Текст книги "Истоки. Качественные сдвиги в экономической реальности и экономической науке"

Распространившийся среди экономистов скепсис по отношению к историческим сценариям постадийного экономического роста привел к тому, что дело новых периодизаций общественного развития было оставлено социологам. Однако они, переходя от концепций трансформации передовых индустриальных обществ к определению места этих обществ в истории, отталкивались от ключевого значения долговременных сдвигов в структуре производства и занятости, обобщенных английским статистиком Колином Кларком в трехсекторной модели хозяйственной эволюции. Еще в книге «Условия экономического прогресса» (1940) Кларк обосновал на долгосрочных статистических рядах наличие тенденции[275]275
  Зачатки понимания этой тенденции Кларк обнаружил в сочинениях Уильяма Петти, потому и предложил назвать ее законом Петти.


[Закрыть] к переливу экономической активности (занятость и вклад в ВНП) и покупательского спроса от первичного (аграрно-сырьевого) сектора сначала к вторичному сектору (обрабатывающая промышленность) и затем к третичному сектору (сфера услуг).

Именно сервисизация хозяйства стала первоначальным основанием для социологических выводов о переходе стран – лидеров капиталистического лагеря к постиндустриальному обществу. Но в обобщающей книге ведущего теоретика этой концепции американца Дэниела Белла «Грядущее постиндустриальное общество» (1973; 2-е изд. – 1976), наряду с расширением относительно материально-производственных отраслей сектора услуг, в качестве основного признака нового периода были указаны интеллектуальные технологии, базирующиеся на кодификации теоретических знаний. Акцентируя возвращение «через голову» Маркса к Сен-Симону, Белл проводил различие между главными всемирными эпохами по критериям доминирующей сферы хозяйственной деятельности (трудовой занятости) и значения образования и квалификации, настаивая на большей плодотворности стадиального анализа «сквозь призму технологии и знания», а не «сквозь призму собственности». Кроме того, называя себя «постмарксистом», он отвергал существование единой «детерминистской траектории», выдвигая принцип автономности «осей» развития технико-экономического строя (включая социальную структуру), политики и культуры.

Систематизация Беллом идеи постиндустриального общества (начиная с 1971 г.[276]276
  Bell D. The Post-Industrial Society: The Evolution of an Idea // Survey. 1971. No. 17. Р. 102–168.


[Закрыть]) совпала с прорывом в микроэлектронике, открывшим каналы насыщения хозяйственного быта в странах – лидерах капиталистического лагеря цифровыми информационными технологиями, которые Белл назвал компьюникационными сетями (от слов «компьютер» и «коммуникация»). Позднее Белл согласился с довольно распространенным отождествлением[277]277
  Например, обоснованным японским социологом Е. Масудой в работе: Masuda Y. The Information Society as Post-Industrial Society. Washington, DC: World Future Society, 1981.


[Закрыть] постиндустриального общества с информационным, хотя были предложены и другие, но по содержанию похожие определения.

Однако трансформация индустриального общества в постиндустриальное, по Беллу, вовсе не исчерпывается новой технологической революцией в промышленности (третьей после внедрения паровых двигателей и электрификации). Меняется основа классовой структуры (социальной стратификации) вследствие массового профессионального образования, и в центр конфликта интересов выдвигаются группы и места приложения профессиональной активности – ситусы (от лат. situ – «положение», «позиция»).

Другой известный американский социолог-постиндустриалист, Элвин Тоффлер, добавил в концепцию метафору трех глобальных хозяйственных «волн» (1980), подразумевая под ними решающие для прогресса трех секторов хозяйства технологии: аграрные (первая волна от неолитической революции), машинные (вторая волна от промышленной революции) и сервисные (третья волна от информационно-коммуникационной революции). В интерпретации Тоффлера чувствуется влияние учения К. Маркса о противоречии между развивающимися производительными силами и отставшими производственными отношениями как глубинном источнике социальных революций. «Центральную ось политической напряженности» Тоффлер усматривает в столкновении экономических группировок и институтов, связанных с разными волнами.

