Текст книги "Чудеса Господа Бога нашего Иисуса Христа"

Картина несчастного страдальца ужасна, и в ней каждый из евангелистов выразил свое особенное впечатление. Но евангелист Марк, по свойственной ему более других изобразительности, прибавляет многие черты, чудно усиливающие ужасное положение несчастного человека и возвышающие славу исцеления. Его жилище в гробах, то есть в местах нечистых, по причине находящихся там человеческих костей. Для тех, которые не боялись их, эти иудейские гробы давали просторное убежище, как естественные пещеры или искусственные гроты, иссеченные в скалах, нередко поддерживаемые колоннами, а по сторонам – с местами для покойников. Находясь вне городов, часто в отдаленных и пустынных местах, они привлекали убегавших от общества людей. Многие подобные гробницы находятся и теперь в близком соседстве с Гадарою.

Этот человек обладал необычайною силою мускул, так часто обнаруживающеюся в припадках бешенства, что были напрасны все усилия связать его. Один евангелист Матфей повествует, что никто не смел проходить тем путем; евангелист Лука говорит, что он никогда не одевался, что предполагается и у евангелиста Марка, упоминающего, что бесноватый по своем исцелении сидел у ног Иисуса «одетым и в здравом уме». При всем том несчастный не дошел до конечной гибели. Он по временам сознавал свое злополучие и страшную власть, под которую он попал, хотя это могло выражаться лишь в его воплях и в слепой ярости на самого себя, как истинного виновника своего бедствия, отчего он сам себя терзал и бил о камни.

Вот кем был приветствуем Господь на этих берегах, вероятно, впервые попираемых Его ногами. Человек этот со своим товарищем, выбежав из своего жилища, из гробов, устремились навстречу, может быть, враждебно, как на незваных гостей, дерзнувших вступить в их область. Или, может быть, они были вдруг привлечены ко Христу тайным инстинктивным чувством, как к своему Избавителю, и были удержаны чувством страшной бездны, которая отделила их от Него, святого Бога. Во всяком случае, если это и было с враждебною целью, то, прежде чем человек к Нему приблизился, намерение его изменилось, «ибо Иисус повелел нечистому духу выйти из человека», и нечистый дух узнал Того, кто имел право повелевать, против кого никакая сила не поможет.

Св. Матфей. Художник Рембрандт

Как другие в подобных случаях, он силился мольбою отвратить близкий приговор. Он вскричал громким голосом: «Что Тебе до меня, Иисус Сын Бога Всевышнего. Умоляю Тебя, не мучь меня». В этом слышится голос злого духа, который не мучить никого считает для себя мукою, запрещение делать зло другим своею обидою.

У евангелиста Матфея читаем: «Пришел Ты сюда прежде времени мучить нас», так что по их собственному признанию, придет время, неизбежное время, когда царство света восторжествует над царством тьмы и когда все, принадлежащее последнему, заключится в бездну, и отнимется от него всякая власть делать зло. Все Писание согласно в том, что наступит время суда над ангелами, «они блюдутся в вечных узах под мраком, на суд великого дня», и нечистый дух предчувствует и выражает страх пред этим конечным приговором.

Злые духи не вдруг, не по первому повелению Господа оставляют свою добычу. Без сомнения, Он мог заставить их повиноваться, если бы то было Ему угодно. Но несчастный человек мог погибнуть при этом. Уже это первое повеление было причиною страшного потрясения. Великий Врач, столь же мудрый и нежный, сколько мощный, благоволил действовать постепенно. Во-первых, Он спрашивает его имя – по мнению некоторых, чтобы возвысить величие избавления и Избавителя, показывая из самого ответа могущество и злобу врага, который будет побежден. Но, вероятнее, вопрос был обращен к человеку. Надобно успокоить его, помочь ему собраться с силами, пробудить сознание его личности, выражением которой служит имя человека, пробудить в нем мысль, что некогда он был отдален, да и теперь не неразрывно связан с духовным злом, его осилившим.

Вопрос мог служить к облегчению его врачевания. В таком случае, или злой дух отвечает за себя, или страдалец, не припоминая уже своего настоящего имени, что напомнило бы ему о том, чем он был до своего порабощения, заявляет чувство крайнего разрушения своего нравственного и духовного существа. В его ответе: «легион имя мне, потому что нас много» правда и ложь сильно смешаны.

