![](/books_files/covers/thumbs_150/preosvyaschennyy-zosima-episkop-yakutskiy-i-lenskiy-kniga-pamyati-51678.jpg)
Автор книги: В. Малягин
Жанр: Религия: прочее, Религия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
![](_19.jpg)
Бабушка Наталья Степановна Давыдова
Василий Семенович:
Друзья его уважали за его миролюбие, за то, что ни в каких скандалах он никогда не участвовал. Но если надо было кому-то помочь, старался это сделать.
Был у него друг-одноклассник, Саша, под два метра ростом. И сразу после школы он ушел в армию. А оттуда написал Игорю и пожаловался, что его там, как москвича, сильно обижают. И Игорь сразу собрался: «Я поеду!» И вот они собрались с Сашиной мамой и отправились туда, где он служил. Приехали они в ту часть, встретились с командиром, с замполитом, поговорили... И отношение к Саше сразу изменилось в лучшую сторону. Он был очень за это благодарен и родителям, и другу Игорю.
А владыка всегда его называл «мой самый большой друг», имея в виду, что выше ростом у него никого не было среди друзей...
Александр Сперкач:
В армейские годы, его и мои, мы с ним переписывались. Многое бы я сейчас дал за то, чтобы перечитать эти письма. Но, к сожалению, писем я не хранил.
![](_20.jpg)
Врезался в память его визит ко мне в войсковую часть. Хотя служил я не так чтобы очень далеко от Москвы, путь к месту моей службы был не комфортным. Гостю, как правило, в одиночку приходилось проводить ночь в вокзальном помещении одного маленького городка – пустом, холодном и с периодически отключаемым электричеством. Пару раз за ночь эту крашенную бетонную коробку освещали фонарики милицейского патруля. Обстановка, прямо скажем, не самая приятная и далеко не безопасная. Но тем неожиданнее было его посещение, и тем радостнее.
Ирина Чайка, двоюродная сестра владыки:
Мы познакомились с Игорем, когда ему было восемнадцать. Я была аспиранткой в Ленинграде и приехала работать в Ленинскую библиотеку. И вот здесь, на кухне Давыдовых, у нас с ним определились, так сказать, взаимоотношения. В восемнадцать лет он был заинтересован историей Российского государства, именно в это время, я думаю, у него формировалась его гражданская позиция.
Его интерес к истории был настолько неподделен и силен, что каждый новый факт, о котором ему удавалось узнать (естественно, речь идет о фактах, которые не фигурировали в тогдашней пропаганде!), он хотел на ком-то проверить, с кем-то поделиться своими мыслями.
Естественно, я была заинтересованным слушателем, человеком с похожей гражданской позицией, поэтому, мне кажется, эти наши встречи, наши беседы были интересны не только для меня.
У него была удивительная черта (семейная черта Давыдовых!): он не просто терпел людей – он был заинтересован в людях! И вторая Давыдовская семейная черта: он очень любил дарить, отдавать. Для него самого большой радостью было – что-то подарить человеку...
Я довольно рано осознала, что русская история для него неразрывно связана с религией, с верой. И почему-то сразу воспринимала эту связь вполне естественно. Видимо, в подсознании я тоже считала, что история нашего государства есть, в то же время, история нашей веры, нашей религии. Ведь духовность русского человека, когда она есть, определена христианскими заповедями, – это ясно любому внимательному наблюдателю.
Каждый раз, встречаясь с ним на протяжении долгих лет, мы чувствовали, что как будто не расставались все это время и наш разговор, начатый в ту первую встречу, продолжается...
Зинаида Иллюк:
Вот уже больше тридцати лет наша семья Иллюков, милостью Божией, живет по соседству с прекрасным благочестивым семейством Давыдовых. В этом семействе всегда умели дружить и любить, делать добро близким и совсем чужим, делить с другими их скорби. Эти замечательные люди счастливы оттого, что могут в ненастье поддержать ближнего и подать ему руку...
