Текст книги "Опасные игры"

Глава седьмая

В вырытых на песчаном берегу больших ямах пылали костры. С жарящихся на вертелах свиных туш капал в ямы жир и взметывался в ночную тьму яркими языками пламени.

Барабаны и бамбуковые флейты наполняли ночной воздух сладострастными звуками, и дюжина молодых женщин в одних набедренных повязках танцевала, образовав широкий круг, в центре которого на стеганых ковриках сидели трое мужчин и одобрительно следили за танцовщицами.

Среди них особенно могучим телосложением выделялся Самми Уоненко, который вместе с двумя другими атлетами должен был представлять свое островное государство Баруба, расположенное в Тихом океане, на Олимпийских играх в Москве.

Время близилось к полуночи, и король Барубы должен был выбрать из танцующих трех лучших. И эти три женщины должны были провести ночь с тремя посланцами на Олимпиаду.

По обычаю этого островного государства все женщины, достигшие половой зрелости, независимо от того, замужем они или нет, должны были участвовать в этом танцевальном состязании, и из нескольких сотен до заключительного этапа дошли только двенадцать. Обычай этот был изобретен совсем недавно, так как Баруба впервые принимала участие в Олимпийских играх, поскольку была принята в Организацию Объединенных Наций совсем незадолго до этого.

Событие это произошло после дебатов, продолжавшиеся целую неделю. Входящие в ООН нейтральные государства потребовали, чтобы Баруба изменила свое название и стала называться Народно-демократической Республикой Баруба, с чем король согласился только после того, как его убедили, что это название не имеет ничего общего с демократией, а является лишь своего рода ярлыком, по которому коммунистические диктатуры распознают друг друга.

Следующим условием для принятия в члены ООН было требование, чтобы король Барубы сделал заявление, которое будет специально для него написано и в котором будут осуждаться Соединенные Штаты за их империалистическую, колониальную, милитаристскую политику по отношению к народу Барубы. На это король согласился мгновенно, поскольку сроду не встречал ни одного американца, и весьма смутно представлял, где Америка находится, да к тому же его предупредили, что, если он этого не сделает, то однажды ночью Соединенные Штаты могут проникнуть в его страну и похитить у него все ананасы.

Третьим условием для принятия в члены ООН было требование к делегату, чтобы тот воздержался показываться на заседаниях этой международной организации с костью в носу. Поначалу министр иностранных дел никак на это не соглашался, потому что чувствовал себя раздетым без кости в носу, и смягчился только после того, как король пообещал ему, что тот сможет надеть вместо нее ожерелье из раковин и что ожерелье это будет самым большим из всех, какие имел кто-либо в Барубе, включая самого короля.

Выдвигалось и еще одно требование, но оно было отклонено при голосовании на заседании Генеральной Ассамблеи ООН как расистское, империалистическое, просионистское и милитаристское. Это было ехидное предложение британского представителя о том, чтобы жители Барубы перестали есть друг друга.

Таким образом, в один из теплых летних дней, во вторник, Народно-демократическая Республика Баруба была принята в Организацию Объединенных Наций. В среду представитель этой страны в ООН произнес речь, написанную для него русскими, в которой осуждал Соединенные Штаты за расизм. В четверг Баруба подала петицию (написанную русскими), в которой содержалось требование к Вашингтону предоставить компенсацию Барубе за моральный ущерб, причиненный Барубе империалистической войной во Вьетнаме. А в пятницу ночью они уже проводили танцевальный конкурс, трем победительницам которого предстояло переспать с тремя посланцами на Олимпийские игры.

Трос атлетов наслаждались созерцанием танцующих, и Самми Уоненко особенно нравилась девушка по имени Лоти, которая была замужем за человеком намного старше ее и который по возрасту не смог бороться за честь поехать на Олимпийские игры. Король Барубы решил, что поедут только самые лучшие атлеты. Он установил и предельный возраст для кандидатов – двадцать один год, когда, по его мнению, человек находится в самом расцвете. Самому королю было именно столько.

В течение последних шести месяцев, где бы ни пересекались их пути на этом маленьком острове, Лони бросала на Самми страстные взгляды. Ей было семнадцать, она была в самом соку, однако Самми сторонился ее, поскольку с почтением относился к ее положению замужней женщины. Но теперь он знал, что, выиграв состязание в танцах, она будет принадлежать ему.

И через час король предоставил ее Самми на эту ночь. Скромно потупив глаза, она уже готова была уйти с молодым атлетом, как вдруг позади окружавшей их толпы раздался крик:

– Нет!

