Текст книги "Никогда не сдавайтесь"

Через час бой начал стихать, шквальный огонь и град камней постепенно перешли в эпизодический обмен выстрелами. Вечером в лагере, описывая в письме к матери события 16 сентября, Черчилль вернулся на более раннюю ступень своей моральной эволюции. Он хотел славы. «Я проскакал на своем сером коне вдоль линии огня, а все остальные отсиживались в укрытии. Возможно, это глупо, – признавал он. – Но я играю по-крупному, а перед этой публикой не бывает чего-то излишне смелого или благородного».

Менее чем через две недели после боя у Марханая он снова оказался в деле. На этот раз – в районе Агры, в составе 31-го Пенджабского полка. В течение пяти часов он находился под непрерывным обстрелом, но этот факт не подействовал на него так же сильно, как печальное известие о том, что доблестный британский полк – Королевский Западно-Кентский – дрогнул и побежал с поля боя. Оставив к тому же одного из своих раненых офицеров на растерзание врагу.

Вернувшись в лагерь, Черчилль не выдержал и разрыдался – сначала при виде останков офицера, которые удалось найти на поле боя: «На носилках были буквально мелкие кусочки». А затем при виде сломленных людей из Западно-Кентского полка, «которые не устояли в бою… и явно устали воевать». После этого он написал матери, что надеется к следующему бою получить под свое командование роту – сотню людей, с помощью которых он «сможет испытывать судьбу не только ради жажды приключений».

В горячем цеху Малаканда ковалась сталь будущего лидера. Мягкий металл юношеской жажды приключений ради приключений обогатился желанием проявить героизм. Затем в сплав добавилась немалая доля сострадания. И наконец, в самую последнюю очередь, потребность в чем-то большем, чем просто чувства, дела или даже долг. Это была потребность руководить. В ней слились воедино все остальные мотивы – страсть к приключению, геройство, сострадание. Но тем катализатором, благодаря которому эта потребность проявилась, стало горячее желание уберечь английских солдат от позора бегства с поля боя. И от предательства раненых товарищей, оставляемых на растерзание безжалостному врагу. Младший лейтенант Уинстон Черчилль рвался в бой, думая только о себе. А вышел из него самоотверженным человеком, готовым не просто командовать, но и вести людей за собой.

О лидерстве написано множество книг. В большинстве из них утверждается, что это навык, которому можно научиться. Это верно лишь отчасти. Пример Уинстона Черчилля заставляет задуматься о том, что любые благоприобретенные навыки строятся на основе, которую представляет собой неукротимое, почти наверняка врожденное, стремление дерзать, стремиться к большему и, в конечном итоге, лидировать. Черчилль был героическим, отзывчивым, жертвенным и вдохновляющим лидером. Эти разноплановые свойства определялись его врожденной страстью к приключениям, риску и опасности – непреодолимой тягой к наслаждению остротой момента. Только этого было бы недостаточно для великого руководителя, но, несомненно, без этого он не мог бы состояться.

2
Будьте реалистом

«Погуляв по волнам моря Идей и Теорий, я с облегчением ступаю на твердую почву Результатов и Фактов».

«История Малакандского полевого корпуса», 1898

Перед тем как приступить к написанию «Истории Малакандского полевого корпуса» Черчиллю, как и любому писателю, нужно было определить жанр своего повествования. С одной стороны, его опыт, приобретенный в полевом корпусе, предполагал простой и интересный рассказ о яростных схватках между пуштунами под предводительством воинствующего религиозного лидера, которого Черчилль называл «Бешеный Мулла», и войсками Малакандского полевого корпуса. Однако он прекрасно понимал, что у этой простой истории есть огромный и сложный подтекст, включающий переплетение мотивов, целей и многочисленные пересечения интересов, что и определяло действия противоборствующих сторон. Пуштунские бойцы выполняли приказы Бешеного Муллы. Но Черчилль знал о глубинных мотивах, вызванных проблемами торговли, кровным родством и так называемым священным религиозным долгом: убивать неверных, то есть христиан, посягающих на господство на их землях. Со своей стороны, британцы руководствовались интересами империи, международной политики и торговли, а также идеей своего расового и религиозного превосходства.

