Текст книги "Золотые земли. Совиная башня"

Глава 8

Ратиславия, Златоборск

Месяц грудень

От запаха крови мутило, хотя, казалось, уже давно пора привыкнуть и к запаху её, и ко вкусу. Но в холодных тёмных подземельях, что скрывались под княжеским теремом, всё было иначе, чем в сражении. Когда клинок в руке, когда противник несётся навстречу, а смерть пляшет за самым твоим плечом, то нет чувства обречённости, и тошнота не стоит комом в горле. Тогда только и думаешь – нужно выжить, нужно быть быстрее и ловчее. Потом уже приходит холодное, глухое омерзение, когда глядишь на разрубленных противников и товарищей, что лежат рядом замертво на земле.

В пыточной смерть была другого нрава: мучительная, неизбежная, она держала когтистую лапу на шеях пленников, пока княжеский палач раскалёнными щипцами вытягивал правду или ложь – что угодно скажут люди, лишь бы прекратить свои мучения.

Но раб с клеймом Дузукалана, каким украшают чело чародеев в вольных городах, отказывался говорить. Он ни сказал ни слова ни о том, кто прислал его убить Снежного князя, ни и о том, кто пришёл вместе с ним. Он не сказал вообще ни слова, и палач заподозрил, что чародей был нем.

В очередной раз Вячко пришёл в темницу, когда раб бессвязно кричал от боли. В рот пленнику была вставлена воронка, через которую палач, звавшийся Щукой, вливал какое-то зелье. Щука заметил княжича, отставил глиняный кувшин в сторону, поклонился.

– Да осветит Создатель твой путь.

– Да не опалит он тебя, – Вячко присел у стены напротив пленника, положил меч на колени – когда рядом находился чародей, даже закованный и беспомощный, княжич всё равно чувствовал себя спокойнее с дедовским оружием, оно уже не раз спасло его от чужих заклятий.

– Молчит?

– Только вопит, – пожал плечами Щука.

– Сколько рабов видел, а такой верности прежде за ними не замечал. Каждый мечтает скинуть ошейник, а уж если ему грозит смерть, так и вовсе не будет упрямиться… Передохни, Щука.

Вячко гладил холодный металл, краем глаза ловил отражение пламени в клинке и наблюдал за рабом.

Щука сел позади княжича и принялся громко жевать, запахло рыбой и пивом. Вячко обернулся, бросил с некоторым раздражением:

– Иди отдохни.

Палач растерялся поначалу, замер с кружкой пива у самого рта.

– Дак этот… опасен…

– Он в кандалах, – сказал Вячко уже ниже, злее. Он не привык, чтобы с ним спорили. Пусть позволено то отцу и брату, даже дружине, где все ему названые братья, но не простому мужику.

Видимо, палач тоже вспомнил, с кем вёл разговор, подхватил свёрток с едой, кружку и поспешил по лестнице прочь, чуть не расплескав пиво.

Вячко обернулся обратно к рабу, тот не смотрел на княжича.

Лицо у колдуна было широким, нос прямым, а глаза серыми. Светлые волосы он стриг коротко, на лбу краснело старое клеймо. Вячко разглядывал его, пытаясь разобрать узор.

– Что изображено на клейме?

Раб даже не обернулся в его сторону, как если бы вовсе не услышал вопроса.

– Что изображено на клейме? – повторил Вячко громче.

Колдун чуть вздрогнул, словно очнувшись ото сна, посмотрел на княжича мутным взглядом.

– Что особенного в клейме? – едва сдерживаясь, произнёс Вячко.

Пленник молча зашевелил губами, прикусывая их, и вдруг захлюпал носом. По щекам его потекли слёзы, смывая грязь и кровь, и новые капли брызнули там, где раб прокусил себе губы.

– Это клеймо? – с недоверием проговорил Вячко. – Это оно с тобой делает?

Лёгкий кивок. Голова упала на плечи, грудь вздрогнула от рыданий, и изо рта вдруг вырвался стон.

Вячко поднялся, налил в плошку воды из бочки, поднёс к губам пленного.

– Пей, – сказал он негромко. – Пей… клеймо запрещает тебе говорить? Это какое-то заклятие?

Захлёбываясь рыданиями, раб снова закивал, вода потекла по подбородку, и мужчина закашлялся, Вячко пришлось постучать ему по спине.