Сотни голов разом повернулись, и улыбки на лицах мгновенно застыли. Из темноты, с той стороны, где костры уже догорали, вышел верзила с могучими покатыми плечами, руками, покрытыми буграми мускулов, на коротких, мощных, как у быка, ногах.

– Это Поло, – прошептал кто-то.

– Муж Лони, – сказал другой. – Быть беде.

Поло грубо протолкался сквозь толпу к королевскому трону. Ему было двадцать семь лет.

– Я этого не позволю! – прогремел он. – Если этот щенок Уоненко хочет спать с моей Лони, ему придется меня одолеть. Я вам покажу, что он вовсе не самый сильный атлет в Барубе. Этот титул принадлежит мне. – Повернувшись к Самми, он посмотрел на него; от наряженного в перья короля их отделяло несколько шагов. Лони попятилась. Поло, глядя на Самми, усмехнулся: – Пусть этот молокосос меня одолеет. Тогда можете называть его самым сильным.

Самми взглянул на Поло, затем на короля. Тот вопросительно смотрел на Самми. Самми обернулся и увидел, что Лони тоже наблюдает за ними. Он увидал огонь в ее глазах, ее молодые налитые груди, ее полные губы и понял, что хочет обладать ею не меньше, чем попасть на Олимпийские игры.

Повернувшись к Поло, он сказал:

– Я согласен.

Король посмотрел на Поло и спросил:

– В каком виде спорта...

Но прежде, чем он договорил. Поло выбросил вперед свою могучую руку и ударил Самми по скуле.

– Драться – вот мой спорт, – расхохотавшись, прокричал Поло.

Удар сшиб Самми с ног, и он растянулся на земле. Поло двинулся к нему и широко размахнулся, желая поскорее разделаться с молодым парнем. Но Самми пригнул голову, и удар прошел мимо. Вскочив с колен, Самми нанес Поло удар в покрытый буграми мускулов живот. У верзилы перехватило дыхание.

Оправившись от полученных ударов, противники стали против друг друга и принялись ходить кругами, делая обманные движениями стараясь улучить удобный момент для атаки. Самми ждал, когда его противник первым нанесет удар. Он догадывался, что тот превосходит его в силе, но уступает ему в скорости.

И когда Поло пустил в ход свою правую, Самми увернулся и двинул его левой в нос. Затем еще и еще. Нос у Поло сделался красным, и из него закапала кровь.

Текущая по лицу кровь, видимо, разъярила Поло, и он, бросившись на Самми, обхватил его могучими ручищами, прижав руки Самми к бокам. Самми почувствовал, как выгибается его спина. Казалось, позвоночник вот-вот треснет. Поло сдавил еще сильнее, и Самми, оцепив положение, внезапно перестал сопротивляться этим могучим объятиям и ударил Поло коленом в промежность. Тот вскрикнул от боли. Мгновенно высвободившись из его рук, Самми один за другим нанес ему три удара левой в лицо, таких резких, что каждый раз голова Поло откидывалась назад, а после третьего удара он рухнул на землю и застыл.

Толпа приветствовала молодого чемпиона. А также и Лони, которая не могла дождаться момента, когда наконец окажется в его объятиях.

Король сделал жест, разрешающий Самми и Лони удалиться. Праздник завершился. А Поло все так же лежал на песке, в то время как трое молодых атлетов уводили к себе молодых женщин.

Когда Самми лег с Лони, она со смехом спросила:

– А почему ты ни разу не одарил его правой рукой, а расправился с ним одной левой.

Самми засмеялся:

– Я боялся повредить свою правую. Она понадобится для того, чтобы завоевать золотую медаль на Олимпиаде. На состязаниях боксеров.

Лони, изобразив обиду, отвернулась.

– За какую-то золотую медаль ты готов драться обеими руками, а за бедную Лони тебе жалко.

– Нет, – сказал Самми, – не жалко. Ни рук, ни ног, ни этого, ни этого...

* * *

Лейтенант Муллин пристально вглядывался в небо. Вот-вот должен был появиться самолет. Обернувшись, он посмотрел на своих сообщников. Все четверо начинали проявлять беспокойство, охваченные желанием поскорее приняться за дело, и это порадовало Муллина. Он отобрал самых лучших, долго и упорно тренировал их. Все должно было пройти безукоризненно.