Концепция постиндустриального общества является наиболее простым вариантом глобально-цивилизационного подхода, что отчасти объясняет ее популярность в России 1990-х гг., когда формула «возвращения в цивилизованный мир» стала «кодовой» после слома формационной ферулы. Но тогда же началось проникновение в Россию подхода, получившего уже после 2000 г. широкое признание в качестве перспективного направления методологического синтеза между стадиальным видением истории и видением истории как совокупности различных крупных локальных систем[278]278
  Крадин Н. Н. Проблемы периодизации исторических макропроцессов // История и Математика: Модели и теории / отв. ред. Л. Е. Гринин, А. В. Коротаев, С. Ю. Малков. М.: ЛКИ/URSS, 2008. С. 166–200.


[Закрыть], – мир-системного анализа.

Мир-системный (миросистемный) подход, или мирсистемный анализ (МСА), сложился как интернациональная научная школа с организационным ядром в Бингемтонском университете (США, штат Нью-Йорк) – в Центре по изучению экономик, исторических систем и цивилизаций, созданном Иммануилом Валлерстайном в 1979 г. и получившем имя Фернана Броделя (1902–1985).

Ф. Бродель во второй половине ХХ в. был лидером знаменитой французской школы «Анналов», основанной в 1929 г. историком-экономистом М. Блоком и культуроведом Л. Февром и стремившейся к «историческому синтезу» без жестких перегородок как между историей и современностью, так и между различными общественными науками. Школа особенно известна тем значением, которое она придала категории mentalite («менталитет», «ментальность»), но также преемственностью с французской антропогеографией и глубоким внедрением в историографию политэкономической категории «конъюнктура» (подразумевающей и длинноволновую динамику, начало изучения которой было положено в России Н. Д. Кондратьевым, во Франции Ф. Симианом, в Германии А. Шпитгофом, в США Й. А. Шумпетером).

Ф. Бродель обосновал существование трех уровней исторического времени в хозяйстве, сравнив их с морскими глубинами, волнами и поверхностными кругами на воде. Глубинный уровень – это время большой длительности, в котором медленно развертываются рутинные процессы материальной цивилизации, элементарного хозяйственного быта. Это с трудом поддающиеся изменениям структуры повседневности, обусловленные безличными географическими и производительными силами. Поверхностный уровень – это отдельные более или менее значимые события. Промежуточным же является уровень конъюнктур – общих перемен и ритмов жизнедеятельности наций и социальных групп, вовлеченных в рыночные игры обмена и накопление капитала, где тон задают города. Конъюнктура – цикл продолжительностью от 50 до 100 лет, когда меняются численность населения, технология и цены; происходят подрывающие структуру сдвиги в ментальностях.

Изучение больших зон экономических взаимодействий, порожденных развитием материальной цивилизации и рынков, привело Броделя к категории «мир-экономика»: центрально-периферийное единство на более или менее обширном географическом пространстве с доминирующим центром-«сверхгородом», довольно развитыми второстепенными областями и окраиной, ресурсы которой перераспределяются центром в свою пользу. Занимаясь генезисом европейского капитализма, Бродель сделал вывод, что в XIII в. на Западе накопление торгового капитала создало динамичную мир-экономику с доминирующим сверхгородом в Средиземноморье – Венецией. Во время Великих географических открытий западная мир-экономика разрослась до трансокеанического мирового рынка; главные торговые пути переместились из Средиземного моря в Атлантический океан. Бродель предложил для этого глобального переходного периода понятие «долгий XVI век» (начало на два-три десятилетия раньше 1500 г. – конец на два-три десятилетия позже 1600 г.).

Очагами западной мир-экономики, манипулирующими перераспределением ресурсов с дальней периферии, стали первые общеевропейские центры финансов и организованных рынков – Антверпен, Генуя (XVI в.), Амстердам (с начала XVII в.). Затем, с подчинением западной мир-экономике всех прочих мирэкономик, фокус сместился на Великобританию, связанную Лондоном в единство национального рынка.

После 1929–1933 гг. центр западной мир-экономики закрепился за США во главе с Нью-Йорком.

Главное направление исследований МСА можно выразить двумя словами, вынесенными Ф. Броделем в сжатое популярное изложение его главного труда «Материальная цивилизация, экономика и капитализм» (в 3 т.; 1977): динамика капитализма[279]279
  Бродель Ф. Динамика капитализма. Смоленск: Полиграмма, 1993.