Стоило давно догадаться, что обычным клеймом не удержать колдуна, что ему стоит восстать против хозяина? Другое дело, если в самом теле его путы.

– Знаешь, как его снять?

Раб пожал плечами. На подбородке его и шее багровела засохшая кровь. Щука служил при дворе ещё во времена, когда у князя были умелые чародеи, они поведали палачу, какими травами и настоями пытать человека, чтобы не убить, но измучить люто, так, чтобы всё как на духу поведал, самые сокровенные тайны открыл, но заклятие было сильнее любой боли, сильнее собственной воли.

Вячко присел обратно, меч на этот раз отложил в сторону, да не оттого, что воспылал доверием к колдуну, а потому, что желал доверие вызвать. Нелегко было пленнику поверить княжичу, покуда кожу его прожигали кандалы, а собеседник держал в руках меч.

– Если я сниму с тебя кандалы, ты попытаешься убить меня?

Раб и на этот раз кивнул, не раздумывая.

– По собственной воле?

Кривая улыбка исказила лицо колдуна, и стало видно, что зубы его, и без того редкие, окровавлены, кровь сочилась изо рта тонкой струйкой. Снова пленник замотал головой.

– Ты умеешь говорить?

Кивок.

– И ты понимаешь ратиславский язык. Ты ратиславец?

Нет.

– Рдзенец?

Снова кивок.

После Хмельной ночи многие чародеи бежали на север, к Скренорским островам, но нашлись и те, кто искал спасения подальше от Холодной горы, они устремились на юг, но вместо свободы получили ошейник на шею.

– А если бы я дал тебе волю? Если бы нашёл способ снять заклятие?

Колдун почти впервые за всё время посмотрел на княжича, не отвёл сразу глаза, а разглядывал долго и внимательно, словно в душу желал заглянуть.

Оставалось надеяться, что ведьма с болот действительно могла оказаться полезной.

Неждана даже не пыталась скрывать, как тяжело ей находиться в подземельях.

– У меня есть только одна просьба, – она потупила взор.

– Да?

– Не оставляй меня здесь одну. Ни с Щукой, ни с пленником. Будь рядом, – она прятала взгляд, но по сведённым бровям, по тому, как она кусала губы, Вячко понял, что просьба её была важной.

– Хорошо. Я буду с тобой, – пообещал он.

Всё время, каждый день почти на протяжении седмицы Вячко спускался в подземелья с Нежданой. Ведьма окуривала травами темницу, подолгу смотрела в миску с водой и тихо пела. Несколько дней она только пела и даже не пыталась коснуться раба или заговорить с ним.

– Я слушаю, – только и объяснила она. – И со мной говорят.

Три дня она слушала, отвечала беззвучному своему собеседнику странной песней без слов и снова слушала. Раб изредка приходил в себя, смотрел на Вячко и Неждану мутным взглядом и снова терял сознание. Ведьма пела. Голос её был странным, чужим, и гортанные звериные звуки порой вырывались из горла. В пении её слышалось завывание ветра и крики диких зверей. Песня ударялась о каменные стены темницы и улетала прочь, а Вячко молча слушал.

На четвёртый день ведьма зажгла пучок трав и окурила ими темницу.

На пятый день она сделала мазь и натёрла ей тело чародея. Он не очнулся. Неждана села у его ног и снова долго пела, отбивая ритм ладонью по своей ноге.

И на шестой день чародей открыл глаза. Долго они с Нежданой смотрели друг на друга, а Вячко с недоверием наблюдал за ними.

– Ты свободен, – проговорила негромко ведьма.

– Я, – звук вырвался из его рта неуверенно. – Я… Ты…

– Я привела твою душу назад к тебе, – объяснила Неждана. – Она теперь только твоя.

Медленно, не веря своим глазам, Вячко приподнялся с лавки. Раб выглядел иначе. Взгляд его прояснился, лицо вдруг приобрело странную живость.

– У тебя получилось? – удивлённо спросил Вячко. Он уже потерял надежду.

Мягкая робкая улыбка играла на губах Нежданы. Она посмотрела на княжича через плечо, оставаясь сидеть на полу.

– Да.

Медленно Вячко приблизился к пленнику, тот лежал на тюфяке, прикованный к стене цепями.

– Как тебя зовут?

– Вторак.

– Почему ты не говорил со мной раньше?

– Мне запретили отвечать на любые вопросы тех, кто возьмёт меня в плен.

