в войну после нападения японцев на Перл Харбор 7 декабря 1941 года Черчилль выступил за создание трехсторонних союзнических отношений между США, СССР и Великобританией. Его подход к стратегии союзников весьма неоднозначно оценивается историками в наше время. Он предложил отложить сухопутное вторжение на европейский континент до тех пор, пока враг не будет изгнан с территории, которую он называл «мягким подбрюшьем Европы», – Средиземноморья и Северной Африки. Не желая повторения дюнкеркской катастрофы, Черчилль хотел начать энергичные наступательные действия только тогда, когда для них появятся хорошие, с его точки зрения, предпосылки. Несмотря на возражения высшего американского генералитета в лице Маршалла и Эйзенхауэра, президент Франклин Д. Рузвельт в итоге согласился с планом Черчилля. Союзники вторглись в Италию лишь летом 1943 года, проведя первую часть «европейской» кампании в Северной Африке. Через год Черчилль сыграл ключевую роль в поддержке открытия главного европейского фронта – высадке союзников в Нормандии 6 июня 1944 года.

«Я не могу удержаться от мысли, что если бы мой отец был американцем, а мать англичанкой, а не наоборот, я и сам мог бы сидеть в этом зале».

Из выступления в Конгрессе США

Хотя стратегия Черчилля во многом определила ход войны на европейском континенте, с началом боевых действий в Нормандии его влияние стало менее заметным. В предвидении скорой победы Черчилль счел, что главной послевоенной угрозой станут Советы. Дело не только в том, что он терпеть не мог коммунизм, – горький опыт двух мировых войн научил его выступать против любых тоталитарных режимов. Поэтому он считал, что западным союзникам следует двигаться прямо на Берлин, чтобы предотвратить его оккупацию советскими войсками. Черчиллю удалось очень точно предвидеть опасные очертания «холодной войны» на послевоенном горизонте. По согласованию с президентом Рузвельтом и его преемником Гарри С. Трумэном предложение Черчилля было отвергнуто Верховным главнокомандующим силами союзников Дуайтом «Айком» Эйзенхауэром[6]6
  Дуайт Дэвид Эйзенхауэр – американский государственный и военный деятель, генерал армии (1944). В США распространено прозвище – «Айк».


[Закрыть], который считал, что необходимо сначала сломить сопротивление нацистов в Южной Германии и Австрии. Войска союзников свернули в сторону от Берлина, а русские повели ожесточенные бои с большими потерями за Восточную Германию и Берлин.

С точки зрения тактики, план Айка был более очевиден и в меньшей степени чреват людскими потерями. Но Черчилль обычно смотрел на стратегические последствия действий, находящиеся за горизонтом тактического видения. В данном случае он рассматривал ситуацию вне контекста Второй мировой войны как таковой. Позднее, в речи, произнесенной в небольшом пресвитерианском колледже в штате Миссури, Черчилль впервые произнес ставшее популярным выражение «железный занавес». Он подразумевал тяжелую пелену советской тирании в Восточной Европе после оккупации, которая стала возможной из-за военной стратегии союзников.

Черчилль оказался в определенной степени разочарован окончательными итогами победы союзных сил в Европе. В довершение он получил удар, который оказался бы сокрушительным для любого другого человека. В июле 1945 года, сразу после безоговорочной капитуляции Германии и незадолго до капитуляции Японии, он лишился своего поста в результате всеобщих выборов. Черчилль был потрясен, но не сломлен. Первые новости о печальных итогах голосования он получил, лежа в ванне. «Похоже, что они победят с большим отрывом и получат полное право выгнать нас вон. Это называется демократия. За это мы и сражались. Передайте мне полотенце, пожалуйста», – спокойно заметил он.

После своего смещения в 1945 году Черчилль снова занял пост премьер-министра в 1951-м, а затем был пожалован в рыцари Ордена Подвязки за заслуги перед страной и миром. В июле 1953 года он перенес инсульт, после которого некоторое время оставался парализованным на левую сторону. Тем не менее он добился частичного восстановления и оставался на посту до апреля 1955 года, когда премьером стал Энтони Иден, лично выбранный Черчиллем в качестве преемника из числа других кандидатов.

