Текст книги "Духовные корни"

Глава 3
Размышления о страдании

В настоящее время существование человека, а порой и сам смысл жизни сводится к тому, чтобы уменьшить его страдания. Желание избавить человека от ненужных страданий – здраво, милостиво и гуманно. Этого требует любовь к ближнему. Мать Тереза является величайшим примером посвящения себя нуждам других людей.

Человеческие страдания всегда воспринимались как нечто страшное и завораживающее. Инстинктивно мы избегаем страданий. Страдать никто не хочет, тем не менее, страдание вплетено в нашу жизнь, начиная с момента нашего рождения и грехопадения первого человека.

Отправная точка секуляризованного общества в том, что у нас есть только одна, земная, жизнь. Этот мирской взгляд, влияющий и на христиан, является основой эгоцентричного подхода к жизни. Человек придает основное значение своей собственной, ограниченной жизни и своей основной задачей считает достижение собственного счастья и удовлетворения.

Данный подход ведет к самым разным системам мысли, среди которых и радикально эгоистичный гедонизм, и анархический нигилизм, и попытки создать общественно полезную философию, в рамках которой люди солидарно и альтруистично созидают максимальное благополучие, сводя страдания к минимуму. Независимо от того, какому из этих философских направлений отдано предпочтение, в их основе заложена мысль о том, что наша жизнь на земле – единственная, и подлинный смысл ее в достижении счастья (даже если «счастье» определяется по-разному).

Возможно, ничто в наше время не нанесло так много вреда человечеству, чем такие рассуждения, так как именно они сузили перспективу бытия до сугубо земной, зачастую исключительно материалистической. Именно на них зиждется все возрастающее противостояние и презрение секуляризованного общества к христианской вере. Веру все больше и больше изображают как фактор препятствия на пути к земному счастью. Начиная с рождения «проекта модерна», особенно в эпоху Просвещения, перспектива человечества была радикально изменена, опущена с небес на землю, переведена из вечности в настоящий момент. Поэтому становится весьма интересно, а порой и страшно читать мирские исторические книги, где описывается Cредневековье и античные времена (особенно христианские античные времена). Христианство представляется как опасность для человечества, как бремя, которое в конце концов свергается им. Хотя люди и признают, что христианская вера являлась в определенном смысле носителем культуры, это признание почти всегда сопровождается упоминанием о ее препятствовании прогрессу. Ее законы и предписания, ее послушание откровению и Писанию с его учениями и моралью, ее иерархия – все представляется вредным для человека и прогресса и, следовательно, образует препятствие на пути к максимальному земному счастью.

Человеческий прогресс, который многие описывают как процесс, с которым конфликтует Церковь, заключался не только в расширении территории обитания и росте торговли, приведших к увеличению благосостояния и техническим изобретениям. Прежде всего он состоял в новой философской позиции, которая заменила собой старое христианское богословие и его взгляд на Церковь с ее авторитетом и влиянием на человеческую жизнь и совесть. История богословия и история философии, исходящие из двух противоположных предпосылок, ведут непримиримую борьбу. Конечно же, существует огромный спектр нюансов, и, разумеется, вышесказанное может показаться утрированным и упрощенным утверждением, но мне все-таки кажется, что, по сути, все сводится к этому вопросу. Я не имею в виду, что в Церкви все правильно, а в мире все неверно. Разумеется, это не так, да и вряд ли найдутся люди, придерживающиеся такого мнения. Однако основное противоречие вызвано фундаментальными различиями этих двух систем мысли по отношению к существованию человека, к смыслу его жизни и его конечной цели.

Секуляризированная жизненная позиция

Сегодня всем, и прежде всего кругам, относящим себя к пробуждению, важно всерьез задуматься над тем, какие скрытые течения оказывают на нас влияние. Удобнее всего провозгласить свою независимость от истории, как бы порвав с ней и не причисляя себя к участникам исторического процесса. Такой безысторизм – это презрительное отношение к прошлому, скрывающее от человека тот факт, что его окружение и историческое происхождение влияют на него гораздо больше, чем он готов признать. Некоторые богословы спокойно и разумно утверждают, что христианство пробуждения не только привлекало людей к вере в Христа, но также внесло весомый вклад в секуляризацию, против которой и было обращено. Это выразилось прежде всего в том, что в таких кругах отрицалась потребность в исторических корнях и даже, в некоторых случаях, наличествовало уклонение от социальной и культурной ответственности. Вера стала чем-то индивидуальным и приватизированным – сугубо личным вопросом, – покинув, тем самым, публичное пространство и освободив его для других сил. Присмотревшись внимательнее к взглядам на церковь, на духовные чины, на Писание, на богословские нормы и моральные последствия веры, нельзя не заметить, насколько близки позиции христиан пробуждения и их мирского окружения. Произошло смещение перспективы – с небес на землю, с вечности на настоящий момент – и отчетливое приспособление к представлениям, господствующим в мире.