В атмосфере необыкновенного душевного тепла и доверия росли и учились дружить наши дети: Игорь, Иринка, Андрей, Александр и Екатерина. Центром общения был, конечно, старший – Игорь (будущий епископ Зосима). Он много читал, рисовал, пел, знал много необыкновенных исторических баек, был прирожденным рассказчиком. В то не самое простое время он имел мужество определиться в выборе жизненного пути и упрямо шел к заветной вершине, став монахом, а потом и священником.
![](_21.jpg)
Мама. Карандашный рисунок Игоря Давыдова. 1984 г.
Он объединил нас, научил жить и быть счастливыми, дорожить самой малой радостью, научил прощать и молиться Богу. Отец Зосима привел в Церковь нас, наших детей, внуков. Он крестил, венчал, исповедовал, соборовал. Он дал нам ключи от духовного мира.
Владыка Зосима подарил нам Надежду и показал, какими бывают истинные Вера и Любовь...
Протоиерей Димитрий Иванов, настоятель храма святителя Димитрия Ростовского в Очакове:
Господь подарил мне знакомство с будущим владыкой в 1984 году. В декабре этого года я демобилизовался из армии и на праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы сразу поспешил в церковь, в которой до армии трудился алтарником. Войдя в алтарь, я увидел всех прежних своих знакомых. Но среди них обнаружилось и новое лицо – рыжеватый юноша с открытым и добрым взглядом. Взяв благословение у священника, поприветствовав диакона и алтарников, я подошел и к этому юноше. Он поздоровался со мной так, как будто мы были знакомы всю жизнь...
![](_22.jpg)
Отец и сын. 1980-е гг.
Друзьями мы стали сразу. Всегда улыбчивый и доброжелательный, Игорь быстро стал мне близким и даже родным человеком. Нас интересовали одни и те же вопросы, мы читали одни и те же книги.
С этого дня мы стали видеться очень часто: ведь все наши интересы были направлены именно на церковную жизнь, которая нас объединяла. После службы в храме часто гуляли по московским улицам, делились впечатлениями о прочитанном и услышанном. Игорь рассказывал о поездках в Печоры, о монастырской жизни, о беседах со старцами. Иногда делился и внутренним. Однажды сказал: «Если наваливается уныние, я беру пасхальную пластинку отца Матфея и слушаю, пока не отпустит».
Вскоре его призвали в армию. Какое-то время мы переписывались. Но скоро у него начались проблемы с Особым отделом, который отслеживал всех верующих как «неблагонадежных». Так наша переписка прервалась.
Потом я поступил в семинарию, а позже, по благословению, уехал нести послушание келейника и иподиакона у митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия, будущего Патриарха...
Инокиня Евфросиния (Миронова):
После крещения Игорь подвижничал, уже спустя много лет рассказывал, как один Великий пост они с Виктором Клиндуховым (студенты художественного училища) провели полностью на хлебе и воде...
Василий Семенович:
Когда я узнал, что сын верующий, у меня не было шока, но когда он объявил о своем желании идти в семинарию, тут уж я воспротивился: «Зачем это тебе?» К тому же он должен был идти в армию, а с армией в нашей семье особые отношения. Отец фронтовик, старший брат – майор, командир дивизиона, Герой Советского Союза, другой брат – офицер, летчик, 33 года отслужил, сам я при погонах... Но Игорь сказал: «Служить я обязательно пойду, а уже после армии буду поступать в семинарию». Считал, что православная вера и воинская служба дополняют друг друга.
Владыка Зосима:
Я служил в железнодорожных войсках, в окрестностях Екатеринбурга (тогда Свердловска), в поселке Шабры. Во времена Сталина туда ссылали людей, они занимались добычей полезных ископаемых. Мой непосредственный начальник достаточно хорошо относился к вере и отпускал меня на богослужения в Екатеринбург, но тайно. Потом по городу разнесласьмолва, что какой-то солдатик ходит помолиться. Это было трудное время. Поэтому рядом с собором стал часто дежурить патруль, но меня Бог хранил, ни разу не поймали, так как верующие успевали предупредить...