«Писать книгу было увлекательным занятием. Она начиналась как развлечение, затем превратилась в страсть, затем в хозяина, а затем и в тирана».

Речь в Лондоне 2 декабря 1949 года

Писателю важно выбрать правильный стиль изложения – по крайней мере, если он хочет, чтобы его произведение было доступно для понимания. Черчилль начал с того, что объяснил свои цели.

В этой книге он не намеревался детально вникать в сложные вопросы, связанные со спорными территориями, искать причины и следствия.

«Во вступительной главе я попытался дать общую характеристику многочисленных и влиятельных племен, населяющих приграничные области Индии. В последней главе я попробовал разобраться в огромном массиве экспертных мнений на этот счет с точки зрения обычного человека. Все остальное – рассказ, в котором я хотел поделиться с читателем своими впечатлениями о том, как это было».

Выбор Черчилля заключался в том, чтобы перейти к рассказу, под которым он понимал повествование о боевых действиях. Он подробно объяснил это несколько позже:

«Историка всегда угнетает трудная задача определения негромких, почти незаметных событий, которые предшествуют и готовят почву взрывам насилия и бунтам в любых обществах. Он может обнаружить множество причин и должным образом отразить их, но его всегда будет мучить мысль о том, что он что-то упустил. Изменчивые волны общественного мнения, подспудные интересы, пристрастия и прихоти, водовороты неподвластных логике чувств или невежественных предрассудков вызывают к жизни силы столь мощные и многочисленные, что узреть и оценить роль каждой из них в поднявшейся буре – задача, неподвластная человеческому разуму и трудолюбию…»

В попытке изложения причин великого бунта племен 1897 года эти трудности усугубляются тем, что ни один европеец неспособен понять мотивы азиата или взглянуть на ситуацию с его точки зрения.

Несмотря на желание побыстрее перейти к описанию событий и отчаяние, постигшее его в попытке изложить многочисленные причины, приведшие к ним, молодой Черчилль не может заставить себя полностью отказаться от вступления к книге. Скрепя сердце он пишет: «Поскольку обойти молчанием этот вопрос невозможно, я возьму на себя труд указать на наиболее важные и очевидные силы, сформировавшие ситуацию, с которой пришлось столкнуться британской власти в Индии». На протяжении одной главы он описывает предысторию событий, возлагая главную вину на религиозные (он называет их «предрассудками») мотивы пуштунов. Глава не слишком длинная, и в ее конце читатель не может не почувствовать радость автора по поводу того, что он наконец избавился от тяжкого бремени необходимости писать вступление: «Погуляв по волнам моря Идей и Теорий, я с облегчением ступаю на твердую почву Результатов и Фактов». Этим предложением Уинстон Черчилль переходит к повествованию – увлекательному рассказу о столкновениях современной армии с яростными воинами Средневековья.

Фраза «Погуляв по волнам моря Идей и Теорий, я с облегчением ступаю на твердую почву Результатов и Фактов» вошла во все (а их чрезвычайно много) собрания цитат, изречений и афоризмов Черчилля.

В контексте «Истории Малакандского полевого корпуса» ее можно понимать как любезный авторский прием, позволяющий читателю догадаться о предстоящей смене тематики изложения. Но от нее не удается легко избавиться. Она воспринимается не просто как красивый литературный прием, а как словосочетание, которое достойно внимания само по себе. Это на самом деле своего рода миниатюрный манифест, выражающий жизненную философию. «Идеи и Теории» представлены «морскими волнами», после которых можно испытать облегчение, ступив «на твердую почву Результатов и Фактов». Возможно, это не более чем намерение автора – причем юного автора, – предпочитающего мыслям действие, но фраза звучит не совсем так. Кажется, что в ней говорится об изначальном превосходстве результатов и фактов над идеями и теориями.

Лидерство всегда основано на практике

Вспомните выражения «практический руководитель» и «практическое руководство» и забудьте о них. Они избыточны, поскольку понятия «теоретическое лидерство» не существует. Лидер по определению практик, поскольку имеет дело с людьми и явлениями. Тот, кто остается на уровне теорий, не связан с людьми и явлениями. А без такой связи невозможно стать настоящим лидером. Можно во всех деталях представлять себе рычаги механизма и его внутреннее устройство, но до тех пор пока хотя бы одна из шестеренок не зацепит другую, он не будет действовать.