Движения пробуждения считают христианство чем-то персональным, сосредоточенным на личном переживании – да так оно и должно быть, если речь идет о личном покаянии, внутренней жизни и функциональном становлении личности в Теле Христовом. При этом вся духовная ориентация человека, верующего индивидуально, может легко и незаметно для него самого стать земной. Личное призвание приобретает черты духовной карьеры, и, если по прошествии долгого времени человек не вступает в особое, фееричное служение, приходит разочарование по поводу недостижения полноты желаемого. Ежедневная верность Богу и служение ближнему недооцениваются. Яркие духовные переживания, случившиеся однажды, становятся шаблоном: человеку кажется, что он обязан вновь и вновь искать и переживать то же самое. Все это приводит к беспокойству, духовным блужданиям и поискам новых, более ярких переживаний – где бы то ни было. Молитвенная жизнь также становится главным образом сосредоточенной на собственных нуждах человека. Духовное потребительство – вот как можно охарактеризовать такую жизненную позицию, в рамках которой жизнь стремятся заполнить чем-то приятным, удивительным и комфортным, часто в удобоваримой форме. Учение о победоносной жизни верующего и жизни с избытком в таком случае может приводить к тому, что человек будет избегать всего, что кажется трудным, жертвенным и неудобным. Жизненная позиция человека очень легко и незаметно для него самого становится секуляризированной.

И учение, и жизнь

Очевидно, учение о практической стороне христианской жизни крайне необходимо. Именно в этом вопросе мы находим пробелы в повседневной церковной жизни – многие верующие не получили должной поддержки как в основах учения, так и в формировании святых привычек. Также необходима помощь в принятии сверхъестественного аспекта жизни, содержащего личные переживания и чудеса. Упор на то, что эти переживания принадлежат всем верующим, а не только духовной элите, – именно это и было отличительной чертой харизматического пробуждения. Новшеством также было и то, что эти переживания приходят не через несколько лет аскетического существования, а сразу, на начальном этапе христианской жизни через крещение Духом. Доказательством тому служит схождение Духа в последние времена на всю плоть, в результате чего пророчествуют и сыны, и дочери (см. Деян. 2:17). Кроме того, духовные дары становятся средством не только для внешней работы благовестия, но и для освящения, продолжения самоотверженной жизни и ежедневного ношения своего креста. Проблема появляется тогда, когда жизнь в полноте Духа используется в качестве повода обойтись без ежедневного ношения креста.

Ощутимый вред приносило и то, что некоторые христиане, принимая основополагающие доктрины, отвергали развитие духовной жизни с ее разнообразием переживаний. Именно в этом вопросе движения пробуждения во все времена отмечали нечто важное: то, во что мы верим, необходимо пережить на собственном опыте и перенести в практическую жизнь. По своей сути и направлению такая жизнь является сверхъестественной, и потому она не сверхдуховна.

Отношение к страданию

Вопросы, освещенные мною выше, являются всего лишь введением, цель которого – показать связь современного харизматического опыта или его составных частей с их временным контекстом, а также место, занимаемое этими явлениями в общей картине «проекта модерна». Это позволяет нам подойти к рассмотрению подлинного вопроса, а именно: какую же позицию нам следует занять по отношению к такому явлению, как страдание? Для этого следует прежде всего установить: является ли естественное желание человека избегать страданий результатом правильного понимания библейских текстов, или же это действие плоти, которая находится под воздействием окружающей культуры? Если верен второй ответ, то следует сопротивляться влиянию, уводящему от библейского откровения. В данном случае, на мой взгляд, мы имеем дело с обоими факторами.

