Текст книги "Бриллианты имперской короны"

5

Роман в одиночестве летел в рубиновом утреннем небе Пеленга. Он счел обнадеживающим тот факт, что сегодня за ним не следили – возможно, два «хвоста» Хосейли оказались, в конце концов, любителями сенсаций, и им просто надоело это занятие.

Предыдущий вечер Роман провел, разыгрывая из себя приманку и стараясь создать впечатление, что этот вечер у них с Мейстралом совершенно обыкновенный. Он отвез букет цветов Николь в ее резиденцию. Было исключительно приятно снова увидеться с ней, поскольку Николь принадлежала к тем немногочисленным друзьям Мейстрала, которых Роман одобрял. У нее Роман намекнул домашним роботам, что Мейстрала можно ожидать попозже вечером, в расчете оставить ложный след на случай, если маленькая хосейлийка, следившая раньше за Романом, будет наводить справки… Затем Роман заказал ужин на троих из Ресторана изысканной пищи шеф-повара Цо и забрал белье из прачечной. Где-то посреди этих будничных занятий Романа его «хвост» пропал – просто исчез из виду.

В это утро Роман попрактиковался в различных вариантах исчезновения и отрыва просто на всякий случай, но он уже убедился, что за ним никто не следит. Ободренный этим сознанием, он все же завершил свой отрыв, просто ради проформы. Он надеялся, что остаток дня также пройдет без осложнений.

Сквозь лобовое стекло его флаера из утреннего тумана вставали низкие, пастельных тонов здания Пеленг-Сити, окруженные яркими декоративными деревьями и цветами. Сердце Романа возликовало. Он стал спиралевидно спускаться вниз, чтобы посадить флаер на плоскую крышу маленького белого домика Амалии Йенсен. При мысли о «Весне Человечества» уши Романа опустились, а его диафрагма спазматически сжалась в знак негодования. Если уж Мейстрал занимается безнравственным ремеслом, он неминуемо будет иметь дело с безнравственной публикой – Роман мог только пожелать, чтобы среди знакомств Мейстрала было побольше таких, как Николь, и поменьше таких, как эта Йенсен и ее друзья.

Флаер опустился на крышу, как листок на безупречную, без единого пятнышка, лужайку. По краю крыша была обрамлена горшками с цветущими растениями. Роман обрадовался: он любил, чтобы его окружало живое. Наслаждаясь растениями против воли, Роман выбрался из флаера и направился к входу, расположенному на крыше. Первое, что он увидел, был мертвый робот.

В душу Романа закралось подозрение. Он проверил оружие – оно свободно висело в кобуре – и пожалел, что не прихватил принадлежностей маскировочного костюма, которые позволили бы ему видеть, что творится у него за спиной.

Роман осторожно обследовал робота. Машина была разодрана в клочья – руки и ноги оторваны, командный блок вырван и отброшен через всю крышу. Это было зверское уничтожение – потребовалось бы гораздо меньше, чтобы вывести машину из строя. И кто бы там это ни сделал, он был очень силен.

В душе Романа стало расти негодование. Здесь было налицо оскорбление, и не столько для Амалии Йенсен, сколько для чести нанимателя Мейстрала.

Роман вынул оружие и поставил переключатель на «смертельное».

Зеленый свет лифта крыши показывал, что там не заперто. Он ступил в лифт и нажал кнопку «вниз».

В гостиной царил страшный разгром. Мебель была перевернута, всюду разбросаны бумаги, горшки разбиты вдребезги. Ноздри Романа затрепетали от неодобрения.

В холле лежал еще один разбитый на куски робот. В углу валялась туфелька Йенсен, второй нигде не было видно. На тяжелой вазе было немного крови, свидетельствовавшей о том, что ее могли использовать в качестве дубинки. Роман присмотрелся повнимательнее. На вазе были короткие черные волоски, идентичные меху Хосейли.

Мгновение Роман постоял среди хаоса и разбитых вещей. Он пришел сказать мисс Йенсен, что ее задание успешно выполнено, правда, несколько неаккуратно, и договориться о продаже и доставке антика. Ввязываться в вандализм и насилие было не по его части.

Однако здесь что-то произошло – возможно, что-то, связанное с заданием Мейстрала. Роман решил, что должен найти подтверждение этому тем или иным способом.

