Текст книги "Заклятие сатаны. Хроники текучего общества"

Не верьте в совпадения

Кто-то написал, что у Берлускони было (и есть) всего два врага – коммунисты и судьи, – и на прошлых административных выборах победили (бывший) коммунист и (бывший) судья. Еще кто-то отметил, что, когда Кракси[199]199
  Беттино Кракси (1934–2000) – итальянский политик, председатель Совета министров Италии в 1983–1987 годах.


[Закрыть], будучи председателем Совета министров, в 1991 году предложил итальянцам отправиться на море вместо избирательного участка, явка на референдум по поводу электоральной системы оказалась неожиданно высокой, и с этого начался закат его политической карьеры. Можно привести еще один пример: в марте 1994 года Берлускони становится премьер-министром, а в ноябре реки По, Танаро и их притоки выходят из берегов и затопляют провинции Кунео, Асти и Алессандрия; в мае 2008 года Берлускони снова оказывается у власти, и в апреле 2009 года в Аквиле случается землетрясение.

Занятные совпадения, только ценности в них никакой (кроме параллели Берлускони – Кракси). Игра в совпадения с незапамятных времен притягивает параноиков и конспирологов, однако совпадения, и в особенности даты, дают простор для любых манипуляций.

Несметное количество совпадений было выявлено в связи с башнями-близнецами, несколько лет назад Паоло Аттивиссимо даже опубликовал в журнале Scienza e Paranormale целую подборку нумерологических спекуляций на тему 11 сентября. Приведу лишь некоторые из них: в названии New York City одиннадцать букв, в слове Afghanistan одиннадцать букв, в имени террориста Рамзи Юзефа (Ramsin Yuseb), угрожавшего уничтожить башни, одиннадцать букв, в имени George W. Bush одиннадцать букв, башни-близнецы похожи на цифру 11, Нью-Йорк – одиннадцатый штат, самолет, первым врезавшийся в башню, выполнял рейс номер 11, им летели 92 пассажира, а 9 + 2 = 11, второй самолет, рейс номер 77, перевозил 65 пассажиров, 6 + 5 = 11, дата 9/11 совпадает с телефоном американской службы спасения, 911, если сложить между собой составляющие ее цифры, получится 11. Общее число жертв, летевших в угнанных самолетах, – 254 человека, сумма цифр дает 11, 11 сентября – это 254-й день в году, сумма цифр тоже дает 11.

К сожалению, New York насчитывает одиннадцать букв, только если добавить City; в Afghanistan одиннадцать букв, но угонщики родом не оттуда, а из Саудовской Аравии, Египта, Ливана и Арабских Эмиратов; если имя Ramsin Yuseb написать иначе (Yussef вместо Yuseb), ничего не выходит; в имени Джорджа Буша не будет одиннадцать букв, если не добавить второе имя в форме инициала; башни похожи не только на 11, но и на двойку в римском написании; целью рейса 77 была не одна из башен-близнецов, а Пентагон; им летело не 65 пассажиров, а 59; общее число жертв угонщиков – 265 человек, а не 254, и так далее.

О каких еще совпадениях можно прочитать в интернете? Линкольн был избран в конгресс в 1846 году, Кеннеди – в 1946-м, Линкольн стал президентом в 1860 году, Кеннеди – в 1960-м. Жены обоих, проживая в Белом доме, потеряли ребенка. Обоих убили в пятницу выстрелом в голову, оба убийцы были южанами. Секретаря Линкольна звали Кеннеди, а секретаря Кеннеди – Линкольн. Преемником Линкольна был Джонсон (родился в 1808 году), и Линдон Джонсон, преемник Кеннеди, родился в 1908 году.

Убивший Линкольна Джон Уилкс Бут родился в 1839 году, а Ли Харви Освальд – в 1939-м. Линкольна застрелили в театре Форда, Кеннеди – в кабриолете «Линкольн» фирмы «Форд».

В Линкольна выстрелили в театре, и убийца спрятался на складе. Убийца Кеннеди стрелял из окна склада, после чего укрылся в театре. И Бута, и Освальда убили до начала судебного процесса.

Вишенкой на торте станет каламбур (пошловатый), который удачнее всего звучит на английском: за неделю до убийства Линкольн был «в» городе Монро, штат Мэриленд. А Кеннеди за неделю до убийства был «в» Мэрилин Монро.

2011

Заговор о теории заговора

Массимо Полидоро[200]200
  Массимо Полидоро (р. 1969) – итальянский журналист, писатель и популяризатор науки.


