Текст книги "Истоки. Качественные сдвиги в экономической реальности и экономической науке"

Марксизм, провозгласив главной движущей силой общественного прогресса борьбу антагонистических классов, пророчествовал о будущей бесклассовой формации, но искал подпоры в археологии и этнографии для характеристики первобытного общества как первой – доклассовой – формации. К. Маркс ухватился за деление на каменные века и века металлов, к которому его младший современник англичанин Джон Лаббок (Леббок) добавил принципиальное разграничение веков «древнекаменного» и «новокаменного» – палеолита и неолита – по критерию раз но обра зия техники обработки камня и орудий из него (1865). Энгельс, опираясь на выводы книги американского этнографа Л. Г. Моргана «Древнее общество, или Исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации» (1877), обрисовал схему появления общественного разделения труда, антагонистических производственных отношений, классов и государства. Это была формационная картина дописьменной истории человечества. А три главные эпохи письменной истории[257]257
  Впервые выделенные германским филологом Х. Келлером (Целлариусом) в 1695 г.


[Закрыть] – Древний мир, Средневековье и Новое время – были отождествлены с тремя главными формами эксплуатации человека человеком и (выделенными вслед за сен-симонизмом) классовыми антагонистическими формациями: рабовладельческой, феодальной и капиталистической (буржуазной).

Поскольку Марксов анализ классовых докапиталистических формаций остался в рукописях[258]258
  Впервые опубликованы на русском языке под заглавием «Формы, предшествующие капиталистическому производству» в 1939–1941 гг.


[Закрыть], формационный подход в целом стал развиваться под воздействием книг Энгельса «Анти-Дюринг» (1878, при участии Маркса) и «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884, уже после смерти Маркса).

К концу XIX в. археологи выделили мезолит (среднекаменный век), а между неолитом и бронзовым веком – медный век; в течение ХХ в. это членение уточнялось. Наибольший вклад в материалистическое понимание первобытной истории внес английский археолог Вир Гордон Чайлд (1892–1957). Он назвал неолитической революцией процесс перехода первобытных общин от присваивающего хозяйства (охота, собирательство, рыболовство) к производящему хозяйству (земледелие, скотоводство, ремесло), а городской революцией – возникновение структуры классового господства-подчинения при переходе к металлическим орудиям, прежде всего к более совершенным орудиям нападения. В местах сгущения производящего хозяйства усложнялся порядок занятий и накапливалось богатство, притягательное для завистливых соседей. А медь и металлы, дающие в сплаве с ней бронзу (олово, свинец), были далеко не повсеместны. Редкость делала их стратегическим сырьем и предметом острого межплеменного соперничества. Металлическое оружие превратило стычки в жестокие схватки, отголоски которых прозвучали в легендах о медном веке, отмеченном кровавыми войнами. Возникла потребность в мощной обороне, вызвавшая рост укрепленных поселений – городов. Они возвысились над сельской округой и стали местами сосредоточения государственной власти с ее вооруженными силами, хозяйственно-распорядительными функциями и обслуживающим ремеслом.

Концепция «неолитической» и «городской» революций не вошла в каноническую схему пяти формаций (первобытно-общинная, рабовладельческая, феодальная, капиталистическая, коммунистическая), жестко закрепленную в главной книге сталинского тоталитаризма – «История ВКП(б). Краткий курс» (1938), а также, уже после смерти И. Сталина, в написанном по его указанию учебнике «Политическая экономия» (1954). «Пятичленка» пресекла также дискуссии об особом «азиатском способе производства», развернувшиеся в СССР на рубеже 1920–1930-х гг. и наводившие на мысли о сходстве основных черт «победившего социализма» в СССР и восточного военно-бюрократического деспотизма.

Октябрьская революция 1917 г., приведшая к власти в России Ленина и партию большевиков, была провозглашена в СССР началом «новейшего» времени, общего кризиса капитализма и формирования лагеря социализма. Социализм, согласно букве книги В. Ульянова-Ленина «Государство и революция» (опубл. в 1918), получил определение «низшая фаза» коммунистической формации. Расширение лагеря социализма после победы СССР в Великой Отечественной войне и окончания Второй мировой войны дало основания для вывода о втором этапе общего кризиса капитализма.

