Текст книги "Мой друг Пират"

Как я на самом деле?

В середине августа начался новый школьный год. Я не был к нему готов; я чувствовал себя так, будто вторую половину лета провел на тяжелых работах в лагере для русских бандитов – где-то у черта на куличках, в точке, существующей только в сибирской части моей головы.

И все же в означенный день я, как положено, явился в школу в половине девятого. И что я там увидел? Те же постные лица, что и на похоронах. То есть лица в этот раз были другие – учеников и учителей, но все при виде меня так же поджимали губы в ниточку и по-дурацки кивали. И всем хотелось поболтать со мной об аварии.

– Вы крашнулись, и че было? – спросил Андерс.

– Когда умерла моя бабушка, я плакала днем и ночью, – сказала Ригмор с брекетами.

– А я слышал, что после аварии человек обратно нормальным не становится, – сообщил Эрик, одновременно чавкая пончиком в глазури.

Рубен стоял вместе с тремя парнями из «Б». Было видно, что за лето он близко сошелся с ними. Он поздоровался и спросил, как моя нога, но ребята его позвали, и он бросил мне через плечо «Пока-пока!» – и отвернулся к ним.

Всем надо было поговорить со мной по душам.

Непременно поговорить.

Снова и снова поговорить.

И с каждым днем планка поднималась и серьезность мероприятия возрастала. Разговор. Беседа. Обсуждение в малой группе.

Сначала наш классный, потом школьная докторица. А когда у нее иссякла фантазия, директор школы спросил, не хочу ли я поговорить с кем-нибудь еще.

«Как ты на самом деле?» Они как сговорились, непременно спрашивали так слово в слово.

Иногда еще свечку предлагали зажечь, для задушевности.

И что-то я постепенно разлюбил школу.

Я скучал по маме.

По папе.

По Рубену.

А тут опять: «Давай мы с тобой зажжем свечку».

Белую.

Дурацкую.

И снова-здорово:

– Как ты… на самом деле?

И поскольку Пират особо ко мне не приставал, да еще все время забывал поставить будильник, то школу я постепенно забросил.

Пузач, кофе и координатор класса

Я так напропускал школу, что накануне рождественских каникул к нам в дверь постучался Пузач, наш классный.

– А, ну вон и ты… – сказал Пузач.

Все его только так и зовут, хотя настоящее его имя Пер Альбин. И говорит он на таком густом арендальском диалекте, что уши вянут. Но когда у тебя фюзеляж, как у Пузача, и лапищи как бревна, то уважительное почтение окружающих тебе обеспечено при любой кличке.

– У меня плечо болит, – полезло из меня само, – я поэтому сегодня в школе не был.

– Плечо… вон оно что. А вчера это же плечо болело или другое?

На этих словах за спиной у меня нарисовался Пират.

– Плечи у парня в порядке. Но вчера ему на голову здоровенная сосулька упала, и я сказал, что надо бы отлежаться дома.

– А-а, – сказал Пузач, – сосулька…

– А что, у нас из-за этого будут проблемы? – спросил Пират подозрительно.

– Нет-нет. В этом полугодии Андре не слишком регулярно посещал школу, но, принимая в расчет обстоятельства… то бишь летнюю аварию, это неудивительно.

– У меня все целиком и полностью под контролем, – сказал Пират. – Хоть я не такой учитель-учитель, как ты, но и я могу многому парня научить. Взять хотя бы морские узлы. Народ нынче даже боцманский узел завязать не может без инструкции в интернете.

– Ну так интернет на то и нужен, – возразил Пузач.

– Пф-ф, – фыркнул Пират и стряхнул с плеча будто бы налипший сор.

Пузач сел своей толстой попой на оградку перед домом и стал смотреть на падающий снег. А потом по-детски задрал голову, разинул рот и давай ловить снежинки языком.

– Мы теперь в школе делаем ставку на цифровизацию, – сообщил он. – Недельные расписания и задания, извещения, заявки… Короче, вся информация будет выкладываться в интернет.

– Нет уж, я на такое не подписывался, – сказал Пират.

– То есть? – удивился Пузач.

– Я хотел бы получать информацию в виде…

– По почте, – шепнул я ему на ухо.