Безусловно, именно таким и было понимание лидерства Черчиллем. Он был противником коммунизма, фашизма, нацизма и любых других форм тоталитаризма, направленных на подавление и разрушение личных свобод и инициатив. А демократией считал такую систему управления, которая защищает личные свободы и инициативы. Это было пределом его идеологической ориентации, границей его интереса к «Идеям и Теориям» публичной власти. В том, что касается государственной власти, его в первую очередь заботило то, как накормить людей, дать им кров и защитить их. Или, скорее, каким образом вдохновить их на то, чтобы они могли обеспечить себя пропитанием, кровом и защитой самостоятельно.

Это требовало минимальных теоретических познаний, но огромной практической работы. Для Черчилля лидерство было конкретным делом. Не случайно он пришел к нему не через гражданскую службу или дипломатию (где обучение основано прежде всего на Идеях и Теориях), а через армию. Через руководство людьми в сложной боевой обстановке, которое подразумевает в том числе заботу об их физическом и духовном здоровье, о том, чтобы они были сыты и имели крышу над головой, и поддержание в их рядах дисциплины и порядка. Он пришел к политическому руководству через рутину повседневного военного руководства, успех которого измеряется исключительно «Результатами и Фактами».

Уинстон Черчилль отнюдь не был антиподом интеллектуала. Он был ненасытным читателем, талантливым историком и проявлял живой интерес к достижениям науки. Но его эрудиция во многом определялась потребностями его чувств и ощущений – тем, что он мог увидеть, потрогать и сделать. Хотя его поэтические пристрастия восходили к Шекспиру, Теннисону и Киплингу, он бы наверняка глубоко воспринял и был бы готов подписаться под высказыванием американского модерниста ХХ века Уильяма Карлоса Уильямса. «Не идеи, но вещи», – писал Уильямс, отрицая тем самым абстрактное, глубокомысленное и невнятное выражение и заменяя его языком, основанным на самой прочной из твердынь: том, что можно слышать, видеть, вкушать, обонять и ощущать.

С самого начала своей карьеры Черчилль тоже был человеком с предметным мышлением, но вместе с тем и человеком идей в предметах. Для него история империи слагалась не как абстрактная диссертация на тему политики и администрирования, а скорее как «История Малакандского полевого корпуса» – рассказ о сражениях на границе того, что тогда понималось под словом «цивилизация».

В течение всей своей парламентской карьеры, занимая высшие государственные посты, Черчилль выступал за демократию. Но для него это было не отвлеченное рассуждение о гражданских правах, а живое повествование об опасностях, поражениях, восстановлении, выживании, победе и в политике, и в двух жестоких войнах. Повествование, в основе которого – свобода, справедливость и права человека.

«Не следует искать идеальных решений наших проблем в мире, который далек от идеального».

Речь в Шеффилде 17 апреля 1951 года

Как лидер Черчилль не отделял идеи от предметов и явлений, а принципы – от людей. Не существовало рубежа между теорией и реальностью. В руководстве и управлении правительством теория должна выражаться в результатах и фактах. Без них в ее существовании нет никакого разумного смысла.

Хотите создать новую теорию государственного управления? Найдите новые факты и получите новые результаты. Уинстон Черчилль не умалял значения идей и не отрицал их, но всегда работал непосредственно с их конкретными воплощениями. Твердая почва выглядела бесконечно более привлекательной, чем волнующееся море. В первом случае вполне возможно строить чудесное здание практически любой высоты. Во втором случае для спасения собственной жизни потребуется изрядное везение, не говоря уже о возможности утраты ценного и полезного.

Настоящее результативное лидерство не означает навязывания идеалов группе людей. Суть его в том, чтобы идеи, ценности и цели были понятны работникам предприятия и соответствовали реальностям среды, в которой оно существует. Без этого лидерство невозможно.

3
Определите свою судьбу

«Лучше делать новости, чем рассказывать о них; лучше быть актером, чем критиком».

«История Малакандского полевого корпуса», 1898

По мере взросления перед каждым из нас встает вопрос выбора жизненного пути. Для некоторых ответ на него бывает более или менее простым. Мир предлагает нам определенный шаблон – доктор, юрист, учитель, бухгалтер, инженер или что-то еще – и мы худо-бедно следуем ему. У других людей все бывает намного сложнее.