– А сейчас?

Медленно Вторак обвёл темницу взглядом, задержался на Неждане, рассмотрел внимательно княжича.

– Я свободен. Я… больше не хочу тебя убить.

Вячко вскинул брови, недоверчиво покосился на Неждану.

– Это правда. Я чувствую, – кивнула она, не вставая с пола.

Руки девушки безвольно повисли, и Вячко без слов догадался, что у неё не было сил встать. Он наклонился, помог ей подняться. Неждана вцепилась в него, точно не желая отпускать, заглянула в глаза с непонятной надеждой.

– Спасибо.

– И тебе, – Вячко оглянулся на пленника, лихорадочно размышляя. – Значит, ты сломала заклятие? Ты смогла бы сделать это снова?

В серых глазах промелькнуло сомнение. Лёгкий кивок.

Мысли в голове путались лихорадочно. Вячко смотрел куда-то за плечо Неждане, но видел перед собой уже стены чужого города.

– Ты в порядке, огонёк?

Он тряхнул кудрями.

– Лучше иди, тебе дурно в подземельях, – Вячко неловко погладил её по плечам, заметил, как загорелись радостью её глаза. Ярополк был прав. Управлять влюблённой женщиной так легко… С удивлением и странным, тревожащим чувством удовлетворения Вячко коснулся спины Нежданы, проводил её к двери. – Отдохни, – произнёс он с нарочитой заботой. Ему не пришлось сильно стараться, чтобы соврать: он был и вправду благодарен за помощь, но… но она находила в его заботе куда больше, чем Вячко мог предложить.

Когда ведьма ушла, Вячко подошёл ближе к тюфяку, присел на корточки, чтобы лучше рассмотреть лицо Вторака.

– Ты ведь тогда не соврал: ты рдзенец?

– Да.

– Много ратиславских или рдзенских рабов в Дузукалане?

Пленник кивнул, облизывая потрескавшиеся губы.

– А чародеев среди них много?

И на этот раз колдун мотнул головой.

– Мы бежали от Охотников, – с трудом выговорил он. – А попали к ним…

Вячко поднялся, взял плошку, что лежала у бочонка, и набрал воды, поднёс рабу, дал ему напиться. Колдун пил долго, каждый глоток отдавался болью в горле, изувеченном настоями Щуки.

Когда раб утолил жажду, Вячко присел обратно.

– Если я сниму с тебя кандалы, ты попытаешься убить меня? – повторил он свой вопрос.

Раб на этот раз помотал головой.

– Нет. Приказы хозяев больше не властны надо мной. Твоя чародейка что-то сделала со мной. Ты… вы вдвоём вернули мне собственную волю.

Колдун почти впервые за всё время посмотрел на княжича, не отвёл сразу глаза, а разглядывал долго и внимательно, словно в душу желал заглянуть.

– В тебе огонь, какой был в Золотой ведьме, – заметил он вдруг, и речь его стала яснее и чище, как если бы боль, что терзала тело и разум, отступила.

– Я её внук.

Пленник помолчал, не отводя взгляд.

– Меня звать Вторак Богшевич, – повторил он. – Ты, княжич, разрушил моё рабское клеймо, и я буду до смерти служить тебе верой и правдой.

В груди росло волнение небывалое, будоражащее. Вячко чуял, что вот оно – решение, будто самим Создателем посланное.

– А другие? Как думаешь, если бы снял заклятия с остальных рабов, они бы последовали за мной?

– Даже не сомневайся. Они бы пошли за тобой куда угодно.

Куда угодно.

Найти Ярополка было легко – он редко теперь отлучался из бывших покоев отца. Новый Великий князь дни напролёт проводил на советах, по делам ополчения посылал Горыню или Вячко и редко показывался на люди сам.

– С вестями? – спросил он с ходу, едва завидев. – Так я уже знаю.

Вячко растерялся. Знал он, конечно, что у князя везде свои люди, а в темнице и подавно, но чтобы так быстро донесли о допросе?

– И что думаешь? Получится расколдовать других рабов и переманить на нашу сторону?

Ярополк остановился, обернулся, и только тогда Вячко заметил, что он выглядел растерянным. Но Снежный князь моргнул, нахмурил чёрные брови, и снова сталью блеснули очи.

– Ты, верно, о чём-то другом. Я о новостях из Лисецка. Отца напрямую повезут на Калиновые холмы, завозить в Златоборск не будут.