[Закрыть], один из самых активных участников Итальянского комитета по контролю за сообщениями о паранормальных явлениях и автор журнала Query[201]201
  Вопрос, сомнение (англ.).


[Закрыть], опубликовал в издательстве Piemme исследование «Разоблачения. Книга о тайнах и заговорах» (2014), посвященное, как и многие другие его сочинения, всевозможным небылицам, наводнившим СМИ и головы людей, которых мы зачастую считаем вменяемыми. Полидоро наверняка рассчитывал, что такое заманчивое название привлечет любителей тайн во всем их многообразии, как раз про них писал Джон Чедвик[202]202
  Джон Чедвик (1920–1998) – знаменитый британский филолог-классик, который вместе с архитектором Майклом Вентрисом (1922–1956) расшифровал греческое линейное письмо Б.


[Закрыть], завершивший дешифровку критского линейного письма Б: «Желание раскрыть тайну является неотъемлемой составляющей человеческой природы: надежда на обладание тайным знанием, недоступным другому, способна взволновать даже наименее пытливые умы».

Безусловно, расшифровать древнюю письменность, когда-то игравшую значимую роль для целого народа, или вообразить, что американцы не были на Луне, что теракт 11 сентября организовал Буш или вообще евреи, что код да Винчи существует, – это не одно и то же. Полидоро обращается как раз к адептам второй секты, причем им движет не только жажда коммерческой наживы (вполне законная): начальные главки с их добродушным тоном усыпляют бдительность, однако к концу книги становится ясно, что заговор с целью убить Кеннеди, версии о смерти Гитлера, тайна Рен-ле-Шато, брак Иисуса с Магдалиной – не что иное, как досужие выдумки.

Почему небылицы столь популярны? Прежде всего потому, что они предлагают недоступное другим знание, а остальные причины Полидоро приводит, основываясь на знаменитом эссе Поппера о социальной теории заговоров. Цитирует он и Ричарда Хофштадтера[203]203
  Ричард Хофштадтер (1916–1970) – американский историк и публицист.


[Закрыть], согласно которому страсть к заговорам следует интерпретировать через понятия психиатрии, применяемые к общественной мысли. Речь идет о двух проявлениях паранойи. Разница в том, что психический параноик чувствует себя жертвой всемирного заговора, а параноик социальный полагает, что оккультные силы преследуют ему подобных, его собственную нацию или религию. Социальный параноик, на мой взгляд, куда опаснее параноика психического, поскольку убежден, что его мании разделяют миллионы людей, и считает свои действия, направленные на раскрытие заговора, совершенно бескорыстными. Это объясняет многое из того, что происходит в наше время и что происходило ранее.

Полидоро цитирует в том числе Пазолини[204]204
  Пьер Паоло Пазолини (1922–1975) – итальянский кинорежиссер, поэт и прозаик.


[Закрыть], который считал, что заговор лишает нас рассудка, освобождая от тяжкой необходимости соответствовать истине. Казалось бы, раз сегодня развелось столько сторонников конспирологических теорий, мы могли бы перестать обращать на них внимание: если кто-то считает, что американцы не высаживались на Луну, ему же хуже. Согласно последним исследованиям Дэниела Джолли и Карен Дуглас, «предпочтение сведений, поддерживающих конспирологические теории, сведениям, их опровергающим, снижает потенциальную политическую активность»[205]205
  Имеется в виду статья: Jolley D., Douglas K. The social consequences of conspiracism: Exposure to conspiracy theories decreases intentions to engage in politics and to reduce one's carbon footprint // British Journal of Psychology 105 (1). 2014. P. 35–36.


[Закрыть]. В самом деле, если кто-то уверен, что миром исторически правят тайные общества и что члены Бильдербергского клуба[206]206
  Бильдербергский клуб – неофициальная ежегодная конференция, состоящая примерно из ста тридцати участников, большая часть которых являются влиятельными людьми в области политики, бизнеса и банковского дела, а также главами ведущих западных СМИ. Вход на конференцию возможен только по личным приглашениям. Некоторые конспирологи считают, что этот клуб управляет всем миром.


[Закрыть] – иллюминаты, которые устанавливают новый мировой порядок, то он спрашивает себя: а что я могу сделать? Я сдаюсь – и бешусь. Поэтому любая теория заговора подсовывает коллективному воображению несуществующие опасности, тем самым отвлекая его от настоящих угроз. Как предположил однажды Хомский[207]207
  Ноам Хомский (р. 1928) – видный американский лингвист и политический публицист.