Едва он начал свои поиски, как услышал звук садящегося на крышу флаера. С оружием наготове Роман скользнул в кухню, откуда ему был виден лифт.

Лифт молча заработал, его антигравитационное поле несло вниз пассажира. Роман, навострив уши, услышал голос Пьетро Кихано.

– Мисс Йенсен! Что стряслось с Говардом? Ох!

Говардом, догадался Роман, звали робота на крыше. Он поставил оружие на «контузию», потом вложил его назад в кобуру.

– Мисс Йенсен?

Кихано чуть не выпрыгнул из собственной кожи, когда из кухни неслышно выскользнул Роман. В надежде успокоить его Роман улыбнулся Пьетро, перекатывая язык из стороны в сторону в своем узком рту. Кихано тревожно озирался в сторону двери и лифта, ища места, куда бы сбежать.

Пьетро заговорил на стандартном человеческом сквозь стиснутые зубы:

– Кто вы? Что здесь произошло?

– Я надеялся, – сказал Роман, подходя ближе, – что вы сможете дать мне ответ на этот вопрос.

Кихано явно почувствовал облегчение:

– Вы из полиции? Амалия… мисс Йенсен – с ней все в порядке?

– Не знаю, – Роман плавными шагами подошел поближе к Кихано, бесшумно ступая по обломкам. – Похоже, что ее похитили. Вы имеете хоть какое-нибудь представление, почему?

На лице Кихано появилась смесь сложных выражений. Из этого Роман заключил, что Пьетро, во-первых, очень хорошо представлял себе, что могло здесь произойти, а во-вторых, что у него нет ни малейшего желания сообщать эту информацию лицу, которого он не знал, но которому не доверял, – даже если, по его предположению, это был полицейский. А может быть, в особенности, полицейскому.

– Нет, – ответил Кихано. Он снова скосил глаза на выход. – Я… не думаю… я совсем ничего не знаю.

– Вы уверены? – спросил Роман.

Пьетро искоса взглянул на него. Он набрал побольше воздуха в легкие и взял себя в руки, явно воспрянув духом из-за того, что Роман не набросился на него. Он принял воинственный вид и упер руки в бедра:

– Послушайте. По-моему, я с вами не знаком. А если вы из полиции, не следует ли вам показать мне свое удостоверение?

Роман произвел довольно приличную имитацию человеческого вздоха, стараясь не волновать молодого человека:

– Вы правы, сэр. Я пренебрегаю формальностями.

С тем же успехом он мог бы признаться, что исчерпал все свои идеи.

Роман сунул руку в карман пиджака, вынул оружие и выстрелил в Пьетро в упор, сильно перенапрягая его нервы. Подхватив молодого человека до того, как тот упал, Роман перекинул его через плечо и понес к лифту. Оказавшись на крыше, он велел летательному аппарату Кихано лететь домой на автопилоте, потом бросил Кихано на заднее сидение своего флаера.

Кихано посмотрел на Романа стеклянными глазами. Похоже, он был страшно разочарован поведением полиции.

Роман же решил предоставить разбираться со всем этим Мейстралу. Вот для чего были нужны великие криминальные умы – решать серьезные вопросы.

– ЧТО они украли? – Лейтенант Наварр с веселым изумлением смотрел на страхователя и аукциониста.

Аукционист полистал свой каталог.

– Вот оно, сэр. «Гравированный серебряный крионный контейнер, с источником питания, Имперская печать, функционален, с9, вес 16 кг, размеры 18х17 см».

Наварра все это по-прежнему забавляло. Он сделал еще несколько шагов внутрь большой комнаты, не обращая внимания на трофеи и боевые стяги, переводя взгляд с одного предмета, представлявшего для него интерес, на другой – открытая стеклянная крыша, робот, ниша. И снова, в поисках хоть какой-то причины ограбления. Крыша, робот, ниша. Он все фиксировал в памяти.

– Сколько это стоило?

– Мы собирались, хм, начать со стартовой цены в двенадцать новых и надеялись поднять ее, мм, до шестнадцати или семнадцати.

– Стало быть, недорого.