Последнее десятилетие жизни Черчилль провел, занимаясь любимой живописью. Кроме этого, в 1956–1958 годах он опубликовал последний из своих значительных литературных трудов – четырехтомную «Историю англоязычных народов». До этого было выпущено еще более эпическое произведение – шеститомник «Вторая мировая война» (1948–1953), принесшее автору Нобелевскую премию по литературе. Даже если бы у Уинстона Спенсера Черчилля не было выдающихся заслуг перед человечеством в качестве одного из лидеров свободного мира и смелого военного руководителя, он остался бы в памяти как блестящий журналист и историк. За два года до смерти Черчилля, которая последовала 24 января 1965 года, президент Джон Ф. Кеннеди и Конгресс США предоставили ему звание почетного гражданина США. Он был первым из пяти человек, когда-либо удостоенных такой чести.

1
Наслаждайтесь моментом

«Ничто в жизни так не воодушевляет, как то, что в тебя стреляли и промахнулись».

«История Малакандского полевого корпуса», 1898

Малаканд. Происхождение названия этой неприветливой области, которая находится на северо-западной границе территории нынешнего Пакистана, в точности неизвестно. Одни предполагают, что оно связано с пуштунскими словами «амэйл» и «юбо», обозначающими гирлянду цветов и воду: путнику, проходящему опасный путь по высокогорному Малакандскому проходу, вид на извилистое течение реки Сват глубоко внизу мог напоминать цветочные бусы или гирлянду. Другие считают, что это имя состоит из слов «маллах» (святой, или праведник) и «кандао» (высокогорье). Третьи говорят о том, что существует прилагательное «малакандо», которое переводится «изогнутый, как человеческий позвоночник». Каждому, кто преодолевал Малакандский проход, этимология слова представляется не лишенной смысла. Это изнурительное путешествие, после которого многие путники просят то, что в пушту называется кунд, то есть обезболивающее снадобье или целебную мазь. Добавьте к этому слово «мала», то есть «мне», и получится «мала кунд» – «дайте мне обезболивающее лекарство».

Откуда бы ни происходило его название, Малаканд был и остается суровым, малопригодным для жизни краем.

В конце лета и осенью 1897 года эта местность стала еще и смертельно опасной. И именно это неудержимо влекло туда выпускника Королевской военной академии Сэндхерст, младшего лейтенанта кавалерии по имени Уинстон Черчилль.

В этот период границы России расширялись, опасно приближаясь к Индии, и это заставило британское правительство применить «Политику упреждения». Она состояла в удержании главных путей в Индию через Гиндукуш верными англо-индийскому правительству племенами под руководством гарнизонных частей регулярной англо-индийской армии. Когда волнения в Читрале стали угрожать находящимся там английским гарнизонам, на помощь им был отправлен специальный отряд. Он базировался в Малаканде и помогал местным полевым командирам и прочим вождям поддерживать мир и охранять перевалы. Однако через некоторое время пуштунские племена снова взбунтовались и напали на расположение англо-индийских войск в Малаканде. Атаку удалось отбить, но министерство по делам колоний приняло решение снарядить карательную экспедицию, чтобы раз и навсегда усмирить пуштунов в регионе.

Как взволнованно писал Черчилль своему брату Джеку 31 августа, восстали «практически все свирепые и воинственные афганские племена». В тот момент он как раз выбивал себе место в составе карательного отряда, который получил название «Малакандский полевой корпус». И в конце концов присоединился к нему в качестве военнослужащего и военного корреспондента.

«Я верил в свою звезду, в свое предназначение в этом мире. Моя жизнь была вполне приятной, и мне, наверное, стоило сожалеть о том, что я оставляю ее. Однако я никогда не испытывал подобного сожаления».