Четыре светлокожих негра тоже всматривались в небо и время от времени бросали взгляды на британского наемника, пытаясь уловить его настроение.

Муллин улыбнулся, подумав о том, как все-таки странно повернулась жизнь, забросив его сюда. В жизни он любил три вещи и одну ненавидел. Ненавидел он черных, и мысль об этом едва не заставила его рассмеяться, поскольку находился он здесь за деньги, которые платил ему Джимбобву Мкомбу, чернота кожи которого могла сравниться разве что с чернотой его души. Однако деньги Мкомбу были зелеными и являлись как раз одной из трех вещей, которые Муллин любил. Деньги, виски и женщин. Деньги в данный момент лежали у него в кармане, превосходное ирландское виски находилось во фляжке, а потому мысли уносили его к той женщине, которая была у него последней. Африканские женщины из лагеря Мкомбу были полны энтузиазма, но ничего не умели, и, хотя делали все, чего хотел от них Муллин, тем не менее в подметки не годились какой-нибудь ирландской девчонке. Или любой англичанке.

Женщина, о которой он вспоминал, была огненно-рыжей, зеленоглазой, у нее были самые большие...

Но вот оно.

Его ухо уловило звук приближавшегося самолета еще раньше, чем он его увидел. Муллин вскочил на ноги и крикнул:

– Приготовьтесь, ребята!

Четверо негров тоже вскочили и, затаив дыхание, прислушались. Вскоре они увидели самолет – приближавшуюся к ним крохотную точку, поблескивающую в небе под золотыми лучами утреннего солнца.

Приближался момент, когда им предстояло сделать первый шаг на пути к уничтожению олимпийской команды Соединенных Штатов.

Сидя в салоне самолета, Самми Уоненко улыбался. У него еще никогда не было такой ночи, как эта, и теперь он чувствовал себя полностью готовым к олимпийским состязаниям. Он был готов выйти против любого русского, американского или кубинского боксера. Он был готов выйти против всех и вся.

Самолет ДС-3 был арендованным, поскольку Баруба не имела не только своих военно-воздушных сил, но и самолетов вообще, предпочитая вплоть до самых последних дней рассматривать их как форму, в которой ее народу являлся великий бог Лотто. Все изменилось в тот момент, когда на остров прибыл самолет, чтобы доставить в ООН их посланника. Посланник, который все еще продолжал дуться за то, что у него вынули из носа кость, отказывался садиться в самолет. Он умолял короля позволить ему добраться до Нью-Йорка вплавь. В конце концов король затолкал его в самолет, самолет оторвался от земли, и для Народно-демократической Республики Баруба наступила эра воздушных сообщений.

Для доставки на Олимпиаду четырех спортсменов самолет был арендован в Австралии вместе с пилотом Джонни Уинтерсом. Уинтерс был лет тридцати пяти, неженатый, и последние десять лет кое-как перебивался тем, что перевозил грузы и людей как легально, так и нелегально, по заказу любого, кто платил за фрахт.

Согласно договору, ему следовало доставить команду Барубы в Мельбурн, откуда ее уже реактивным лайнером должны были отправить в Москву. В это утро он немного задержался с вылетом, потому что ему пришлось ждать своего молодого напарника, Барта Сэндза. Сэндзу было двадцать два, он был женат, и у него в семье скоро ожидался второй ребенок. Чтобы оплачивать больничные счета, он пытался подзаработать на тотализаторе и в результате оказался в долгах у букмекеров и «акул», дающих взаймы.

Сэндз летал с Уинтерсом около года, но так ничему и не научился. Однажды он ухитрился выкрутиться из долгов, сняв крупный выигрыш на бегах. Уинтерс сказал ему тогда, что счастье – все равно что молния, а она никогда не ударяет в одно место дважды, и посоветовал бросить играть.

Сэндз совета не послушал.

Когда он наконец явился, Уинтерс сказал ему:

– Я уж думал, что мне придется лететь одному. Что случилось? Опять поставил на «классную» лошадку?

– Вроде того, – ответил Сэндз. – Давай, заводи телегу.

Выражение его обычно улыбающейся физиономии вызвало у Уинтерса беспокойство. Явно что-то произошло. Но что именно, понять он не мог.

Сэндз надеялся, что Уинтерс не заметит в его поведении ничего необычного. Он также надеялся, что Уинтерс не заметит и выпиравший у него из-под куртки пистолет 45-го калибра.

«Скоро, – подумал Сэндз. – Очень скоро все мои денежные проблемы будут решены, да и с ним я честно поделюсь. Он поймет, что для меня это был единственный шанс».