Василий Семенович:
Когда он служил под Свердловском, мы жили в Якутске. Я приехал его навестить, встретился с командиром части, с замполитом, спросил, как он служит. И услышал много похвал. Оказывается, будучи художником, он выложил торец пятиэтажного здания, в котором находился штаб, мозаикой по собственным эскизам. Воин, пушки, танки, знамена... Благодаря этому они еще много лет занимали первые места в конкурсах наглядной агитации. Для этого его отпускали в увольнения, он ходил по разным свалкам, находил осколки разноцветной керамики и этими плиточками выкладывал свою «картину»...
Эмма Михайловна:
Когда из армии присылал нам письма, то всегда рисовал что-нибудь в конце. То солдат марширует, то сам Игорь чем-то занимается. А еще был случай с печатью...
Василий Семенович:
Дело было так. Командир полка потерял печать и сильно расстроился: без наказания не обойдется! Вызвал Игоря: «Ты художник. Можешь вырезать мне печать?» – «Попробую. Только дайте мне хороший оттиск». Три или четыре ночи он ее вырезал, но сделал так, что ни отличишь! Все это было в секрете – все же особист (на то он и особист!) каким-то образом пронюхал. Вызывает его и спрашивает: «Ты что, сидел?» – «Нет, у меня даже приводов в милицию не было». – «А откуда у тебя такое мастерство?..» – «Я-художник; командир полка поручил – я и сделал».
![](_23.jpg)
![](_24.jpg)
Короче говоря, он так понравился особисту что тот рекомендовал его в войска КГБ. Приходит запрос оттуда: «Просим направить в наше распоряжение рядового Давыдова Игоря Васильевича».
Командир полка его вызывает, рассказывает.
– Я не хочу служить в КГБ!
– Да, но какой выход?
– Дайте мне отпуск!
Отпуск дали, а так как ехать надо было в Якутск, дали довольно много времени. Но когда он вернулся – звонки продолжались. Тогда комполка сказал, что он в госпитале... В общем, как-то удалось избежать...
![](_25.jpg)
Эмма Михайловна:
Когда ему давали увольнительную по воскресеньям – он пользовался этим, чтобы съездить в Свердловск, в кафедральный Собор. Был там какой-то удивительный священник, и Игорь к нему зачастил. Слух об этом дошел до комендатуры: какой-то солдатик каждое воскресенье допоздна в храме. И решили его поймать. И вот нагрянул в одно из воскресений патруль прямо в храм. А бабушки-прихожанки тут же всполошились, укрыли его, а священник вывел его через заднюю дверь. Не поймали...
Владыка Зосима:
У меня был однажды такой случай. В бытность в армии сложилась очень тяжелая ситуация. Понять можно: ведь в армии молодой человек попадает в новые, абсолютно непривычные условия.
Очень хотелось попасть в храм, на исповедь, но возможности такой не было долго, а особенно – первые полгода. И я в это время просто мечтал об исповеди. И однажды во сне мне явился священник, и я стал исповедовать ему свои грехи. Всю душу ему излил и почувствовал, наконец, облегчение. А когда священник читал разрешительную молитву, голосу него был – батюшки Иоанна (Крестьянкина). И это было для меня тогда огромным утешением...
![](_26.jpg)
Василий Семенович:
С друзьями Эдиком и Костей они ездили в какой-то храм, который был полностью залит водой. Не помню, где это было – может, на Селигере, может, где-то возле Рыбинска. И Эдик рассказывал, что он Игоря с Костей никак не мог остановить: они ныряли, доставали медные иконки, какую-то керамику...
Андрей Давыдов:
Еще когда брат учился в Художественном училище, они с друзьями часто ездили по разрушенным храмам, монастырям. Их привлекала эта старина, а может, и не только старина. И однажды Игорь привез немецкую жестяную коробку времен войны (кажется, магазин), которая была полна фарфоровых осколков. Это были осколки красивой расписной вазы. И он сложил из них вазу и восстановил ее. А надо сказать, что большинство осколков были просто мизерными по размеру – 5x5 миллиметров! И как он это сумел – мне до сих пор трудно понять.