Голос аукциониста звучал так, словно он защищался:

– Сэр. Это был, наверное, наиболее ценный, мм, отдельный предмет в доме. Военные трофеи представляют ценность больше как коллекция, поэтому мы и продаем их большими партиями, но ни один из отдельных предметов особой ценности не представляет. Тот факт, что контейнер является трофеем, похищенным из императорского штаба, мог бы повысить его ценность в глазах некоторых коллекционеров.

– Положим, для коллекционеров это и так не столь уж недостижимо, – заметил Наварр. – Шестнадцать-семнадцать новых – прерыватель, которым воспользовались, чтобы вырубить этого робота, обошелся, наверное, не менее, чем в пять, а черные ящики, которые мы тут нашли, – и того больше, может, даже в восемь-девять.

– У них, хм, самодельный вид, сэр. Они могли вообще ничего не стоить, если их соорудили из лома.

Хосейли – представительница страховой компании оглядела помещение, отмечая развешанное оружие, награды, флаги:

– Их мог украсть традиционный приверженец Империи, – отметила она. – Антик привезен из священного дворца Империи, продавать его с аукциона – значит, осквернить его.

– В самом деле? – Наварр был слегка раздражен тем, что сам до этого не додумался, – он любил, чтобы все было по порядку. Он четко зафиксировал этот факт в своей памяти. Затем бросил взгляд на свисавшие вниз знамена. – Почему же они не выкрали боевые знамена Империи? Это ведь тоже трофеи из священного дворца.

– Возможно, сэр, – сказала Хосейли, – у вора не было времени. Похоже, тревогу подняли достаточно скоро.

– Возможно.

– Дрейк Мейстрал находится на планете, сэр, – аукционист произнес эти слова таким тоном, что сам факт как бы повис в воздухе наподобие флага, и он не потрудился дать ему объяснения.

Наварр нахмурился:

– Непохоже, это не его класс.

– Верно, сэр. Верно. Мне пришло в голову, что вы могли быть знакомы с ним. Я предположил, что это может быть на почве личных отношений.

– Вряд ли. Мы познакомились только на днях.

– Да, но ведь тут еще… ну, история его семьи, и вашей.

Наварр снова нахмурился:

– Не думаю. Он не похож на человека, который будет мстить таким образом.

Страховательница вздохнула:

– Я уверена, что вам, хм, лучше знать, сэр.

Наварр подошел к застекленной крыше и, скосив глаза, посмотрел наружу, на ярко-желтое небо. Затем обернулся, чтобы снова взглянуть на нишу и робота. Может быть, взгляд под другим углом поможет прояснить ситуацию. Крыша, ниша, робот. Но и это не помогло.

Лейтенант вдруг сообразил, что стоит между двумя портретами дядюшки: молодого захватчика заложников над камином, смотревшего на пожилого адмирала дядюшку Джека, при всех регалиях, с нахмуренным челом. Оба выглядели свирепыми и решительными, каждый в своем роде. Наварр всегда надеялся, что со своим сосредоточенным энергичным видом выглядит так же свирепо, как и адмирал дядюшка Джек.

Неожиданно ему в голову пришла одна мысль. Он обратил свой энергичный грозный взор на аукциониста:

– Кстати, – спросил лейтенант, – а там ВНУТРИ что-нибудь было?

Аукционист заколебался:

– Мы, гм, не знали… не знаем. Мы не знали, как его открывать. – Наварр смотрел на него. – Вот что означает, хм, «с9» в описании, сэр. Это наш код. Он означает, что на нем был сложный замок, а поскольку к нему не было ключа, мы его и не открывали из страха повредить.

Взгляд Наварра стал еще более грозным:

– Допустим, кто-то знал, что там было? Я хочу сказать, что оно было ценным.

– В крионном контейнере? Да что там МОГЛО быть?

– Генетический материал? Наркотики? Какое-нибудь сверхохлажденное оборудование для переработки?

– Старое вино.

– Какая-нибудь древность или памятная вещица, – предположила Хосейли. – Что-то портящееся, что имперское семейство пожелало сохранить из каких-то сентиментальных соображений.

– Сердце или другой орган какого-нибудь умершего домашнего животного.

– О!