Сталинской «политэкономией в широком смысле» для каждого способа производства и, соответственно, формации была предложена формулировка «основного экономического закона» (ОЭЗ). Для первобытно-общинной формации он был сформулирован как «обеспечение необходимого продукта на основе примитивных орудий, общинной собственности и уравнительного распределения». Для антагонистических формаций критерием ОЭЗ были приняты способ присвоения прибавочного продукта и характер собственности на средства производства и рабочую силу. Соответственно, ОЭЗ рабовладельческого строя – присвоение прибавочного продукта рабовладельцами на основе их полной собственности на средства производства и на эксплуатируемых рабов, а также посредством завоеваний; ОЭЗ феодального строя – присвоение прибавочного продукта феодалами на основе их собственности на землю и неполной собственности на эксплуатируемых крепостных крестьян; ОЭЗ капиталистического строя – присвоение прибавочного продукта капиталистами в форме прибавочной стоимости на основе их собственности на средства производства и продукт труда формально свободных наемных рабочих. Для ОЭЗ социалистического способа производства была взята ходульная формулировка Сталина «обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники».

Несмотря на развенчание Сталина на ХХ съезде КПСС (1956), «пятичленка» сохранила еще на тридцать лет монопольное положение в СССР как периодизация экономического развития, хотя возобновились дискуссии об азиатском способе производства и шире – о вариативности докапиталистических формаций.

Первостепенное значение получила категория ренты, заимствованная К. Марксом у политэкономов-классиков для анализа чистого дохода (части прибавочной стоимости), присваиваемого земельным собственником в капиталистическом сельском хозяйстве. Начало ее исторической универсализации положил Б. Ф. Поршнев, сформулировавший (1953) основной закон феодального способа производства как присвоение частными землевладельцами феодальной ренты, т. е. чистого дохода от основных повинностей крепостных крестьян – полевой барщины, налога (оброка) натурой или монетой (соответственно отработочная, продуктовая и денежная рента). Сторонники концепции особого азиатского способа производства (АСП) его основным законом считали совпадение земельной ренты с государственным налогом (рента-налог). При этом АСП рассматривался как «параллельный» рабовладельческому и феодальному способам производства на Западе, а иногда отождествлялся с восточным «вечным феодализмом» (включая номадизм).

Из дискуссий советских историков, стремившихся «расковать» пятичленную формационную цепь, вышли концепции единого рентного сословно-классового способа производства с переплетением разных типов ренты в разных странах (В. П. Илюшечкин) и «большой» многоукладной феодальной формации с ведущей ролью натурального хозяйства и рентной (повинностной) формой присвоения прибавочного продукта (Ю. М. Кобищанов). В. П. Илюшечкин классифицировал типы ренты и, соответственно, эксплуатации[259]259
  Илюшечкин В. П. Эксплуатация и собственность в сословно-классовых обществах. Опыт системно-структурного исследования. М.: Наука, 1990.


[Закрыть], как показано в нижеследующей таблице.

Ю. М. Кобищанов связал вариативность в рамках растянувшейся на тысячелетия большой феодальной формации с различными сочетаниями принуждения к труду – внеэкономического (государственно-представительного, общинно-кастового, духовно-религиозного) и экономического (передача земли или скота в аренду, ростовщичество, неэквивалентный обмен) – и с многообразием хозяйственно-культурных типов (ХКТ)[260]260
  Кобищанов Ю. М. Теория «большой феодальной формации» // Вопросы истории. 1992. № 4–5. С. 5–17.