Самолет приземлился на песчаном пляже Барубы, и Самми Уоненко сел в него вместе с двумя другими спортсменами, братьями Тонни и Томасом, и тренером Уиллемом. Они махали в иллюминаторы руками, пока самолет не поднялся в воздух. «Наконец-то, – подумал Самми, – я на пути к своей золотой медали».

Минуло полчаса с тех пор, как они вылетели, и Барт Сэндз решил, что время пришло.

«Подумай о своей беременной жене, – сказал он себе. – Подумай о том, что они обещали сделать с Джени, если ты им не заплатишь. А дети? Ведь это просто дурные деньги, – говорил он сам себе. – Дурные деньги – только и всего. И никто от этого не пострадает».

Вытащив пистолет, он направил его на Джонни Уинтерса.

Уинтерс сперва не поверил своим глазам, но потом сообразил, что поэтому-то его приятель и держался так напряженно, когда сел в самолет.

– Барт... – начал было он.

– Джонни, прошу тебя, не нужно, – прервал его Сэндз. – Я тебе обещаю: никто не пострадает. Это мой единственный шанс. И я обещаю тебе разделить все поровну.

Говорил Сэндз очень быстро, руки у него тряслись. И Уинтерс подумал, что ему, может быть, удастся удержать парня хотя бы от того, чтобы случайно кого-нибудь не убил.

И надо же было случиться, чтобы в этот самый момент Уиллем, тренер команды, вошел в кабину. Увидев пистолет, он спросил:

– Что тут происходит, позвольте узнать?

Сэндз встал, вытолкал Уиллема в пассажирский салон и махнул пистолетом в сторону спортсменов.

– Если хотите остаться в живых, не двигайтесь с места, – сказал он.

Самми Уоненко посмотрел в дуло пистолета. Он видел, что человек этот очень нервничает. Не успел он подумать о чем-либо еще, как тренер Уиллем бросился на Сэндза.

Самми увидал, как дернулся в руке белого пистолет и Уиллем, схватившись за живот, упал.

На какую-то секунду Сэндз лишился дара речи. Он был потрясен этим выстрелом не меньше, чем все остальные. Неужели это так просто – убить человека?!

В конце концов к нему вернулась способность говорить, и он обратился к трем оставшимся неграм:

– Если кто шевельнется, с ним будет то же самое. – И, повернувшись назад, сказал Уинтерсу: – А теперь, если хочешь жить, ты будешь делать то, что я тебе велю.

Уинтерс заметил, что парень вдруг сразу заговорил увереннее. Испуганно оглянувшись через плечо, он увидел, что рука, в которой Барт Сэндз держит пистолет, больше не дрожит.

Сэндз назвал ему координаты, следуя которым самолет должен был немного отклониться от курса, и Уинтерс растерялся. Он знал все маршруты в этом районе Тихого океана наизусть.

– Барт, но ведь там ничего нет. Что ты делаешь?

– Делай, что тебе говорят, Джонни, – ответил Сэндз.

Он почувствовал, как взмокли его руки, но не меньше Уинтерса удивился тому, что они перестали дрожать.

Уинтерс изменил курс, хотя и не знал никакого острова, который находился бы в координатах, названных ему Бартом Сэндзом.

Зато Джек Муллин знал.

Он специально выбрал остров, который не значился ни на одном из существующих торговых маршрутов. Опасаясь полагаться на удачу в таком деле, как поиски сообщника, Муллин через посредника ссудил Барту Сэндзу деньги, которые тот проиграл, после чего обратился к нему с предложением, благодаря которому Сэндз мог бы оплатить все свои долги да еще отложить на черный день.

Уинтерс и Барт Сэндз одновременно увидели этот необозначенный на полетных картах остров.

– Сядешь здесь, – сказал Сэндз. – Вон на той полоске пляжа.

Пляж был выровнен и выглядел почти как взлетно-посадочная полоса. Уинтерс понял, что их там ждут. Но кто?

Он повел самолет на снижение и, несмотря на то, что колеса провалились в мокрый песок глубже, чем он ожидал, мягко посадил машину.

– Иди к ним, – сказал Сэндз, указывая пистолетом на сидящих в салоне негров.

Когда Уинтерс сел рядом с ними, Сэндз предупредил, чтобы все оставались на местах. Затем открыл дверь, расположенную между кабиной и салоном, и выбрался наружу.