– Умные маленькие коготки трещотки, например, – продолжала Хосейли. – Я часто жалела, что не смогла сохранить коготки моей Пиджи, когда она умерла, но я была молода, а родители боялись лишних расходов.

– Сочувствую вам, мэм, – отозвался Наварр.

Глаза эксперта-страхователя сняли:

– Вы бы только видели, какие способы Пиджи изобретала, чтобы стащить еду. Она устраивала блистательные засады около холодильника. Она была такой умницей, что можно было поклясться – она была почти Хосейли. – Ее ноздри раздулись от избытка чувств. – Как жаль, – вздохнула она, – что я не смогла сохранить хотя бы некоторые ее части.

– Я уверен, это было бы большим утешением, – сказал Наварр. Он снова оглянулся на пустую нишу. – Но мне как-то не верится, чтобы существовало так уж много империалистов-любителей животных, располагающих необходимыми средствами, чтобы украсть серебряный кувшин моего дяди.

– Разумеется, сэр. – Аукционист, нахмурившись, огляделся. – Возможно, мы должны усилить здесь охрану, на случай, если вор или воры вернутся. Вполне возможно, что похитители окотились за чем-нибудь другим, а контейнер прихватили просто по пути.

– Возможно.

Наварр не любил двусмысленностей, и мысль о том, что здесь все еще может оставаться нечто, представляющее для кого-то интерес, беспокоила его. Он бросил взгляд на портрет дядюшки – молодого человека в порванной форме, с деловым видом наставившего огнемет на перепуганного императора, причем последний прятался в своем гареме и был одет в наряд одной из своих жен. (Это был человеческий вариант той истории. По версии Хосейли, Император был обездвижен и побежден, возглавляя оборону в форме полковника Почетного Личного Караула).

– Да ну их всех к дьяволу, – сказал Наварр. – Что там могло быть в этой штуке?

Пока Роман несся сквозь небо, его нервы звенели от гнева. Ущерб нанесен, оскорбления произнесены, требуются действия.

Он знал, что Мейстрал небрежен в вопросах чести. Но ЭТО он вряд ли смог бы игнорировать. У Романа кровь кипела от имени семьи Мейстрала.

Это оскорбление снести было нельзя.

Проникая в окно небольшого загородного коттеджа, прохладный деревенский ветерок шевелил распущенные волосы Мейстрала. Место было безопасным: Роман снял его под чужим именем, и Мейстрал чувствовал, что может свободно расслабиться и провести утро в постели, смотря старый боевик. Он погрыз печенья и позволил домашнему роботу снова наполнить его бокал шампанским.

– Спасибо, – сказал Мейстрал и принялся за третий бокал шампанского в это утро.

На постели лежали несколько компьютерных факсов, посланных Грегором. На самом деле Мейстралу полагалось работать над ними, планируя следующую задачу.

Следующая серия краж обещала быть легкой. Два дня назад все телекомпании Пеленга сообщили о присутствии на планете Мейстрала. Нервные обладатели знаменитых предметов искусства и украшений, зная его имя, естественно, пожелают усилить охрану, пока он находится на Пеленге.

Поэтому в ту самую ночь Грегор был на задании по взлому – он вставлял миниатюрные следящие устройства в оборудование наиболее крупных консультантов по охране Пеленга. Если хозяева усилят охрану, следящие устройства приведут Мейстрала прямо к их ценностям. Они также облегчат работу, поскольку Мейстрал заранее будет знать, какие именно приспособления будут установлены. Грегор провел большую часть предыдущего дня, наблюдая за своими следящими устройствами по всему Пеленгу и отмечая их местоположение.

Для грабителя знать, куда идти, было так же важно, как и знать, как туда проникнуть.

Но вместо того, чтобы планировать следующее задание, Мейстрал потягивал шампанское и смотрел вестерн. Может, ему было лень. Но он действительно работал допоздна прошлой ночью.

Фильм был одним из его любимых – «Всадники равнин». Мейстрал испытывал к нему сентиментальную привязанность с тех пор, как впервые посмотрел его в возрасте семи лет от роду.

Мейстрал позволил роботу налить еще шампанского, наблюдая, как Элвис едет верхом по западной прерии со своим старым другом Джессом Джеймсом. Лениво наигрывая на своей электрогитаре, Элвис старался убедить Джесса стать честным и оставить преступную жизнь. Элвис знал, что Бэт Мастерсон поклялся поймать Джесса живым или мертвым, но пообещал Бэту не говорить об этом Джессу. Это была ужасная моральная дилемма.