– Народ желает попрощаться с Великим князем.

– Это создаст лишние хлопоты. Люди потянутся в столицу: новые нищие и попрошайки, их и без того полно в столице. Если бездомных станет слишком много, начнутся грабежи, и в городе поднимется волнение. Службу по отцу справят в Лисецке и сразу повезут на Калиновые холмы, я направил с ним Святослава, он проследит, чтобы всё прошло должным образом.

Они обсуждали похороны отца, точно досадное недоразумение. Ни горя, ни тоски Вячко не ощущал. Ярополк будто заразил его своим бесстрастным подходом к любому делу: нужно было решить задачу, нельзя было размениваться на чувства и переживания.

– В любом случае я отправляюсь в Лисецк, – заявил Ярополк. – Я должен заменить отца и возглавить ополчение.

– Вели мне поехать, – тут же взмолился Вячко. – Я справлюсь, не подведу тебя.

– Я сам поеду, так положено, – возразил Ярополк. – Я старший, я поведу войско. А править останется матушка. Я напишу Гутрун, чтобы приехала и привезла с собой детей.

Возразить против Фиофано Вячеслав не посмел. Кто он, а кто Великая княгиня?

– А что со скренорцами? Нельзя оставлять их в столице.

– Я верю конунгу Гудрёду, его люди не предадут, пока его дочь и внуки в Златоборске.

Разговор не ладился, и расстроенный Вячко чуть не забыл, зачем пришёл.

– У Нежданы получилось снять заклятие с чародея, – произнёс он. – И… в общем, она могла бы расколдовать и других чародеев в Дузукалане.

Ярополк нахмурился, и Вячко, чувствуя, как в груди разрастался ком, наклонился вперёд, точно ребёнок, что собирался раскрыть большую тайну.

– Мы могли бы вызволить чародеев и переманить на свою сторону, – произнёс он. – Мы могли бы ударить вольные города их же оружием.

544 г. от Золотого Рассвета

Середина месяца трескуна

Прежде Великая княгиня не являлась на совет, на него вообще не приглашали женщин. Но из-за отъезда Ярополка обязанности правления ложились на Фиофано, и теперь она сидела рядом с Пресветлым Отцом, за её спиной стояли служанки, смотрели на государыню подобострастно, покорно. Вячко старался вовсе не смотреть на неё.

– Чародеи? – возмущённо переспросила Фиофано. – Ярополк, как ты можешь предлагать такое – чтобы проклятые чародеи защищали наши земли…

– Во мне течёт кровь проклятой чародейки, матушка, – улыбка Ярополка была ласкова и лукава одновременно. – Если ты опасаешься гнева Создателя, то меня больше волнует, что мы слишком скоро увидим Создателя, если Шибан победит.

– Ярополк! – Щёки княгини гневно затряслись, она взмахнула рукой, привлекая внимание Седекия, сидевшего рядом. – Пресветлый Отец, вразуми его!

Но тот не спешил заговорить. Он сцепил пальцы и бегал глазами по сторонам, точно искал ответ в хмурых лицах бояр. Никто из знати до сих пор не возразил Ярополку, но Вячко видел по их мрачным взглядам, что никто не одобрил затею.

– Объясни нам, неразумным, ещё раз, Великий князь, – вкрадчиво произнёс Седекий. – Правильно я понял, что ты хочешь выкрасть рабов из Дузукалана и заставить служить нам?

– Не заставить, – нахмурился Ярополк. – Переманить. В отличие от жрецов из вольных городов, мы не имеем власти над чародеями, но они могут стать нашими союзниками, если получат от нас свободу.

– Допустим, – согласился Седекий. – Допустим, у княжича Вячеслава получится освободить чародеев и уговорить пойти против войска Шибана войной. Я готов поверить, что они, преисполненные жажды мести, согласятся. Но что будет после? Вольные чародеи… сколько их будет? Двадцать? Сорок?

– Чем больше, тем лучше.

– Мы упустили ведьму, Великий князь. Одну-единственную девчонку.

Кто-то из бояр не сдержал громкого возгласа. Никто не говорил об этом прежде вслух. По негласному сговору все во дворце делали вид, что она была простой знахаркой.

По лицу Ярополка пробежала дрожь, заходили желваки. Как бы он ни пытался скрыть, а Дарина крепко задела его самолюбие.