Взросление Уинстона Черчилля пришлось на середину Викторианской эпохи, и в силу его принадлежности к определенному классу общества жизненные планы представлялись вполне обычными: пойти по линии государственной или военной службы. Поскольку он не получил достаточно высоких оценок в школе для поступления на гражданскую или дипломатическую службу, ему оставалась только военная карьера, где предъявлялись значительно менее суровые требования к уровню знаний.

Однако очень скоро Черчилль понял, что эта проторенная дорожка вряд ли удовлетворит его карьерные амбиции. Подобные мысли посещают многих, но большинство людей остаются в привычной колее и обрекают себя на жизнь, которая будет для них всего лишь в большей или меньшей степени сносной. К Черчиллю это не относится. В первую очередь своей должности младшего кавалерийского офицера он нашел наиболее сложное и опасное применение. Затем он совместил военную профессию с профессией журналиста, став тем, что в современной жизни называется военным корреспондентом. Это был необычный подход к несению воинской службы, стиравший для молодого Черчилля грань между участником боевых действий и рассказчиком о них.

Если не вы, то кто-то другой

В бизнесе в целом, как в рамках предприятия, так и в более широком кругу коллег, конкурентов, клиентов и инвесторов, крайне важно создать определенный образ личности и контролировать его. Если выглядеть пустым местом, его заполнят другие. Вместо этого надо создать личный бренд, представляющий вашу ценность и исключительность.

Дело было не в том, что Черчилль никак не мог определиться. Напротив, он всегда отличался исключительной целеустремленностью. Военный или журналист – неважно. Главное – находиться в центре событий. Причем не просто наблюдать или участвовать в них, но влиять на происходящее, контролировать его и управлять им. И после участия в экспедиции Малакандского полевого корпуса в 1898 году Черчилль добивается перевода на другой театр военных действий. Он отправляется в Южную Африку освещать события Второй («Великой») Англо-бурской войны.

В ноябре 1899 года буры (потомки голландских переселенцев, добивавшиеся независимости от Британской империи) осадили городок Ледисмит. Черчилль находился неподалеку, в английском гарнизоне Эсткорт. Капитан Эйлмер Халдейн получил приказ провести рекогносцировку вражеской территории на глубину 20 миль в направлении Коленсо.

Вылазку решили провести на бронепоезде – считалось, что это самый безопасный способ перемещения по области, находившейся под контролем повстанцев. Халдейн, знавший Черчилля по совместной службе в Индии, предложил ему присоединиться к экспедиции. После недолгих раздумий Черчилль понял, что это предложение сулит возможность написать несколько интересных репортажей, и согласился. В пять часов десять минут утра 15 ноября бронепоезд вышел из Эсткорта.

На станции Чивли, примерно на полпути до Коленсо, Халдейну донесли о приближении буров, и он приказал отодвинуть состав примерно на четыре мили назад к городу Фрер, где рассчитывал укрыться в ожидании развития событий. Обходя один из холмов, поезд попал под обстрел установленной на его вершине бурской артиллерии, и один из снарядов угодил в первый вагон. Машинист прибавил пару, рассчитывая прорваться сквозь засаду, но буры подложили на рельсы большой булыжник, и три вагона сошли с рельсов. Поезд шел задним ходом, и эти вагоны теперь громоздились на путях, лишив локомотив возможности двигать состав. Черчилль незамедлительно обратился к Халдейну с предложением. Он принял руководство группой, освобождавшей пути от столкнувшихся вагонов, и приказал машинисту подвигать состав взад-вперед, чтобы ускорить расчистку путей от обломков. А Халдейн со своими людьми обеспечивал огневое прикрытие.

Включайтесь

Проблемы – это приглашение к действию. Возьмите решение проблемы на себя, и вы неожиданно ощутите себя совладельцем предприятия.

Все это время буры вели интенсивный артиллерийский и ружейный огонь. Когда один из осколков попал машинисту в голову, он обернулся к Черчиллю со словами: «Мне конец!» «Не падай духом! Я с тобой!» – спокойно ответил тот. Эти шесть слов отражают суть послания, которое в более развернутой и величественной форме Черчилль транслировал соотечественникам в самые суровые дни Второй мировой войны. Это призыв к мужеству и выдержке, подкрепленный обещанием личной и всеобщей солидарности.