Инокиня Евфросиния (Миронова):
В 1980-е годы, когда начали восстанавливать Данилов монастырь, Игорь Давыдов принимал в этом самое непосредственное участие. А потом устроился туда в столярные мастерские резчиком-краснодеревщиком. Я часто приезжала в эту обитель, где шли необыкновенные службы. Да и помощь всякая нужна была – то окна помыть, то отреставрированный храм помочь убрать. И каждый раз он меня опекал: и покушать отведет, и покажет, и расскажет все. Всегда утешал, дарил какие-то святыньки, книги. В нем это изначально было – утешать людей. И до конца дней он таким оставался. Старался каждого, пришедшего к нему, приласкать, что-то дать, чем-то благословить.
Эмма Михайловна:
После армии он стал готовиться в семинарию, а одновременно – ходил работать в Данилов монастырь, который тогда восстанавливали, готовили к тысячелетию Крещения Руси. Звал меня, но я собралась уже значительно позже. Он приезжал из Данилова всегда с горящими глазами, счастливый.
Однажды привез кусок какого-то резного карниза – все художники отказались от этой работы, так как она была очень трудоемкой, а стоила копейки. Он взялся, вырезал ночами, сделал все идеально. Его очень благодарили, хотели расплатиться, но денег он не взял...
Протоиерей Димитрий Иванов:
Иногда он делился со мной и своими ошибками. Вспоминается такой рассказ. Во время работы в Даниловом монастыре он весь горел стремлением впитать в себя этот удивительный монастырский дух. И в какой-то момент стал проявлять чрезмерную ревность, то, что называют «ревность не по разуму». В то время у него еще не было опытного духовника и это свое духовное горение он стал воплощать в жизнь, ни с кем не советуясь. А это всегда чревато.
Жил он в то время по такому расписанию: подъем в 5:00, чтобы успеть к монастырской полунощнице, потом Утреня, потом Литургия, завтрак и работа до обеда. Потом – обед, снова работа, Всенощное богослужение, ужин, монашеское братское правило, возвращение домой, домашние дела, чтение. Засыпал около часа, а в пять – снова подъем. И так каждый день...
Как он говорил, его хватило на год или полтора. А потом наступил надлом. После того немыслимого множества молитв и трудов, которые он совершал раньше, теперь он едва находил в себе силы прочитать «Отче наш». Довольно долго он выходил из этого состояния опустошенности и уныния, но, конечно, с Божией помощью вышел. «Когда приходит уныние – молись святителю Тихону Задонскому, он обязательно поможет», – говорил он мне. Было видно, что он испытал эту помощь на опыте...
Владыка Зосима:
Батюшка Иоанн (Крестьянкин) называл меня «Игорь Антиохийский», поскольку приезжал я с Антиохийского подворья, где пономарил и алтарничал. Именно батюшка посоветовал мне пойти после армии на работу в Данилов монастырь, который тогда восстанавливался.
Батюшка был первым духовным человеком, с которым я встретился в своей юности. Памятно его добросердечие, открытость, желание помочь. Мои проблемы, на первый взгляд, не должны были его очень волновать, но нет – он отнесся к ним вполне серьезно, и его наставления были для меня очень важны. Я как бы положил его советы основанием в фундамент жизни и по ним уже начал ее строить. И если впоследствии я и занял в Церкви какое-то место – то это благодаря батюшке Иоанну.
Когда я был трудником в Даниловом монастыре, помощник эконома отец Иосиф предложил мне писать прошение на имя наместника о приеме в послушники. Он обещал, что отношение к моему прошению будет самое благосклонное. Я поехал за благословением к батюшке Иоанну и он сказал: «Пока в Данилов тебе не нужно. Поступай в Троице-Сергиеву Лавру. Начинать надо с монастыря, в котором сильны монашеские традиции. А потом – Господь устроит...»
