Текст книги "Зверь из темноты"

Ури Орлев
Зверь из темноты

Любое использование текста и иллюстраций допускается только с письменного согласия Издательского дома «Самокат».

חיית החושך

Copyright © by The Estate of Uri Orlev

Published by arrangement with The Israeli Institute for Hebrew Literature

© Рина Юсин-Фульмахт, перевод, 2024

© Леонова А.А., иллюстрации, обложка, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2025

* * *

1. Прежде, чем Зверь стал моим

Он живёт в темноте у меня под кроватью. Днём он совсем маленький. Но по ночам, когда мама гасит свет, он раздувается. Он умеет раздуваться, только когда темно. На свету он сжимается.

Раньше, пока мы не подружились, я очень его боялся. Ещё мама не пришла сказать мне спокойной ночи и поцеловать, ещё свет в комнате горел, а я уже начинал бояться и не смел ноги высунуть из-под одеяла. После ванны, когда ноги босые, нужно быть особенно осторожным. Обычно я издали одним прыжком взлетал на кровать и сразу же укрывался.

Вообще-то я и теперь немножко его боюсь, но уже не так сильно. У меня есть против него заклятия, это помогает.

Каждую ночь он вылезает из своей жестянки, хотя я её крепко-накрепко закрываю, заворачиваю в бумагу, кладу в целлофановый пакет и туго-натуго перевязываю верёвкой. И всё равно, если он захочет, ему ничего не стоит выбраться. По-моему, он проходит между молекулами. Мне папа объяснял. Любая материя состоит из молекул – таких малюсеньких крошечек, соединённых одна с другой. Они видны только под микроскопом. Молекулы скреплены друг с другом не так плотно, как камни в стене, а просто держатся рядом, как люди, которые стоят, взявшись за руки, и между ними можно протиснуться. Зверь так и делает, когда хочет пройти сквозь стенку жестянки, бумагу и целлофан. Жаль, я так не умею. Будь я как он, мог бы проходить сквозь стены или сквозь стекло.

Этот Зверь не всегда был моим и не всегда прятался днём в жестянку. Раньше я совсем ничего о нём не знал.

Помню, мама гасила свет, желала мне спокойной ночи, целовала и выходила из комнаты. Я просил её не закрывать дверь, но, хотя я слышал, как мама разговаривает с папой в кухне, Зверь всё равно сразу же раздувался, вылезал из-под кровати и заполнял собой всю темноту в комнате.

Пока я чувствовал мамин поцелуй на щеке, Зверь не смел ко мне приближаться, так что у меня было время как следует укрыться. Папа научил меня укрываться. Он подворачивал одеяло с трёх сторон – под ноги и с боков. Выходило что-то вроде спального мешка. Оставалось осторожно заползти внутрь, а когда свет погашен, проверить ещё раз изнутри, всё ли в порядке, нет ли зазоров между одеялом и простынёй. И уже потом плотно-плотно укрыться до самого подбородка. Снаружи остаётся только лицо. Лицо Зверь не трогает, это он понимает.

Особенно я боялся вылезать из-под одеяла ночью, чтобы сбегать в туалет. Или чтобы забраться в постель к маме и папе, если приснился страшный сон. Они разрешали приходить к себе, только когда за окном уже начинало светать, не раньше. У них же под кроватью не живёт никакого Зверя. Они сильные. Мой Зверь гнался за мной до самых дверей их спальни. Но я бежал быстро-быстро и не оглядывался.

Если я просыпался от страшного сна, то сперва заклинал Зверя, а потом уже вылезал из кровати. Я говорил ему:

– Свет, свет, свет на тебя!

От этого Зверь на секунду замирал, тут-то я и выбирался. Если высунуть из-под одеяла руку или ногу просто так, без заклятий, Зверь мог бы вцепиться. Теперь-то он не бросается, теперь мы с ним дружим. Я подыскал для него жестянку, и Зверь живёт там, пока светло. Но раньше мог бы напасть.