[Закрыть], наибольшую выгоду от россказней о пресловутых заговорах получают организации, являющиеся мишенью конспирологических теорий, – а это уже похоже на заговор о теории заговора. Иными словами, соглашаясь, что за падением башен-близнецов стоял Буш, жаждавший оправдать вторжение в Ирак, мы погружаемся в дебри бредовых выдумок и перестаем анализировать настоящие причины и методы вторжения Буша в Ирак, а также влияние неоконсерваторов на него и его политику.

Из чего можно было бы заключить, что слухи о заговоре Буша против башен-близнецов распространяет сам Буш. Но мы не до такой степени конспирологи.

2014

Пер. Я. Арьковой

О массмедиа

Радиовещательный гипноз

В одной из прошлых «картонок» я рассказывал о том, что чувствовал мальчик, который, прильнув вечерами во время войны к радиоприемнику, слушал песни или сообщения, передаваемые «Радио Лондона» партизанам. Все это запечатлелось в моей памяти и остается там ярким и волшебным воспоминанием. Сохранит ли современный подросток столь же глубокие воспоминания о новостях, посвященных войне в Персидском заливе или событиям в Косово?

Я задал себе этот вопрос на прошлой неделе, когда на фестивале Prix Italia[208]208
  Prix Italia – один из самых старых и престижных международных фестивалей в области радио, телевидения и интернета.


[Закрыть] мы слушали отрывки из радиопередач последних семидесяти лет. Ответ нашелся в знаменитой теории Маршалла Маклюэна[209]209
  Герберт Маршалл Маклюэн (1911–1980) – канадский филолог и философ, исследователь воздействия электронных средств коммуникации на общество.


[Закрыть] (у которой, кстати, есть много предшественников, писавших о радио, от Брехта до Беньямина, от Башляра до Арнхейма[210]210
  Бертольд Брехт (1898–1956) – немецкий драматург, поэт и писатель; Вальтер Беньямин (1892–1940) – немецкий философ; Гастон Башляр (1884–1962) – французский философ и искусствовед; Рудольф Арнхейм (1904–2007) – американский писатель, киновед и кинокритик, эстетик, психолог германского происхождения.


[Закрыть]) о горячих и холодных средствах коммуникации. Горячее средство коммуникации затрагивает одно-единственное чувство и не оставляет пространства для взаимодействия: оно обладает гипнотической силой. Холодное средство коммуникации воздействует на различные каналы восприятия, но фрагментарно, оно вовлекает тебя в работу, заставляет достраивать, соединять, перерабатывать полученное. Так, по Маклюэну горячими являются публичная лекция и кино: ты просто сидишь и пассивно воспринимаешь, а холодными – теледебаты или вечернее телешоу. К горячим относится высококачественная фотография, к холодным – комиксы, схематично представляющие историю.

Когда в эфир стали выходить первые радиоспектакли, публике предлагалось слушать их в темноте. Я хорошо помню те вечера, когда шла еженедельная радиопостановка: свет в комнате был приглушен, отец сидел в кресле, прильнув к радиоприемнику, и слушал его два часа в абсолютной тишине. Я устраивался у него на коленях, и, хоть я мало что понимал в действии пьесы, это составляло определенный ритуал. Вот какова была сила радио.

Адорно[211]211
  Теодор Людвиг Визенгрунд Адорно (1903–1969) – немецкий философ, социолог, композитор и теоретик музыки. Представитель Франкфуртской критической школы.


[Закрыть] одним из первых высказал сожаление, что, слишком широко распространившаяся посредством радио, музыка лишилась своей, можно сказать, литургической функции и стала просто товаром. Но Адорно размышлял над тем, как портится вкус меломана, а не над тем, как музыка может повлиять на подростка. Я помню, с какой страстью я впитывал звуки, когда благодаря радио открыл для себя классическую музыку и, следуя советам журнала Radiocorriere, настраивался на те минуты, очень короткие, когда передавали польку Шопена или одну часть симфонии.

Осталось ли радио прежним и будет ли оно таким завтра? Радио все больше становится фоновым шумом, спектакли идут по телевизору, музыка скачивается из интернета. Радио утратило свою гипнотическую функцию для тех, кто слушает его по пути в машине (и хорошо, иначе количество аварий резко бы увеличилось). Скорее, мы управляем им, переключая каналы, как пультом от телевизора, благо каждые десять километров одна радиостанция пропадает, приходится искать другую, и мы слушаем чью-то пустую болтовню с Джессикой из Пьяченцы или Сальваторе из Мессины.