[Закрыть]. Основной ХКТ – пахарь с тягловым скотом («крестьянин»), но существовали еще сельскохозяйственно-культурные типы экстенсивного ручного и интенсивного ручного труда оседлых земледельцев и кочевого скотоводавоина, а также разнообразные несельскохозяйственно-культурные типы (от обожествляемого царя до бесправного раба, от рыцаря до ремесленника, от религиозного аскета до торговца и ростовщика). Это разнообразие обусловило наличие в структуре феодальной формации рабовладения как неосновного уклада и возникновение протокапиталистических укладов в различных регионах (например, в Нововавилонском царстве VI в. до н. э. и в греческих полисах V–IV вв. до н. э.). Многообразны были и феодальные цивилизации, имевшие либо синхронные связи (сосуществование), либо диахронные (преемственность); между ними складывались центрально-периферийные отношения «влияния – вражды». Капиталистическую же цивилизацию Кобищанов трактовал как единую и совпадающую с капиталистической фор мацией.

Усовершенствованный формационный подход Ю. М. Кобищанова акцентировал переходный воспроизводственный характер большой феодальной формации от присваивающего первобытного натурального хозяйства к капиталистическому крупнотоварному хозяйству, создавшему поступательное расширенное воспроизводство. Такого воспроизводства не могли обеспечить феодальные «ячейки производства», разделенные Кобищановым на мелкие (семейные земледельческие, скотоводческие, ремесленные домохозяйства) и условно крупные (храмовые, придворные, вельможные хозяйства).

Переосмысление догматики и эвристики формационного подхода после того, как он был лишен функции партийно-идеологической ферулы, побуждает обратиться к первому марксистскому опыту «политэкономии в широком смысле» – «Курсу политической экономии» А. Богданова и И. Степанова (в 2 т., 1910–1919), опиравшемуся на обоснованный Богдановым организационный (системно-структурный) подход. Считая главным в политэкономии последовательное проведение структурной точки зрения, Богданов принял для характеристики сменяющих друг друга формаций единую структурную схему: отношения общества к природе (или «технико-производственные отношения») – производственно-распределительные отношения – общественная психология – идеологии. При этом формационному подходу были приданы следующие особенности.

1. Акцент на том, что идеологические формы (от речи до естествознания), будучи «генетически вторичными», т. е. производными от социального бытия (производства), оказывают активное обратное воздействие на экономику как организующие при спо соб ления.

2. Трактовка классового строения обществ более через антитезу «организаторских» и «исполнительских» функций, чем в категориях отношений собственности.

3. Отражение различий в сочетаниях реальных организаторских функций и «потребительно-паразитических» тенденций имущих классов через критерий прогрессивности либо деградации формационного развития.

4. Включение в формационный контекст критерия уровня менового оборота.

Богданов и Степанов исходили из отсутствия униформизма в рамках формаций и, например, рассматривали классическое («законченное») рабовладение и многодневную барщину как крайние и неповсеместные варианты хронологически размытой феодальной, или «авторитарной», формации. Один вариант стал возможным в условиях длительной военной эксплуатации отсталых племен с захватом недвижимой (территория) и движимой (включая рабов) добычи; другой – в условиях, где не смог окрепнуть ремесленно-городской строй и крепостное право придавило крестьянскую общину, позволив господам отяготить подневольный труд ради товарного прибавочного продукта в расчете на максимизацию денежного дохода.

Вариативность Богданов предполагал и в движении капиталистической формации, допуская различные направления ее изменений от «промышленного феодализма» (фашизма) до перехода руководящей роли к классу технической интеллигенции. Но методологический коллективизм привел Богданова к выхолащиванию (несмотря на принятие меновых концепций исторической школы!) анализа обмена и индивидуальных стимулов хозяйственной деятельности и сциентистскому уподоблению социалистической («планомерной») организации хозяйства технической целесообразности при недифференцированном коллективном принятии решений. К тому же некоторые важные работы Богданова опубликованы не были и не смогли оказать влияние на общественную мысль ХХ в., хотя по-прежнему представляют немалый теоретический интерес[261]261
  Подробнее см.: Гловели Г. Политэкономия в широком смысле: элементы институционализма и утопизма // Вопросы экономики. 2010. № 10. С. 113–134.


[Закрыть].