Инокиня Евфросиния (Миронова):
На Антиохийском подворье в то время служили и пожилые заштатные священники, а некоторые приходили просто помолиться в алтаре. С одним из них, протоиереем Михаилом (в монашестве – архимандрит Мефодий) Игорь общался очень тесно. Он часто провожал его после службы, бывал у него дома. У отца Михаила хранилось много святынь, большие частицы святых мощей. Церковные юноши – Игорь и его друзья – не раз просили его передать святыню в храм. Батюшка не соглашался. Он говорил: «Вот умру – тогда берите что хотите!»
![](_27.jpg)
Храм Феодора Стратилата (Антиохийское подворье). Гравюра О. Демидовой
Но вот он умер, и квартира досталась его неверующим родственникам. А они просто взяли и выбросили все его церковные вещи! Матушки-монахини пытались что-то спасти, но их просто не пустили на порог. И как-то раз мать Евфросиния (Евдокия Игнатьевна) видит сон: Стоит отец Михаил скорбный, понурый и жалуется: «Что делать, что делать!.. Вся моя святыня пропала!..»
Наверное, под впечатлением этого воспоминания владыка Зосима очень боялся, чтобы кто-нибудь после его смерти (пусть даже случайно) не повредил и не осквернил святыню. Он часто показывал нам с отцом Мелетием, где и что у него хранится. А многие мощевики и иконы с мощами завещал передать в храм.
Святыни стали «приходить» к владыке задолго до монашества. Помню, друзья-семинаристы шутили, что им в трудных ситуациях и в храм бежать не надо, можно просто «приложиться» к тумбочке Игоря Давыдова (в тумбочке у него хранились святыни).
Владыка любил святыню, а святыня любила его...
Владыка Зосима:
Удивительные слова как-то однажды произнес батюшка Иоанн. Я тогда говорил ему о своих проблемах, о том, что окружение нецерковное, есть и внутренние препятствия и вообще – возможно, сначала придется завести семью, а уж потом, когда-нибудь, вырастив детей, задуматься о монашестве... И он, выслушав мои сомнения, сказал очень простую фразу: «Лучше принести Богу огонь молодости, чем хладный пепел старости...» И эти слова запомнились мне навсегда.
А еще, утешая меня, он говорил: «Годам к тридцати будешь монахом». Так и случилось...
У ТРОИЦЫ
1988-1992
![](_28.jpg)
Инокиня Евфросиния (Миронова):
1988 год – год тысячелетия Крещения Руси – принес много перемен в жизнь Церкви, дышать стало свободнее. Владыка и несколько наших друзей подали прошения в семинарию, а меня подвигли попытаться поступить в регентский класс. Я тогда только окончила институт, защитила диплом и должна была отрабатывать по распределению в одной из московских школ. Официального открепления от министерства просвещения получить не удалось, и меня не приняли. Владыка же и его друзья поступили и стали семинаристами. Он был почти уверен, что его не примут из-за папы (бывший военный, комсомольский работник). Когда же друзья прибежали и сказали, что Игорь Давыдов есть в списках, был очень рад и сначала даже не поверил.
В тот период мы много общались, ходили на православные выставки, концерты, путешествовали по монастырям и святым местам и просто много гуляли по Москве – хотели посетить все (немногочисленные в то время) московские храмы с их святынями. Я тогда была малоцерковным человеком, а владыка – уже зрелым христианином. Он многое мне объяснял, помог воцерковиться и сыграл большую роль в дальнейшем выборе жизненного пути. Уже тогда, будучи еще мирянином, он обладал свойствами пастыря и духовника, утешителя. Ему легко можно было все рассказать, поделиться сомнениями, скорбями. И я твердо знала – если завтра его рукоположат и он наденет епитрахиль, я смогу сразу идти к нему на исповедь, хотя мы были почти ровесниками.