Не возникает никакого сомнения в том, что в более традиционных христианских течениях на страдания делается сильный упор. Такой взгляд также может быть навязан сугубо земным мышлением – нежеланием ожидать чудес и сверхъестественных вмешательств. Люди не хотят впасть в упрощенный богословский триумфализм. Им трудно выбрать какую-то точку зрения на волю Божью, и они защищаются от неизбежных сомнений по поводу ответа на молитву – либо просто сомневаются в том, что Бог вообще желает вмешиваться в наше бытие. Всем людям, как верующим, так и неверующим, очевидно, что мир полон страданий, и ни у кого нет однозначного решения этой проблемы; есть лишь эмпатия. В данном случае эта эмпатия может перерасти в отчаяние или же, вследствие постоянного воздействия СМИ на нашу психику, в равнодушие. Логическая цепочка в таком случае выстраивается следующим образом: все мы тут на равных условиях и, следовательно, не имеем права ожидать чего-то иного в этой жизни. Да, мы прощены и помилованы, но при этом не преобразованы и не наделены привилегиями. Имеющий такие взгляды человек держится подальше от библейских отрывков, которые фактически противоречат им (напр. Ин. 10:9, 10; Еф. 1:3–6; Евр. 4:16, 7:25, 11:6; 2 Пет. 1:3, 4; 1 Ин. 4:4, 5:4, 5, 12–15). В принципе, этим текстам по-прежнему отводится место в литургических чтениях, но люди почти не применяют их к себе в конкретных, повседневных жизненных ситуациях. Это означает, например, что отрывки, в которых повествуется об исцелении, намертво прикрепляются к давно ушедшим временам, или же толкуются как знамения, а не образцы того, что Иисус хочет делать с верующими сегодня, здесь и сейчас. В таких условиях удобнее всего переносить все библейское повествование в духовную плоскость.

Стоит оговориться, что никакое конкретное применение библейских слов не исключает их духовного, аллегорического толкования. В этом и сокрыто чудо Слова Божьего – оно может быть понято в нескольких измерениях сразу. Тут часто и возникает боязнь представить Иисуса слишком осязаемым, слишком добрым. Каким-то образом люди умаляют значение целого множества случаев, когда Иисус приходил к людям и исцелял всех, кто с Ним соприкасался. Эти эпизоды рассматриваются как введение в служение Иисуса или как чудеса былых времен. Я думаю, что неверный взгляд на страдания, который в этом случае имеет мирскую подоплеку, ведет к всеобщей апатии. В таком контексте аллегорическое одухотворение Писания служит неверной цели, затуманивая конкретное содержание библейского текста и лишая надежды на его осуществление в настоящее время. Лично я ничего не имею против классического аллегорического толкования библейских текстов, за которым после Реформации закрепилась дурная слава. Писание, конечно же, многослойно – примерами могут послужить такие книги, как Евангелие от Иоанна, Послание к Евреям, Откровение, Песни Песней. Проблема не в аллегории. Проблема скорее в модернистском рационализме, который отрицает возможность конкретного исполнения библейских обетований посредством Божьего вмешательства в наши дни. Тогда страдания становятся слугой неверия и своего рода поводом отказать Богу во вмешательстве в наше бытие.

Вместе с тем, Библия много говорит о страданиях, о том, как они постигают нас и как нам надлежит переживать их. Вся жизнь Иисуса Христа и Его труд примирения являются выражением страдающей любви. В харизматических кругах и движениях пробуждения особенно сильно подчеркивается воскресение Иисуса Христа и жизнь после креста. Чаще всего это не что иное, как реакция против лютеранского ударения на искупление, которое, конечно же, никто в названных кругах не отрицает, но которое там все-таки считают неполным, когда воскресение и излияние Духа приглушаются и не занимают центрального места в проповеди. К тому же, кажется, что подчеркивающие примирение не до конца понимают жизнь в Духе во всей ее радикальности, жизнь верующего как ветви на лозе. Эта новая жизнь, которая происходит от прививания к Христу, начиная от рождения свыше и становления новым творением, представляется таким людям какой-то далекой и размытой. Исповедание позиции во Христе и причастие к обетованиям воспринимается ими как хвастовство или гордость. Повышенное внимание, уделяемое правам и привилегиям Божьих детей и благословениям нового завета, противопоставляется акценту на грехе, виновности и прощении.