Для дискуссий об азиатском способе производства была весьма значимой непроясненная формулировка К. Маркса, что «азиатский, античный, феодальный и современный буржуазный способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации»[262]262
  Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 13. С. 5.


[Закрыть]. Она же дала повод для современных «постмарксистских» и «неомарксистских» интерпретаций, сводящих число общественных формаций лишь к трем: 1) архаической, или доэкономической; 2) экономической, или капиталистической; 3) постэкономической[263]263
  Иноземцев В. Л. К теории постэкономической общественной формации. М.: Таурус, 1995.


[Закрыть], или коммунистической[264]264
  Колганов А. И. Что такое социализм? Марксистская версия. М.: Либроком, 2012.


[Закрыть].

Гораздо более детальная неоформационная периодизация обоснована Ю. И. Семеновым[265]265
  Семенов Ю. И. Введение во всемирную историю. Вып. 1–3. М.: Старый сад, 1997–2001; Семенов Ю. И. Философия истории. М.: Старый сад, 1999.


[Закрыть], определившим свой подход как глобально-формационный; уместно также понятие «эстафетно-стадиальный» ввиду доказанного значения исторической эстафеты как необходимого условия перехода к более производительной формационной стадии в масштабах исторического пространства в целом. Семенов, признанный специалист по экономической истории первобытного общества, прежде всего разграничил палеоисторию (первобытных и предклассовых обществ) и историю цивилизованных классовых обществ (формаций), в которой основными единицами выступают социально-исторические организмы – социоры. Социоры могли быть «магистральными», передовыми, воплощавшими наивысшую для периода ступень социально-экономического развития, и «немагистральными», которые могли либо преобразиться в передовые социоры следующего периода, либо оказаться «боковыми» или тупиковыми.

Формации Семенов отождествляет не со стадиями последовательного развития отдельных социоров (страны, народа), а с периодами, в рамках которых в меняющей свою конфигурацию мировой системе формируются новые магистральные системы социоров в центре исторического пространства, в то время как в периферийных зонах образуются параформации (от греч. πᾰρά – около, возле). Формации как стадии всемирно-исторического процесса не совпадают со способами производства, которые могут существовать в рамках разных формаций, занимая различное место в их структуре.

Особое значение в концепции Семенова получило понятие политаризма, или политарного способа производства. Оно было применено не только к характеристике древнейшей («азиатской») формации и вариантов классовых обществ в последующей истории Востока, но и к переломным этапам в развитии средиземноморской (падение республики и установлении империи в Риме) и западной (абсолютизм, фашизм) цивилизаций, а также к определению социально-экономического строя СССР и стран «социалистического лагеря» (индустрополитаризм).

Общая схема эстафетно-стадиального подхода Ю. И. Семенова такова.

I. Палеоистория (35–6 тыс. лет назад) с тремя основными этапами: 1) собственно первобытные общества с уравнительным распределением всего добытого продукта между членами общины; 2) первобытно-престижные общества с возникновением имущественного неравенства и раздвоением экономики на жизнеобеспечивающую и престижную; 3) предклассовые общества в шести альтернативных вариантах (проформациях) в зависимости от преобладающей формы эксплуатации[266]266
  После появления первобытно-престижных и затем предклассовых обществ многие собственно первобытные общества остались таковыми и продолжали существовать.


[Закрыть].

II. История цивилизованного общества (4 тыс. лет до н. э. – современность).

1. Древнеполитарные общества (от греч. πολιτεία – государство) IV–II тысячелетий до н. э., сосуществовавшие с первобытными и предклассовыми. Возникновение разрозненных исторических гнезд и формирование из их числа (Междуречье, Египет) первой мировой системы социоров – ближневосточной, по отношению к которой другие социоры остались периферией.