![](_29.jpg)
Преподобный Сергий Радонежский. Икона XVII в.
Уже во время учебы в семинарии его друзья-семинаристы стали жениться, венчались, мы часто бывали на этих православных свадьбах, но владыка тяготел к монашеству, любил его, желал более всего. Но желание это смог осуществить не сразу.
Владыка Зосима:
При поступлении в семинарию сейчас проверяют больше на знания, тогда больше проверяли на церковность: желание послужить Церкви Божией было гораздо важнее начитанности. Две недели поступающие жили в Троице-Сергиевой Лавре, трудились. Экзамены скорее были похожи на собеседование. Конечно, тянули билеты с вопросами. Но я помню, когда мы спросили преподавателя, какие мы получили оценки, он ответил: «А что вы переживаете? Оценки – это для нас. Главное – молитесь...»
Иеромонах Михей (Гулевский):
С владыкой Зосимой мы познакомились в 1988 году когда поступали в семинарию, это был год тысячелетия Крещения Руси. Мы с ним одноклассники. Его тогда Игорем звали, а меня Александром. Жили в одной комнате, коечки рядом. Сдружились.
![](_30.jpg)
Еще в семинарии владыку Зосиму называли «старцем», потому что он имел дар любви к людям, всегда мог найти слово утешения, укрепить, незаметно направить на правую стезю. Его уже тогда все любили за кротость, любовь к ближним своим, мудрость. Игорь и мне помог укрепиться в намерении идти в монашество, определиться с духовником. А сам он в своем монашеском призвании не сомневался.
В семинарии мой друг понуждал меня к подвигам: «Давай целую ночь помолимся Господу!» – и мы до утра поклоны клали, молились. И забавные истории вспоминаются. На втором курсе готовились к Великому посту. А мне мама как раз прислала подарок (она рядом с фабрикой конфетной работала) – заготовку настоящего шоколада, из которой потом плитки льют. Он же постный! И мы, как великие «подвижники», первую седмицу ели только шоколад и запивали водой. Кусок съешь, и сыт весь день. Конечно, и с братией делились. Но шоколадный круг оказался здоровым, всем хватало.
Владыка всегда добродушный был, с шуткой говорил, а семинарская жизнь вообще веселая. Хоть и трудов много, но ведь молодые... Вечером один читает, другой поклоны кладет, третий поет, четвертый гири кидает (все же после армии – здоровые!). Кто-то свет выключит на минуту, и гиря – об пол! Грохот! Мы жили под царскими чертогами, паркет старый частично повылетал от наших шуток. Подушками кидались. Однажды вечером перед обходом после отбоя (в семинарии порядок строгий – полумонастырский, дежурный проверяет) один семинарист выскочил за дверь, а в этот момент вошел проверяющий, и вдруг в темноте его начинают лупить подушками... Он кричит: «Ребята, вы чего!», свет включил, а все «спят»...
Игорь был по профессии краснодеревщик, очень хорошо резал по дереву делал кресты, панагии, иконочки вырезал в свободное время, он ведь тогда еще служил иподиаконом у епископа Антиохийского Нифонта.
В семинарии рядом с нами сам Преподобный Сергий Радонежский находился, и братия Лавры благой пример являла – видели мы монашескую жизнь, общались с монахами. Все, кто близко сошлись (в том числе будущие епископ Зосима и архиепископ Вятский Марк), в монашество пошли.
Марк, архиепископ Вятский и Слободской[1]1
До 2011 г. – Хабаровский и Приамурский.
[Закрыть]:
С владыкой Зосимой мы вместе поступали в Московские духовные школы. Учились мы в разных классах, но общение было тесным: в те годы, первые годы церковного потепления, каждый поступавший в семинарию проходил очень непростой путь духовного выбора, и это сближало всех нас.
У каждого из нас на пути к служению у Престола Божия было немало препятствий. У меня, например, отец был военным, и я точно знал, что многие искушения были связаны с интересами и деятельностью различных неугомонных служб...