Логика в данном случае такова: «реальная жизнь» со всеми ее испытаниями и проблемами делает человека смиреннее. Другими словами, для того, чтобы избежать разочарования, не стоит ожидать от жизни слишком многого. Потребность в балансе – это и пасторский вопрос душепопечительства, и наставление каждому проповеднику верно «преподавать слово истины» (см. 2 Тим. 2:15), ведя паству вперед. Конечно же, и в этом есть некий смысл. Если проявляются легализм, мечтательность или чрезмерная духовность, то эти неверные основания должны быть разрушены в жизни верующего, чтобы все духовное здание не обрушилось из-за искривлений в фундаменте. Кстати говоря, с библейской точки зрения, можно задуматься – в самом ли деле надежды человека способны превзойти некий допустимый предел, – ведь мы имеем дело с живым Богом, включая и все, Кем Он является, и все, что Он может делать (см. Еф. 3:19, 4:13, 15; Кол. 1:28, 29, 2:10). Вместе с тем, мы, конечно, несовершенны и живем в ограниченном мире; лишь в вечности нам надлежит увидеть всю полноту Божьей сути и силы. В этой же жизни нам нужно, вопреки своему несовершенству, стремиться к христоподобию, как говорит Павел в Послании к Филиппийцам (см. Флп. 3:10, 11), в то же время осознавая, что мы еще не достигли желаемого (см. Флп. 3:12, 13).

Различные течения трактуют этот аспект по-разному. Некоторые делают акцент на том, что все, чем человек обладает в вере, фактически доступно для него сегодня. Такая линия, естественно, может привести к перенапряжению или триумфальной элитарности. Иные же делают акцент на том, что будет доступно нам лишь в вечности. Эта позиция, напротив, может перейти как в замаскированную апатию, так и в откровенное пораженчество. Третьи пытаются совмещать одно с другим, и расклад получается иным. Разбирать каждое богословское направление не входит в мою задачу; я желаю лишь отметить разнообразие взглядов, формирующих отношение людей не только к чудесам, божественному вмешательству и страданиям в жизни верующего, но и к вероятной задаче последних. В чистом виде вера в то, что уже на земле можно достичь совершенства, – своего рода учение о полной свободе от греха – встречается редко, разве что в некоторых крайне экстремальных группах. Такая доктрина время от времени дает о себе знать, но редко привлекает много сторонников. Сама жизнь быстро опровергает ее.

Виды страдания

Важно понимать различные виды страдания. Будучи людьми, потомками Адама, все мы разделяем несовершенства и тяготы человеческого существования. По собственной вине, из-за греха мы были изгнаны из рая и оказались в незнакомой стране, пустыне, и глубоко в нас живет духовная жажда возвращения в рай, к утраченному присутствию Бога. Интересно, что слово «рай» относится к Эдемскому саду. Иисус упоминает это слово в разговоре с разбойником на кресте, упоминается оно также и в книге Откровения. Во всех этих отрывках Писания упоминаются также и деревья – дерево познания добра и зла, дерево креста и дерево жизни в Новом Иерусалиме. Слово «эдем» означает «избыток», «наслаждение», «благоденствие». Другими словами, наше странствование отмечено глубокой жаждой вернуться к славе живого Бога, Его любви, обеспечению и жизни с избытком. Мы страдаем из-за того, что, будучи людьми, мы удалены, отстранены от глубочайшего смысла существования и насыщающей реки жизни. Мы не дома, мы всего лишь «гости реальности», как говорит писатель Пер Лагерквист. Будучи трансцендентными существами, мы никогда не удовлетворимся имманентным. В начале ХХ века делался сильный акцент на бренности существования. Для рожденных свыше верующих, переживших радость усыновления и осознание возвращения в Божий дом, ощущение давления эпохи и современников было сродни отторжению, которое доставляет духовно бодрствующему человеку мучительную боль.