Чего Элвис не знал, – так это того, что Джесс избрал путь человека, поставленного вне закона, из-за пылкого романа с Присциллой, женой Элвиса. Джесс знал, что если бы он остался на ранчо, Элвис бы узнал обо всем, а это убило бы его. Кульминацией драмы была всеобщая трагедия – Джесс и Присцилла, в конце концов, умирали в объятиях друг друга, и правда, к великому горю Короля Рок-н-Ролла, выходила наружу. В самом конце Элвис шел одинокой тропой, извлекая стоны отчаяния из своей гитары, в предчувствии своей последней трагедии. Это был прекрасный мифический момент.

Мейстралу вестерны правились больше, чем любые другие формы развлекательного жанра. Он удивлялся, почему Шекспир не написал ни одного.

Робот мягко загудел:

– В нашем воздушном пространстве флаер с визитом, сэр, – доложил он.

Мейстрал сдвинул брови. Никто не знал, где он находится, кроме Романа и Грегора. Грегор был здесь, а Роману полагалось находиться в другом доме Мейстрала, создавая у полиции, прессы и прочих нежелательных визитеров впечатление, что Мейстрал дома. Он велел роботу, чтобы дом показал ему внешний обзор и изображение того, кто находился в флаере.

Нарушителем его покоя оказался Роман. Морщина на лбу Мейстрала стала глубже. Он знал, что Роман не появился бы здесь, если бы не случилось что-то очень серьезное.

Мейстрал повернулся назад к видео. Элвис говорил о том, как сильно Присцилла скучает по Джессу, объясняя преступнику, что для него всегда найдется место на ранчо. Джесс отворачивался со слезами на глазах. Это были любимые сцены Мейстрала, но приходилось отложить просмотр кульминации фильма. Он велел видео отключиться, потом выскочил из постели и накинул шелковый халат. Отбросил волосы с глаз и отправился встречать Романа.

Хосейли нес Пьетро Кихано, перекинув его через широкое плечо. Мейстрал велел дому попросить Грегора присоединиться к ним. Дело обещало быть серьезным.

Ноздри Романа затрепетали, когда он увидел Мейстрала в халате. Он не одобрял людей, проводивших утро в постели. В добавление ко всему, Мейстрал наверняка смотрел какие-нибудь пошлые развлекательные программы. Не слишком подходящее занятие в свете оскорбления, нанесенного теперь его чести.

Роман по-настоящему хорошо знал Мейстрала.

Мейстрал помог Роману мягко уложить Пьетро на плюшевую кушетку – трудности, испытываемые Хосейли, когда они распрямляются, связаны вовсе не с их темпераментом, их причина чисто анатомическая – и потом стоял, пока Роман объяснял ему, что произошло. В середине рассказа вошел Грегор, и Роману пришлось начинать все сначала.

Пьетро посмотрел вверх, на Мейстрала. В его глазах отражались вращающиеся голограммы – дневное искусство. Казалось, он отчаянно силится что-то сказать. Мейстрал нагнулся к нему.

– П-п-лет, – непослушными губами выговорил Кихано. – С-с-н.

Мейстрал кивнул, словно все понял:

– Вы представляете собой определенную проблему, м-р Кихано.

– Н-н-н. Т-рр.

– Я велю роботу принести вам немного шампанского. От него вам станет получше.

– Хрршш. Ссппсибо.

Мейстрал вздохнул, отправляясь за роботом:

– Ради Бога, м-р Кихано, – сказал он.

Скучно донельзя. Сержант Тви легла на свою кровать в доме графини Анастасии, приложила полуживую примочку к царапине на голове и закрыла глаза. Неукротимые колокола, отдававшиеся в ее черепе, упорно отказывались перестать звонить.

Судьба Империи. Романтика, Волнение, Опасность. Она повторяла про себя эти фразы, прижимая к голове новую примочку. Все дело было в том, что никак не подразумевалось, что опасность придет с твоей же стороны.