«Всегда лучше использовать короткие и привычные выражения».

Речь в Лондоне 2 ноября 1949 года

К этим словам Черчилль добавил и нечто прагматичное, пообещав машинисту медаль за личную доблесть в бою, если он сможет поддерживать ход. То ли под влиянием обещания Черчилля разделить его судьбу, то ли вдохновившись перспективой награды, машинист остался на посту. Капитан Халдейн впоследствии писал, что разбор затора под яростным огнем врага занял больше часа, и вначале был безрезультатным. По его словам, «Черчилль с непреклонной настойчивостью продолжал выполнение трудной задачи, несмотря на непрекращающийся вражеский огонь». Он руководил работами без какого-либо намека на панику.

Один из солдат, находившихся в бронепоезде, писал в письме, что Черчилль «вел себя настолько невозмутимо, как будто ничего не произошло» и что «одно его присутствие и поведение… стоило пятидесяти человек».

Через час с небольшим Черчиллю удалось справиться с препятствием, и локомотив смог продолжить движение. Он приказал машинисту зацепить остальные вагоны, чтобы доставить обратно в Фрер как можно больше людей.

Однако под ураганным огнем противника сделать это оказалось невозможно. Тогда Черчилль помог машинисту разместить около двадцати бойцов на угольном тендере, чтобы эвакуировать их с поля боя, и оставался с ними до тех пор, пока не убедился, что все раненые подобраны, а паровоз вышел из-под обстрела и направляется в сторону Фрера. Затем он спрыгнул, чтобы вернуться к месту засады и помочь отряду Халдейна.

План Халдейна заключался в том, чтобы укрыться вместе с полусотней бойцов на близлежащей ферме и продолжать бой оттуда. Но когда он собрал отряд для прорыва, два человека по собственной инициативе стали размахивать белыми платками, и ему пришлось отдать приказ сдаваться.

В это время Черчилль все еще шел по железнодорожным путям, направляясь к позиции Халдейна. Когда по дороге его перехватили двое буров и наставили на него винтовки, он не стал сдаваться, а развернулся и побежал от них вдоль рельсов. Вдогонку ему полетели пули, «свистящие справа и слева, буквально в дюймах от цели». Он попытался укрыться в неглубоком рве под путями, но когда две следующие пули просвистели, чудом не задев его, выскочил на насыпь, прополз под колючей проволокой ограждения и наконец нашел небольшое углубление, в которое смог поместиться. В двухстах ярдах от себя он увидел реку и решил двигаться к ней, зная, что там у него будет намного больше возможностей скрыться. Однако этому помешал молодой бурский офицер-кавалерист, подъехавший к нему с криком, слов которого Черчилль не мог понять.

«Я был готов принимать муки, но предпочел отложить их».

«История Малакандского полевого корпуса», 1898

Черчилль вскочил и потянулся к кобуре, но она оказалась пуста: он оставил пистолет в локомотиве. Винтовка кавалериста была направлена прямо на него, и Уинстон Черчилль поднял руки вверх, сдаваясь.

Позже он называл это «позором всей своей жизни». Его вместе с другими пленными, «как скотов», согнали в поезд, шедший в Преторию, где в зданиях Образцовой государственной школы был организован импровизированный лагерь военнопленных. Он подал формальный протест, указывая, что как военный корреспондент не принимает участия в боевых действиях и требует немедленного освобождения. Черчиллю было невдомек, что буры более всего опасаются именно его репортажей, считая их вредными для своего дела. Поэтому бурские власти не обратили никакого внимания на его протесты.

10 декабря, на двадцать пятый день своего плена, Черчилль узнал, что Халдейн и главный сержант Брокки планируют побег, и присоединился к ним. Школу окружал высокий забор, однако в углу, где был расположен нужник, к нему примыкала балка, по которой можно было незаметно перебраться в сад соседнего жилого дома. Троица решила совершить пеший переход в сотню миль до нейтральной португальской колонии – Мозамбика, скрываясь в светлое время суток и передвигаясь только по ночам. Согласовав план между собой, они решили, что совершат побег в следующую ночь, 11 декабря.