– Именно! По почте, – сказал Пират. – А точнее говоря, в свой почтовый ящик. Я же не слишком многого хочу?

– Да нет, что вы. Не вопрос, – кивнул Пузач.

* * *

Как ни странно, спустя несколько месяцев, когда снег давно сошел, в нашем почтовом ящике обнаружилось письмо из школы.

– Родительское собрание? Фью! – присвистнул Пират, прочитав послание. Он сдвинул шляпу на затылок. – В такое время года?!

Я сидел на кухне за столом и делал домашнее задание.

– Всегда в конце учебного года собрание, – объяснил я. – Это чтобы родители познакомились с учителями, которые будут на следующий год. Еще в классе выставят все, что мы наклепали на труде. Плюс отчетный концерт по пению.

– По пению? Я на такое не подписывался. А тут вот еще написано, что выберут нового координатора класса. Это что еще за новомодное изобретение?

– Ну их вроде выбирают из родителей – помогать учителю на экскурсиях, раздавать рождественскую кашу и все такое прочее.

– Вот что у них за привычка, а?! При первой же возможности переваливают свою работу на других.

– Кто?

– Да учителя, конечно.

Пират перевернул письмо и упер палец в нижнюю строчку, в слова «ответственный за кофе – Бен Петтерсон».

– Еще и я тут! Притом что кофе я вообще не люблю. Ладно, неважно – я не собираюсь молоть им кофе и на собрание это дурацкое не пойду.

Очередная ситуация, когда мне так не хватает тебя, мама. Тебе не приходило в голову посвящать меня в переписку с классным. Ты ни разу словом о таком не обмолвилась. Просто брала и делала все, что от родителей требуется. В лучшем виде.

Я пошел в свою комнату и сел на кровать. На тумбочке рядом с ней стояла фотография мамы с папой. Там они незадолго до свадьбы, в Дании, на пляже. Мама залезла папе на плечи.

Я положил снимок лицом вниз. Но через две секунды он снова был у меня в руках, и я осторожно гладил пальцем стекло и всматривался в былую жизнь, в тогдашнее лето, в устойчивое и понятное прошлое, и на миг мне показалось, что я тоже там, с ними, иду босиком по жаркому песку, – хотя меня еще не было на свете, когда они фотографировались. Я откинулся на подушку в состоянии какого-то блаженного полного покоя. Глаза отяжелели, я насилу умудрялся держать их открытыми и в конце концов сдался.

Когда я снова проснулся, было уже почти семь вечера. Я выглянул из своей комнаты. Дом выстыл, в гамаке никого. И слабый запах кардамона щекочет нос.

– Эй! – позвал я Пирата. – Ты, что ли, все-таки пошел на собрание?

И тут увидел в окно, что Пират спускается по лестнице с двумя термосами кофе и корзинкой булочек с корицей.

Пришел, увидел – и сбежал

Я сидел в большой комнате перед телевизором и смотрел очередную серию «Зоопарка». Хлопнула входная дверь. Я взглянул на часы на стене: восемь с минутами.

– Так быстро закончилось?

Пират отправился прямиком на кухню, оттуда, тяжело шаркая, доплелся до гамака и рухнул в него.

– И как все прошло? – снова спросил я.

– Прошло не прошло, но поначалу как-то шло, народ жевал булки с корицей, и было терпимо.

– А потом?

– Ну мы расселись, учитель твой стал что-то рассказывать. Что говорил – не скажу, я не особо вслушивался. И вдруг слышу свое имя. Он меня в эти самые координаторы класса предлагает. – Пират достал трубку и щелкнул зажигалкой. – И бац – они прям в секунду решили. «Поаплодируем Бену, новому координатору нашего класса».

– А дальше?

– Все громко захлопали, и я даже как-то загордился: меня, понимаешь, выбирают, мне, значит, доверяют…

– Но потом?

– Даже не знаю, как объяснить. Давай так скажу: я потерял работу, не успев к ней приступить.

– Это как?

– Да просто спросил, много ли мне будут платить. И все покатились от хохота.

– Ты думал получать за это деньги?! Ну даешь! Родители по очереди такими вещами занимаются. Пока твой ребенок учится в школе, ты должен во всем таком участвовать.