– Не просто ведьму, а лесную ведьму, – поправил он. – Сильнейшую из всех, что есть на свете. А это будут бывшие рабы – больные и ослабшие. Половина из них, скорее всего, погибнет в бою.

– А что ты будешь делать со второй половиной? – настойчиво продолжил Седекий. – Когда мы одержим победу, что будет с выжившими чародеями?

Яркие, точно весенний лёд, глаза Ярополка сверкнули. Он посмотрел на Седекия прямо, холодно.

– А что бы ты пожелал, Пресветлый Отец, сделать с этими чародеями?

Тот не успел ответить, по терему пробежал ропот, и Вячко в тихом гомоне недовольных голосов расслышал:

– Казнить.

– Сжечь их.

Растерянная Фиофано не отводила взгляда от Пресветлого Отца, ждала покорно его решения, не смея возразить.

– Не думаю, что стоит спешить с такими решениями, – произнёс Седекий. – Верно, Создатель сам укажет нам верный путь. А на этот поход, княжич Вячеслав, я тебя благословить не могу.

Невольно Вячко дёрнул губой, сжал кулаки от досады. Седекий перевёл взгляд на Ярополка.

– Но и препятствовать не посмею, если так решил Великий князь. Просто советую не забывать о законах Империи.

– Я потомок Константина-каменолома, – Ярополк держал голову высоко, лицо его оставалось непроницаемым. – Я всегда помню о законах Империи, но она редко вспоминает о нас, поэтому нам придётся защищаться так, как мы, ратиславцы, умеем: хитростью, сталью и чарами.

Кажется, он хотел сказать что-то ещё, но вовремя себя остановил. Вячко готов был поспорить, что он знал, что желал сказать брат: молитвы им пока не помогли.

– Меня еле отпустили с женской половины, – Мирослава громко хлопнула дверью, и холоп с другой стороны едва успел отскочить, чтобы его не ударило по носу. – Все как с ума посходили.

Вячко оглядел сестру внимательно, подметил взлохмаченные волосы и покрасневшие щёки: обычно она выглядела совершенно, ни один волос не выбивался из косы.

– Все обеспокоены, и это правильно. Вольные города могут подослать новых убийц.

– Как они проберутся во дворец?

– Чародеи способны на что угодно.

– Раз даже во дворце сейчас опасно, то как ты можешь нас оставить?

Это было почти похоже на заботу. Вячко удивлённо вскинул брови.

– Я обязан выполнить приказ Ярополка.

Сестра выглядела недовольной. Она сняла шубу, бросила её на кресло, обошла несколько раз ложницу по кругу, не сказав ни слова, оделась обратно и села в кресло, недовольно пыхтя.

– А что, если ты там умрёшь?

Вячко пожал плечами.

– Может, и умру.

– Тебе смешно? – она возмущённо надула губы. – Это не шутки. Мечислав погиб со всей семьёй, потом батюшка. – Мирослава не выдержала, отвернулась, чтобы утереть брызнувшие слёзы. – И вы с Ярополком оба идёте на юг, а я тут… со скренорцами.

– Ты боишься скренорцев?

– Они жуткие. Смотрят всегда так яростно… Один из них посватался ко мне, представляешь? – возмущённо добавила она.

– Ты отказала?

– Конечно! – Мирослава отвернулась, даже в сумраке было видно, как вспыхнули её щёки. – Он сказал, что он сын ярла и очень богат, но… он здоровый, сильный… страшный, в общем. И он язычник! Они все язычники. Что, если они станут приносить людей в жертву? Мне страшно с ними оставаться…

Как и всегда, Мирослава в первую очередь переживала за своё благополучие. Вячко мягко усмехнулся. Не стоило ожидать сочувствия от сестры. Он хорошо её знал, а всё равно порой надеялся, что ей есть до него дело.

– Вячеслав! Ты должен остаться, – вдруг воскликнула Мирослава. – Хотя бы один мужчина из рода должен остаться в столице.

– Вряд ли Великая княгиня согласится, что это должен быть я, – грустно улыбнулся Вячко. – К тому же, кроме меня, некому отправиться в Дузукалан.

– Пошли своих дружинников.

– Я должен сам.

– Почему? – сестра упрямо поджала губы. – Почему именно ты?

– Потому что Ярополк никому другому не доверит такое важное дело. От моего успеха во многом зависит наша победа.

