Текст книги "Сак"

– Никак не пойму, чего ты хочешь сказать?

– Да, нэ совсем поннятно.

– Мы начали с чего? С человеческих трагедий, которые ожидают русских и некоренных жителей в тех республиках, где провозгласили суверенитет после распада СССР. Беда во времена перемен приходит в дома в основном невинных, а носителями беды чаще всего являются люди, обуреваемые страстью наживы, власти и так далее, лишённые духовности и человечности.

– Ладно, не грузи себе и нам мозги. Давай лучше по пивку.

– Асманкель, ты Колю не слушшай. Лично мне интэресно.

– А что именно тебе интересно, Артис?

– А всё, что ты говворишь.

– Я, может быть, чушь мелю?

– Точно нне чушь.

– Здесь ты немножечко заблуждаешься. Не чушь, когда слова не расходятся с делами. А у меня с этим серьёзные разногласия бывают порой.

– Если ты так говворишь, то значит ты так и мыслишшь, и так же поступпаешь. Какие же тут разноглассия?

– Да, я с Артисом согласен.

– У меня ведь не одни эти мысли. Бывают и другие.

– Например, какие?

– Да, интэресно узнать.

– Похотливые, меркантильные.

– Похотливые?

– Это про женнщин?

– Про них.

– А чего здесь плохого?

– Как бы помягче вам сказать? Они, в общем, извращённые.

– А по жизни баба у тебя есть?

– Так, в основном случайные, но не проститутки. Достойные уважения женщины. Только вот почему-то наши пути расходятся, не успев сойтись.

– Ясно, бабу тебе надо. И все твои извращенные мысли сами собой рассосутся. Поверь мне на слово. У меня что-то похожее было до женитьбы.

– Да, и у мменя.

– Вот видишь, ты не одинок в своих желаниях «любить» бабу в разных позах и разными способами. По-моему, всякий мужик правильной ориентации так хочет.

– Да, я с ним соглассен.

– Не бери в голову. Будет постоянная баба, освободишь головушку свою от всякой дребедени. Хотя о бабах думать завсегда приятно. В смысле интима.

– Николай, ты меня сильно удивлляешь. С появлением Асманкеля ты ни рразу не заматэрился, разговариваешь без херов и песцов.

– А что за песцы?

– Артис у нас воспитанный и вместо натурального словца использует мягкий вариант аналогов. Хер – понятно, что, песец – это типа хана. А я ведь и в самом деле ни разу не матюкнулся. Надо же. Скажи, Артис, а я сейчас тебя удивляю приятно или неприятно?

– А разве можжно удивляться прриятно или непрриятно?

– Да, можно. Ну и?

– Абсолютно солидарен. С Николаем. Удивление имеет много оттенков. Как и важнейшее качество человека, как любовь. Любить можно нежно и неистово, бескорыстно и извращенно. То есть человеческие чувства не ограничиваются одним каким-то узким определением. Так что вопрос Николаем был поставлен грамматически правильно. На что он, правда, не получил ответа. А когда кто-либо не получает ответа на заданный вопрос, то у него могут возникнуть подозрения.

– Каккие?

– Да, ты о чём?

– О недоговоренности. Наш современный язык многосложен. Вот возьмём язык наших предков, он прост, лаконичен и доступен. Наш нынешний вербальный метод обмена информацией не просто сложен, он ещё и двусмыслен. Иногда послушаешь кого-либо и не разберёшь, что он сказал, что он имел в виду. Двусмысленность произошла, как мне кажется, по причине неопределенности человека в отношении своего места в мироздании. Ему нравится красота как таковая, но он и не отвращается от пороков своих. Ему не хочется врать, но и на ладонь выложить свои пристрастия всем напоказ он тоже не жаждет. Возникает дилемма. Тогда он вуалирует мысли словами, в которых и правда и неправда одинаково присутствуют. Отсюда неопределённость в поведении потомка Адама и Евы. Отсюда и двусмысленный язык, который позволяет вроде говорить правду, но при этом скрывает действительное мнение собеседника, настоящую его суть. Отсюда недоговоренность, порождающая много загадок. А они не всем нравятся, так как не все любят решать чайнворды, шарады, ребусы.

– И что же я не договворил?

– Тебе лучше знать.

– Не томи, скажи.