Весь следующий день троица с нетерпением ожидала захода солнца. С наступлением темноты они стали внимательно следить за участком стены у нужника в ожидании момента, когда часовые немного отвлекутся. Такой момент никак не наступал.

Как позже вспоминал Черчилль, Халдейн советовал сохранять терпение, тогда как он, Черчилль, считал «что нужно действовать отчаянно, даже с риском быть замеченными». День 12 декабря прошел в волнениях и спорах относительно того, стоит ли предпринимать действия. В своем дневнике Халдейн записал, что Черчилль настаивал на том, чтобы бежать сегодняшней ночью. На это Халдейн отвечал: «Мы, безусловно, совершим побег, как только представится удачный случай». Более чем через десять лет после описываемых событий Черчилль признавал, что «настаивал на побеге будущей ночью, несмотря ни на что».

Поздним вечером, перед восходом луны, они оба направились к нужнику. Однако вид стражи, которая почти не спускала с них глаз, привел их в смятение и нерешительность. Когда они вернулись под навес, Брокки посмеялся над ними. В ответ они предложили ему пойти к нужнику и лично оценить ситуацию, что он и сделал. Не дождавшись его возвращения, Черчилль сказал Халдейну, что собирается бежать, и посоветовал последовать его примеру спустя несколько минут.

«Мы должны совершить это сегодня ночью, невзирая на риск».

Цитируется по книге Мартина Джилберта «Черчилль: жизнь», 1991

По пути к нужнику Черчиллю встретился Брокки. Опасаясь быть услышанным стражей, главный сержант сказал что-то вполголоса, но Черчилль не смог разобрать его слов и пошел дальше. Впоследствии он вспоминал, что, подойдя к забору, «пришел к убеждению, что можно провести в нерешительности всю ночь вместо того, чтобы разрешить вопрос раз и навсегда». Увидев, что постовой отвернулся зажечь трубку, Черчилль запрыгнул на балку и через несколько секунд уже был по ту сторону забора.

«Пытаться заглядывать далеко вперед ошибочно. Звенья в цепи судьбы надо ухватывать поочередно».

Речь перед Палатой общин 27 февраля 1945 года

Последуют ли за ним Халдейн и Брокки? Он ждал, затаившись в темноте сада соседнего дома. Прошло четверть часа… полчаса… целый час. Его скрывали только чахлые голые кусты. Дом был освещен, и он видел входящих и выходящих из него людей. Пару раз люди проходили буквально в нескольких ярдах от Черчилля.

Наконец, он вернулся к забору. Легонько постучал по нему, чтобы привлечь внимание одного из пленников, шепотом сообщил, что ему удалось бежать, и попросил передать Халдейну, чтобы тот постарался присоединиться к нему. И снова стал ждать.

Получив известие, Халдейн подошел к забору. Но при виде часового остановился в нерешительности. И так несколько раз. Прошел еще час мучительного ожидания. Затем Халдейн постучал по забору, чтобы подозвать к нему Черчилля, и сообщил, что они с Брокки этой ночью не побегут. Теперь Черчиллю надо было решать, что делать дальше. Сначала он подумал о возвращении в лагерь, поскольку шансов добраться до Мозамбика в одиночку было немного. Но с внешней стороны забора балки не было, перебраться через него было намного труднее. И, кроме всего прочего, это точно вызвало бы нежелательный шум. Поэтому вместе с Халдейном они решили, что единственным вариантом для Черчилля остается идти одному.

Это выглядело безумием. Но Черчилль обладал талантом обдумывать отчаянные мероприятия, не предаваясь собственно отчаянию. Он еще раз проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что изначальный план похода в сотню миль через вражескую территорию больше смахивает как раз-таки на жест отчаяния. И от него следует отказаться. В то же время он знал, что между Преторией и портом Лоренсу Маркиш на португальской территории есть железнодорожное сообщение. Из Лоренсу Маркиша он сможет добраться морским путем до Дурбана, который уверенно контролировали британцы. Таким образом, лучше всего было бы найти попутный товарняк и спрятаться на нем.