Мирослава гневно сверкала глазами. Длинные крепкие пальцы беспокойно стучали по подлокотнику кресла, отбивая неровную дробь.

– У меня дурное предчувствие.

– У тебя бывало такое раньше? – Вячко говорил тихо, вкрадчиво, как с маленьким ребёнком.

– Что?

– У тебя бывали раньше дурные предчувствия? По поводу Мечислава или отца?

– Что? – Мирослава удивлённо вскинула брови. – Нет. Я же не ведьма какая-то.

– Тогда почему ты доверяешь своим страхам сейчас?

Она поморщила нос, отвернулась, пытаясь спрятать лицо. Вячко пришлось подняться. Он обошёл кресло, присел на корточки так, что Мирослава теперь смотрела на него сверху вниз. В глазах у неё блестели слёзы.

– Что случилось?

– Ярополк и матушка даже говорить об этом не хотят, но… – она снова поджала губы, отчего стала ещё больше походить на Фиофано. – Я… а что, если вы все погибнете? Так ведь уже было, когда мы воевали с рдзенцами. У нас была большая семья, а все погибли, только батюшка наш остался. И теперь опять: члены нашей семьи умирают один за одним… там, в Ниже, ведь никого не пожалели. Даже детей…

Осторожно Вячко взял руку сестры в свою. Это было странно и непривычно: Мирослава редко делилась с ним переживаниями, они вообще нечасто говорили. С самого детства их разделяло происхождение, разные матери, предубеждения, даже жили они в разных частях дворца: Мирославу воспитывали на женской половине. Среди подруг сестры были боярские дочки, а Вячко гулял с дворовыми ребятами, Мирослава целые дни проводила в светлице, когда Вячко возглавил дружину, Мирослава собирала приданое и перебирала предложения от знатных женихов, а Вячко мечтал жениться на служанке.

Вряд ли им было о чём поговорить. Вряд ли их связывало что-нибудь, кроме общей крови.

– Ты не будешь одна. С тобой останется мать…

– Никто не скучает по Мечиславу и отцу, кроме меня. Мать целыми днями молится, но она ни слезинки не проронила, а вы с Ярополком только и говорите, что о войне и делах, – губы её побледнели. – Ты больше рыдал по дворовой девке, напивался, как свинья, а по отцу…

Она судорожно вздохнула, и Вячко погладил её по ладони.

– Он так нас научил. Отец сам потерял всю семью, но смог уберечь остальных, потому что судил здраво и не погружался в своё горе, – слова дались легко, а суть их не сразу дошла до Вячко. Вот чего добивался от него отец. Вот чего он желал. – Знаешь, слезами горю не поможешь. Мы не можем сейчас плакать и горевать. Но ты права, мы должны беречь друг друга, только так мы справимся со всем.

– Тем более, как ты можешь уехать, если мы должны держаться вместе?

– Я уезжаю, чтобы нас защитить. Чтобы защитить тебя, Мирослава.

– С тобой бесполезно разговаривать, – она поднялась, посмотрела сверху вниз. – Думаю, ты на самом деле надеешься, что тебя убьют в Дузукалане, и тогда я останусь совсем одна, – она кинула это с упрёком, и Вячко горько улыбнулся. Сестра никогда не считала его семьёй по-настоящему. Она никогда не была «с ним» и вряд ли бы сильно горевала, если бы Вячко тоже увезли на Калиновые холмы.

Не глядя больше на него, Мирослава прошла к двери.

– Попробуй пообщаться с тем скренорцем, – вдруг произнёс Вячко. – Может, он не так плох, как все язычники? К тому же на севере тебе будет безопаснее.

Она замерла, коснувшись ручки двери, не оглянулась даже.

– Я потомок Константина-каменолома и внучка Императора, – проговорила она сухо. – Мне не может понравиться язычник. И ты, Вячко… в общем… ты… возвращайся. Это твой дом.

Дверь за Мирославой закрылась, постучался холоп и попросил разрешения войти. Вячко впустил его и долго ещё сидел, наблюдал, как холоп собирал вещи в дорогу.

Дом.

Раньше Вячко скучал по дому, торопился вернуться. Но только теперь понял, что возвращался он не к высокому дворцу, не к шумным улицам Златоборска, не к белым храмам с позолоченными куполами. Он возвращался каждый раз к Добраве, а она его больше не ждала.

Над Златоборском вставало солнце.