Раздался выстрел.

Самми Уоненко вскочил на ноги, а Уинтерс, глядя на распростертое в проходе тело Уиллема, сказал:

– Не дергайся, парень. Кто знает, что там делается.

– Это не имеет значения, – ответил Самми. – Я не боюсь.

– А зря. Может, нам всем есть чего бояться.

Уоненко бросил на него полный презрения взгляд, но все же сел на место.

Уинтерс понял, что Барт Сэндз мертв. В этом он был совершенно уверен. Расплатились с ним вовсе не так, как он того ожидал, и даже не так, как он того заслуживал.

Что же теперь будет?

Выстрел был точный. Пуля вошла в затылок и, выходя, почти полностью разворотила Сэндзу физиономию.

«Вот мы и рассчитались», – сказал про себя лейтенант Муллин, засовывая пистолет в кобуру.

Подойдя к лежащему ничком на песке телу, он приподнял в знак благодарности шляпу и направился к самолету. Его люди двинулись за ним, рассредоточившись веерной цепочкой.

Муллин постучал по фюзеляжу дулом пистолета и крикнул:

– Можете выходить, ребята!

Не услышав ничего в ответ, он рискнул просунуть в дверь голову и увидел одного мертвого негра, трех живых и одного белого.

– Всем выйти, – приказал он.

– Кто вы такой? – спросил Уинтерс.

– Все в свое время, мистер Уинтерс. Вы не знаете, кто-нибудь из этих джентльменов говорит по-английски?

Самми высоко поднял голову и сказал:

– Я говорю по-английски. Лучше всех в моей стране, за исключением Уиллема.

– И кто ж этот Уиллем, черт побери? – спросил Муллин.

Самми указал на труп:

– Это есть Уиллем.

– Ты имеешь в виду, это был Уиллем, – со смехом уточнил Муллин и, махнув пистолетом, сказал: – Ладно, всем выйти.

Он отступил назад, давая им возможность по одному спрыгнуть на землю. Увидев труп Сэндза, Уинтерс закрыл глаза и покачал головой.

«Бедный Барт. Бедные жена и ребенок».

«И бедный я», – закончил он свою мысль. Затем посмотрел на Муллина и сказал:

– Послушай, приятель, может, объяснишь, что значит весь этот спектакль?

– Конечно, объясню, – ответил Муллин. – Мы изображаем внезапное нападение.

– Нападение? – переспросил Уинтерс. – На Барубу?!

Муллин расхохотался. Его рука с пистолетом была опущена, но четверо сообщников держали Уинтерса и спортсменов из Барубы под прицелом.

– Вот это было бы здорово! – продолжая хохотать, проговорил Муллин. – Захватить власть в Барубе! И на кой черт она нам сдалась? Сортир из нее сделать?

– Тогда зачем мы вам нужны? – спросил Уинтерс.

Муллин перестал смеяться, и лицо его посуровело. Покосившись на Уинтерса, как бы оценивая его, он сказал:

– Вообще-то, раз уж ты об этом заговорил, вы нам как раз и не нужны.

«Проклятье!» – мысленно выругался Уинтерс. Догадавшись, что сейчас должно произойти, он ринулся на Муллина, надеясь, что спортсмены последуют его примеру.

Муллин снова захохотал и выстрелил Уинтерсу прямо в лоб. Уинтерс неуклюже повалился на песок, запутавшись ногами в ногах убитого Барта Сэндза. Спортсмены не двинулись с места.

– Я тебя вызываю, – неожиданно произнес Самми, делая шаг к Муллину.

Лейтенант поднял руку, делая знак своим людям не стрелять в спортсмена.

– Как тебя зовут, парень?

– Самми Уоненко.

– Ты что, хороший спортсмен?

– Я чемпион Барубы.

– И ты, навозная твоя рожа, меня вызываешь?

– Да.

– И что мы будем делать?

– Драться.

Муллин захохотал.

– Ладно, навозная знаменитость, будем драться, – сказал Муллин и повернулся к своим людям: – Я, пожалуй, разомнусь, ребята. А то вы все такие паиньки, что с вами, чего доброго, вконец заржавеешь.

Сняв шляпу, он сделал знак Самми подойти. Самми сделал шаг вперед, и Муллин, сняв очки, нагнулся, чтобы положить их на шляпу. Но Уоненко остановился на таком расстоянии, что достать его ногой Муллину было невозможно, и он выпрямился.

– Если я одержу победу, ты нас отпустишь? – спросил Самми.