Если говорить о первых впечатлениях от нашего общения, то будущий владыка был открытым, простым, веселым и одновременно отличался особым благоговением к святыне. Господь одарил его любящим сердцем, у него был развитый художественный вкус, – и все эти замечательные качества воплотились в чувстве благоговения к Матери-Церкви, к святыне, ко всему церковному Эти качества он проявил на священническом служении, а в полной мере они раскрылись в Якутии, на епископской кафедре.
![](_31.jpg)
Актовый зал МДАиС
В Священном Писании сказано, что Бог есть Любовь, что Он сотворил человека по Своему образу и подобию. К этому подобию владыка Зосима стремился всю свою жизнь. Сострадание к людям, соучастие в их жизни было для него естественным и необходимым.
Евгений, архиепископ Верейский, ректор МДАиС:
К тому времени как будущий владыка Зосима, а тогда – Игорь Давыдов, поступил в семинарию, я закончил академию и год или два преподавал в семинарии. Надо сказать, что он запомнился мне буквально с первых шагов. И связано это было вот с чем.
Мы в то время как раз решили, что для семинарского храма надо изготовить несколько скамей, чтобы пожилые люди могли отдохнуть, когда утомились. Решено было эти скамьи сделать прочными и красивыми. И вдруг в первом классе семинарии появляется учащийся, который закончил специальное художественное училище, владеет резьбой по дереву и чеканкой по металлу. Естественно, ему и поручается эта ответственная работа. И надо сказать, Игорь (с помощью других семинаристов) справился с этой работой отлично: резные дубовые скамьи до сих пор радуют глаз в нашем храме...
![](_32.jpg)
Монах Зосима после пострига с одноклассником по семинарии Владимиром Копенкиным. ТСЛ. 1991 г.
Игумен Иов (Талац):
В семинарию я поступил в 1988 году. Духовником моим был отец Алексий (Поликарпов), теперешний наместник Данилова монастыря. Как-то раз он позвал меня к себе, в храм, где обычно исповедовал, и познакомил с Игорем Давыдовым – будущим владыкой Зосимой. Он нам сказал, что, во-первых, благословляет нас дружить, а во-вторых – ездить на могилы монахинь Магдалины и Михаилы, духовных чад старца епископа Варнавы (Беляева), и ухаживать за этими могилами. Вот так, на исповеди в храме Иоанна Предтечи, по благословению духовника, и началась наша дружба.
Вскоре, взяв краску, олифу, кисти, мы поехали на кладбище в первый раз. А очень скоро эти поездки стали постоянными. Мы уже бывали не только на могилах матушек-монахинь, но и старца Варнавы Гефсиманского (он тогда еще не был прославлен), и отца Алексия Зосимовского. Всего же на кладбище было похоронено тридцать-сорок православных подвижников. И на всех могилах в каждый наш приезд мы старались зажечь лампадки.
Бывали такие дни, когда мы сразу после занятий, часа в два-три, уезжали на кладбище – и часов до девяти вечера ходили по могилам, зажигали лампады, пели «Вечную память». И такая радость была на душе, такой мир и покой, что в темные осенние вечера совсем не было страшно.
Старца Варнаву Гефсиманского мы особенно просили, чтобы он помог нам стать монахами, чтобы упросил за нас Преподобного Сергия, чтобы утешил нас. Ведь у него и на могилке было написано: «Утешитель»...
И вот в ноябре, в день памяти Иоанна Златоуста, меня вызвали на Собор в монастырь. Прихожу – а там уже сидят будущий владыка Зосима и будущий отец Антоний. В тот же день нас троих взяли в монастырь и мы переехали с вещами. Мы ходили на службы, радовались, но получилось так, что нам почему-то долго не давали подрясников. Обычно приходящим подрясники благословляют уже через месяц, а у нас этот срок растянулся месяца на три. Мы уже было начали унывать, но скоро пришло и утешение: нам вручили подрясники, и не просто вручили – а у мощей Преподобного Сергия.