Она доложила о поведении Хотвинна барону. Не то чтобы это принесло ей какую-то пользу – барон просто прочел ей лекцию о том, как она должна все объяснять подчиненным, чтобы они как следует знали свою работу, и чтоб все это было частью готовности и умения предвидеть трудности.

Тви пришла к заключению, что барон никогда реально не имел дела с Хотвинном и никогда не пытался что-то ему объяснять. По ее оценке, офицеры всегда прекрасно разбирались в вещах, с которыми никогда не встречались на опыте.

Коммуникатор в ее комнате загудел. Ее череп заполнило эхо, как звон призрачных колоколов. Тви дотронулась до идеограммы «ответ» и зарычала.

Воздух прорезал голос барона:

– Пора освободить Хотвинна и принести мисс Йенсен второй завтрак.

– Да, милорд, – Тви накрыла голову подушкой и захныкала про себя – мученица Империи. Затем отправилась выполнять приказ.

Она забрала в кухне поднос Йенсен – к таким вещам нельзя было привлекать роботов, поскольку их память могла быть использована как улика, если что-то пойдет не так, – и стала тяжело подниматься по каменной лестнице на чердак, где содержалась Йенсен. От подноса шел запах жареной арнетты. У Тви потекли слюнки.

На верхней ступеньке лестницы ждала очень популярная детская кукла, чуть выше семи футов ростом. Она была живой. Ее имя было Шалун Ронни.

– Сменяю тебя, – сказала Тви.

– Как раз вовремя, – прорычал Шалун Ронни. Он выключил голографическое изображение и превратился в Хотвинна. Сквозь его темный мех просвечивали пурпурные царапины, тоже прикрытые полуживыми примочками. Он отстегнул от ремня голопроектор и другое устройство и протянул их Тви.

– Твоя маскировка, – сказал он. – Управление наручниками.

– Спасибо, – прорычала в ответ Тви. – Огромное спасибо.

Она прикрепила проектор к поясу, включила его и положила пульт управления наручниками на поднос. Хотвинн затопал вниз по ступенькам.

Дверь запиралась тяжелым засовом, установленным в предыдущую ночь. Его шурупы, сделанные из металла, расщепили темное дерево двери. Тви рывком отодвинула засов и вошла.

Комната для гостей была наскоро заполнена разрозненной мебелью, принесенной со склада на чердаке: здесь находилась кровать-канапе с пухлыми подушками и голубыми оборками, пара стульев, обитых парчой персикового цвета, толстый ковер из фиолетового меха, хрустальная лампа в форме балерины-Хосейли, держащей на голове абажур из цветного стекла. От этого смешения цветов и культур у Тви еще сильнее разболелась голова.

Амалия Йенсен представляла собой еще один контраст с аляповатой обстановкой. Ее лицо было покрыто полуживыми примочками, питавшими ее болеутолителями и заживлявшими ее царапины. Она лежала на покрытой оборками кровати в той же черной пижаме, в которой ее схватили, ее лодыжки были скованы кандалами. Амалия смотрела на Тви, злорадно усмехаясь разбитыми губами.

– Еще один Шалун Ронни, – произнесла мисс Йенсен. Она говорила на языке Хосейли. – И зачем вы так стараетесь принять человеческий облик? Я все равно могу узнать вас обоих.

– Валяйте, – отозвалась Тви на том же языке. – И как же меня зовут?

– Послушай. Я могу понять необходимость маскировки. Но зачем было выбирать персонаж, который все время УЛЫБАЕТСЯ?

Тви поставила поднос на древний инкрустированный троксанский столик и подвинула столик к обитому парчой стулу. Затем отошла в угол комнаты и села на другой стул.

– Я сейчас скую вам руки и освобожу лодыжки, – произнесла она и взяла пульт управления оковами Йенсен. – Тогда вы сможете подойти к стулу и сесть, и тогда я освобожу вам руки и скую ноги. Хорошо?

Глаза Йенсен быстро обежали комнату, подмечая кровать, стулья, стол, оценивая обстановку.

– Очень хорошо, – сказала она.

Тви умела распознавать человека, готовящегося к отчаянному прыжку, с первого взгляда, поэтому ее диафрагма спазматически сократилась и расслабилась. Она вынула из кобуры парализатор.

– Хорошо, – сказала Тви. – Начали.