Муллин пожал плечами.

– Разумеется, малыш. Трофеи достаются победителю.

– Я не понимаю, что это значит, но я буду драться.

Согнув руки в локтях, Самми стал в боксерскую стойку, он понял, что сегодня ему придется пустить в ход свою правую. Сейчас он не мог беречь ее для Олимпиады, поскольку сегодняшняя победа была для него не менее важна. Муллин поднял руки, повернув их открытыми ладонями к лицу, и принял стойку каратиста. Самми сделал обманное движение левой и нанес прямой удар правой. Но Муллин, сделав шаг назад, выбросил вперед ногу и ударил Самми в живот. Этот удар должен был уложить парня на месте, но молодой организм тотчас нагнал в кровь адреналина, и, немного оправившись от удара, Уоненко ринулся вперед, обхватил Муллина руками и, навалившись на него всей тяжестью, опрокинул худосочного британца на песок. Но раньше чем его правая рука, занесенная для удара, обрушилась на голову Муллина, тот успел дотянуться до кобуры, выдернул пистолет и всадил негру под подбородок пулю, которая размозжила ему голову. Последней мыслью Самми было то, что он не выиграет золотую медаль для своей страны.

Муллин выбрался из-под трупа и с досадой покрутил головой. Теперь эти четверо разнесут весть о том, что молодой спортсмен из Барубы вызвал его на поединок и, если бы не пистолет, одержал бы над ним победу. И тогда авторитет Муллина упадет, и ему станут бросать вызовы все кому не лень. Так дело не пойдет. И он в тот же миг решил, что эти четверо ни в коем случае не должны попасть обратно в лагерь Джимбобву Мкомбу. Никто из них не должен вернуться из Москвы.

Взглянув на оставшихся спортсменов, он сказал:

– А вам, ребятки, все равно нечего делать на Олимпиаде.

Отступив назад, чтобы не попасть под перекрестный огонь, Муллин подал знак своим людям, и Тонни с Томасом получили каждый по дырке в голове, даже не успев сообразить, что происходит. Они даже не успели напоследок подумать об олимпийском золоте. Их мозги задолго до того были парализованы страхом.

Они просто умерли.

– Ладно, ребята, давайте-ка их разоблачим, пока одежда кровью не перепачкалась.

Когда его люди поменялись одеждой со спортсменами, Муллин приказал спрятать трупы в густых тропических зарослях, окаймлявших берег.

Потом проследил, чтобы взрывчатку тщательно уложили в спортивные сумки, придав ей вид спортивной амуниции. Затем все это с особой осторожностью погрузили в самолет, точно это были свертки с новорожденными младенцами.

«Вот эти младенцы и будут нашим любовным посланием американцам, – мысленно проговорил Муллин. – Любовным посланием от Джима Боба Мкомбу, которое доставит ваш покорный слуга лейтенант Джек Муллин».

Так, выходит, что он слуга? «Неужели действительно так оно и есть?» – спросил он сам себя, но тут же отбросил эту мысль. Его время придет, несомненно. И ждать осталось не так уж долго.

* * *

Вскоре после того, как он покончил с обедом, одну половину отправив непосредственно в рот, а другую, за пазуху, Джим Боб Мкомбу получил шифрованную депешу.

Прочитав ее, он громко захохотал. Депеша была от Муллина и в ней говорилось: «Битва при Ватерлоо была выиграна на спортивных площадках Итона».

Это был успех. Первая часть операции проведена успешно. Его наемники находились на пути в Москву. Мкомбу подошел к окну и выглянул на расчищенную площадку, где бесцельно слонялись несколько его солдат.

Как он и рассчитывал, пресса всего мира подхватила весть об угрозе американским спортсменам и полностью приняла «утку» о том, что угроза эта происходит от какой-то организации белого населения ЮАР и Родезии. Это была первая часть плана. Вторая часть – проникновение его наемников в Москву под видом спортсменов из Барубы. И третья, заключительная часть – уничтожение американцев.

После этого уже ничто не сможет спасти от падения режимы ЮАР и Родезии. И тогда Джимбобву Мкомбу станет королем.

А как же Муллин?

И Мкомбу сказал себе, что на этом полезность лейтенанта Муллина для него исчерпана. Он знал, что Муллин считает, будто сам использует Мкомбу в своих интересах.

И Мкомбу, один в пустой комнате, вслух произнес:

– Ничего, скоро он увидит, кто из нас кого использует.