Существуют также страдания, которых верующий действительно избегает: страдания ада. Осознание спасения определенно приносит спокойствие, радость и уверенность, которую не может дать мир. Можно возразить: какая тут разница, ведь верующие тоже испытывают глубокие душевные кризисы и серьезные жизненные трудности? Однако такое утверждение основывается на недостаточном понимании жизни верующего. Посредством прощения и усыновления, вера в Иисуса приносит совершенно новую, вечную жизнь, которой не может быть у неверующего. Это относится к пребывающей в нас жизни Духа Святого, а также к вере и надежде, которая с уверенностью смотрит в будущее, в вечную, совершенную жизнь. Здесь модернизм в очередной раз навредил христианской вере, сведя ее всего лишь к одной из множества жизненных позиций. Таким образом, христианская жизнь была переведена в рациональную плоскость и сориентирована на земное. Прощение грехов, чистота совести, мир в сердце, водительство Духа, Божья поддержка и Его непосредственное, сверхъестественное вмешательство в жизнь Его детей – все это относится к новой жизни во Христе и не может быть сведено лишь к идеологической позиции.

Божья любовь и защита

Бог защищает, спасает от зла, благословляет своих детей. Отрицать это – значит не понимать Божий труд спасения. Порой мне кажется, что нежелание некоторых, особенно скандинавских, богословов говорить о Божьих благословениях вызвано опасениями, что их причислят к самохвалам, претендующим на элитарность. Это ошибочно, это стадное чувство, которое говорит: «не высовывайся из толпы». У Бога нет любимчиков, или, другими словами, все мы Его любимчики. Возможно, мотивом этих людей является также желание произносить нейтральные проповеди, не разграничивая черное и белое. Бог же любит всех и хочет благословить всех, что Он и делает посредством нового завета во Христе. Божья любовь активно присутствует даже с теми, кто отвергает Христа, – но в этом случае она не принимается людьми. Это доставляет боль сердцу Божьему, так как Его любовь постоянно направлена к людям, независимо от того, принимаем мы ее или нет. Естественно, нам не понять эти муки Божьего сердца, если мы непрестанно отвергаем Его любовь. Именно эта любовь проявилась во Христе во время Его крестных страданий. Не отрицая того, что совершенное Иисусом искупление является юридическим актом и деловой трансакцией, важно видеть, что в глубине своей оно есть выражение Божьей любви, которая смиряется и страдает за нас.

Большинство согласно с тем, что страдание – это неотъемлемая часть христианской жизни. Интересен же ответ на следующий вопрос: существуют ли такие страдания, от которых Бог желает избавлять людей вмешательством Своей силы? Например, в таких вопросах, как исцеление, освобождение, защита, ответ на молитву в тяжелой ситуации. Тут-то и расходятся мнения верующих – чаще всего из-за различий в их личном опыте. Печально, что из-за нежелания показаться самохвалом или выскочкой некоторые проповедники совершенно опускают все, что Писание говорит о Божьей заботе, защите и благословениях для своих детей. Перед Богом все равны, и Его любовь гораздо больше, чем мы ее представляем.

Христос как средство примирения и образец для подражания

Позвольте обобщить, сказав, что в харизматической теологии образовались два полюса: Христос как посредник примирения (см. Рим. 3:25, 5:8; 1 Пет. 1:18, 19) и Христос как образец для подражания (см. 1 Пет. 2:21).

В первом случае (Христос как посредник примирения) Он берет на себя наш грех, ошибки и болезни. Поскольку Он принял этот груз, нам более не требуется нести его. Заместительная жертва и процесс избавления играют в этой схеме центральную роль. Несогласие с этими приоритетами, соответственно, считается равносильным умалению действия примирения. Так как Он взял на Себя наши грехи, то эти грехи могут быть прощены, а человек очищен от оных. Как агнец, ведомый на заклание, Он несет то, что не смог понести я, и, благодаря этой жертве примирения, мне уже не надо носить то, что Он несет вместо меня, так как Он несет все это вместо меня. Обратите внимание, здесь сильно подчеркивается то, что Он сделал для меня на кресте, и что теперь стало доступным для меня из-за креста (см. Ис. 53:4–6; Мф. 8:16, 17; 2 Кор. 8:9; 1 Пет. 2:24, 3:18).

В связи с этим появилось выражение «жизнь после креста». Под этим понимают не уход куда-то прочь от креста, а понимание значимости того, что доступно в Духе для нас сегодня благодаря кресту. Есть и обратная сторона такого менталитета: крест рассматривается как абстрактное место обмена моих проблем на Божьи благословения, а не поводом для размышлений об Иисусе и о страданиях, понесенных Им на кресте. Возрастающая ориентация на результат заставляет людей более или менее осознанно отодвигать крест, который воспринимается как пройденный этап, с переднего плана и выдвигать на его место жизнь в Духе, доступную сегодня. Вместо креста всячески подчеркивается Дух и Его сегодняшние проявления. Возможно, в данной ситуации можно говорить о том, что существует некое напряжение между двумя терминами, употребленными Петром в Первом послании: «…Христовы страдания и последующую за ними славу» (1:11). Как страдания, так и слава должны быть выделены и правильно истолкованы. Другими словами, проповедоваться должны все три определения символа веры. Бог есть Отец, Сын и Святой Дух.