2. Античность (VIII в. до н. э. – V в.). Возникновение из западнофиникийского (Карфаген), греческого (включая колонии на берегах Черного моря) и италийского (латины, этруски) исторических гнезд мировой средиземноморской системы. Ее объединение с ближневосточной системой в центральное историческое пространство, по отношению к которому внешней периферией оказались новые исторические арены – южно– и восточноазиатские, возникшие вокруг исторических гнезд – Индии и Китая, а также великостепная, возникшая вследствие обособления кочевых обществ Евразии. (Возможно, особыми историческими аренами были также индокитайская и индонезийская.)

3. Средневековье (VI–XV вв.). Изменение конфигурации и расширение центрального исторического пространства: образование западноевропейской, византийской, исламской, центрально-восточноевропейской и североевропейской зон. Позднее – разделение центрально-восточноевропейской зоны на центрально-европейскую и восточноевропейскую (российскую); образование на основе западноевропейской зоны феодально-бюргерской мировой системы.

4. Новое время (XVI–XIX вв.). Развитие вглубь (Западная Европа) и вширь (распространение на весь земной шар) капиталистической мировой системы; возникновение всемирного исторического пространства и разделение его на зону-центр, или ортокапитализм (от греч. ορθός – прямой, истинный), и периферийные зоны, или паракапитализм. Ортокапиталистический центр сам образовал систему и входил в более обширную систему; паракапиталистическая периферия, входя в более обширную систему, сама системой не была.

5. Новейшее время (1905–1991 гг.) «социорно-освободительных революций» на паракапиталистической периферии; образование и распад в противоборстве с ортокапитализмом мировой неополитарной, или индустрополитарной, мировой системы («лагерь социализма»).

6. Современность (после 1991 г.). Глобальное классовое общество, разделенное на ортокапиталистический центр, старую и «новую» (бывшие индустрополитарные социоры) паракапиталистическую периферию.

Как видно из сделанного выше обзора, правильнее говорить не о каком-то одном «формационном», а о формационных подходах, из которых дискредитировавший себя линейно-пятичленный вовсе не является единственно возможным. Но еще более справедливо такое замечание по отношению к цивилизационным подходам, тем более что в этом случае мы имеем две принципиально разные группы подходов: 1) историософские концепции локальных цивилизаций, отрицающие единство всемирно-исторического процесса, и 2) напротив, исходящие из такого единства концепции, так или иначе универсализующие опыт западной цивилизации.

Наиболее известные локально-цивилизационные подходы были обоснованы в России Н. Я. Данилевским («Россия и Европа», 1869), в Германии О. Шпенглером («Закат Европы», 1922), в Англии А. Дж. Тойнби («Постижение истории», 1934–1961). Имевшие больше критиков, чем сторонников, и сосредоточенные более на духовной культуре, чем на хозяйстве, локально-цивилизационные подходы, тем не менее, выдвинули категории, значимые и для экономической истории, – особенно концепция Тойнби («вызов – ответ», «внешняя и внутренняя периферия» и др.).

В случае школы русского евразийства, основанной в 1920-е гг. в эмиграции экономистом-географом П. Н. Савицким, филологом Н. С. Трубецким и историком Г. В. Вернадским и своеобразно продолженной Л. Н. Гумилевым, локально-цивилизационный подход (восходящий к идее замкнутых культурно-исторических типов Данилевского) соединился с антропогеографическим и геополитическим. Главным вкладом евразийцев стало обоснование категории месторазвития как географической основы локальных цивилизаций. Но антропогеография и геополитика, выросшие из сравнительного землеведения XIX в. (изучения отношений различных человеческих обществ с географической средой), подытоженного в Германской империи кавалером прусского Железного креста Ф. Ратцелем[267]267
  Примечательно, что Й. Шумпетер, пренебрегший «малоинтересными попытками» исторической школы в политэкономии выделить последовательные стадии роста хозяйства, охарактеризовал работу Ратцеля «Антропогеография» (1882–1891) как «чрезвычайно значительную» (Шумпетер Й. А. История экономического анализа. Т. 3. С. 1035, 1037).


[Закрыть], а во франкоязычной Европе – парижским коммунаром Э. Реклю, дали серьезный импульс и концепциям, отразившим стремление западной цивилизации стать универсальной.