Лёжа под одеялом, я думал о моём Звере. Думал, как же его зовут и есть ли у него вообще имя. Думал, что он ест и пьёт, или, может, это такой Зверь, которому не нужно ни пить, ни есть. Думал, отчего он не боится оставаться в темноте, когда гасят свет? И снятся ли ему страшные сны? Мне вот снятся страшные сны. Не всегда. Но иногда бывает, что я сплю и вижу во сне всякие ужасные вещи. И моего Зверя тоже. Во сне его можно увидеть. Он чёрный, раздутый, руки-ноги отрастают у него в любом месте, где только он захочет. У него яркие, сверкающие глаза. Эти глаза видны не только во сне. Глаза, наверное, единственное, что можно увидеть, если внезапно заглянуть под кровать, когда Зверь этого не ждёт. Он тогда сразу зажмуривается и смеётся надо мной.

Но больше он надо мной не смеётся. Мы с ним дружим, и я его кормлю. Во сне Зверь рассказал мне, что ест. Много ему не надо. Каждую пятницу вечером я приношу Зверю крошку от халы, три крошки сахара и ещё одну совсем малюсенькую крошечку неважно какой еды.

Однажды ночью, ещё до того, как мы подружились, я решил, может, Зверь станет не таким страшным, если я с ним заговорю. Я позвал его шёпотом:

– Зверь, эй, Зверь!

Он не отозвался. Может, не знал, стоит ли вступать в разговоры. У него ведь не было никого в целом свете – ни друзей, ни близких, ни даже маленькой сестрёнки. Другие Звери, которые живут под кроватями у других детей, ему не родня. Это он мне потом рассказал, когда мы подружились. Про себя и про встречи Зверей из темноты в детских комнатах.

Я снова позвал:

– Зверь! Зверь!

Я шёпотом звал, чтобы мама с папой не услышали. Зверь-то, конечно, услышал. Но он ведь ещё не знал, что я могу устроить ему жестянку с темнотой внутри, чтобы он мог спокойно сидеть там весь день и чувствовать себя хорошо.

Я пытался вызвать Зверя на разговор то так, то этак. Но в то время я ещё не знал, что он любит. Зверь всё не отвечал и не отвечал, а только раздувался, заполняя собой всю темноту под кроватью и под стулом с моей одеждой, просовывая свои руки и ноги в темноту под шкафом. И тогда я произнёс заклинание:

– Свет, свет, свет на тебя, не войдёшь!

И постарался поскорее заснуть, пока Зверь не пришёл в себя. Я зажмурился и увидел свет. Свет был внутри, у меня в голове. И я представлял себе всякие светлые сны, чтобы Зверь не сумел войти.

Я не отчаивался и всю первую неделю нашей дружбы звал его каждый вечер. Тогда я ещё не знал, что это первая неделя нашей дружбы, хоть Зверь пока и молчит. Теперь-то я знаю. Это с любыми друзьями так. Вначале вы незнакомы и ничего не знаете друг о друге. Потом, когда понимаешь, что хочешь подружиться, начинаете сходиться, всё ближе и ближе. И вдруг в один прекрасный день оказывается, что вы лучшие друзья!

Понятно, пока вы не поссоритесь. Иногда мы со Зверем ссоримся, но потом миримся. Чаще всего это бывает, когда он пытается в шутку меня пугать. Я этого и в шутку не люблю.

После того как Зверь не отвечал мне целую неделю, я решил устроить на него засаду. Взял вечером папин большой фонарик и спрятал под подушку. Притворился, что ужасно боюсь, будто всё как обычно. Папа подоткнул мне одеяло, чтобы как следует прилегало со всех сторон. Мама поцеловала меня, вышла и погасила свет.

Я не стал звать Зверя. Просто лежал тихо-тихо и ждал, когда он раздуется на всю комнату. Я не заклинал его и не зажмуривался, чтоб поскорей заснуть. И только когда Зверь начал шевелить занавеску, я схватил папин фонарик и направил луч света прямо на Зверя!