Пират скрючился в гамаке, как рыбак, который запутался в собственных сетях.

– Короче, тут двое папаш, которые рядом сидели, стали меня подкалывать, намекать – мол, пора мне отчаливать, море давно зовет.

– И ты устроил скандал, да?

– Не-не-не, я легонько одного пихнул, для острастки. Но жена его встряла и давай верещать. Ну и твой учитель сказал, что мне лучше, наверно, пойти домой и почитать эти бумаги.

– Правила поведения, что ли?

– Я пока не смотрел… Больше ничего не было, честное слово. Я успел уйти раньше, чем полыхнуло. Слушай, я правда готов был этим чертовым координатором заделаться…

…С того дня уже много воды утекло. Что произошло тогда на родительском собрании, я так и не знаю. Но новых писем из школы мы больше не получали.

Чужие яблоки самые вкусные

Лучшее, что я могу сказать о соседе, – он мастер выращивать яблоки. У него в саду и красные, и желтые, причем все не червивые. Иногда я через штакетник срываю себе яблочко. Чтобы урожай не пропадал. Вот как тогда (хотя был июль, и яблоки еще не дозрели).

Хорошенько потерев яблоко о толстовку, я откусил большой кусок.

Сочное, кисло-сладкое, вкусное.

Кусаю снова. И снова.

И само собой вспоминаю маму. Как она пекла шарлотку и срезала с яблок кожуру. Добавляла сахар. Корицу. Размягченное масло.

Время идет. Оно же лечит, да? И на душе должно становиться легче?

И что?! Болты, железки и винты, которые так больно вгрызались в ногу, вынули. Но нога то и дело болит. А когда не болит, то леденеет. И мне все чаще кажется, что моя нога не работает как часть моего тела. При всем этом я бы с удовольствием отдал обе свои ноги за то, чтобы тяжелые мучительные мысли перестали выносить мне мозг каждый божий вечер.

Короче. Жую я соседское яблоко. Уже дошел до черных зернышек в самой середке, у них резкий горький вкус. Тут Пират заметил, чем я полдничаю, и приподнялся в гамаке на локте.

– Я так тебе скажу, Андре: норвежские яблоки – это какое-то недоразумение, особенно вот эти желто-зеленые приюты червяков, без них ни один сад не обходится.

– Приюты червяков? – переспросил я, поднял яблоко над головой и посмотрел на него. – Вообще-то оно вкусное.

– Эх, парень, не ел ты настоящих яблок, – фыркнул Пират, раскуривая трубку. Он пыхнул несколько раз и выпустил пару колечек дыма; те медленно поднимались вверх и были похожи на дымовые сигналы индейцев. – Вот на Тринидаде яблоки такие сладкие, что у детей и стариков от одного их запаха делается сахарный шок.

Он хрипло закашлялся и долго не мог прогавкаться, как проглотивший кость пес.

Я приоткрыл окно, и прозрачный свежий воздух в секунду вытянул дым.

– Кстати, я рассказывал тебе о своих похождениях на Тринидаде? – спросил Пират. Он вылез из гамака и стоял спиной ко мне. – Ты же знаешь, я служил там пять лет в конце восьмидесятых. Я и один парень, его все звали просто Боцман.

Не переставая кашлять, Пират взял с полки бутылку с корабликом и повернулся ко мне. Но в бутылке был не кораблик, а целый остров!

Пират задумчиво посмотрел на него, а потом спросил:

– Про Боцмана я же наверняка рассказывал? Неужто нет?

– Считай, что нет. Всего раз двести, – пробурчал я.

– Мы собирались возвращаться домой вдвоем, – начал Пират. Он поставил остров в бутылке на место и снова залез в гамак. – У нас был план – с нуля создать солидную компанию. По кирпичику строить ее вместе. И тут Боцмана угораздило завести шашни с местной девчонкой, а она не больно-то мечтала уехать из своей деревни и оставить сестер, с которыми всю дорогу мамкалась.

– И он остался, а ты уехал?