Во втором случае (Христос – образец подражания) Он своими страданиями показывает нам, как нам надлежит жить в страданиях. В Первом послании Петра (2:21) написано: «Ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его». Здесь раскрывается наше единение с Христом: не только с тем, что Он совершил, что приобрел для нас на кресте, но с тем, Кем является сам Иисус Христос в глубочайшем смысле, – как Он жил, поступал, страдал, умер и воскрес. Следовать за Ним – это значит идти по Его стопам, руководствуясь повествованием Евангелий. Крест понимается не только хронологически – как происшедшее событие, которое изменило наше положение, но как «вечное Евангелие», то есть центральное событие, которое постоянно находится перед нами и формирует нашу систему координат.

Крест не только позади, в прошлом: он становится центром вселенной и постоянно находится перед нашими глазами. Мы постоянно приходим к нему. Даже воскресший Христос, согласно Евангелию от Иоанна, несет раны на руках (см. Ин. 20:25).

Здесь среди христиан порой возникают два полюса: Павел и Иисус. Хронологическое мышление склоняется больше к словам Павла, нежели к словам самого Иисуса в Евангелиях, так как Павел относится уже к новой эпохе – веку благодати, церкви и Духа. Конечно же, это предпочтение не озвучивается открыто, за исключением некоторых крайних случаев, – ведь это так ужасно звучит! Тем не менее, намек на такую позицию виден в ударении, которое делается на том, что мы имеем во Христе сегодня, «после креста», – подразумевается, что сказанное Иисусом в Евангелиях так и осталось там, «до креста». Произнесенное Иисусом на кресте: «Свершилось!» – рассматривается как исполнение и буквальное завершение Ветхого Завета. В определенной степени можно с этим согласиться, но недопущение слов Иисуса в нашу эпоху – это уже перегиб. Нюансы здесь очень тонкие, но важные, так как последствия такого перегиба катастрофичны.

Прежде всего сумятицу в этот вопрос внесло богословие, находящееся под влиянием диспенсационализма. Нельзя недооценивать влияние Дарби и Скофилда на современное богословие пробуждения. Их теория домостроительства Божьей благодати предполагает наличие четких и непроницаемых границ. Их толкование Второго послания Тимофея (2:15) относительно верного преподавания (англ. – «разделения») слова истины ошибочно, так как из него следует, что Павел расчленил все откровение на части, назначив каждой эпохе свою. В вышеупомянутом отрывке об этом нет и речи. Естественно, диспенсационализм влияет на отношение к страданиям. Так как страдания Христа привели Его на крест, а результатом креста стали благословения Нового Завета (см. Гал. 3:13, 14), идти по стопам «предкрестного» Иисуса становится менее интересным. Такие неверные выводы влекут за собой огромные последствия: искажается восприятие Христа как примера для подражания даже в страданиях. Страдания попросту исключаются из нашего следования за Христом.

Призвание следовать в страданиях

Первое послание Петра призывает нас следовать за Христом в его страданиях (см. 1 Пет. 2:21). Проповедь на эту тему сегодня непопулярна, хотя и вполне обоснованна с библейской точки зрения. Петр говорит о страдании как о призвании, и это шокирует: «Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны…» (1 Пет. 2:20, 21). Призвание в этих стихах относится не просто к общему следованию за Христом, а следованию в страданиях, в которых Иисус служит примером подражания. Такое активное принятие страдания есть нечто большее, чем просто вынужденное признание факта существования страданий. Здесь речь идет не о защите по принципу «не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого» (Мф. 6:13). Речь идет об активном несении своего креста, согласно Евангелию от Матфея (16:24): «…если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною».