Из книги Джона Кигана «Уинстон Черчилль»

Он изнывал от нетерпения – ему хотелось как можно скорее начать действовать. В самый последний момент он присоединился к кавалерийскому подразделению, совершавшему переход по долине Мохманд в направлении Навагая, где его должны были официально зачислить в состав полевого корпуса. Сильно переживая, что может упустить возможность проявить себя в деле, Черчилль пришпорил своего серого коня и оказался далеко впереди отряда. Неожиданно прямо перед ним из-за скал появились с полсотни всадников-пуштунов. Очутившийся в полном одиночестве Черчилль отреагировал на это, выхватив пистолет и пустив коня галопом прямо на них. Потом Черчилль узнал, что всадники были из дружественного британцам племени, и поведение молодого младшего лейтенанта привело их в полное изумление. «Но откуда мне было знать это? – писал он в письме матери. – Они оказались так близко, что мне оставалось только прорываться».

Откуда мне было знать? Этот риторический вопрос многое говорит о восприятии молодым Черчиллем ситуации, в которой он точно понимал единственное: она является смертельно опасной. Откуда ему было знать? Ниоткуда, потому что он решил самостоятельно передвигаться по территории, о которой ему было неизвестно ровным счетом ничего. Рискованно? Для Уинстона Черчилля это было главное в приключении. И он жаждал опасности так сильно, как другие мужчины жаждут еды, секса или денег.

По дороге к Навагаю Черчилль получил наглядный урок правил боя, которые преобладали в этом конфликте. На его глазах группа сикхов (индийских солдат, служивших в британской армии) бросила раненого пуштунского повстанца в походную печь для сжигания мусора, где он сгорел заживо. «Несомненно, мы – чрезвычайно жестокие люди. Я чувствовал себя стервятником. Единственным оправданием служило то, что я и сам мог превратиться в падаль». Он хорошо знал, что «на индийской границе делом чести было не оставлять раненых врагу. Тех, кто попадал в бою в руки пуштунов, всегда ждали чудовищные мучения и медленная смерть». Убивай, чтобы не убили тебя. Ему пришлось принять эту моральную установку в качестве платы за приключение, к которому он так стремился.

О том, что произошло в перестрелке 16 сентября, которая стала для молодого человека первым боем и огневым крещением, можно судить по четырем фразам Черчилля:

«Из-за скал раздалась беспорядочная пальба; крики, возгласы и пронзительный вопль. Одного человека ранили в грудь, и он истекал кровью, другой лежал на спине, корчась в судорогах. Прямо за моей спиной вертелся один из британских офицеров: его лицо превратилось в кровавую массу, а одного глаза не было. Да, это и впрямь было приключение».

Во время Второй мировой войны красноречие Черчилля сопровождало Британию и ее союзников в жизни и смерти, а позднее мастерское владение языком принесло ему Нобелевскую премию по литературе. Поэтому неудивительно, что этот отрывок демонстрирует блестящий, ритмичный и точный стиль изложения, лишенный фальшивой сентиментальности, сдержанный, но точный в деталях. Читателя потрясает не столько картина боя с криками, кровью, судорогами агонии и тяжелым увечьем, сколько последняя фраза: «Да, это и впрямь было приключение». Насилие, боль и общее смятение существуют в рассказе для того, чтобы удовлетворить стремление автора испытать чувство опасности.

Этого ему досталось сполна.

Получив официальное прикомандирование к Малакандскому полевому корпусу 15 сентября, на следующий же день Черчилль в составе трех бригад соединения отправился в переход на позицию, расположенную на выезде из враждебного приграничного селения Марханай. В лучших традициях английской кавалерии он поскакал на звук выстрелов, поведя за собой авангард отряда, состоявший из 35-го полка, в котором служили сикхи. Когда огонь стал слишком плотным, он привязал своего коня в укрытии и, спешившись, продолжал идти вперед. Таким образом он, яростно отстреливаясь, оказался в самой гуще врагов, предоставив им возможность отрезать себя от своих.

Когда поступил приказ отходить, Черчилль не спешил его выполнять. «Я оставался до последнего». Неподалеку от него двоих британских офицеров сразил огонь пуштунов. Один из повстанцев подполз к телу погибшего офицера, чтобы обезглавить его при помощи ножа. Черчилль выстрелил в него. «Он упал, затем снова встал», и тогда Черчилль прицелился и прикончил его.