– Там было что-то странное. Я потом много об этом думал. И почти уверен, что она была колдунья и умела всякие вуду-штуки. И уж точно его загипнотизировала, она обучалась гипнозу, я знаю. В общем, что-то она с другом моим закадычным такое сделала, что он и думать обо мне забыл и… э-э-э-э-э-э-э-э! – Пират дернулся всем телом и схватился за сердце. Уголки рта разъехались в кошмарной гримасе.

У меня похолодела спина. Я в прямом смысле застыл от ужаса – ни пошелохнуться, ни ползвука выдавить.

– Хэ-э… хэ-э-хэ-э!..

Пират ловил ртом воздух. А тот будто застрял в груди: ни вдохнуть его, ни выдохнуть. Лоб Пирата покрылся блестящими каплями пота. Он прижал платок ко рту, и что-то мокрое и красное выдавилось на белую материю.

Без паники.

Скорую.

Номер 113.

Тело мое включилось, я выскочил на кухню. Схватил трубку древнего телефона, набрал первую цифру – и тут осознал, что в большой комнате как-то странно тихо. Ни кашля, ни сопения. Меня снова окатило холодным страхом. Опасаясь худшего, я просунул голову сквозь шуршащую завесу.

Пират сидел в гамаке и медленно качался туда-сюда. Выглядел он паршиво. Но лицо все-таки чуть порозовело.

– Ты чего задумал? – спросил Пират, когда я вошел в комнату.

– В смысле?

– Ты что собрался сделать?

– Вызвать скорую.

– Скорую?! Она для перевозки больных. – Он осторожно отирал платком подбородок. – А я здоров как бык, поперхнулся просто.

– Чушь! – сказал я довольно резко.

– Чушь? Вот уж нет. Твой двоюродный дед глупостями не балуется – мне кажется, ты мог это заметить.

Часы на стене у меня за спиной начали бить. Я оглянулся на них через плечо.

– Ты куда? – спросил Пират.

– В коридор, доделать одно дело.

– Какое дело?

– Да рыб покормить на ночь. Твои карнегиеллы жрут как не в себя.

Врать нехорошо, я знаю. Но у меня не было времени слушать его кривые отговорки. Рыб кормить я не собирался, а хотел побыстрее добраться до своей комнаты и дозвониться по мобильному до врача. Пирата должен осмотреть врач как можно скорее!

– А история про Тринидад? Ты не хочешь ее дослушать? Сейчас как раз самый смех начинается.

– Конечно, хочу! Но в другой раз.

– Так-то ты хочешь, угу…

Мы помолчали.

– Они теперь уже не такие интересные, как раньше? – спросил Пират.

Глаза у него сделались какие-то грустные и заблестели.

– Кто?

– Истории. Нет уже того драйва, да?

Я ничего не ответил. Снова врать мне не хотелось.

Пират устроился в гамаке поудобнее, смежил свой единственный глаз и затих.

Тяжелый день понедельник

Наступил понедельник. Пират всю ночь кашлял. Мучительно, как охрипший пес. Приподнимался в гамаке, садился, опираясь ногой о пол. Сжимал зубы. Старался скрыть, как тяжело ему дышать.

– Парень, а ты чего не в школе? – успевает спросить он перед новым приступом кашля.

– Э-э… у нас ведь еще каникулы, забыл?

Я тихо ставлю рядом с гамаком перевернутый бочонок и сажусь на него.

– Слушай, этот твой кашель…

– Что не так? – сипит Пират, и у него морщится гармошкой нос. – От кашля еще никто не помирал.

– Я читал в «Иллюстрированной энциклопедии», что на самом деле каждый год от кашля много народу именно что умирает.

– Тю, это ипохондрики и социалисты, с ними вечно такие проблемы. Андре, я скажу тебе нечто важное: мир с крейсерской скоростью летит в жо…

– Я записал тебя к врачу на десять утра.

– Меня? К какому еще врачу?!

– Вчера я не дозвонился и попробовал сегодня с утра пораньше. Доктор тебя послушает. А вдруг что-то серьезное?

– С чего бы это?

– А если, например…

– Андре, – говорит Пират. Он глядит на меня искоса. – Ты в курсе, что скоро перейдешь в старшую школу?

– Да что ты! Первый раз слышу!