Она нажала кнопку пульта управления наручниками. Плотно прилегающие браслеты на запястьях Йенсен задвигались по направлению друг к другу, словно сами по себе, и остановились, соприкоснувшись. Йенсен спустила ноги с кровати и скованной походкой подошла к стулу. Раны явно беспокоили ее. Она не сводила глаз с оружия Тви. Стоя у стола, мисс Йенсен, казалось, заколебалась, потом снова посмотрела на парализатор и села, куда ей было велено.

Тви нажала другую кнопку. Лодыжки Йенсен неумолимо сошлись вместе. Руки освободились. Йенсен сняла крышку с подноса и принялась за еду.

У Тви заурчало в животе. О том, чтобы покормить ЕЕ, не было сказано ни слова.

Йенсен положила в рот ложку жареной арнетты, содрогнулась и сосредоточила свое внимание на более мягких овощах. Тви откинулась на спинку стула.

– Знаешь, а вы, похоже, поймали не того, кого надо, – заметила Йенсен. – За меня большой выкуп не получишь.

– Вас держат здесь не ради выкупа, – ответила Тви.

Йенсен, казалось, это не очень удивило. Она нетвердой рукой подцепила на вилку еще еды.

– Тогда зачем? – спросила она.

– Осмелюсь предположить, что вам лучше знать об этом, мэм, – отозвалась Тви. На видео Признанные Грабители всегда держались вежливо. В конце концов, стиль давал полных десять очков.

– Почему я до сих пор жива? – поинтересовалась Йенсен.

Не так уж плохо на самом деле, подумала Тви. Цивилизованная беседа между похитительницей и ее жертвой. Хорошая возможность для нее разыграть из себя обходительную начальницу.

– Нет необходимости прибегать к таким крайним мерам, как убийство, мэм. Просто вы побудете несколько дней нашей гостьей.

– До каких пор?

Тви решила изобразить всезнающее молчание. Как ни наслаждалась она ролью культурной похитительницы, ей ничего не было сказано о причинах похищения Йенсен. Она знала, что каким-то образом с этим делом связан Мейстрал и что Судьба Империи поставлена на карту, но, если не считать этого, ее держали в полном неведении.

Амалия Йенсен просто пожала плечами. Проглотила свой кофе.

– Что ж, – сказала она, – наверное, тебе ничего не сказали.

Тви стиснула зубы. Эта женщина проницательна. Она решила избрать другой путь, другую форму светской беседы. Элегантные наемники – это была не менее увлекательная игра, чем элегантные руководители.

– Это не так уж важно, – произнесла Тви. – Мне хорошо заплатили.

Йенсен посмотрела на нее и положила вилку с манным пюре назад на тарелку.

– Я могла бы сделать так, чтобы тебе заплатили больше.

– Мисс Йенсен. Кажется, я припоминаю, что всего минуту назад вы утверждали, что за вас большого выкупа не получить. – Верхний желудок Тви заурчал. Жареная арнетта, как она заметила, была под белым соусом.

Йенсен тонко улыбнулась, потом вздрогнула и приложила салфетку к разбитой губе:

– Можно ведь устраивать разные вещи. Что ты скажешь о сорока новых?

Уши Тви настороженно сдвинулись вперед. Это были неплохие деньги, совсем неплохие, если допустить, что Йенсен сможет их достать, а Тви – получить. Но по сравнению с Судьбой Империи это ничто, решила она. Тви небрежно повела рукой:

– Вы плохо оцениваете меня, мисс Йенсен, если думаете, что наемница с моим положением перейдет на другую сторону, уже остановившись на каком-то приключении. Видите ли, до конца выполнять контракты – для меня предмет гордости.

– Прошу прощения, – Йенсен снова улыбнулась. – Я не хотела задеть вашу профессиональную гордость.

– Я принимаю ваши извинения. Познакомившись с Хот… с моим коллегой, вы могли составить и обо мне неправильное мнение, я понимаю. Но могу заверить вас, он не из моих друзей. Это креатура моих нанимателей.

– Понимаю. – Нижний желудок Тви нестройным хором присоединился к верхнему. Прикрываясь своей голографической человеческой улыбкой, она заворчала.