Не с одной только стороны, но со всех, стены его духа были разрушены и он лежал беззащитный против всех нападений лукавого, раздираемый тысячью стремлений, то увлекаемый одним вражеским ненавистным могуществом, то другим. Поражение его полное, над ним господствуют «многие властители». Лишь с помощью образа, вызванного из воспоминаний прежней жизни, может он выразить ощущение, испытываемое им в настоящем состоянии.

Когда-то он видел стройные ряды римского легиона, это знамение страха и ужаса, пред которыми мир преклонился, которые превозмогли даже фанатизм иудеев. Такие-то многочисленные жестокие и неумолимые силы угнетали его. В повествовании о Марии Магдалине, из которой изгнаны были «семь бесов», выражается отчасти та же истина, ее духовная жизнь опустошена не с одной только стороны, но со многих.

Иисус Христос. Художник Эль Греко

И вот при этой перемене положения действующих лиц, при этом, так сказать, перемещении полярности, при чем человеческое сознание в один момент делалось положительным полюсом, а в другой – отрицательным, нечистый дух или, лучше, человек, бывший теперь его послушным органом, снова высказывается, умоляя, чтобы Господь «не повелел им идти в бездну», или передавая эту просьбу сообразно с понятием человека, бывшего в его власти, «чтобы не высылал их вон из страны той».

Просьба в обоих случаях одна и та же. Согласно иудейским понятиям, и злым, и добрым духам назначались некоторые страны, за пределы которых они не могли переступить, а потому быть изгнанными из своей страны, когда все другие были для них недоступны, означало не что иное, как быть низвергнутыми в бездну, так как ничего другого им бы не оставалось.

Затем следует обстоятельство, которое всегда считалось камнем преткновения в евангельской истории. Дьяволы, принужденные оставить свое любимое жилище, сердце человека, если действительно пришел сильнейший и похитил имения сильного, освободив из его власти его рабов, – тогда томимые неутомимою жаждою губительства, или по таинственному сродству между бесноватыми и животными, просят, чтобы им было позволено войти в свиней, большое стадо которых – евангелист Марк, по своей обычной точности, считает их «около двух тысяч» – паслось на окрестных скалах.

Но злому все обращается во зло. Молитвы святых и служителей Божиих бывают иногда, по-видимому, не услышаны, но и самое неисполнение их прошений обращается им во благо. Бывают иногда услышаны сатана, исполнители его воли и служители, и самое соизволение на их просьбы служит им на вящее зло и пагубу. Так и теперь были услышаны просьбы этих злых духов им же на погибель. Им позволено было войти в свиней.

Но затем последовало истребление целого стада, их постигло то, чего они наиболее страшились, не находя организма, на который или чрез посредство которого они могли бы действовать, они заключены в ту тюрьму, которой наиболее хотели избежать.

Здесь прежде всего представляется вопрос, какое право имел Господь вводить в убыток хозяев свиней – вопрос, который может возникнуть по поводу проклятия бесплодной смоковницы. Достаточно на это ответить, что Христос не посылал дьяволов в свиней. Он только изгнал их из человека, затем все прочее было лишь попущением.

Но согласимся даже, что Он так поступил: человек ценнее множества свиней, и если это согласие на просьбу злых духов сколько-нибудь облегчило исцеление страждущего, способствовало к укрощению их силы над ним и ослаблению самого потрясения, при их удалении из него, – то этого было довольно для оправдания их истребления.

Может быть, для полного исцеления человека нужно было, чтоб он имел это очевидное свидетельство, что его оставило адское могущество, его порабощавшее. Для него, может быть, необходимо было запечатлеть освобождение явным сокрушением его врагов.

Он не мог иначе убедиться, что Христос действительно и навсегда его избавил, подобно как Израиль, вышедший из Египта, видел трупы Египтян, рассеянных по морскому берегу, прежде чем поверил, что ярмо над ним тяготевшее сокрушено навеки.

Пророк Моисей. Мозаика базилики в Сант-Луисе. США

Но оставив все оправдания, можно спросить: на каком основании настоящее действие Господа подает повод к преткновению более других случаев лишений, происходящих от Того, от кого все происходит, и кто может давать и лишать по Своему соизволению? По такому же праву люди могут спросить о моровой язве стад, о наводнениях, истребляющих плоды полей, или об ином естественном бедствии, которым Бог посещает Своих чад, наказует или побуждает к раскаянию сердца Своих врагов. Часто лишения наши в высшем значении суть дары, утрата малых вещей, вознаграждаемая получением лучшего.

Такое же намерение можно допустить и в настоящем случае, хотя грех этих Гадарян воспрепятствовал достижению благотворной цели. Если свиньи принадлежали иудеям, а мы знаем, что там было множество эллинизированных иудеев, то в этой утрате можно бы видеть наказание за то, что ради корыстного прибытка они пренебрегли законом Моисея. Впрочем, надо полагать, что Гадару называли греческим городом.

Но на повествование возводили обвинения во многих противоречиях и нелепостях. Нечистые духи просятся войти в свиней, и едва только пошли, как сами, вопреки своему намерению, разрушают эту животную жизнь, по изгнании из которой они, по своему собственному недавнему признанию, будут принуждены переселиться в место своей казни. Но ведь нигде не сказано, что они сами низвергли свиней со скалы в море. Легче и естественнее предположить, что свиньи, против их воли, вследствие внутреннего ощущения новой и необычайной силы, в ужасе устремились и низвергнулись одна за другою.

В том и другом случае – сами ли они погибли, или увлекаемые злыми духами, – здесь открывается истинная сущность и характер зла, которое коварствует и разрушает само себя, неизбежно подвергаясь каре, исполняются ли или отвергаются его просьбы. Безумное, слепое, исполненное противоречий и самоубийственное, оно может только губить и скорее гибнет само в общем разрушении.

А что если эти злые духи тьмы в ожесточенной ненависти против Царя света и жизни возымели умысел сами себе причинить некоторое зло, лишь бы только в людях возбудить против Него негодование и через то перечить и препятствовать благотворному Его делу? В этом они, несомненно, здесь успели, ибо опасение больших утрат и отчуждение от Христа – вследствие понесенных уже потерь от Его присутствия, побудило жителей страны просить Его оставить их берег.

Но дьяволы «вошли» в свиней – вот что составляет существеннейшую трудность, то есть воздействие духовной жизни на животную, по-видимому, не способную к ее восприятию, даже не обладающую органами для ее отправлений. Здесь устраняется как смешное и непримиримое с евангельскими свидетельствами объяснение, что бесноватый в окончательном потрясении бешенства погнал свиней чрез скалы в море, или что в то время, как пастухи любопытствовали посмотреть встречу Христа с бесноватым, или желали предостеречь Его об опасности встречи с ним, свиньи, оставленные без надзора, передрались и попадали стремглав с утеса. Какие бы трудности ни представляло это чудо, их не должно обходить подобными отговорками. Во всяком случае, нужно с уважением отнестись к недоумению тех, которые затрудняются примирить этот факт с обычными своими понятиями относительно разности между человеком и целым рядом духовных существ, с одной стороны, и животными тварями, с другой.

Святой Лука. Художник Г. Малескирхер

Заметим только, что, может быть, здесь мы сами создаем для себя трудности, слишком легко принимая, что низший животный мир совершенно замкнут сам в себе и не способен к впечатлениям высшей сферы. Такое мнение вовсе не подтверждается более глубокими исследованиями, которые, скорее, приводят к противоположному заключению, не разрушают граней между двух миров, но вместе с этим показывают, какими удивительными путями низшее способно принимать впечатление от высшего как в добре, так и во зле. И это не есть единственный пример действия духовной жизни на физическую, так как подобные факты повторяются в Писании.

«Пастухи же побежали и пришедши в город, рассказали обо всем, и о том, что было с бесноватыми». Все три евангелиста упоминают о последней просьбе Гадарян. Для контраста сравним просьбу Самарян. «И вот, весь город вышел на встречу Иисусу; и увидев Его, просили, чтобы Он отошел от пределов их». Такая просьба, конечно, не выражает смирения, или того чувства, с каким говорит Петр: «Господи! выйди от меня, потому что я человек грешный». Оно, скорее, было вызвано потерею своего достояния, которую они потерпели во время Его краткого пребывания, и, может быть, боязнью больших будущих убытков. Это было испытанием для них. Теперь надлежало обнаружиться тому, всего ли драгоценнее для них небесное царство, и как мало в сравнении с ним они ценят все прочее. Следовательно, по отношению к ним с этой точки зрения уничтожение свиней имеет нравственную цель. Но под этим испытанием они оказались несостоятельными.

Для них ничего не значило, что человек, вероятно, их согражданин, был избавлен от столь ужасного плена, что они его увидели, «сидящего у ног Иисуса», слушающего Его поучение, «одетого и в здравом уме». Все их мысли были заняты лишь вещественною утратою.

Они вовсе не заботились о благодати, к ним приблизившейся, и ужаснулись, не зная, что за тем последует. Присутствие святого Бога было для них невыносимо, так как они коснели во грехах. В таком их настроении они могли ожидать лишь беды, уже ими испытанной. Не желая избавиться от своих грехов, они просили Его уйти; они, подобно другим, прежде бывшим, говорили Господу: «отойди от нас» и что сделает им Вседержитель?

Как говорит евангелист Лука, они ужаснулись. Но просьба их была услышана, ибо часто Бог в гневе внимает врагам Своим, равно как не внимает любящим Его. Он удалился и оставил их одних согласно их желанию.

Но исцеленный хотел сопровождать своего исцелителя. «И когда Он вошел в лодку, бесновавшийся просил чтоб быть с Ним». Боялся ли он, чтобы в отсутствие его Избавителя духи бездны не возобладали им, и он нигде не чувствовал себя столько безопасным, как близ Него? Или желал только из глубины благодарного сердца быть последователем Того, кому обязан своим великим избавлением? Каковы бы ни были его побуждения, Господь предназначал его для другой цели. Он оставил тех, кто явили себя недостойными Его присутствия. Но он не хотел удалиться от них, не оставя среди них свидетеля. Человек этот, столь чудесно избавленный от постыднейшего плена, должен быть постоянным памятником Его благодати и могущества, свидетелем того, что Он исцелил бы и их и желал их исцелить от всех их душевных недугов: «но Иисус не дозволил ему, а сказал: иди домой к своим и расскажи им, что сотворил с тобою Господь, и как помиловал тебя». Человек это исполнил и не без последствий. Он «пошел и начал проповедовать в Десятиградии, что сотворил с ним Иисус, и все дивились».

Воскрешение дочери Иаира. Мозаика Собора Монреале. Италия

Впрочем, это повеление идти и возвестить милости, оказанные Иисусом, могло иметь другую побудительную причину в нравственном состоянии человека. Только по отношению к этому нравственному состоянию можно примирить кажущиеся противоречивые приказания, предписанные Господом людям, которых Он исцелял. Иным Он запрещал что-либо рассказывать о благости Божией, им оказанной, одному этому было приказано всюду возвестить о милости Божией, ему дарованной. Можно предполагать, что там, где была опасность, что более глубокое впечатление рассеется и потеряется от молвы, передающей внешние обстоятельства исцеления, там повелевалось молчание, дабы созрели внутренние плоды благодатных чудес Господа. Там же, напротив, где господствовало настроение грустное, духовный упадок и замкнутость, где человек нуждался в духовном возбуждении своей замкнутости и здравом общении со своими ближними – таково было положение этого одинокого страдальца – там было повелено, чтобы человек шел и поведал другим великие дела Божия, над ним явленные, и через само это поведание поддержал здоровое состояние своей собственной души.

Воскрешение дочери Иаира

Чудесное воскрешение дочери Иаира следует у евангелистов Марка и Луки непосредственно за возвращением Господа нашего из той восточной стороны озера, которую Он оставил, когда тамошние жители, виновные в противоборстве своему собственному благу, просили Его удалиться от их берегов.

У святого Матфея этому чуду предшествуют другие события – исцеление расслабленного, его собственное призвание и некоторые беседы с фарисеями. Согласно же с лучшими толкованиями евангелий только эти последние действительно относятся к этому промежутку времени. «Когда Он говорил это, подошел к Нему один начальник и поклонился Ему». Два последних евангелиста называют его по имени «Иаир» и точнее определяют его звание: «он был начальник синагоги». Святой Матфей, имеющий в виду только главный факт, опускает все эти подробности.

Это, без сомнения, была синагога в Капернауме, где теперь находился Иисус, а потому человек этот, весьма вероятно, участвовал после того в депутации иудейских старейшин, приходившей к Иисусу с просьбою за языческого сотника. Так как там звание «старейшины иудейского» тождественно здесь со званием «начальника синагоги». Во всяком случае, это есть примечательное указание, в каком почете в то время находился Господь между некоторыми высшими лицами и вождями народа, так что один из них считает должным прийти к Нему, кланяясь, воздавая дань благоговейного уважения Господу, испрашивая у Него такой великой милости, которой он теперь от Него ожидал. Ибо тот, пред кем многие ходатайствовали за других, лично является теперь просителем за самого себя, приходит к Нему, говоря: «дочь моя теперь умирает; но и прииди и возложи на нее руку свою и она будет жива».

Воскрешение дочери Иаира. Мозаика собора Спаса-На-Крови. Санкт-Петербург

Так у святого Матфея. У других же евангелистов представляются важные варианты: «маленькая дочь моя при смерти» и «у него была одна дочь, около двенадцати лет, и та была при смерти». Эту разницу нетрудно согласить с изложением святого Матфея. Когда отец оставил свою дочь, она была при последнем издыхании, он не знал, считать ли ее живою или мертвою; он знал только, что, когда он от нее уходил, силы ее до того упали, что ее почти нельзя было считать живою. Не имея верного сведения о ее смерти, он затруднялся, говорить ли о ней как о покойнице или нет, а потому в одну минуту мог выразиться так, в другую минуту иначе.

Странно, что подобное обстоятельство, столь естественное, столь сообразное с действительною жизнию и описанными событиями, было выставлено некоторыми как противоречие между евангелиями.

Тогда Господь, слух которого внимает голосу всех удрученных, тотчас «встав» из-за трапезы, приготовленной для Него Матфеем, «пошел за Ним и ученики Его». За ними отправилась также и толпа, слушавшая Его учение и с любопытством и нетерпением жаждавшая видеть, что Господь сделает или чего не сделает. На пути совершилось чудесное исцеление женщины, страдавшей кровотечением.

Но об этом лучше сказать особо, ибо это чудо совершенно отделяется от настоящего рассказа, хотя имеет к нему отношение, ибо эта остановка Господа, разговор Его с учениками, а потом с женщиною, все это должно было быть болезненным испытанием для убитого горестью отца, когда была дорога каждая минута, когда смерть вытряхала последние немногие песчинки из часового сосуда, измерявшего жизнь его дочери, – испытание, в своем роде подобное тому, которое вынесли сестры Лазаря, видя, что их возлюбленный брат близился к могиле, а Господь, несмотря на то, медлил.

Но сколь ни болезненно было для отца это испытание, мы не замечаем в нем никаких признаков нетерпения, и это без сомнения вменилось ему в заслугу. Между тем как Господь говорил с женщиной, «приходят от начальника синагоги и говорят, дочь твоя умерла, что еще утруждаешь Учителя?»

Евангелист Лука упоминает об одном, вероятно, нарочитом вестнике, с которым шли другие, так как люди вообще очень любят сообщать поразительные известия, не исключая даже и печальных. Надежда на действительную помощь от Христа, которую они могли питать прежде, теперь погибла.

Те, которые, может быть, верили, что Он был в состоянии воспламенить последнюю искру угасающей жизни, не имели, однако, более крепкой веры, не чаяли большего, не думали, что Он силен возжечь искру жизни и после того, как она уже вовсе потухла. Может быть, и надежда отца исчезла бы и не совершилось чудо, за отсутствием необходимого для того условия, веры, если бы милосердный Господь не видел опасности и не предотвратил готового возникнуть в нем неверия. «Иисус, услыхав слова сии, тотчас говорит начальнику синагоги: не бойся, только веруй». В этот час проявляется истинное милосердие. Господь говорит в тот же самый момент, не давая времени проникнуть сомнению в душу отца, а еще более не допуская устами его высказаться неверно, которое могло бы помешать исцелению, но предупреждая его словами ободрения и надежды.

Воскрешение дочери Иаира. Витраж церкви Всех Святых. Нэйзеинг. Англия

И вот Он берет с собою троих из Своих апостолов: Петра, Иакова и Иоанна, тех самых троих, удостоенных не в одном только этом случае быть свидетелями дел, от которых другие были устраняемы. Мы здесь впервые находим такое избрание в среде избранных, и факт этот, в особенности когда мы припомним торжественную знаменательность подобного же избрания при других обстоятельствах, знаменует новую эру в жизни Господа.

Дело, к которому Он теперь приступал, было так необычайно, столь таинственно, что только эти трое, цвет и венец апостольского сонма, были достойными свидетелями этого. Родители присутствовали тут, но совершенно по иным причинам.

Лишь с апостолами и родителями, а не с кем другим «Он приходит в дом начальника синагоги и видит смятение и плачущих и вопиющих громко», как повествует святой Марк; или, по Матфею, «свирельщиков и народ в смятении». Здесь, как и везде, Он является утешающим и вносящим мир. «И вошедши, говорит им: что смущаетесь и плачете? Девица не умерла, но спит! И смеялись над Ним».

Некоторые, и притом не неверующие и не трусливые полуверующие, решившие, что чудеса суть опасное богатство, от которого Евангелию было бы выгодно несколько облегчиться, понимали слова Его, одинаково передаваемы: у всех евангелистов: «девица не умерла, но спит», в столь строго определенном значении, что держась их буквального смысла, им ничего иного не оставалось, как вовсе исключить это чудо из числа действительных воскрешений из мертвых.

Они считали его простым пробуждением от обморочного сна, от которого, впрочем, девица никогда бы не пробудилась без животворного прикосновения и голоса. Но если бы так было, то ободрительное слово Христа, сказанное отцу при донесении вестника о смерти дочери, конечно, имело бы уже не то значение. Он мог рассеять страх отца: ибо Он Всеведущий знал, что жизнь еще таилась в отроковице.

Но это «не бойся, но веруй» произнесено с другою целью. Это есть явное призвание ввериться всемогуществу Того, к чьей помощи он прибегнул. Христос так же точно говорил о Лазаре: «Лазарь, друг наш, уснул», но известно, что так Он говорил не об обмороке, но о смерти. Здесь на возражение, что Христос прямо дает знать о смертном сне, прибавляя: «Лазарь умер», достаточным ответом может служить то, что это пояснение прибавлено было после того, как ученики обнаружили непонимание Его слов.

Он оставил бы эти слова без дополнения, если бы они не поняли ошибочно, что речь идет о естественном сне. По этой-то причине прежняя речь «Лазарь, друг наш, уснул» переменена на другую: «Лазарь умер». Но как Лазарь только спал, ибо Христос шел с намерением пробудить его, так и эта девица лишь спала, ибо близилось подобным образом и ее пробуждение. Сверх того, говорить о смерти, как о сне, это образ, употребительный во всех языках и у всех народов.

Воскрешение дочери Иаира. Фрагмент. Художник И. Е. Репин

Через это не отрицается действительность смерти, но скрытно подтверждается, что за смертью последует воскресение, как пробуждение следует за сном. Нетрудно усмотреть, что Господь употребляет здесь этот образ выражения ради отца: слова эти служат для подкрепления его колеблющейся веры, которая при виде этих знаков сетования, при виде доказательств того, что все кончилось, могла совершенно угаснуть, она снова укрепляется словами: «не бойся, только веруй».

Он, владыка жизни, опускает страшное слово: «она умерла» и заменяет более кротким, обещающим пробуждение: «она спит». В то же время в Своем святом смирении, которое побуждает Его, при всяком возможном случае, удалять от наблюдения чудные дела Свои, Он через это слово, имеющее двоякое значение, как бы завесою укрывает от взоров толпы то дело, которое намеревался совершить.

Теперь, сказав это, Он изгоняет шумную толпу плакальщиков, и делает это по двум причинам. Во-первых, присутствие их было неуместно и излишне: они собрались плакать о покойнице, а она не умерла, или, во всяком случае, смерть в ней должна была так скоро уступить возвращающейся жизни, что и не заслуживала этого имени. Это были только сон и пробуждение. Такой причины было достаточно. Но еще более того, неистовое и шумное выражение скорби одних, смешанное с притворными наемными воплями других, нимало не соответствовало духовному настроению, которое приличествовало свидетелям столь святого и страшного таинства, таинства, от которого были удалены даже некоторые апостолы, – не говоря уже о грубости и насмешках, с которыми было принято заявление Господа, что отроковица теперь оживет. Такие насмешники не должны быть свидетелями священного действия. К ногам их не следовало бросать жемчуг. Подобное же удаление всех предложено было Петром, с верою помолившимся о воскрешении Тавифы, хотя это произошло по другим причинам.

Теперь в доме водворилась тишина. Две души – верующая и надеющаяся, подобно погребальным факелам, горели у одра умершей, – отец и мать. Представителями Церкви были три главных Апостола.

И вот совершается торжественное пробуждение, совершается без всякого усилия со стороны Того, кто есть владыка живых и мертвых. «И взяв девицу за руку», это была не более как отроковица лет двенадцати, «говорит ей: девица, тебе говорю, встань».

Евангелист Марк сохранил для нас, вероятно, слышанные им из уст Петра, подлинные слова Господа на языке, на котором Он их произнес: «талифа куми», как в другом случае было произнесено: «еффафа». И при этом слове и прикосновении этой руки «возвратился дух ее, она тотчас встала и начала ходить». Затем, чтобы подкрепить эту жизнь, только что к ней возвратившуюся, и чтобы доказать, что она была не привидение, а возвратилась от смерти к действительной человеческой жизни, и являя полное спокойствие Своего духа как в малом, так и в великом, «Он велел дать ей есть». Эта предосторожность была очень необходима, так как родители, в минуту своего восторга, могли легко об этом забыть.

Воскрешение дочери Иаира. Художник К. В. Лебедев

Воскрешение дочери Иаира. Художник Г. Макс

Но упоминанию об этом евангелист Марк по своему обыкновению предпосылает замечание о глубоком впечатлении, произведенном чудом на зрителей. Они «пришли в великое изумление». То же повествует евангелист Лука, но с меньшею силою и упоминая лишь об изумлении родителей.

Чудеса воскресения из мертвых, из которых это есть первое, считались сильнейшим проявлением могущества Христа, и считались по справедливости. С другой стороны, они особенно были камнем преткновения для неверующих, находясь в прямой противоположности к нашему постоянному опыту.

Граница между здоровьем и болезнью не определена со строгою точностью, одно состояние соприкасается с другим и переход от одного к другому повторяется часто. Так бури сменяются тишиной, самая страшная борьба стихий наконец укрощается, и слово Христа, усмирившее бурю, только предварило и мгновенно осуществило то, что по естественным условиям долженствовало кончиться.

Даже претворение воды в вино и умножение хлебов встречают аналогию в природе, хотя и отдаленную, и подобное повторяется и в других чудотворениях. Но между бытием и отрицанием бытия противоположность не относительная, а абсолютная; между жизнью и смертью лежит пропасть, чрез которую никакой факт опыта не поможет даже воображению создать мост.

Поэтому не удивительно, что чудеса этого рода встречают против себя более возражений, чем все другие дела, проявляющие могущество Господа.

Здесь весьма уместно сказать о взаимных отношениях, в каких все эти три чуда чрезвычайного характера находятся между собою по степени их трудности. Собственно, это не одно и то же чудо, трижды повторяемое, но они представляют постепенно восходящую лестницу трудностей: ибо каждое последующее из них сильнее предыдущего проявляет могущество Христа.

Как тело недавно умершего, едва покинутое жизнью, совершенно отлично от мумии и скелета, или от сухих костей, виденных пророком в долине смерти, подобным образом, хотя и не в равной степени, оно отличается от трупа, уже несколько дней не оживляемого дыханием жизни.

Есть свежая тропа от тела к душе, только что его покинувшей. Эта последняя несколько времени таится у ковчега, в котором она так долго пребывала, как бы зная, что связывающее их звено теперь не навсегда разорвано. Сама наука пришла к догадке, что последние отголоски жизни остаются в теле долее, чем то обыкновенно полагают, что несколько времени оно исполнено воспоминаниями жизни.

Отсюда мы можем объяснить нередкое явление, что все, означавшее предсмертную борьбу, исчезает, и верный образ усопшего, давнишний его образ, опять обновляется в совершенном спокойствии и почти идеальной красоте.

Если это так, то в оживлении четырехдневного мертвеца мы признаем большее чудо, чем в воскрешении юноши, несомого на погребение, которое по обычаю иудеев совершалось по большей мере через сутки по смерти, а в этом последнем сильнее проявляется могущество Христа, чем в настоящем, когда пламя жизни, подобно только что угасшему светильнику, могло быть легче воспламенено, как скоро оно пришло в соприкосновение с Тем, кто есть истинный источник жизни. Но несравненно поразительнее всего этого будет чудо того часа, в который все, некогда умершие, в продолжение тысячелетий лежавшие в прахе, услышат голос, зовущий их из могил.