К счастью, радиоприемники все дешевеют и становятся все лучше, напоминают диковинных самураев. Правда, их используют больше для прослушивания дисков или кассет, чем для поиска (как было раньше, на коротких волнах) звуков, доносящихся из городов с таинственными названиями – Таллин, Рига, Хилверсюм. Но, как учит нас история средств массовой коммуникации, здесь сложно что-либо предвидеть. Возможно, благодаря неожиданным техническим новинкам радио вновь окажется в центре нашей жизни, и как знать, не приберегли ли для нас эти очаровательные предметы интерьера новых форм «теплоты», о которых мы пока не имеем ни малейшего представления.

2000

Не купить ли пакетик тишины?

В одной из своих последних рубрик в журнале Panorama Адриано Софри[212]212
  Адриано Софри (р. 1942) – итальянский журналист и писатель, бывший одним из лидеров леворадикальной группировки «Борьба продолжается» (итал. Lotta Continua).


[Закрыть] прогнозировал, что (про тишину лучше забыть) спецификой будущего станет борьба с шумом: приятные звуки, перекрывающие неприятные. В памяти возникает «Гог» Джованни Папини[213]213
  Джованни Папини (1881–1956) – итальянский журналист, писатель, поэт, литературовед. В сатирической новелле «Гог» (1931) выводит портреты множества интересных типов, затрагивает широкий круг вопросов науки, искусства, техники. По форме произведение представляет собой сборник отрывков из непоследовательного и недатированного дневника, полученного автором от главного героя – гавайского метиса Гога, приехавшего в континентальную Америку и мечтавшего стать миллиардером, но вместо этого угодившего в сумасшедший дом.


[Закрыть], однако речь не о будущем: это уже происходит. Вспомните, как мелодии в аэропорту, приятные и обволакивающие, смягчают гул двигателей самолетов. Но два плохих децибела плюс один хороший дают в сумме не полтора, а три децибела. Решение из разряда «худшее – враг плохого».

Тишина – это благо, исчезающее даже из избранных мест. Я не знаю, как обстоит дело в тибетских монастырях, но как-то я оказался в одной большой миланской церкви, куда были приглашены прекрасные исполнители gospels, которые, постепенно наращивая ритм, как на дискотеке, вовлекали верующих в процесс, возможно мистический, но, судя по количеству децибелов, из адова круга. В какой-то момент я ушел, бормоча non in commotione, non in commotione, Dominus[214]214
  Не в смятении, не в смятении Господь (лат.). Ср. 3 Царств 19:11 (синод. «но не в землетрясении Господь»). Цитата дана в переводе Елены Костюкович («Имя розы»).


[Закрыть] (означает, что Бог может быть где угодно, но вряд ли можно обрести его в таком бедламе).

Наше поколение танцевало под шелестящую музыку Фрэнка Синатры и Перри Комо, новому поколению требуется ecstasy, чтобы справиться с уровнем шума субботним вечером. Они слушают музыку в лифтах, носят ее с собой в наушниках, слушают в машине (вместе с гулом мотора), работают, включив ее фоном, а между тем в открытое окно врывается шум дорожного движения. В американских отелях нет номеров, где был бы не слышен гул машин, тревожный и тревожащий. Мы видим вокруг себя людей, которые, страшась тишины, ищут дружественные шумы в мобильном телефоне.

Возможно, новые поколения будут лучше адаптированы к шуму, но, насколько я знаком с теорией эволюции, для таких переналадок требуются, как правило, тысячелетия, и ради того, чтобы какой-то процент индивидуумов приспособился, миллионы погибнут в пути. После замечательного воскресенья 16 января, когда в больших городах люди передвигались на лошадях или на роликах, Джованни Рабони[215]215
  Джованни Рабони (1932–2004) – итальянский поэт, писатель, переводчик.


[Закрыть] в Corriere della Sera заметил, что горожане на улицах наслаждались внезапно обретенной волшебной тишиной. Все верно. Но сколько народу вышло на улицу насладиться тишиной и сколько осталось дома, в печали включив телевизор на полную громкость?

Тишина превращается в дорогостоящее благо. Действительно, она доступна лишь людям состоятельным, которые могут позволить себе виллы, утопающие в зелени, или одиночкам со спальным мешком, которые так упиваются безмолвием девственных горных вершин, что могут потерять контроль и свалиться в расселину, после чего тишину на многие километры разорвет гул спасательных вертолетов.