[Закрыть]. Школа первоначально объединила специалистов по периферийному капитализму, оппозиционных как линейно-формационному подходу, так и стадиальной концепции модернизации. Понятиям общественно-экономических формаций и стадий роста была противопоставлена категория «исторические системы», выведенная из учения Карла Поланьи о трех институциональных формах взаимодействия по поводу получения благ и услуг. Поланьи («Великая трансформация», 1944) отграничил рыночный обмен как основной механизм экономической координации в индустриальном обществе от более древних способов такой координации: реципрокности (от лат. reciprocus – «возвращающийся») и редистрибуции (от лат. redistributio – «перераспределение»). Реципрокность означает передачу продуктов и оказание услуг даром в соответствии с заведенным порядком в сообществе (кровные, соседские или какие-то иные узы); редистрибуция – властное принудительное перераспределение для концентрации потребительских благ и ресурсов в центре.

И. Валлерстайн соотнес три эти формы с основными типами исторических систем как главных единиц мирового развития: реципрокность преобладала в различных недолговечных мини-системах; редистрибуция – в мир-империях; мир-экономики основаны на рыночном обмене. Но, по мнению Валлерстайна (в отличие от Броделя), лишь одна мир-экономика в истории сложилась до конца – это современная западоцентричная, развившаяся в «долгом XVI веке» в капиталистическую мир-систему. Все предыдущие мир-экономики оказывались непрочными и либо распадались, либо поглощались редистрибутивными мир-империями – крупными, более или менее длительно существующими, территориальными образованиями с централизованной политической властью, в которых политика доминировала над экономикой, а связность поддерживалась военной силой и бюрократией.

Связность капиталистической мир-системы обеспечивается не политическими институтами, существующими за счет налогов и дани, а относительно автономными и притом расширяющимися цепочками рыночного обмена, структурировавшими международное разделение труда (МРТ). Оно определяет иерархию мирсистемных уровней (ярусов): центр («сердцевина», «ядро») – полупериферия – периферия. Сформировавшаяся западная капиталистическая мир-экономика стала глобальной исторической системой через победу над западной же мир-империей испанских и австрийских Габсбургов. А затем постепенно подчинила себе все мир-империи и мини-системы, став определяющей по отношению к национальным экономикам.

При образовании капиталистической мир-системы ее центр (ядро) составили приатлантические страны северо-западной Европы (Нидерланды, Англия, Франция); ослабевшие западносредиземноморские страны (Испания и Италия), вытесненные на полупериферию, в него не попали, хотя активно участвовали в перераспределении к центру ресурсов от периферийных отсталых регионов. Полупериферия необходима, чтобы сделать функционирование капиталистической мир-экономики более плавным при прогрессирующем системном расхождении ядра и периферии; позднее некоторым новым державам, использовавшим силу своих государственных механизмов для догоняющего экономического развития, удалось через полупериферию прорваться в ядро.

Ядро количественно превосходит периферийные зоны по производительности труда и уровню дохода на душу населения. В нем достигается отраслевое разнообразие (диверсификация) сельского хозяйства и растущей обрабатывающей промышленности, требующее труда более высокой квалификации, что способствует развитию аренды и вольного найма. Напротив, формами контроля над трудом в периферийных регионах, специализирующихся на экспорте зерна, растительного сырья (древесины, хлопка, сахара) и драгоценных металлов, – в Восточной Европе и заокеанских колониях – стали барщина и рабство. Недостаток «отраслевой решетки» повлек за собой расстыковку различных секторов хозяйства (прежде всего аграрного и индустриального) и подчиненное положение на мировом рынке.

Капиталистическая мир-система – межгосударственное образование, но в его ядре происходит конкуренция между сильнейшими национальными государствами, «великими державами», за гегемонию в глобальном пространстве развития. И. Валлерстайн насчитал лишь три случая мир-системной гегемонии: гегемонию Голландской Республики (Соединенных провинций Северных Нидерландов) после Тридцатилетней войны (1618–1648 гг.) в Европе; гегемонию Соединенного Королевства Великобритании после его победы над Францией в европейской монархической коалиции (17 9 2 –1815 гг.); гегемонию Соединенных Штатов Америки после двух мировых войн (1914–1918 и 1939–1945 гг.) в ХХ в. Гегемония заключается в одновременном (сравнительно коротком) превосходстве капиталистических предприятий данной великой державы в трех сферах: материального производства (сельскохозяйственного и промышленного), торговли и финансов.