Вот это был номер! Зверя будто продырявили! Свет фонарика вошёл в него и раскидал по всей комнате! Бедняга! Теперь-то мне его жаль, ведь теперь мы друзья, но тогда я нисколько его не жалел. Я дал Зверю забиться в тёмный угол, притворился, что не вижу, как он там прячется, и внезапно снова направил свет на него. Зверь удрал в другой угол. Так я гонял его, преследуя лучом света, и под столом, и под полками с игрушками, и за батареей, и в моих тапочках, гонял, пока в комнате не осталось места, где бы Зверь мог посидеть спокойно.

Тогда пришёл папа и заругался на меня из-за фонарика. Он его повсюду искал, пока не увидел свет в моей комнате. Я папе ничего не рассказал. Когда я лёг, папа пообещал мне купить собственный карманный фонарик. А Зверь слышал папины слова и дрожал.

2. Как дрессируют зверей из темноты

Только через два дня и две ночи папа вспомнил о своём обещании и купил мне фонарик.

В первую ночь я наложил на Зверя из темноты заклятие:

– Свет, свет, свет на тебя, не войдёшь!

Закрыл глаза и быстро уснул.

Зверь тоже ещё не знал, что мы скоро станем друзьями. Когда я встал в то утро, вся моя комната была завалена игрушками, одежда свалена в кучу. Мама рассердилась, что я не прибрался перед сном. Я не мог сказать ей, что это Зверь устроил такой разгром и что это он, а не я взял цветные карандаши и разрисовал всю стену у меня над кроватью.

Следующей ночью я почти про него не думал, потому что мы ходили в цирк. В цирке были разные звери. Я уже четыре раза был в цирке. Когда цирк приезжает в Иерусалим, то всегда останавливается совсем рядом с нами, нужно только подняться к мельнице, потом пройти по главному шоссе, и оттуда уже видны огни над цирковым шатром, и флажки, и толпы людей у касс. Я видел, как устанавливают шатёр и как его после разбирают, когда цирк едет дальше. Видел людей, которые живут в цирке, – дрессировщиков, клоунов, акробатов и их детей. Они живут в специальных фургончиках на колёсах, в каждом фургончике – отдельная квартирка. У них там есть даже кран с водой и газовая плита.

На этот раз приехал особенно большой цирк. В нём были два бурых дрессированных медведя, два белых дрессированных медведя, три слона – один большой и два маленьких, тоже дрессированные. Ещё были собачки и дрессированные обезьяны-шимпанзе и, самое главное, чуть не забыл, пять дрессированных львов. Они так рычали… думаю, даже Зверь из темноты испугался бы, услышь он их рёв.

На следующий день я получил от папы фонарик и всё не мог дождаться, когда мама выйдет из комнаты и погасит свет. Как только она ушла, я сразу же показал Зверю новый фонарик и, не дожидаясь, пока он раздуется, включил. Зверь прямо побледнел. И вот, когда он так побледнел, я подумал, а нельзя ли его выдрессировать, как зверей в цирке?

Я спросил у папы, как дрессируют зверей. Папа рассказал, что раньше дрессировали при помощи наказаний. Например, ставили медведя на железный настил, стучали в барабан и подогревали настил, пока он не начинал жечь медведю лапы. Медведь принимался поднимать лапы, подскакивать – ну, как бы плясать. Потом настил уже не нагревали, а только барабанили, но медведь всё равно пугался и сразу начинал приплясывать. Теперь, чтобы научить медведей танцевать, пол не нагревают, рассказывал папа. Теперь дрессируют не страхом, а лаской и лакомствами. Нужно любить животное. Любить – значит ласково разговаривать с ним, угощать его тем, что животное особенно любит. Каждый раз, как медведь поднимает лапу, давать ему за это что-нибудь вкусное. До тех пор, пока медведь не поймёт: поднимешь лапу – получишь много вкусной еды.

Жаль, что медведю нельзя просто объяснить. Иначе можно было бы сказать: «Послушай, медведь, станешь плясать – получишь награду».