Черчилль обожал показное великолепие военной формы как никто другой. Но, работая в Южной Африке в качестве журналиста, он решил использовать гражданский костюм. И сейчас, изо всех сил стараясь не быть замеченным в кустах, где провел остаток ночи, он сообразил, что его неброский коричневый костюм прекрасно поможет ему оставаться в Претории незамеченным. Он решил в ожидании наступления темноты спокойно прогуливаться по городским улицам, напевая себе под нос. А когда наступила ночь, дождался появления медленно ползущего товарного поезда. Пробежав вдоль него, он вскочил на сцепку между вагонами, а оттуда перебрался в вагон, заполненный пустыми мешками из-под угля. Перед рассветом, опасаясь быть обнаруженным в свете дня, он спрыгнул с поезда в районе шахтерского поселка Уитбэнк в шестидесяти милях к востоку от Претории. Испытывая голод и жажду, он прятался у путей до наступления темноты, а затем двинулся в направлении огоньков на горизонте и постучался в дом, расположенный неподалеку от угольной шахты. Человек, открывший дверь, держал в руке пистолет. Но Черчилль сделал вид, что не обратил на это внимания, и совершенно спокойно спросил: «Вы англичанин?» Вместо ответа человек направил пистолет прямо на него. «Я – доктор Бентинк, – продолжал Черчилль. – Я упал с поезда и заблудился». Человек пистолетом указал Черчиллю войти внутрь, а затем потребовал, чтобы тот сказал правду. «Меня зовут Уинстон Черчилль», – ответил он неожиданно для себя. Так же, как неожиданно для себя самого перемахнул через стену лагеря военнопленных. Он просто сделал это в надежде на лучшее.

«Благодарите Бога, что вы попали именно сюда!», – воскликнул человек. Он объяснил Черчиллю, что буры выпустили листовку с полным описанием его внешности и что его дом был единственным в радиусе 20 миль, где его не выдали бы или не застрелили прямо на месте.

Этим человеком был англичанин Джон Ховард, работавший управляющим шахты. Он спрятал Черчилля на дне шахтного ствола, дав ему свечу, которую вскоре съели крысы, в изобилии водившиеся в шахте.

Там Черчиллю пришлось провести три дня в полной темноте, а затем Ховард извлек его на поверхность и отвел в кладовку, которую запер снаружи. Последовали еще три дня ожидания. И наконец, 19 декабря Черчилль запрыгнул в товарный поезд, следовавший в Лоренсу Маркиш, и спрятался среди шерстяных кип. Его спаситель снабдил его двумя жареными цыплятами, несколькими кусками ростбифа, булкой хлеба, арбузом, тремя бутылями холодного чая и маузером. Поезд застучал по рельсам, делая множество остановок, каждая из которых была чревата гибелью, – патрули буров обыскивали вагоны. Наконец, в четыре часа пополудни 21 декабря поезд остановился на товарной станции прибрежного города на португальской территории. Черчилль, измазанный с ног до головы сажей, которой был засыпан пол вагона, вылез из поезда и вызвал английского консула. Последний любезно телеграфировал на родину: «Пожалуйста, проинформируйте родственников о том, что Уинстон Черчилль сегодня прибыл к нам».

Скоро о побеге Уинстона Черчилля из бурского лагеря военнопленных узнала вся Англия и вся Британская империя. По прибытии в Дурбан в британской части Южной Африки его встречала ликующая толпа. Ликование разнеслось и по всей империи. Побег, замечательный сам по себе, выглядел еще замечательнее на фоне исторической обстановки: Британия не могла похвастаться военными успехами, и побег выглядел триумфом, почти как внезапная и полная победа. Черчилль заслужил свою первую великую славу. Его судьба была предопределена.

«Не зная броду, не суйся в воду» – гласит старая пословица. Но иногда бывает намного лучше сразу сунуться в воду. Поскольку мышление создает гипотетические ситуации, оно способно порождать воображаемые проблемы. А это не всегда помогает принять правильные решения. В отличие от мысли действие имеет свойство влиять на текущую ситуацию и определять дальнейшие поступки. Оно сводит к минимуму выбор вариантов поведения и способствует принятию быстрых решений, которые создают вам репутацию смелого и уверенного в себе человека. Вне зависимости от того, насколько рискованными являются ваши действия. Это важно не только само по себе, но еще и потому, что лишает других возможности принимать решение вместо вас. Никогда не позволяйте себе оказаться в плену чужого мнения.