Гегемония чередуется с соперничеством за нее; чередуются и фазы подъема и спада (конъюнктурные циклы большой длительности), налагающиеся, однако, на тренды накопления капитала, меняющие конфигурацию «центр – полупериферия – периферия». Как уточнил Джованни Арриги (1937–2009), циклы накопления в мир-системе сопровождались трендом к глобальному расширению влияния ее гегемонов.

Сфокусировав главное внимание на эволюции капиталистической мир-системы после «долгого XVI века», школа МСА затем переосмыслила экономическую историю отдаленных эпох, тем самым подвергнув сомнению вывод Валлерстайна о единственной мир-системе. Проследив формирование древних и средневековых сетей межконтинентальной афроевразийской торговли, Андре Гундер Франк (1929–2005) предложил вообще отказаться от дефиса в понятии «мир-система» (world-system) и говорить о гораздо более длительной (не пять, а пятьдесят веков) и многоцентричной мировой системе (world system) экономических взаимозависимостей. Она была разрушена величайшей в истории демографической катастрофой («черной смертью» – евразийской пандемией чумы в XIV в., распространявшейся прежде всего по торговым путям!). Но экспансия Запада начиная с «долгого XVI века» установила на обломках прежней мировой системы новую, уже однополярную («европейское чудо»).

Эта полемика перекинулась и в Россию, где при общем росте интереса к МСА (в контекстах неомарксизма, геополитики, геоэкономики, кондратьевских длинных волн, дилеммы «Восток – Запад» и т. д.) особо можно выделить два направления его разработки. Это мир-системная интерпретация истории России[280]280
  Кагарлицкий Б. Ю. Периферийная империя. Россия и миросистема. 3-е изд. М.: Либроком, 2012.


[Закрыть] и применение методологии МСА в клиодинамике – построении математических моделей крупномасштабных исторических процессов, включая экономические кризисы.

Клиодинамисты Л. Е. Гринин и А. Е. Коротаев[281]281
  Гринин Л. Е., Коротаев А. В. Социальная макроэволюция: Генезис и трансформации Мир-Системы. М.: Либроком, 2009.


[Закрыть] предприняли попытку новой развернутой периодизации истории, опирающейся на расширенную интерпретацию категории «мир-система» (Мир-Система), при которой от МСА отводится резонный упрек (Ю. И. Семенова) в игнорировании стадиальной типологии. Вместо критерия И. Валлерстайна – «всемирный оборот массовых большегрузных товаров» (потребительских и сырьевых) – клиодинамисты предложили гораздо более «мягкий» критерий сетевой взаимосвязи, которую на ранних стадиях Мир-Системы, задолго до современной капиталистической мир-системы, образуют сети дальней информации и престижных товаров, а также политические и военные сети. Благодаря этим сетям происходила диффузия технологических нововведений, религиозных и административных систем, потребительских эта лонов.

Л. Е. Гринин и А. Е. Коротаев интегрировали со своей версией мир-системного подхода переосмысленные категории формаций и трех хозяйственных волн, интерпретируя неолитическую, промышленную и научно-информационную мировые производственные революции как стадиальные рубежи между четырьмя всемирно-историческими формациями: 1) охотничье-собирательской; 2) аграрно-ремесленной; 3) индустриальной; 4) научно-информационной.

По характеристике Гринина и Коротаева, мировые производственные революции – это перевороты в производительных силах, которые принципиально меняли технологии и взаимоотношения общества и природы, вовлекали в хозяйственный оборот принципиально новые возобновляемые или длительно неисчерпаемые ресурсы и многократно повышали производительность труда, что влекло и качественную реорганизацию всей социальной структуры. Производственные революции происходили в передовых регионах (центре) Мир-Системы и порождали диффузию результатов с небольшого на значительное число обществ и структуризацию взаимодействий «центр – периферия».

Всего клиодинамисты выделили шесть стадий развития Мир-Системы.

1. Формирование, первоначальная диффузия технологических нововведений и потребительских эталонов, первые города, государства и цивилизации (VIII–IV тысячелетие до н. э.).

2. Возникновение сложных аграрно-ремесленных обществ, основанных на поливном (ирригационном) земледелии с применением металлических орудий труда, а затем и на неполивном земледелии с применением металлических орудий труда, имеющих железные части; появление крупных государств и империй (IV тысячелетие – середина I тысячелетия до н. э.).