– Вот мне интересно, когда ты начнешь смотреть на вещи шире, так сказать, в общественно-экономической перспективе? Сам подумай головой – сколько народу у нас в городе стоит в очереди к светилам медицины? Все эти бедолаги с ишиасом, фурункулами и прочими пакостями… А очередь еле идет. И у тебя хватает совести обрекать действительно больных людей лечиться хлоркой и зеленкой, потому что доктору придется потратить свое драгоценное время не на них, а чтобы сунуть мне в глотку палочку и велеть сказать «а-а-а»? А если из-за этого кто-то не дождется своей очереди и помрет?

– Выходим в полдесятого, – говорю я.

Рассерженный Пират поворачивается ко мне спиной. А когда я спрашиваю, не накрыть ли его пледом, фыркает, что прекрасно обойдется без пледа и уж точно не возьмет его из моих рук.

1200 пациентов и один Пират

В 9:57 лифт останавливается на четвертом этаже поликлиники, и двери открываются. Пират не скрывает своего раздражения. У меня живот сжался в холодный камень. Говорят, радостные мысли похожи на разноцветные цветочки, так вот мои – как пыльный колючий чертополох.

В приемной не протолкнуться. Еще и вонь. Не знаю уж, от пациентов или сама комната так пропахла, но от сочетания камфары и антисептика меня замутило, и живот перешел в режим «сейчас сблюю».

Стены увешаны плакатами, которые должны заставить людей думать о своем здоровье. «Откажись от курения!», «Подружись со спортом сегодня!», «Достаточно ли молока ты пьешь?».

Мы сели, Пират тут же раскрыл брошюрку, которую подхватил по пути. И не прошло и минуты, как у него в руках оказался высокотехнологичный бумажный самолет.

– Шляпу хотя бы сними, – шепчу я.

– Зачем? – откликается он в голос.

– Затем, что мы в приемной у врача. И здесь нет ни одного человека в шляпе. Как и на улице, впрочем.

– Кто первый пускает самолет – ты или я? – спрашивает Пират, натягивая шляпу поглубже на уши.

Я не отвечаю, лишь сердито мотаю головой.

– Как хочешь.

И Пират молниеносным движением отправляет самолетик в полет. Шу-у-ух! Самолетик красиво перелетает через комнату и совершает посадку на лысине пожилого господина.

В эту секунду дверь в кабинет распахивается, и появляется женщина в белом халате. Светлые волосы собраны в хвост, на шее болтается стетоскоп.

Пират приподнимает шляпу на пару сантиметров.

– Следующий! – произносит доктор.

– Я рассчитывал на мужчину, – шепчет Пират уголком рта.

– Через десять лет более девяноста процентов врачей будут женщины. Так что рано или поздно…

– Это кто сосчитал?

– Газета «Дагбладет». И по телевизору на прошлой неделе тоже говорили.

– Это многое объясняет, – бормочет Пират, нехотя входя в кабинет следом за мной.

– Так… Как наши дела сегодня? – спрашивает врач, снимает стетоскоп с шеи и кладет его на стол.

– Наши? – переспрашивает Пират. – Здесь пациент только я вообще-то. Хотя зачем меня в пациенты записали, я не знаю.

Неожиданно он хватает стетоскоп и засовывает держалки себе в уши.

– Посмотрим-посмотрим… – бормочет он, водя по телу железным кругляшом и якобы слушая себя.

Я сдергиваю с него стетоскоп, пинаю по ноге и говорю «Простите!». Не Пирату говорю.

– На моем участке тысяча двести пациентов, – строго сообщает врач.

– Что вы говорите? Тысяча двести? – не унимается Пират.

– Не поняла?

– Я то есть не считаюсь?

Голос у него обиженный.

– О чем вы? – доктор смотрит на Пирата непонимающе.

– Я просто говорю, что…

– Послушайте! – доктор резко встает. – У меня действительно нет времени на такие сцены, у меня тысяча…

– …двести пациентов, – договаривает за нее Пират.

Доктор марширует к двери и решительно распахивает ее.

– Благодарю за визит, – сухо говорит она, кивком указывая на дверь.

Чуть подумав, Пират признает, что начал, кажется, слишком борзо, и просит дать ему второй шанс.