Крест, в свою очередь, является орудием пытки и смерти; к тому же он связан с публичным обнажением и унижением. Все это доходит до глубин нашей души, так как мы не желаем быть слабыми, униженными, нагими, неспособными к самозащите. Кажется, что мысль о подражании крестным страданиям вступает в конфликт с другими библейскими идеями, связанными с успехом, победой, плодами и прорывом. Воскресение – это победа, которой мы должны радоваться и в которой пребывать. Но и путь креста никто не отменял: напротив, это две стороны одной медали даже после воскресения. Павел постоянно осознавал этот парадокс христианской жизни. По обращении Павла Иисус сказал ему: «И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое» (Деян. 9:16). Эти слова не привели апостола к пораженчеству в жизни и служении – совсем наоборот. Пожалуй, вряд ли найдется столь целеустремленный человек, как Павел. С самого начала своей христианской жизни он переносил множество тягот; у него хватало как противников, так и страданий. Тем не менее, этот апостол не кажется пассивным верующим, молчаливо принимающим все, что бы ни встретилось на пути. Прекрасно зная, что его труд сопровождается внешним и внутренним противостоянием, многочисленными трудностями, он, вопреки обстоятельствам, исполнил свое предназначение, так как бежал, чтобы победить (см. Флп. 3:10–15; 2 Тим. 4:7, 8).

На пути верующего встречаются разные типы страданий, и эти страдания не только внешние. Павел говорит о том, как однажды он практически распрощался с жизнью (см. 2 Кор. 1:8-11), но Бог и утешил, и выручил его. В контексте этого рассказа он говорит о том, что страдания Христовы умножаются в нас, а Бог, который является и Богом утешения, умножает утешение Христом (см. 2 Кор. 1:3–5).

Большинство верующих согласны с тем, что на их пути встречаются различные виды страданий, но чаще всего они настроены максимально избегать их. Павел же пытается донести до нас, что «страдания Христовы» даруют нечто другим верующим. «Скорбим ли мы, скорбим для вашего утешения и спасения, которое совершается перенесением тех же страданий, какие и мы терпим», – говорит он во Втором послании Коринфянам (1:6). Более конкретно эта мысль высказана в Послании Колоссянам (1:24): «Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь». При этом не может быть сомнений, что Павел проповедует Христа, пострадавшего раз и навсегда. В Послании к Евреям (9:28) написано: «Так и Христос, однажды принеся Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих Его во спасение».

Вся проповедь Павла пропитана осознанием совершенной голгофской жертвы, не требующей дополнений. Об этом четко написано в его посланиях. Поэтому, когда он говорит о переживаемых им «страданиях Христовых», он не имеет в виду буквальное повторение креста. Напротив, здесь подразумевается нечто удивительное: Христос продолжает страдать через Свое Тело, Церковь. То, что Иисус продолжает страдать, видно из эпизода Его первой встречи с Павлом: «Савл, Савл! Что ты гонишь Меня?» (Деян. 9:4). Когда Павел преследует верующих, Иисус переживает гонения, и очевидно, это доставляет Ему страдания. Это также означает, что существует неразрывная связь между Иисусом на Небесах и Иисусом в Его Теле на земле.

В Послании Колоссянам Павел подчеркивает, что его собственное страдание имеет определенное, конкретное действие в Теле Христовом (см. Кол. 1:24). Под недостающими страданиями понимается не какой-то изъян крестной совершенной жертвы, а то, что прирост и благословения приходят к Телу Христову через страдания, переносимые этим Телом и его отдельными членами. Активное участие в таких страданиях производит благословения в других частях Тела. Нам, евангельским христианам, такая мысль кажется непривычной, и мы чаще всего стремимся от нее отделаться. Нам трудно понять, что у страданий есть какой-то смысл, и еще сложнее принять мысль, что страданиям надо радоваться или сознательно на них идти. Самое время вспомнить о мучениках и героях веры, бывших до нас. Их жертвы, страдания и мученическая смерть стали предпосылкой будущих духовных побед. Понимание этого позволит нам гораздо охотнее переносить трудности и не уклоняться от страданий, как это делает вся секуляризированная западная культура, готовая на все, лишь бы избегать и открещиваться от того, что неприятно нашей плоти. Нам также необходимо стремиться к гармоничному равновесию страданий и активной христианской работы. Только так наша вера не утратит достоверность и, вместе с тем, будет ясно, что мы живем не так, как этот мир. Первое послание Петра (4:16) говорит: «А если [пострадал] как Христианин, то не стыдись, но прославляй Бога за такую участь».