Амалия Йенсен, казалось, услышала урчание в животе Тви. Она протянула тарелку.

– Хотите жаркого? Боюсь, что сегодня для моего рта оно немного… острое.

– Я и ВПРАВДУ голодна. Если вы не возражаете.

– Нисколько. – Йенсен с трудом поднялась на ноги, протягивая жаркое. Тви приподнялась и протянула руку. Йенсен бросила тарелку в улыбающуюся голову Шалуна Ронни и вскочила, согнув пальцы рук, как когти. Ноги ее все еще были скованы.

Тви наполовину была готова к этому – лекция барона о необходимости быть начеку не совсем прошла мимо ее ушей, а мисс Йенсен неожиданно оказалась слишком любезной. Тви выстрелила из парализатора в живот Йенсен, и прыжок пленницы оборвался на середине – она мягко упала на плюшевый ковер. Диафрагма Тви пульсировала от разочарования. По ее шее тек белый соус.

Проклятие, подумала Тви. А она только-только начала получать удовольствие.

Пьетро Кихано вылил большую часть первого бокала с шампанским себе на рубашку, но второй ему удалось проглотить. Его цвет лица и состояние значительно улучшились. Теперь он уже был в состоянии сесть, не подвергаясь опасности свалиться.

Грегор наблюдал за ним, сидя в углу на стуле с прямой спинкой и выстукивая какие-то мелодии пальцами по колену. Роман молча стоял в углу зловеще нависающей тенью. Мейстрал определил, что его слуга был очень серьезно расстроен.

Мейстрал прошел в свою комнату, стянул волосы в узел и заколол их на затылке. Он переоделся в мягкие замшевые брюки, свободную серую шелковую блузу и нацепил серьгу. Если уж у него гости, можно с тем же успехом принять презентабельный вид.

Он вошел в гостиную и предложил Пьетро печенья со своей тарелки. Пьетро принял тарелку. Мейстрал выбрал мягкий стул напротив софы Пьетро и устроился в нем. Над его головой в нише медленно вращалось голографическое изображение Головы Бартлета. Мейстрал подтянул завязки на рукавах блузы.

– Что ж, м-р Кихано, – произнес он, тщательно выбирая слова, – может быть, вы просветите нас по поводу последних событий.

Пьетро Кихано нервно посмотрел в направлении Романа, потом бросил взгляд на Грегора.

– Понятия не имею, – пробормотал он и протянул бокал, чтобы ему налили еще шампанского. Робот с мягким жужжанием выплыл из угла и стал наполнять бокал.

Мейстрал принялся считать, загибая пальцы:

– По-видимому, Амалию Йенсен похитили, – сказал он. – Похищение произошло меньше чем через два дня после того, как она наняла меня и моих помощников достать антиквариат. Мои изыскания показали, что мисс Йенсен явно связана с политикой здесь, на Пеленге, занимая высокий пост в организации, имеющей отделения по всему Созвездию. Вы казначей этой организации.

Пьетро стал выказывать признаки беспокойства. Он откусил кусочек печенья и принялся нервно жевать. Мейстрал поднялся со стула, повернулся и сунул руку в Голову Бартлета. Он извлек оттуда серебряный антик и, держа его в руках, опустился на стул. В глазах Пьетро зажглось неприкрытое вожделение.

– Я вижу, вы его узнаете, – заметил Мейстрал. – Мисс Йенсен была похищена через считанные часы после того, как я заполучил этот предмет. Поскольку сам по себе он не представляет ценности, я полагаю, он имеет политическое или символическое значение, о котором я не осведомлен.

Он нахмурился, глядя на тяжелый серебряный контейнер. Присвоив его, Мейстрал изучил антик самым тщательным образом и обнаружил, что кроме Имперской Печати на нем выгравировано изображение Куэлма I, первого императора Пенджали, принимающего изъявление верноподданничества от первого посла-делегата с Зинзлипа. Завоевание было не слишком серьезным – похожие на морских слизняков Дромии были настолько непостижимы и непредсказуемы, что так и не удалось установить точно, поняли ли они то, что их «завоевали» и что таким образом они оказались членами «Протектората Хосейли». Тем не менее это было первым завоеванием Пенджали, и мифографы поневоле должны были его как-то отобразить.