Придет время, когда те, для кого шум станет невыносимым, смогут купить себе пакетик тишины, час в комнате с полной звукоизоляцией, как у Пруста, по цене билета в партер Ла Скала. В качестве слабой надежды, поскольку уловки Разума безграничны, замечу, что – за исключением тех, кто использует компьютер, чтобы слушать музыку на полную громкость, – все прочие еще могут обрести тишину прямо перед светящимся монитором, денно и нощно, просто выключив звук одной командой.

Ценою этой тишины будет отказ от контакта с себе подобными. Но разве не так поступали отцы-пустынники?

2000

Два Больших Брата

В конце сентября в Венеции проходила международная конференция по вопросам неприкосновенности частной жизни. Несколько раз над обсуждением понятия privacy нависала тень Большого Брата[216]216
  Большой Брат (англ. Big Brother) – формат телевизионных реалити-конкурсов, впервые появился в 1999 году на нидерландском телевидении. Шоу в этом формате выходили во многих странах мира.


[Закрыть], но Стефано Родота[217]217
  Стефано Родота (р. 1933) – итальянский юрист и политик. В 2000–2004 годах возглавлял европейскую группу по защите персональных данных, член Европейской группы по этике в науке и новых технологиях (European group on ethics in science and new technologies), Совета по рыночной информации (Board for market information) Европейской комиссии.


[Закрыть], возглавляющий независимых экспертов по защите персональных данных, сразу предупредил, что эта передача не нарушает чьих-либо прав на частную жизнь.

Несомненно, она возбуждает вуайеристический аппетит телезрителя, с удовольствием наблюдающего за персонажами, находящимися в неестественной ситуации, которые вынуждены всячески изображать любезность, в то время как на самом деле готовы перерезать друг другу горло. Но люди по природе злы, они с удовольствием лицезрели христиан, раздираемых львами, и гладиаторов, которые выходили на арену, понимая, что их жизнь зависит от смерти товарища. Они платили, чтобы посмотреть на уродство женщины-пушки на ярмарке, на карликов, избиваемых ногами Августом в цирке, посетить публичную казнь на городской площади. В таком случае в «Большом Брате» больше нравственности, и не только потому, что там никто не умирает, а участники в худшем случае рискуют заработать лишь небольшое нервное расстройство, не более тяжкое, чем то, которое привело их на эту передачу. Дело в том, что христиане предпочли бы молиться в своих катакомбах, гладиатор был бы счастлив стать римским патрицием, карлик – иметь телосложение Рэмбо, слоноподобная женщина – фигуру Брижит Бардо, а приговоренный к смерти – получить помилование. Конкурсанты же «Большого Брата» участвуют в проекте добровольно и даже готовы за деньги приобрести то, что для них является базовой ценностью, иначе говоря – оказаться на всеобщем обозрении и снискать популярность.

Отрицательный момент «Большого Брата» в другом, а именно – в названии, кем-то придуманном для этой игры. Возможно, многие зрители не знают, что Большой Брат – это аллегория, созданная Оруэллом в романе «1984»: Большим Братом называли диктатора (аналогия с отцом народов, то есть Сталиным), который единолично (или, лучше сказать, с помощью узкого круга номенклатуры) мог шпионить за всеми своими подданными, минута за минутой, где бы они ни находились. Ужасная ситуация, что-то вроде паноптикума Бентама[218]218
  Паноптикумом называется проект идеальной тюрьмы английского философа Джереми Бентама (1748–1832), когда один стражник может наблюдать за всеми заключенными одновременно. Придуманная Бентамом тюрьма представляет собой цилиндрическое строение со стеклянными внутренними перегородками. Стражник находится в центре, но невидим для заключенных. Узники не знают, в какой точно момент за ними наблюдают, и у них создается впечатление постоянного контроля.


[Закрыть], когда тюремщики могут следить за заключенными, которые, в свою очередь, не знают, когда именно за ними следят.

В «Большом Брате» у Оруэлла маленькая группа шпионит за всеми. В телевизионном «Большом Брате», наоборот, все следят за небольшой группой. Так мы привыкаем к мысли, что «Большой Брат» – это нечто очень демократичное и в общей сложности приятное. При этом мы забываем, что, пока мы смотрим телевизор, за нашей спиной стоит настоящий Большой Брат, обсуждаемый на конференциях по privacy. Он состоит из различных влиятельных групп, контролирующих, когда и на какой интернет-сайт мы заходим, когда расплачиваемся кредиткой в отеле, когда что-нибудь покупаем по почте, когда нам ставят диагноз в больнице и даже когда мы ходим по супермаркету под присмотром внутренних телекамер в ограниченном пространстве. Понятно, что если подобная деятельность не будет под строгим контролем, на каждого из нас накопится внушительная база данных, которая сделает нас совершенно прозрачными, лишит всякой интимности и тайны.