– Артис, вот ты пристал ко мне, хотя лично я никаких претензий к тебе не имею. Претензии может иметь Николай, так как он у тебя спросил про удивление приятное или неприятное. Ты ведь проигнорировал его вопрос. Значит, у него мог остаться в душе осадок. Кто знает, что на самом деле вызвала у тебя воспитанность Николая. Если приятное удивление, то не высокого же мнения ты был о нём. Если неприятное, то это могло как-то напрячь тебя. Что означало бы, что Николай как воспитанный русский вполне, оказывается, может быть равным латвийцу и претендовать на права коренных жителей. Некоторые латыши считают русское бескультурье, невоспитанность основным препятствием ассимиляции славян здесь, на родине Райниса.

При таком раскладе, возможно, тобой двигала ревность, тоже сильное человеческое чувство. Артис, это всего лишь мои субъективные предположения, домыслы. Не вздумай принимать на свой счёт мои слова. Мы ведь ведём беседу и ищем истину. Что на самом деле двигало тобой, если вообще что-то двигало, я не знаю. Просто теоретически допускаю такой вот вариант. Ты можешь, если сочтёшь нужным, предложить свой вариант. Николай – свой. И так, глядишь, мы чего-то для себя усвоим. Если, конечно, вам это нужно.

– Мне нужно выпить ещё пива, столько информации без разбавки чем-то я не переварю. Необходимо разжижать. Артис, тебе пива взять?

– Мне не нужжно ничего разжжижать и пива твоего мне тожже не нужжно.

– Пиво не моё, оно барное. Так будешь или нет?

– Нет, не будду.

– Как хочешь, а я себе возьму. Тебе, Асманкель, взять?

– Спасибо, Николай. Мой кувшин не пуст. Так что только себе. Зря, Ар-тис, ты обиделся, а может быть, и оскорбился. Честное слово, зря. Николай парень отличный и ты тоже. Если уж на кого обижаться надо тебе, так это на меня. Я ведь тут воду намутил своими не к месту разговорами. Вы сидели тихо и мирно. Ты попивал пиво, оплаченное, кстати, Николаем, и не имел ничего против него. В другой раз кувшин прекрасного напитка оплатил бы ты, в чём нисколько не сомневаюсь. Что произошло? Я сейчас уйду, так как дела есть неотложные. Пока тут грузил вам мозги, время вышло. Простите меня, если что не так. А вам обоим огромное спасибо, что слушали мой бред. Каждый живёт так, как может, как хочет, как получается и как выходит. А ты, пожалуйста, остынь. Вам, даст бог, работать бок о бок на одном предприятии до самой пенсии, жить в одном государстве до скончания века, пребывать в одном мироздании вечно. Николая дожидаться не буду, бежать надо, поэтому ему привет. Ну, бывай, горячий ты наш.

– Быввай, быввай…

Асманкель покинул пивной бар несколько удрученным. Он прекрасно понимал, что, пусть и не намерено, но всё же посеял на плохо и грубо обработанной «демократами» почве двух неокрепших душ нехорошую смуту и сильно сожалел о том. Но вместе с тем он ясно осознавал, что у всякой медали есть обратная сторона. Раскол во взаимоотношениях приятелей, условно Артиса и Николая, был предопределён. Два товарища задолго до его появления в баре были внутренне напряжены по отношению друг к другу. Они, эти двое любителей рижского пива, по многолетней привычке и после объявления самостийности Латвии всё ещё продолжали ходить вместе пить чудный местный напиток по выходным дням. Но эти совместные походы в их любимое заведение всё меньше и меньше приносили обоим раскрепощение и отдых. Они оба наверняка стали замечать, что общих тем для поддержания непринуждённой и интересной беседы у них уже почти не обнаруживалось. Даже разговоры о бабах и рыбалке, в прошлом любимые и бесконечные, едва начавшись, быстро заканчивались. Живой дружественный интерес друг к другу у двух неразлучных товарищей угасал прямо пропорционально стремительному и публичному развитию идеи зачистки Латвии от приезжих русских.

Оппоненты рьяных и неугомонных национал-патриотов противопоставили массовому психологическому прессингу свой кухонный бунт. Благо советский опыт кухонного недовольства политикой власти многие не успели позабыть. На сегодняшний день эта самая распространённая форма несогласия, она хоть и пассивная и даже немного трусливая, но зато безвредная, неопасная и тем более нестрашная. Политический парадокс постсоветской Латвии заключался в том, что против государственного национализма, вернее такой политики власти, выступили в первые месяцы суверенности страны активно только евреи, хотя им прямо никто не рекомендовал настойчиво покинуть пределы независимого от Московии государства. Прямо указывали убираться в тридесятое царство и тридевятое государство только русским. А славяне в ответ демонстрировали завидную политическую немоту, не считая кухонного ропота. Речь идёт о части русскоязычного населения янтарного края. Существует другая часть, которая удивительным образом оперативно приспособилась к новым экономическим правилам капиталистической жизни. А покидать свою вторую родину не желали ни первые, ни вторые, так как понимали, что их в России никто не ждёт, не считая близких родственников.

Пора глобальных перемен редко приносит счастье большинству. В такие годины в воздухе витает тревога из-за неопределённости, появления лозунгов типа «бей чужих, спасай страну». В тот тревожный период парада независимости республик даже лучшие друзья начинали коситься друг на друга, если вдруг выясняли, что по вопросу самоопределения страны кто-то за, кто-то против. Нелюбовь по национальному и политическому признаку в такие времена как на дрожжах набухает, готовая в любой момент взорваться и снести на своём пути всех без разбору. Хотя внешне всё может обстоять вполне благопристойно.

Асманкель чувствовал, как в Риге запахло ненавистью, схожей с националистическим дурманом киргизов. Якобы униженные и оскорбленные советской властью коренные жители после падения московского колосса увидели на горизонте новое особенное солнце. Увидев, приосанились, преобразились и вступили в свои хозяйские права, тут же позабыв о дружбе народов. Люди менялись на глазах и, как правило, не в лучшую сторону. Разумеется, наш герой помнил мировую статистику: бывшие «оскорблённые» после перемен составляли в среднем десять – пятнадцать процентов от общего числа проживающих в каком-либо государстве. Да он и не думал обо всех огульно одинаково. Но помнил, что именно ярые преследователи узконациональных интересов приносят много бед.

История не знает примеров, когда униженные и оскорбленные люди – и те, кто просто думал, что таковым являлся, и те, кто, словно флюгер, всегда нос держал по ветру, – получив свободу, становились лучше своих «поработителей». Увы, в такие напряжённые, неуютные для одних и эйфорические для других времена впереди небольшой, но чрезмерно динамичной толпы, особо жаждавшей политических изменений, бежит месть огульная. Месть тем, кто противостоять ей не в силах. Сильнейшее чувство одержимости способно властвовать над разумом долго. К счастью для одних и к сожалению для других, но любые времена, будь они тревожные или эйфорические, так или иначе, проходят. Сын Барбека обратил внимание на то, что непримиримыми антагонистами на века остаются не ярые националисты с их противниками, скажем так, космополитами. Вовсе нет. Ими остаются вполне нормальные люди, но не выдержавшие проверку на вшивость в нелёгкий период испытаний для всех в отдельно взятой какой-нибудь стране. Вирус национальной неприязни, попав в организм, глубоко въедается в души людей и надолго окапывается там.

Асманкель умом многое понимал и видел истинные причины разлада между людьми, но всё равно переживал за мысли, высказанные вслух в пивном баре, ставшие яблоком раздора между товарищами. Он понимал, что поводом разлада Николая и Артиса стало не присутствие третьего лица со своими размышлениями вслух. Разлад назревал до этой их встречи. Здесь он выступил лишь инструментом и ненароком надрезал давненько созревший нарыв. Двое, «устав» от приятельских отношений на фоне последних событий в стране, с тайным и нетерпеливым желанием ждали «хирурга» со скальпелем. Ждали, разумеется, неосознанно. И он пришел к ним, совершенно не подозревая о своей роли. Мавр сделал своё дело, Мавр может уходить. И он ушёл.

После ухода Асманкеля из бара «Зем озола» два товарища рассорились между собой не на шутку и разошлись, ненавидя друг друга, напоследок бросив друг другу в лицо самую ходовую брань: «Свинья русская» и «Лабздук хренов».

Не все, разумеется, такие. Не все. Те, кто сохранял в себе элементарную человечность, не изменились никак. Душевный их иммунитет обладал завидной крепостью.

Эрик и дмитрий

Темы национализма и суверенитета постсоветского периода занимали мысли Асманкеля несколько недель после посещения бара «Зем озола». Наконец он решил сделать набросок с дежурным названием «Многогранность», чтобы потом использовать в каком-нибудь эссе или очерке, если понадобится.

После суточного дежурства, в Рижском морском порту наш очеркист не стал отсыпаться, а позавтракав, сел за пишущую машинку: «Некоторые русские, считавшие Латвию советской и в одночасье лишившиеся привычного статуса гражданина республики, частенько, правда между собой, обзывали латышей оскорбительным словом «лабздук», характеризующим недалёкость и беспринципность сторонников лесных братьев. Таких русских, чувствующих себя хозяевами, как янки в любой точке мира, на родине Подниекса, известного оператора, погибшего при невыясненных обстоятельствах в 1992 году, не много. Исхожу из личных наблюдений. Зато много тех, кто гармонично вписался в новую жизнь янтарного края. Вот такие русские не стали вставать в позу обиженных, так называемых «меньшевиков», которые при любом случае стараются демонстрировать новоявленным кунгсам, то есть господам, восставшим из забытья и приехавшим из зарубежья хозяйничать, своё желание жить по-старому, по-советски, так сказать. Большинство славян поняли, что надо продолжать жить в этой стране (не своей, но и не чуждой) пусть и не гражданами, но людьми, проведшими здесь несколько десятков лет и народившими детей и внуков.

В новообразовавшемся государстве стараниями националистов власть взяла курс на тупик, лишив сотни тысяч людей права называться полноценными гражданами. Перекроила законы так, что демократические принципы, за которые боролись в конце восьмидесятых и начале девяностых годов двадцатого столетия и латыши и русские совместно, отошли на второй план. Теперь во главу угла ставилась защищённость строго этнически отобранных людей. Тем не менее, бесправные русские вместе с латышами, теми, кто понимал непростую ситуацию, продолжали прилагать все усилия для того, чтобы быть полезными молодому государству. И очень важно, что прибалтийские славяне восприняли сложившиеся новые условия жизни философски, не драматизируя излишне ситуацию. Возможно, впервые осознали, что изучение государственного латышского языка является не вынужденной процедурой, а гражданским долгом.

Латыши, которые считали всех русских оккупантами, соответственно между собой обзывали их свиньями. Но большинство латышей относились к переселенцам советского образца понимающе. Любое национальное развитие, как бы оно ни рядилось в фольклорный костюм, не может оставаться абсолютно изолированным ото всех. И мировые миграции происходят не по воле сорвавшихся с мест людей, а по воле ветра перемен и молчаливому согласию Всевышнего. Коренные прибалты, обладающие таким воззрением, воспринимают славян позитивно, видя в них достойных сограждан и даже родственников с их языком и многогранной культурой».

Начальный набросок «Многогранности» Асманкель дал почитать Эрику. Тот прочёл, слегка усмехнулся и заметил, что эссеист не тем голову забивает. «Не тем, так не тем», – подумал про себя барбекид, и темы этой наш герой больше не поднимал, встречаясь с другом. Много позже до него дойдёт смысл усмешки Эрика. Необходимо печься о душе своей.

Второй друг, Дмитрий, в отличие от первого, не любил вообще голову чем-либо занимать. Произведения друзей различались не только по стилю, но и по содержанию. Эти различия были взаимодополняемыми. Как и характеры друзей. Один всегда оставался серьёзным, другой беспечным. И стоило им на время разойтись и начать жить по отдельности, как каждый из них буквально терялся в суетном мире, занимая себя бог знает чем. Эрик скрупулезно изучал свою склонность к мазохизму. Подвергал здоровье разным испытаниям. Например, с закрытыми глазами прыгал с большой высоты. Всё хотел понять, действительно ли он миру нужен. Получалось, надобен, потому как авантюрист не ломал ног своих и вообще отделывался пустяками, царапинами или шишкой на лбу. Дмитрий себя оберегал, но по отношению к другим проявлял лёгкий садизм. Например, учеников своих гонял до седьмого пота, чрезмерно жёстко проводил спарринг с партнёрами, вгоняя своим мастерством и тех, и других в унизительное состояние, хотя обстоятельства того не требовали. Оба от своих «влечений», несомненно, получали удовлетворение, хотя даже под самыми страшными пытками вряд ли бы в этом сознались.

Расставшись с Эриком, потомок караимов из центра Риги отправился пешком в родное общежитие. Дорога у него занимала в среднем один час. Эти шестьдесят минут ходьбы и соответственно размышлений он решил посветить друзьям. Вспомнив про мазохизм Эрика и садизм Дмитрия, наш пешеход задумался: «Эрик как настоящий исследователь одной теорией не обходится. Он с подозрительным упорством экспериментирует, испытывая раз за разом свою судьбу. Он побаивается стать среднестатистическим субъектом. В его понимании всякая усреднённость стирает личность. Согласен. Но личность свою он оберегает как-то странновато.

В восточном варианте духовная составляющая человека тесно сплетается с его материалистической природой. Носители западного менталитета более склонны воспринимать как основу жизни прагматизм. Отсюда всё главное, как душа, дух становится вторичным. Эрик это понимает, не соглашается с таким раскладом и бьётся на этом поле боя один против европейского мировоззрения не на жизнь, а на смерть. Он бьётся против западной удобной для живота логики, правда, повторюсь, своеобразно, и своим мазохизмом, и великолепными статьями, и своим литературным творчеством.

Кстати о творчестве. Декларативно каждому предоставляется неотъемлемое право на свободное индивидуальное проявление. На самом деле в странах, любящих показательно подчёркивать свою приверженность демократии, индивидуальная, особенно творческая деятельность находится под зорким оком влиятельных людей с сознанием ремесленников. Они делают вид, что предоставляют всем одинаковые возможности творить и демонстрировать свои работы. На самом деле они претворяют свои замыслы незаметно, прививая большинству свой вкус, своё понимание. Всякими методами понятие «лучшее» связывают с пресловутым рейтингом, который можно при желании спрограммировать. И такой финт у них получается.

Сегодня искусство стало инструментом, которым умело пользуются «продюсеры». Понятное дело, для таких «менеджеров» важен ширпотреб, обернутый в красочный, привлекательный фантик. А высокое искусство, которое формирует духовную основу человека, как и прежде, остаётся доступным только избранным и редким счастливцам. Подавляющая масса людей в развитых странах получает векторную установку через СМИ и масс-культуру. Эрик в этом смысле белая ворона в демократическом обществе. Его, конечно, не убивают и не травят, как в диких странах неугодных монарху, его просто игнорируют. Он по-своему борется и против установки на усреднённость, которая вынуждает человека делать всё, что положено для стабильного существования. То есть иметь постоянную работу, приумножать капитал, какой есть, правильно знакомиться, вести общепринятый образ жизни, педантично придерживаться общих правил и так далее. Такой вот закон усреднённости имеет одну цель – человек не должен до прихода к нему смерти успеть задуматься над вечными истинами. Что там истины непреходящие! Времени, чтобы просто жить, у божьего создания практически не остается в искусственно созданном режиме повышенной суеты. Этим ритмом охвачены все большие города мира. Вера в Творца, в самого себя, в природу подменена верой в карьерную и материальную перспективу. Так западная материалистическая философия заставила многих стремиться к эрзацу гармонии. К нему устремлялись и раньше, но ныне это делается более масштабно, благодаря «цивилизованности» общества, в данном случае речь идёт о скорости информированности «нужными» новостями, запускаемыми в эфир властями или теневыми кардиналами. Вот против такого эрзаца и выступает с завидной регулярностью Эрик. Правда, повторюсь, несколько своеобразно. Он вороном-альбиносом парит над головами собратьев и видит, что не нужен им. Взлетев повыше, насколько позволяет дух его, а это даже не первое небо из семи, естественно, он не наблюдает и там интереса к себе. Тогда белокрылый ворон спрашивает себя, нужен ли он миру вот такой, какой есть вообще. И не знает ответа на свой вопрос. Он страдает из-за своей неприкаянности в этом мире. Страдает и любит безумно саму жизнь, родных и близких, всех людей и Творца вселенной.

Эрик не прав, когда думает, что не нужен никому ни на земле, ни на небесах. Всевышний любит его, я его люблю, родители его любят, сын любит. Разве этого мало? По-моему, нет. Я ему об этом как-то сказал, а он не совсем поверил, а может быть, скрыл свои чувства. Но он никак не отреагировал, когда я привёл ему пример любви его Всевышним. Первичные итоги его игр с судьбой тому свидетельства. Он ел поганку или мухомор, залезал на высоковольтный столб, с закрытыми глазами проходил улицу в неположенном месте, где перегружено движение. И ни разу не получил серьёзно по шапке. Это ли не признание его надобности миру? Но отчего-то данных подтверждений ему недостаточно. Мой друг потрясающе необычен. Он неуклонно следует раз и навсегда выбранному курсу, не признавая никаких компромиссов и без оглядки по сторонам. И Бог идёт ему навстречу. Оберегает его от плохих людей, от катастрофических случайностей. Потому что он нужен.

А Дмитрий не такой. Он подвержен влиянию того, что сильнее. Но его готовность принимать, а не перенимать, по-детски наивна и чиста.

Кредо Эрика – и один человек может быть воином в поле. Его отличает внутренняя чистота, искренность перед собой и миром. Дмитрий зависим от обстоятельств.

Эрик активный бунтарь творческого плана, как Виктор Цой, требовавший от людей, от личностей, от власти, от мира, от Творца перемен, приглашавший обратить пристальное внимание не на окружающий антураж, а на внутренний мир. Дмитрий тоже не ленив, но он не требователен к миру, к людям, к творчеству». Мысли приостановились.

Проходя мимо трамвайной остановки, у самого его общежития Асманкель вдруг столкнулся с Дмитрием. Они радостно обнялись и стали делиться своими новостями. Не собиравшийся ранее этого делать, он всё-таки поделился мыслями об очерке «Многогранность». На что услышал невразумительное «хе-хе».

– Наверное, Эрик прав, раз и ты туда же. Он сказал, что я не тем голову забиваю.

– Но я этого не говорил.

– Ты сказал более откровенно. Порой простой взгляд или молчание более убедительны, чем самые умные вслух высказанные слова. Похоже, я и вправду не тем голову забиваю. Видишь ли, мой дорогой друг, наверное, я не справляюсь с откровениями. Какими, лучше не спрашивай. Я воспринимаю информацию, исходящую из глубин моего сознания, которая пугает меня своей нерасшифрованностью. Поэтому, наверное, занимаю голову не тем, чтобы о них не думать.

– О чём всё-таки твои откровения?

– О Боге с Люцифером, о человеке с бесом, о жизни со смертью, о добре со злом.

– О-о, брат мой, ты попал.

– Попал, согласен.

– За «крышу» свою не волнуешься?

– Разумеется, беспокоюсь.

– Смотри, а то снесёт и окажешься ты клиентом шестой палаты.

– Всё может случиться, дорогой мой Дмитрий, всё может стать. Бог даст, справлюсь. Хотя ты прав, надо быть поаккуратнее с этим. Ведь сознание человеческое почему такое хрупкое?

– Не знаю.

– «Дом» этот имеет фанерные стенки, при первом же сильном ветре их сносит. Ненадёжное «строение». Таким «домам» не нужны душевные и эмоциональные проявления человеческой природы. Сознанию нужна умеренность, оно не жаждет ни совершенства, ни обогащения духовного, требующего сверхусилий. Поэтому оно открещивается от мощного потенциала подсознания, загружая человека своими поверхностными проблемами.

– Ты что имеешь в виду?

– Вино, хлеб, зрелище, разврат.

– Но и они тоже людям нужны.

– Нужны? Особенно последнее?

Дмитрий ничего не ответил. Но вспомнил, что ему позарез куда-то нужно. Они расстались. Дмитрий не раз ловил себя на мысли, что Асманкель его моментами напрягает. Чем? Он понять не мог. И поделился как-то своими наблюдениями с женой. Она отреагировала не так, как того он ожидал: «Говоришь, напрягает? Если так, то чего к нему так торопишься? Или ты так спешишь не к нему? А может быть, под видом общения с другом ты каждый раз идёшь на встречу с любовницей?» На что молодой муж отвечал на полном серьезе, что собирается на встречу с мужчиной – раз и с другом – два. Молодая жена парировала фразой: «Делаю для себя вывод: я как женщина тебя не напрягаю». Дмитрий в ответ качал головой, мол, о чём ты, милая? Уходя на какую-нибудь встречу, он всегда корил себя за бегство налево.

Сын Барбека был уверен, что жена друга догадывается о похождениях мужа, но никогда не будет опускаться до выслеживания его. И никогда не будет унижаться и звонить знакомым и друзьям, проверяя алиби любимого. А любимый снова стоял у подъезда очередной любовницы и ненавидел себя за это, но ничего с собой поделать не мог.