3. Зрелость аграрно-ремесленных обществ, появление и расцвет цивилизаций, основанных на мировых религиях (ок. 500 г. до н. э. – середина XV в.).

4. Расширение Мир-Системы и ее превращение в капиталистическую мир-систему с диктуемой ею производственной специализацией периферийных регионов; начало доминирования западной промышленной цивилизации (конец XV – начало XVIII в.).

5. Господство западных промышленных держав как мир-системного центра над большей частью планеты (середина XVIII – середина ХХ в.).

6. Трансформация Мир-Системы в связи с научно-информационной революцией, главной чертой которой является создание электронных средств коммуникации (после 1950 г.).

Можно заметить, что мир-системная периодизация истории так или иначе охватывает большинство из предшествующих периодизаций (что влечет неизбежные упреки в эклектизме). Предметом острых дебатов еще долго будут ее пробелы и спорные пункты, но как для западных основателей МСА, так и для его российских последователей дискуссионность положений и открытость для критики и самокритики являются условием дальнейшей разработки мир-системного подхода. Так, например, Л. Е. Гринин уже выступил с уточнением, что на стадиях 2 и 3 существовало несколько мир-систем, из которых лидирующей была Афроевразийская мир-система, охватывавшая территории, где к началу новой эры проживало более 90 % населения мира и переросшая на стадиях 4 и 5 в единую, или современную, капиталистическую мир-систему[282]282
  Гринин Л. Е. Истоки глобализации: мир-системный анализ // Век глобализации. 2011. № 1 (7). C. 80 –9 4. URL: http://www.socionauki.ru/journal/articles/132579/ (дата обращения: 25.01.2014).


[Закрыть].

Существенным пробелом остается мир-системная трактовка истории СССР и социалистического лагеря, никак особо не выделяемой в периодизации Гринина – Коротаева, а Валлерстайном сводимой ко «второму плану» «тридцатилетней мировой войны» (1914–1945) за гегемонию в капиталистической мир-системе между США и Германией и затем также ко «второму плану» наступившей гегемонии США («социализм в одной стране» – разновидность догоняющего национального периферийного развития; СССР развился во вторую военно-политическую сверхдержаву, но остался полупериферией). Требуется и серьезное уточнение ключевой категории «полупериферия».

Недостатки мир-системного анализа не должны, однако, по нашему мнению, препятствовать расширению сферы его применения в историко-экономических исследованиях. Два аспекта такого применения представляют особый интерес.

Во-первых, мир-системное направление актуализирует не только наследие Н. Д. Кондратьева, чья теория длинноволновой экономической динамики, распространяясь на смежные науки, стала, по существу, одним из источников МСА[283]283
  В геополитологии появилось даже понятие «сдвоенная модель Кондратьева – Валлерстайна» (Колосов В. А., Мироненко Н. С. Политическая география и геополитика. М.: Аспект Пресс, 2001. Гл. 15.3).


[Закрыть], но и наследие других выдающихся российских ученых первой трети ХХ в.: системную методологию и нелинейный формационный подход А. А. Богданова, антропогеографию и политическую географию В. П. Семенова-Тян-Шанского, аграрно-эволюционную теорию Н. П. Огановского.

Во-вторых, открываются новые возможности для истории экономических учений: исследование влияния стран-гегемонов и борьбы за гегемонию на формирование политической экономии и затем англоязычного мейнстрима, на судьбы альтернативных направлений и национальных школ[284]284
  Отдельные исследования такого рода уже предприняты Ю. В. Латовым (Латов Ю. В. История экономических учений как отражение конкуренции национальных экономических систем в ядре мир-экономики // TERRA ECONOMICUS [Экономический вестн. Ростовского гос. ун-та]. 2007. Т. 5. № 3. С. 43–57) и автором настоящей статьи (Гловели Г. Д. Евразийское месторазвитие и эталонные ареалы экономических реформ в истории России // Федерализм. 2009. № 2. С. 7–28; № 3. С. 147–162). См. также новый учебник: Гловели Г. Д. История экономических учений. Углубленный курс. 2-е изд. М.: Юрайт, 2013 (особенно § 3.7, 4.4).


[Закрыть].

© Гловели Г. Д., 2015