Как мне дрессировать Зверя с помощью лакомств? Как мне его любить и ласково разговаривать с ним, когда я его боюсь? Во всяком случае, я решил больше не светить на Зверя фонариком. Просто буду держать фонарик в руке, для большей уверенности. Дрессировщик львов тоже держит хлыст и щёлкает им в воздухе, но зверей не стегает. У дрессировщика и пистолет есть на поясе.

Я рассказал Зверю о себе. Рассказал, как меня зовут и где я учусь. Рассказал, что моего папу зовут Йосеф, но все называют его Йоси. Я тоже иногда зову его Йоси, а иногда – папа. Мою маму зовут Да́фна. Это очень красивое имя. Можно произносить Да́фна, а можно – Дафна́, с ударением на конце. Но папа и наши друзья зовут её Да́фна. Маме так нравится. И я тоже, если называю её по имени, говорю Да́фна.

Иногда я думаю про те времена, когда мама служила в армии. Это было ещё до того, как мама с папой поженились. Они тогда ещё даже не познакомились. Мне бывает трудно в это поверить, хотя, если полистать их большой альбом с фотографиями, всё станет ясно. Вот папа сам по себе, вот папа в армии, вот папа в школе. Вот папа со своей подружкой, которая вовсе и не моя мама. Это ещё до того, как он познакомился с мамой. И мамины фотографии там есть, когда она была маленькой девочкой, – вот она школьница, среди других детей, в третьем классе. Потом она в армии, офицер. Моя мама была в армии лейтенантом, а папа – сержантом. Если бы они служили вместе, папа бы отдавал маме честь. Смешно.

Я сказал Зверю:

– Ты только представь себе, Зверь, ведь они могли идти рядом по улице, встретиться, даже встать перед одной и той же витриной, и мама могла бы спросить у папы: «Не подскажете, который час?», и всё равно бы они не знали, что они – мои мама с папой.

Думаю, Зверь начал прислушиваться. Я знаю, он слышал всё, что я ему говорил, потому что я уже чуть меньше его боялся. Я даже на секунду высунул ногу из-под одеяла. Не ступал на пол, чуть-чуть только высунул, и… ничего не случилось. Почти сразу же я втянул ногу обратно, но ведь если б Зверь захотел…

Я сказал ему:

– Зверь, а Зверь! Ну-ка, зарычи!

Он не зарычал.

Так даже лучше. Если б зарычал – даже совсем тихо, – я бы очень испугался. А раз он не зарычал, не захотел меня пугать – значит, уже немножко приручился. На всякий случай я всё время сжимал фонарик в руке, но не зажигал его. А Зверь не шевелил занавеской и не издавал страшных звуков в стене за моей кроватью.

На следующий вечер я опять рассказывал Зверю из темноты разные истории, долго-долго, пока не уснул. А когда я уснул, мне приснился страшный сон. Мне часто снится этот сон, я от него плачу и просыпаюсь. Мне снится пчела. Она сидит на моей подушке и вот-вот ужалит. Но тут, прежде чем я успел заплакать и проснуться, Зверь вылез из темноты, пришёл в мой сон и прогнал пчелу. Дунул на неё разок своим чёрным дыханием, прищурил сверкающие глаза, и пчела тихо-быстро убралась. Даже крыльями не осмелилась махнуть в мою сторону.

Во сне я видел, что Зверь похож на облако. Он как сладкая вата, которой торговали у входа в цирк, только та вата была розовая, а Зверь из темноты – чёрно-серый. Жаль, что я всегда сплю, когда вижу сны. Если бы я не спал, то мог бы наложить на пчелу заклятие, как заклинал Зверя из темноты. Но ночью я сплю и ничего не могу, а только вижу себя во сне, что я там делаю, и слышу, что говорю.

Утром, когда я проснулся, Зверь уже совсем сжался. Я не нашёл его под кроватью. Я искал его в темноте под шкафом и в ящиках. Вся беда в том, что, как только открываешь ящик, чтобы найти Зверя, он сжимается, потому что темнота уходит. Тогда я закрыл дверь, чтобы никто не слышал, и спросил: