Текст книги "Преосвященный Зосима, епископ Якутский и Ленский. Книга памяти"

ОБИТЕЛЬ КНЯЗЯ ДАНИИЛА
1992-1998

Марк, архиепископ Вятский и Слободской:

В 1992 году будущий владыка Зосима, а тогда еще иеродиакон, перешел, вслед за своим духовником отцом Алексием, из Троице-Сергиевой Лавры в Данилов монастырь. Конечно, мы, монахи двух монастырей и друзья, общались часто.

Как-то, будучи у него, я попечаловался о своих школьных друзьях, которые в то лихое время лишились работы и жили буквально впроголодь. И он сразу сказал: «Приезжай ко мне, я буду помогать, чем смогу». И в течение полугода он передавал для моих друзей продукты, я вез их на Третьяковскую, и семья эта – с двумя детьми, родителями и бабушкой – жила благодаря этой помощи.

Кажется, не очень-то масштабные добрые дела. Но именно такие незаметные, скрытые благодеяния свидетельствуют, что этот человек всем сердцем переживает боль и жизненные трагедии своих ближних. Даже тех, кого он никогда не видел.

Светлана Луганская, переводчик сербской духовной литературы:

...Мое воцерковление было долгим и непростым. Поиски духовника продолжались три года. После очередной потери работы верующие друзья посоветовали поработать в Даниловом монастыре экскурсоводом, сказали, когда прийти, чтобы найти иеромонаха Зосиму, который тогда, помимо прочего, нес послушание в экскурсионном бюро. Пришла раньше, чтобы успеть помолиться.

Иеродиакон Зосима. На колокольне Данилова монастыря. 1992 г.

Служба закончилась, из алтаря вышел светловолосый молодой священник, в выражении его лица, во взгляде удивительно сочетались серьезность, озабоченность, ласковость и радость. Мы молча пересекли монастырскую площадь, поднялись в офис. За эти несколько минут в душе родилась уверенность – «нашла»! («Не сердце ли наше горело в нас...») Разговор был недолгим, батюшка заботливо спрашивал об обстоятельствах жизни, предложил работать под его началом в экскурсбюро Данилова монастыря.

С этого дня посещение храма и исповедь стали для меня регулярными, а спустя два-три месяца я отважилась спросить – могу ли я стать его духовным чадом. Он с удивлением поднял глаза – а разве ты не чадо?.. Это было моим воскресением. С тех пор прошло пятнадцать с небольшим лет. Благодаря ему воцерковилась моя весьма категорично настроенная против Церкви семья.

На исповеди он был немногословен, даже молчалив, сначала это вызывало недоумение, ведь так хотелось получить готовый ответ на сложный вопрос или просто «душевно поговорить». Он учил не столько словом, сколько самим собой, своим образом жизни, чистотой, преданностью Богу, любовью. Часто ответ читался в его взгляде. Советовал, укорял с любовью, обличая в грехе, ободрял, шутил, давая силы бороться и не впадать в уныние, и всегда оставлял место свободе выбора и ответственности за свои поступки. Огорчался, когда не слушалась, говорил – «ведь страдать будешь»...

Он очень близко к сердцу принимал беды и невзгоды своих чад, радовался радостям. Иногда мог, резко прервав исповедь, подойти к одному из прихожан, взять за руку и увести из храма – кормить, зная его недуг, чувствуя, что если тот сейчас не поест, то упадет в обморок. Возвращался, продолжал исповедовать до поздней ночи, уходил последний... Он не успевал отдыхать, спать, нес множество послушаний, а люди шли к нему с утра до вечера. Батюшка стал самым родным человеком, а монастырь – вторым домом.

Архимандрит Алексий (Поликарпов), наместник Данилова монастыря:

Мне хочется сказать о нем именно как о брате Даниловой обители. Владыка любил Данилов монастырь, говорил, что обитель дала ему очень много, что он считает этот монастырь своим, и братию – своей родной братией. Еще в юности, в начале 1980-х годов, владыка участвовал в восстановлении Даниловой обители, в ремонтно-восстановительных работах, когда монастырь еще только был передан Церкви. И, конечно, для владыки Зосимы был дорог здесь каждый камень. Много потрудился он впоследствии и в братстве Данилова монастыря.

Владыка учился в Московской духовной семинарии, затем в академии, принял постриг в Троице-Сергиевой Лавре и потом был переведен на послушание в Данилов монастырь. И здесь он внес большой вклад в дело созидания обители – как внешнее, так и духовное. Он исполнял послушания ризничего и духовника, многие приходили к нему за духовным окормлением, получали от него советы. Люди пользовались его любовью и можно сказать, что имя Христово через его доброе житие прославлялось. И вот затем – епископская кафедра в Якутии. Но и будучи епископом, владыка Зосима не забывал Даниловой обители, бывая в Москве, всегда приходил сюда. Он хорошо знал историю монастыря, знал лично тех немногих иноков и прихожан, которые подвизались здесь до закрытия обители (в 1930 году) и дожили до наших дней. Он написал книгу об архиепископе Феодоре (Поздеевском) – последнем настоятеле Данилова монастыря. И он вложил в эту работу душу и сердце.

Иеромонах Зосима. 1993 г.

Игумен Иннокентий (Ольховой), эконом Данилова монастыря:

Познакомились мы с отцом Зосимой в 1992 году, я тогда работал на приходе у известного московского священника протоиерея Геннадия Огрызкова, который знал будущего владыку. А отец Зосима как раз в это время перешел в Данилов монастырь. Его тогда только рукоположили в иеромонахи, я еще был мирянином. У нас установились хорошие, близкие отношения. Через два года я сам поступил в этот монастырь, где владыка (тогда иеромонах) подвизался. И мы укрепили нашу дружбу. С тех пор он был одним из самых близких моих друзей.

В гостях у о. Геннадия Огрызкова

Я в Даниловом монастыре так и нахожусь, а владыка Зосима какое-то время нес послушание в Русской духовной миссии в Иерусалиме. Я к нему часто приезжал. Потом он вернулся обратно в Данилов монастырь, стал ризничим, я был экономом: мы оба выполняли ответственное монастырское послушание. Последние годы жизни его в монастыре мы очень сдружились. Когда отца Зосиму рукоположили во епископы, близкая связь потерялась, потому что и у меня много хлопот по монастырю, и он в Якутии в епископском сане очень был занят делами Епархии, но мы до конца пронесли хорошее дружеское чувство. Перезванивались, вместе паломнические поездки совершали.

С о. Геннадием Огрызковым (в центре) и о. Алексием Грачевым

Хоть владыка и постарше, раньше меня в Церкви, более опытен, но я никогда не чувствовал разницы в положении (как бывает, когда старшие по сану, по возрасту невольно ставят себя на более высокую ступень). Он имел редкое качество – всегда старался смиряться. И у него настолько естественно это выходило, что со всеми он общался на равных – и с послушниками монастырскими, и с братией, которая младше его по постригу и по сану.

Он был для меня духовным другом. Родного по духу узнаешь сердцем. Мне в нем многое нравилось: человек доброй души, хотя об этом могут сказать многие – все его духовные чада, его друзья. Ко всем он относился с большой любовью. Но меня еще всегда покоряло, что владыка с большим трепетом, благоговением и интересом относился к святыне. Мы, православные христиане, конечно, все испытываем благоговение, но у него это всегда особенно проявлялось. Когда он служил ризничим в Даниловом монастыре – это было его место. Ризничий – хлопотное послушание: постоянная смена облачений, перестановка икон, чистота в храме. Ризничий крутится, как белка в колесе, но отец Зосима этим совершенно не тяготился, более того – радовался, говорил, что это самое лучшее послушание, потому что оно в церкви, ближе всего к Богу Мне очень это нравилось, потому что мы, бывает, привыкаем, теряем остроту в нашей ревности, а в нем был всегда живой интерес к святыне.

Панихида на могиле о. Алексия Грачева. 1998 г.

Владыка любил молиться. Есть такая икона Божией Матери «Трех радостей», и он шутливо говорил, что у монаха тоже три радости – поесть, поспать и помолиться. Монах часто не высыпается, не может себе позволить наесться, и ему всегда должно хотеться помолиться. Иначе непонятно, зачем жить в монастыре. И он любил молиться, но у него во всем была мера – человека живого, всем интересующегося, которому нравится свое дело, свой сан, свое состояние монаха. Ему нравилось быть монахом! Для него это было абсолютно естественное, нормальное состояние души, нашедшей свое в жизни, почувствовавшей, как в стихотворении Владимира Соловьева:

Что одно на целом свете —

Только то, что сердце к сердцу

Говорит в немом привете.

Мы с ним попутешествовали немало по свету были в разных странах: и на Святой Земле, и в Греции, и в Египте, и в Италии, и в разных уголках России. На море ездили, в Бердянск, где у покойного отца Геннадия Огрызкова на самом берегу стояла небольшая хибарка, домом не назовешь – сарайчик. Там не было абсолютно ничего. Только электричество с перебоями. Но мы любили жить в этом полудиком месте – Бердянская коса в начале 1990-х годов пустовала, и можно было погулять в одиночестве вдоль берега, почитать правило монашеское, порадоваться морю, солнцу, общению друг с другом.

Молебен в храме св. Иоанна Предтечи. Данилов монастырь

Иеромонах Зосима (запись 1993 года).

В наше время монах живет далеко не в комфортабельных условиях – среди мира, среди людской суеты. Многие из нас хотели бы лучше подвизаться где-нибудь в одиноких келиях. Но сегодняшняя жизнь обязывает нас именно среди мира свидетельствовать о нашей вере и этим свидетельством помогать другим людям. Ведь как сказал Тертуллиан: «Душа человеческая по природе – христианка», в том числе и душа сегодняшнего мирского человека. Поэтому, пока она не найдет Христа, она мятется и страдает, но зато, когда эта встреча наконец произойдет, можно сказать, что человек вновь обретает потерянный Рай...

В Бердянске, в домике о. Геннадия

Матушка Елена, вдова протоиерея Геннадия Огрызкова:

Несколько эпизодов из жизни отцов во время их отдыха на Бердянской косе.

...Машина бердянского батюшки Александра Мусиенко остановилась возле сарайчика на дальней косе. Из машины вышли четверо: отец Геннадий с женой, отец Зосима и иеродиакон Иннокентий (сейчас – игумен Данилова монастыря). Отец Александр вручил путешественникам торт, испеченный его матушкой Галиной. На торте надпись: «Москве – многая лета». Он попрощался, сел в машину и уехал.

Начался кратковременный отпуск. Стоял конец мая, вода в море не нагрелась, приезжих на косе почти не было. Дул свежий ветер, цвели пионы, акация. Жизнь в хижине шла размеренно: скромные трапезы, небольшие дела, прогулки, освящение рыбацких жилищ (на косе все жители – рыбаки), а главное – беседы, беседы... Время здесь текло медленно, южные звезды светили ярко. Вечерние молитвы читались во время прогулок по берегу моря, и всегда отец Зосима заканчивал их стихирами Кресту: «Иже крестом ограждаеми, врагу проявляемся...» «Под сенью струй» (выражение отца Геннадия) всем было тепло, спокойно и радостно...

Отец Зосима всегда любил молодежь. В одно жаркое лето Ваня Ермилов, Сережа и Паша Огрызковы решили отправиться на Бердянскую косу. Отец Зосима согласился сопровождать их как старший. Приключений тогда случилось немало, но главное, что вспоминали ребята по возвращении – рассказы и поучения отца Зосимы. Он знал так много, что позже между собой они называли его «отец интернет»... Сейчас все уже взрослые люди: иерей Иоанн, иеродиакон Роман и диакон Павел. А дружба их продолжается...

Как-то, во время пребывания в Бердянске, произошел такой случай. Отец Геннадий позвонил домой и узнал, что его племянника Женю укусила крыса. Она бежала по улице, а мальчик встал у нее на пути, чтобы защитить двух малышей, которые в это время играли в песке. Крыса взобралась по одежде и укусила Женю за руку. К вечеру у него начался жар, в бреду он видел открытый гроб. Врачи не знали, что предпринять, и родственники были в отчаянии. Отцы стали советоваться. Отец Зосима предложил: «У меня есть очень хороший канон за болящего, давайте, прочтем, а уж там – положимся на волю Божию...» Так и сделали. Назавтра отец Геннадий пошел на почту звонить родителям и узнал, что Женя пошел на поправку...

Закончить хочется одним воспоминанием. Перед вкушением трапезы, после молитвы, священник должен благословить стол. Здесь-то и начиналась главная трудность: отец Геннадий и отец Зосима по многу раз предлагали друг другу благословить стол, но по смирению ни один не решался сделать это первым.

Скромность, искренность, смирение, верность, терпение, любовь, мужество – вот что двигало этими людьми до последней минуты их жизни. Мы все знаем о былинных богатырях. Как радостно, что русские богатыри духа до сих пор живут среди нас...

Крестный ход в скиту прп. Сергия Радонежского

Иеромонах Михей (Гулевский):

Вместе с нашим духовником архимандритом Алексием (Поликарповым), который в Лавре был игуменом, помощником архимандрита Кирилла (Павлова), мы перешли в Данилов монастырь. Батюшка Кирилл благословил нас поехать с нашим духовником, чтобы посильно помогать ему Тогда братия была еще не очень устроена, почти все были новоначальные... Пока монастырь устоится, лет десять должно пройти.

Иеродиакону Зосиме дали послушание заведовать офисом – прием гостей, организация экскурсий... Помогал он отцу наместнику и во многих других вопросах. А когда он стал священником, особенно проявился его дар любви и утешения. И народ к нему потянулся. Ведь самое главное качество пастыря – молиться за своих чад и передавать любовь Христову в сердца ближних. У нас в монастыре я не знаю ни одного человека, который бы его не любил.

Жизнь монашеская тонкая, искушений в ней немало, а он все близко к сердцу принимал, иногда даже слишком. Мы были друзьями, и друг друга поддерживали. Я тогда иконной лавкой заведовал, помогал ему украшать офис иконами, а он мне давал мудрые советы и по жизни, и по хозяйству, которым я занимался. Даже название лавке придумал: «Медовый Спас»...

Инокиня Евфросиния (Миронова):

Он был хорошим духовником и оставался им до конца, даже став епископом. У него окормлялись и миряне, и монашествующие. Но особое попечение владыка имел о женском монашестве – бывал во многих женских монастырях, окормлял сестер. Сам постригал многих. Он говорил, что подвижницы-монахини, если живут свято, часто достигают больших духовных высот, чем монахи в мужских монастырях.

Когда я стала насельницей Полоцкого Спасо-Евфросиниевского монастыря в Белоруссии, владыка тоже туда приезжал, передал много святынь, помог сделать несколько мощевиков, своими руками вложив туда мощи святых. Помню, какой это был праздник для нас! Иеромонах Зосима вкладывал мощи, а мы молились, читали акафисты, помогали варить воскомастику. И хотя закончили только под утро, никто не чувствовал усталости. Владыку и при жизни ежедневно там поминали, и сейчас молятся об упокоении его души.

Игумен Иона (Займовский):

В Данилов монастырь отец Зосима пришел иеродиаконом. Послушание первое ему дали – стоять за свечным ящиком. А я тогда был старшим по свечному ящику, поэтому мы работали бок о бок. Запомнилось, что он сразу повел себя очень смиренно и доброжелательно. А надо сказать, что на его месте другой вполне мог бы повести себя, что называется, с достоинством: ведь он пришел к нам из Лавры, а Данилов, особенно в те годы, во многом старался брать пример именно с Лавры Преподобного Сергия. Но он был смиренным, это бросалось в глаза и всех нас к нему располагало...

Он был человеком разносторонним, и нас связывало очень многое: вместе мы могли и почитать молитвенное правило, и святых отцов почитать с последующим обсуждением, и просто отдохнуть.

Нина Леусенко:

Господь любит всех, но разными путями приводит нас к Себе. Гордых и самоуверенных – через скорби, как это было со мной...

Когда я дозрела до того, что осознала необходимость духовного окормления – я начала искать духовника. Путь этих поисков был непростым, полным заблуждений и ошибок.

Многое было непонятным и в церковной жизни, и в Священном Писании. Меня это задевало: как, имея высшее образование; я не могу понять, казалось бы, простых вещей? Сначала посещала воскресную школу при одном храме, а чуть позже попала в Данилов монастырь. Появилось благоговение к монашествующим, я ощущала, что это не обычные люди, а ангелы земные. Особенно радовалась, когда видела молодых монахов: как рано они пришли к Богу!..

Однажды стояла в исповедальне монастыря и не могла решить, к кому пойти на исповедь. Вижу: к одному молодому батюшке стоит большая очередь, а от него отходит после исповеди женщина моего возраста с абсолютно умиротворенным лицом. Я спросила, что это за священник, а она в ответ: «Это священник от Бога...»

И я встала в длинную очередь к иеромонаху Зосиме. Меня удивило, что, видя меня в первый раз, он говорил со мной так, будто я ходила к нему постоянно, давал советы, принял искреннее участие в моих трудностях. Конечно, мне захотелось ходить к нему всегда...

Архимандрит Даниил (Воронин):

Отец Зосима относился к той категории духовников, которым от Бога дана именно эта благодать духовничества. Его сердце было любвеобильно. И поскольку мир горний живет по закону любви, то связь между духовником и его чадом в этом мире не прерывается никогда. Я думаю, владыка Зосима своей молитвой эту связь со своими духовными чадами никогда не прерывает. И тот, кто обращается к нему за помощью, обязательно получает его молитвенную поддержку. Он был человеком необычным, любвеобильным, а просьбы таких людей, я верю, Господь слышит...

С иеромонахом Никоном (Пашковым). 2004 г

Игумен Иннокентий (Ольховой):

Для иеромонаха в монастыре, который плотно занят на послушаниях, который постоянно исповедует, любая просьба о совершении дополнительных треб – допустим, кого-то пособоровать, причастить, исповедовать – это дополнительная нагрузка. Тяжело бывает, просто физически тяжело. А отец Зосима откликался с такой готовностью, как будто только и ждал этого. К нему подойдешь (он еще не был владыкой), скажешь: «Отец, надо поисповедовать, а то все заняты...» – «Конечно, – отвечает, – пусть приходят, всегда рад». И видишь, что он действительно рад. Вот это неформальное – не по привычке, не по долгу – отношение к своим священническим обязанностям совершенно драгоценно.

Игумен Иов (Талац):

Вспоминается один нерядовой случай, произошедший с отцом Зосимой. Как-то, уже будучи насельником Данилова, он возвращался в Москву из Сергиева Посада вечером на электричке. Надо сказать, что он регулярно приезжал в Лавру – по делам, помолиться, увидеться с друзьями. И вот в вагоне подходит к нему женщина и начинает раздеваться. Ясно, что она была одержимая, и враг искушал. Люди вокруг в ужасе: что делать?.. Вдруг он ей говорит: «Именем Господа Иисуса Христа тебе говорю: сесть!» И тут она садится и перестает раздеваться. Но враг ее крутит, и она говорит: «Я не могу...» Но он велит ей сидеть. – А мне нужно сейчас выходить! – Я тебе скажу, когда надо выходить, а сейчас будем молиться! И вот они подъезжают к станции, а он начинает:

– Господи!..

– Господи...

– Иисусе Христе!..

– Иисусе Христе...

– Сыне Божий!..

– Сыне Божий..

– Помилуй мя грешную!..

– Помилуй мя грешную...

– А теперь: беги!..

Она пробкой вылетает из вагона, и тут же закрываются двери...

После этого случая он не раз говорил, что нам, монахам, надо быть вдвойне осторожными и стараться избегать ситуаций, в которых можно подвергнуться такому вот искушению...

Протоиерей Димитрий Иванов:

После его перевода в Данилов монастырь у нас вновь появилась возможность видеться и общаться чаще. Я регулярно навещал его в его монастырской келье. Ярко проявилось в это время его гостеприимство: он всегда искренне радовался встрече и никогда не отпускал гостя от себя без какого-нибудь подарка. Это могла быть редкая книга, монастырский мед (в меде он разбирался как профессионал!), какая-нибудь интересная вещь. Порой, заходя к нему, я с неловкостью представлял себе, как он сейчас начнет перерывать всю келью в поисках какого-нибудь подарка...

Престольный праздник в храме свт. Димитрия Ростовского в Очакове. 1997 г.

Инокиня Евфросиния (Миронова):

Решение поступить в монастырь, стать монахиней у меня появилось не сразу В то время (1980-е гг.) я обращалась за советом к отцу Иоанну (Крестьянкину), и он не спешил с определением моего жизненного пути, молился, советовал не торопиться, ждал, когда моя душа сама откликнется на Божие призвание. Владыка к тому времени стал монахом и все время старался и меня определить в монастырь. Он часто вспоминал один случай. Мы паломничали в Жировицкий монастырь и один из священников – архимандрит (ныне покойный) сказал, что мне нужно в монастырь к прп. Евфросинии Полоцкой.

Отец Зосима часто предлагал мне съездить то в один из открывшихся монастырей, то в другой, присмотреться к монашеской жизни. Я спорила, говорила, что у меня пока нет благословения, и однажды спросила, почему он так настойчиво желает мне стать монахиней?

Он ответил: «В монашестве я обрел некую полноту общения с Богом, обрел себя, и для своих друзей и близких я желаю лучшего, хочу, чтобы и они получили то же, что и я. И я молюсь об этом». В декабре 1996 года по благословению отца Иоанна я поступила послушницей в Полоцкий Спасо-Евфросиниевский монастырь.

Когда я уезжала в монастырь, отец Зосима благословил меня иконой с частичками мощей трех святых (свт. Тихона Задонского, блгв. кн. Даниила Московского и прмч. кн. Елисаветы), которым он как бы вручил меня, и дал мне такое наставление:

– Надо выполнять свое послушание и не вмешиваться в чужие, и не желать чужого послушания, не засматриваться (не смотреть, не вникать, как исполняют другие, чтобы не осуждать).

– Если придется начальствовать – потребно смирения вдвое больше: надо смиряться и перед сестрами, и перед Богом. И важно не впасть в суетность. Надо стараться не гнаться за внешним, а сохранять внутреннее.

– Надо всегда помнить, с каким настроением и благоговением ты пришла в монастырь, чтобы не впасть в разленение и не потерять страх Божий и почтительность перед ближними (особенно начальствующими).

– Спасаемся мы везде, в любом месте, но если наше желание и местонахождение соответствует воле Божией, Божьему Промыслу, тогда нам легче, удобнее спасаться. Если же мы нарушаем волю Божию своеволием, Господь все равно нас спасает, но тогда нам бывает тяжело и трудно.

Анастасия Алексейчук (Ларионова):

Вспоминаю обстоятельства его первого инфаркта, случившегося 12 июля 1997 года, на праздник первоверховных апостолов Петра и Павла. Владыка был главным редактором «Даниловского благовестника», я только что начала работать там же секретарем. Для меня было счастье, что он наконец благословил меня уйти из Международного банка, да еще взял к себе.

В издательстве Данилова монастыря. 1996 г.

И вот он поехал на несколько дней на дачу а по приезде начались сильные боли в желудке, поднялась температура. Его отвезли домой, думали, что отравление, мама делала промывания желудка. На третий день она позвонила в издательство и сказала, что у него сильные сердечные боли, надо сделать ЭКГ. Мы отвезли его в 33-ю больницу в Сокольниках, где работал близкий ему человек, врач-хирург Сергей Ларин. У батюшки был уже третий день инфаркта, а он еще мне показывал дорогу, переживал, что заблудились где-то в Измайловском парке. Почему-то запомнилось, как в приемной больницы он по-детски доверчиво спрашивал: «Ну что, мне ложиться?» Он всегда в любой ситуации искал поступить не по своей воле, а кроме меня спросить тогда было некого. После ЭКГ поднялся переполох, срочно положили на каталку и повезли в реанимацию... Мне как-то удалось туда пробраться и попасть к заведующему реанимационным отделением врачу Свиридову. Он оказался верующим человеком, стена кабинета была в иконах. Благодаря ему в реанимацию пустили пособоровать батюшку монахов из монастыря, и потом он был помещен в отдельную палату.

Его все очень любили, везде и всегда. Когда я спросила Свиридова, есть ли опасность для жизни, он сказал, что опасность была, когда батюшка первые три критические дня инфаркта был дома, да еще в таком состоянии ему делали промывания желудка. Это, конечно, удивительное терпение и мужество.

В больнице. 1997 г.

Когда его перевели в обычную палату, унылая и грустная обстановка больницы преобразилась. Палата стала местом радостных встреч, в ней всегда были цветы, соки, фрукты, другие угощения. В конце пребывания там батюшки в коридоре бывала очередь из желающих к нему попасть. Приходили как в гости, как и в его всегда гостеприимный, открытый для всех родительский дом.

Александр Сперкач:

Мне довелось навещать отца Зосиму в больнице, куда он попал с инфарктом. Ни разу не получилось попасть к нему в палату в одиночку. Хоть кто-нибудь из незнакомых людей составлял компанию. А порой у его дверей толпилась небольшая очередь. Помню, четыре или пять служителей Церкви в черных рясах сидят вокруг кровати Зосимы, о чем-то с ним беседуют и еще три-четыре человека с авоськами и передачами переминаются у входа... становишься к ним четвертым-пятым, ждешь, когда до тебя очередь дойдет. Порой, чтобы со всеми успеть пообщаться, отец Зосима принимал посетителей партиями по несколько человек. А передачи, принесенные одной «партией», получала в подарок следующая.

Анастасия Алексейчук (Ларионова):

Как-то, когда я сидела у батюшки в палате, он сказал, что в ту ночь, в тот самый час, когда умирал отец Геннадий (прот. Геннадий Огрызков, настоятель храма Малое Вознесение в Москве, они знали и любили друг друга), у него начался сердечный приступ. Отец Зосима сказал: «Тогда я должен был умереть, отец Геннадий меня "прикрыл"». Я подробнее не расспрашивала, но это точные его слова. Батюшка попросил тогда никому об этом не говорить.

После больницы его отвезли в реабилитационный санаторий в бывшую усадьбу Михайловское по Калужской дороге. И хотя без машины туда было добираться непросто, спустя короткое время чада и знакомые стали приезжать и туда, так что отец Наместник распорядился, чтоб ездили только с его благословения, боясь, что батюшке не дадут отдохнуть и восстановить силы. Мы не раз туда приезжали – привозили кого-то из братии его причастить, да батюшка и просто так приглашал в гости. Были даже со своими родителями, он нам провел интереснейшую экскурсию по усадьбе. У батюшки был очень живой ум и любовь к знаниям – он все узнал об истории усадьбы. Помню, как на месте разрушенной церкви служил молебен, из благоговения не разрешал ходить по той части, где был алтарь. Еще вспоминается радостный солнечный день на Преображение, и как на лужайке все мы ели дыни с арбузами.