– Так вы хотите, чтобы я вас осмотрела? – спрашивает доктор и выдерживает паузу, прежде чем закрыть дверь.

– Да, – говорит Пират. – Ну то есть раз уж я тут сижу, пусть вы меня скоренько посмотрите. Это успокоит тут некоторых, – он покровительственно хлопает меня по ноге. – Видите ли, доктор, Андре очень боится болезней и диагнозов.

– Сейчас посмотрим, – кивает доктор, с дикой скоростью стуча по клавиатуре. А потом приступает к осмотру.

* * *

Вечер мы с Пиратом проводим перед маленьким телевизором. Мы смотрим ток-шоу «Доктор Фил», грызем попкорн и едим мармеладных рыбок, хотя сегодня рабочий понедельник, а вовсе никакая не суббота.

Звездный ведущий разговаривает с двумя дамами, обе-две нацелились выйти замуж за одного и того же парня. Ведущий заявляет, мол, настоящему мужчине одной жены мало. Публика бурлит.

– А парень не дурак, – хмыкает Пират.

Но хмыканье тут же переходит в лающий неостановимый кашель. И вновь ко рту прижата тряпица.

– Пфу-у, – выдыхает Пират, быстро-быстро комкает тряпицу и сует в карман. – Слушай, а ничего получше не показывают?

– А не хочешь сделать новый кораблик в бутылке? Заняться своим хобби? – говорю я в ответ.

– Нет. Оно мне поднадоело.

– А пазл? – С этими словами я достаю из-под стола большую плоскую коробку. Париж с Эйфелевой башней в полиэтиленовом пакете. – О, даже не открытый! Ты знаешь, что, когда пазл собирают первый раз, детальки сцепляются прочнее?

– Конечно, знаю. Но пазл каждый соберет, это для слабаков.

– И что?

Пират открывает пакет и высыпает картонные детали на стол.

– Сколько их, ты сказал?

– Я ничего не говорил, но на коробке написано – тысяча.

– Тысяча? Отлично! Часа мне хватит. Vive la France!

* * *

Стемнело, дело шло к ночи, а у Эйфелевой башни еще даже ноги не просматривалось. Часть деталей перекочевала на пол, некоторые были разорваны пополам.

– Как успехи? – спрашиваю я, усаживаясь на табуретку напротив Пирата.

– Нужно потребовать деньги назад. Это какое-то недоразумение, а не пазл. – Пират показывает мне, судя по всему, кусочек французского флага. – Вот это что такое, к примеру? Идиотизм какой-то. Ты зачем вообще этот пазл купил?

– Я не покупал, он был среди вещей из дома.

– А чего мы его не продали? Вместе с прочим хламом, который достался тебе в наследство?

– Если бы не хлам от мамы и папы, ты бы не купил новую машину, не утеплил бы дом, и плесень в нем мы бы так и не вывели.

Пират поднял на меня глаза.

– Слушай, я не хотел тебя задеть, шляпой клянусь. Прости. И я правда ужасно благодарен, что ты помог мне пройти финансовый водоворот. Но знаешь что? Ну его к черту, этот пазл. Пойдем попьем чего-нибудь.

Ругаться некрасиво, но Пират ничего плохого не хотел и ругается он все реже, так что я не стал занудничать и злиться.

Мы снова уселись перед телевизором, и Пират сказал, что сегодня моя очередь выбирать фильм.

И тут старый телефон на кухне затрезвонил как припадочный.

Я взял трубку. Попросили позвать Пирата.

– Да? – недовольно сказал он в трубку.

Я тихо отполз назад в комнату. Но глаз с Пирата за шуршащей завесой не спускал. До меня доносились его слова: «хм», «вы уверены?», «да». Меня подмывало выключить звук у телевизора, чтобы лучше слышать, но я, наоборот, прибавил громкость. Что-то не то творится в мире.

Пират вернулся. Попросил меня выключить телевизор и сесть.

– Кто это был? – спрашиваю я.

Пират садится в гамак и беспокойно отбивает такт ногой по полу.

– Это звонила докторша. Та, которая чуть не выгнала меня из кабинета. Но теперь она хочет положить меня в больницу и дообследовать.

– Когда?

– В среду.