В письме матери он писал, что «если бы здесь присутствовали зрители», его выступление «наверняка бы отметили». Это замечание говорит о его мотивации, которая во время первого боя претерпевала значительные изменения. Сначала он действовал под влиянием адреналина, зашкаливавшего в его крови из-за чувства опасности. Однако затем на первый план вышло желание выделиться, получить признание своего геройства со стороны окружающих. Далее его мотивация продолжила свое развитие. Под ураганным огнем врага Черчилль вместе с другим офицером перетаскивали раненого сикха в головную колонну 35-го полка. («На моих брюках осталась его кровь», – писал он матери после боя.) Отступление всегда чревато опасностями. Это тяжелое занятие, требующее немалого искусства тактически правильно выстраивать этапы отхода. Просто повернуть назад и пуститься наутек почти наверняка означает гибель. Отступающие должны время от времени разворачиваться и отвечать на огонь преследователей. Именно так сделали Черчилль и его товарищ. Когда они залегли, чтобы открыть ответный огонь, противник, находившийся всего в 40 ярдах (37 метрах) от них, сначала обрушил на них шквал камней, а затем открыл ружейный огонь.

«На войне, которая является яркой формой жизни, случайность освобождается от всех своих покровов и масок и время от времени является полностью обнаженной, чтобы прямо решать судьбу людей и событий».

«Размышления и приключения», 1932

Теперь Уинстон Черчилль испытывал совершенно другие чувства. «Это было ужасно, – говорил он, – потому что помочь умиравшему было невозможно». Сострадание одержало верх над совершенно аморальной жаждой приключения. «Я не чувствовал никакого воодушевления и почти не испытывал страха. Когда дело стало по-настоящему смертельным, воодушевление пропало». В окружении врагов Черчилль решил, что его офицерский маузер не лучший вариант, и взял винтовку у другого раненого солдата. Он сделал сорок выстрелов подряд почти без пауз. «Не могу сказать наверняка, но, похоже, я застрелил четверых. В любом случае, они упали». (Позднее он говорил о трех убитых «наверняка», еще двух – «сомнительно» и одном «сильно сомнительно».)

Усвоить все уроки

Малакандский опыт обогатил молодого лейтенанта духовно, физически и интеллектуально. Черчилль смог воочию убедиться в разрушительной мощи нового поколения стрелкового оружия, особенно самозарядных винтовок. Пуштуны, вооруженные старыми однозарядными ружьями, не имели шансов в этом противостоянии. Отличаясь свирепостью и имея многократное численное превосходство, они не могли захватывать английские лагеря. Количество защитников было относительно небольшим, но их сила многократно возрастала за счет частоты огня, ведущегося из тщательно подготовленных укрытий.

Свидетельством тому были горы тел убитых пуштунов, громоздившиеся в человеческий рост на подступах ко многим английским форпостам. Черчилль понимал, что самозарядная винтовка, как и пулемет, составляют огромное преимущество обороняющихся перед атакующими. Когда разразилась Первая мировая война, патовая ситуация, сложившаяся в противостоянии на Западном фронте, приводила в замешательство многих военных теоретиков. Однако к тому времени Уинстон Черчилль уже понимал, что военные технологии позволяют практически неограниченное время успешно оборонять укрепленные позиции, создавая проблемы наступающим. Он хорошо усвоил уроки Малаканда, заключавшиеся в необходимости избегать кровопролитных и бессмысленных атак на противника, обладающего современными оборонительными вооружениями. Это понимание легло в основу его будущего стратегического мышления, способствовавшего дарданелльской неудаче в 1915 году. Этим пониманием объясняется и его приверженность к использованию новейших военных технологий, и стремление развивать танкостроение и военную авиацию.

В течение всего нескольких часов ожесточенной схватки чувства Уинстона Черчилля прошли путь от геройства к состраданию и обратно к геройству – возможности рискнуть всем ради всеобщего восхищения. Однако это было только начало.