Батюшке так понравились те места, он так много гулял и молился, что уже по возвращении в Данилов монастырь несколько раз просил его туда отвезти, чтоб отдохнуть на природе. Как-то в мае следующего года, после поездки в Михайловское, мы возвратились в монастырь, попрощались, я собралась отъезжать. Вдруг батюшка глубоко задумался, помолчал, а через какое-то время неожиданно начал мне говорить об одном брате Данилова монастыря, который тогда занимал высокое начальственное положение. У меня были с ним, как мне тогда казалось, серьезные искушения, из-за чего я много переживала. И батюшка мне говорил, что у него тоже непростые отношения с этим человеком, но он простыми словами так все объяснил, все примирил, что я почувствовала совершенную легкость на сердце. А буквально через час мы узнали, что этот брат в это самое время скончался. Удивительно, что как бы до его ухода в иной мир батюшка и меня с ним примирил, и сам сердечно простил его...

С протоиереем Геннадием Огрызковым и протоиереем Василием Строгановым в храме Малое Вознесение

Мне запомнилось, как я, еще работая в банке, очень себя плохо чувствовала, мне прописали лечение серьезными таблетками. Пришла к батюшке в издательство посоветоваться – лечиться или положиться на Бога? Батюшка говорит: «Во всем положиться на Бога... и лечиться». А потом, так хитренько улыбаясь, говорит: «А хочешь лечиться по моему рецепту?» Я с воодушевлением говорю: «Конечно, хочу». Батюшка: «Тогда открывай рот». И дает мне две зефирины, банан (я в то время так нервничала, что почти ничего не ела). Потом он достает чашечки, наливает чуть коньячку и, довольный как ребенок, говорит: «Вот так и лечись по моему рецепту!»

С архидиаконом Романом (Тамбергом) на подводной лодке

Александр Блохин, зав. офисом Данилова монастыря:

В середине девяностых иеромонах Зосима находился на послушании в должности заведующего офисом Данилова монастыря, а я был его заместителем. Нас связывали не только служебные, но и дружеские отношения. Отец Зосима был радушным и веселым человеком, как принято говорить – душой компании. Он любил шутку, ценил чувство юмора, мог рассказать хороший анекдот. Он был центром притяжения, и к офису тянулось «на огонек» много людей – совершенно разных по своему общественному статусу и положению. Здесь пили чай, говорили и об общественном, и о личном, – наболевшем, и всех он принимал, для всех находил время. Собственно, такие чаепития удивительным образом сочетались с его непосредственной работой. Приходившие к батюшке люди, видевшие его доброе и искреннее отношение, понимая монастырские нужды, были рады помочь ему чем могли. Зачастую батюшке даже не приходилось просить о чем-то – он просто рассказывал о проблеме, и люди сами предлагали свою помощь монастырю. Но, несмотря на такую простоту и снисходительность к немощам других, он был очень строг к самому себе. Когда батюшка сильно заболел (у него в тридцать с небольшим лет случился обширный инфаркт), я приехал к нему в больницу и привез с собой фрукты и рыбку. Фрукты отец Зосима с благодарностью принял, а рыбку со вздохом протянул мне обратно (это было время строгого поста) со словами: «Отдай тому, кто не постится». Я возразил, сказав, что пост для него сейчас вряд ли важен – в такой ситуации нужно укреплять здоровье. Но отец Зосима возразил: «Если я, монах и священник, не буду держать пост, то кто это будет делать?..»

С Александром Блохиным С иеромонахом Иоасафом (Полуяновым)

С о. Алексием Грачевым и папой

Отец Зосима был очень ответственным, и изо всех сил старался соответствовать монашескому чину и выбранному жизненному пути. Как настоящий патриот России он переживал и за общественные и нравственные проблемы в стране. Как-то он посетовал, что сейчас наше общество значительно утратило духовность по сравнению с дореволюционным временем. Тут я позволил себе шутливо возразить: «Как же, батюшка, раньше из семей священников выходили революционеры, а сейчас священники получаются из семей комсомольских начальников». (Папа владыки Зосимы Василий Семенович при советской власти занимал руководящую должность в Центральном аппарате ВЛКСМ). Отец Зосима изумленно на меня посмотрел, а потом замахал руками и рассмеялся...