Пока мы смотрим «Большого Брата» по телевизору, мы как один из супругов, который корит себя за невинный флирт на вечеринке, не зная, что драгоценная половина тем временем совершает измену куда более существенную. Название «Большой Брат», таким образом, помогает нам не задумываться или забыть, что в этот самый момент кто-то смеется за нашей спиной.

2000

Роберта

Роберта и классы-гегемоны. Чтобы получить представление о «Большом Брате», мне кажется, достаточно двух-трех субботних вечеров, когда все тайное становится явным. Что до остального, я попробовал подключиться к программе через интернет и увидел мутную картинку, на которой татуированный господин в трусах жарил яичницу-глазунью. Я немного помучился, а потом нашел себе занятие получше. Однако нет-нет да и сталкиваешься с психологией среднего итальянца, представляющей как минимум интерес для социологов. Взять хотя бы историю с пресловутой Робертой, которая, несмотря на свою бойкость и общительность, была единодушно отвергнута Италией, в результате чего эта квартира превратилась в унылое зрелище.

В своих отчаянных попытках получить всеобщее неодобрение Роберта осмелилась утверждать, что на социальной лестнице она стоит на ступень выше своих товарищей, как правило мясников[219]219
  У. Эко иронизирует по поводу высокомерного поведения Роберты, одной из участниц программы «Большой Брат», по отношению к юноше по имени Лоренцо, мяснику по роду занятий.


[Закрыть], потому что часто ходит на ужин с антикварами. В ответ на это не только ее товарищи по несчастью, но и активные телезрители решительно признали ее принадлежащей к классу-гегемону, а посему наказали. Никому и в голову не пришло, что к господствующему классу принадлежит не тот, кто ужинает с антикварами (за исключением разве что президента аукционного дома Christie’s), а те, кто приглашает антиквара домой, чтобы провести экспертизу Рафаэля размером метр на восемьдесят сантиметров или русской иконы XI века.

К этому классу гегемонов принадлежат те, кто запер Роберту и ее друзей на два оборота ключа в убогой квартире, обставленной словно по вкусу инспектора Деррика[220]220
  Инспектор Деррик – персонаж немецкого телесериала «Деррик» (1974–1998).


[Закрыть].

Почему мы лояльны к художникам, подсевшим на наркотики. На прошлой неделе кто-то задал в рубрике, которую Монтанелли ведет в Corriere della Sera, вопрос: почему мы возмущаемся, если велосипедист или футболист употребляют стимулирующие препараты, в то время как всегда мирились с тем, что кто-то из великих художников курит опиум или ищет вдохновение в ЛСД или кокаине? На первый взгляд, вопрос имеет смысл: если мы считаем выигрыш с помощью химических препаратов незаслуженным, с какой стати мы должны восхищаться стихами, которые рождены не гением поэта, а каким-то веществом, возможно вводимым внутривенно?

Однако в разном подходе – суровость в спорте и терпимость в искусстве – скрыта (даже для тех, кто не очень-то разбирается) глубокая истина, и это интуитивное отношение общества сообщает нам гораздо больше любой эстетической теории. В делах спортивных наше восхищение вызывает не то, что мяч влетел в ворота или один велосипед пришел на финиш раньше другого (тут существуют непреложные законы физики). Для нас важно восхищение человеком, который умеет делать это лучше нас. Если бы мячи посылались в ворота из пушки, к футболу пропал бы всякий интерес.

В искусстве же мы восхищаемся прежде всего произведением и лишь затем физическими и психическими характеристиками его автора. Да, мы считаем прекрасными творения, даже если их автор – человек низкой морали; восторгаемся Ахиллом и Одиссеем, хотя не уверены, существовал ли Гомер на самом деле. «Божественная комедия» была бы еще более чудесной, если б нам сказали, что ее случайно напечатала на компьютере обезьяна. Иногда мы считаем произведениями искусства даже то, что сделано природой или появилось по воле случая; на нас производят глубокое впечатление руины, которые не планировались как таковые какой-то выдающейся личностью. Перед магией художественного произведения мы готовы идти на компромисс в вопросе, каким образом художник сделал это.

Так оставим же Бодлеру его искусственный рай, лишь бы он подарил нам «Цветы зла».

2000