Вячко поправил лук за спиной, натянул на уши меховую шапку. Справа от него хлюпала носом Неждана, а мороз задорно кусал её за щёки, румянил бледное лицо.

– Ну и холод у вас. Как тут можно жить? – потирая щёки ладошками в рукавицах, произнесла она. – Стрелы на лету замёрзнут.

– Это только моча на лету мёрзнет, веснушка, а стреле твоей ничего не будет, – усмехнулся Синир и тут же запнулся под взглядом княжича.

Но Вячко улыбнулся его шутке и оглянулся, окидывая взором обоз.

Вторак Богшевич, бывший раб Дузукалана и колдун Совиной башни, щурился на солнце. Исхудавший, измученный пытками и подлеченный Нежданой, он не смог бы усидеть в седле и потому ехал в санях, в них посадили и Неждану. Вячко и его товарищи передвигались верхом на лошадях.

Пресветлый Отец Седекий всё-таки вышел попрощаться и благословить в поход, но держался он в стороне, ожидая, когда дружинники сами подойдут к нему. Они поцеловали сол на груди Отца по очереди, Седекий прочитал над каждым короткую молитву. Вячко был последним. Вторак и Неждана остались в санях.

– Смотрю, ничему не научило тебя коварство лесной ведьмы, – произнёс Седекий, когда тот осенил себя священным знамением. – Ты желаешь привести с собой чародеев из вольных городов, да ещё и в поход идёшь с двумя колдунами.

– Эти чародеи спасут государство, – возразил Вячко. – Так что всё ради благого дела.

– Будь осторожен, княжич, – улыбка Седекия выражала слишком много, и Вячко опасался, что он не понял даже половины. Пресветлый Отец вёл свою игру, и правила её понять было непросто. К счастью, Вячко покидал столицу. Ему предстояло делать то, что он действительно умел – выслеживать и сражаться. Судьба столицы осталась в руках тех, кто понимал правила этой игры.

В середине месяца трескуна они покидали Златоборск, что отныне заполонён был чужаками – беженцами да скренорцами.

Холодный утренний воздух бодрил, и, несмотря на все заботы, на лице княжича расплывалась улыбка. Чему он улыбался – и сам не знал, только радостно было смотреть на дорогу, что уводила прочь на восток, сладко было вырваться из крепостных стен на волю, пуститься в долгий путь. Они собирались направиться вверх по течению Звени, которую сковали льды, чтобы после повернуть на юг, к Лисецку, к бескрайним полям и вольному городу Дузукалану, что стоял на берегу моря.

Неждана бережно положила подле себя колчан с луком, вздёрнула веснушчатый нос кверху, разглядывая Вячеслава. Он поймал её взгляд, отмечая, как преобразилась ведьма с болот. Пусть жаловалась она на мороз, пусть непривычно ей было ехать в санях, только лук в руках и обещание дальней дороги вернули улыбку и лукавый блеск в глазах точно так же, как и ему самому.

– Посмотри, огонёк, – произнесла она негромко и мотнула головой в сторону.

Вячко повернулся, куда она указала, и разглядел меж деревьев горбатую серую фигуру, похожую на старика, укутанного в шубу. В нём было нечто чужое, не пугающее, но настораживающее, нечто, что заставило сердце стучать рвано и гулко.

– Кто это?

– Долгая ночь пришлась по нраву детям рек и полей, – сказала Неждана. – Они приглядят за городом.

Блеснули жёлтые глаза среди елей, и дух вдруг скрылся за деревьями. Вячко закрутил головой, но так и не увидел его больше.

– Он провожал нас, – пояснила ведьма с болот.

Вторак Богшевич тоже смотрел на духа, а как тот исчез, перевёл взгляд на княжича.

– Ты не пожалеешь о своём доверии, княжич. Будет тебе войско чародеев, – пообещал бывший раб.

– Прямо-таки войско? – усомнился Вячко. – Помнится, ты говорил, из наших человек сорок в рабстве. Да и то под нашими ты подразумевал по большей части рдзенцев.

– Так сорок чародеев целого войска стоят, – улыбнулся Вторак. – Клянусь, княжич, коли ты их вызволишь, как вызволил меня, то они отплатят сполна за твою доброту.

Вячко обернулся в последний раз, надеясь разглядеть или лесного духа, или стены Златоборска, но позади была видна лесная дорога и белый снег. Вячко подстегнул своего коня и направил в начало обоза.

Им предстоял долгий путь.