С владыкой мы жили в одной комнате. Был у нас один обычай, с которым связано некое искушение, сейчас уже немножко смешное. Каждую ночь, примерно за четверть часа до полуночи, мы вдвоем вставали перед иконами, делали поклоны и пели «Се Жених грядет в полунощи».
Так благочестиво все продолжалось недели две-три, а потом мы взяли и... поссорились. Приходим к батюшке Алексию, жалуемся друг на друга. А он отвечает: «Если не умеете жить мирно, значит, не готовы вы еще петь то, что поете». Пришлось нам смиряться, просить друг у друга прощенья, так как обычая своего мы оставлять не хотели.
![](_33.jpg)
Вместе мы прожили месяца три или четыре, потом нас расселили по разным кельям, но дружба все равно осталась. Хотя по характеру мы были совсем разные: он – спокойный, выдержанный, я – более импульсивный. Тем не менее, это внутреннее единение было очень сильным. Отец Кирилл (Павлов), когда видел нас вместе, всегда вспоминал песню «Мы с Тамарой ходим парой». Бывали мы друг у друга дома, общались с родителями, вместе ездили в паломничества по России.
Однажды, это было в 1990 году, он спросил, бывал ли я в Дивееве. И узнав, что я не был ни разу, предложил поехать. Надо сказать, что в это время, советское время, в Дивееве еще не было монастыря. Но жила там старица, матушка Маргарита (Лактионова), в свое время отсидевшая немалый срок в тюрьме и хранившая все вещи преподобного Серафима, которые мы сейчас знаем. И владыка Зосима был с ней знаком.
![](_34.jpg)
Архимандрит Кирилл (Павлов)
Матушка жила неподалеку от монастыря, километрах в трех, в маленьком домике в Дивееве. Мы нашли этот домик, стучимся, открывает келейница Людмила и впускает нас. А надо сказать, что в дорогу мы с собой взяли продуктов – консервы, шоколад – и по дороге рассуждали между собой о том, как поделим всю эту снедь: одну банку консервов матушке, другую – себе; одну шоколадку матушке, другую – себе...
И вот нас впустили, матушка накрыла на стол, стала нас угощать, стала рассказывать о преподобном Серафиме, надевала нам на головы чугунок Преподобного, который у нее хранился... А потом сказала келейнице: «Закрой дверь, сегодня у меня дорогие гости, я больше никого принимать не буду». И мы просидели у нее не меньше шести часов. Сейчас я думаю, что такой прием был во многом из-за владыки, из-за его чистой и праведной жизни. Наверное, она уже тогда в одном из молодых послушников прозревала Духом Святым будущего епископа.
За столом зашел разговор и о святости и прозорливости. И матушка очень своеобразно и ненавязчиво показала нам, что такое прозорливость. Она сказала: «Ох, да про меня тоже говорят, что прозорливая. А какая я прозорливая? Ну идут ко мне двое, да говорят меж собой, мол, одну консерву матушке, а другую – нам, одну шоколадку матушке, другую – нам...»
Потом мы пошли с ним по канавке, читали 150 раз «Богородице Дево, радуйся». На соборах тогда березы росли, все было разрушено. А в середине канавки – дискотека: пляски, вой, дикие крики. А мы шли и молились...
![](_35.jpg)
Когда мы к матушке приехали в подрясниках, она на это обратила внимание. А ехать в подрясниках нас благословил батюшка Кирилл, и мы ей об этом сказали. Она говорит: «Это хорошо, это свидетельство, что монахи еще живы. Так и ходите всегда. Только надо будет пострадать за это...»
Я про себя подумал – а что страдать-то?.. В общем, усомнился. А через несколько дней уехал на Кавказ, помогать строить келью отцу Рафаилу. И там меня побили – именно за мою монашескую одежду. За бороду таскали, оскорбляли, – тут-то я и вспомнил матушкины слова...
Эмма Михайловна, мама владыки:
Он позвонил нам и сообщил о своем желании стать монахом. Я спрашиваю: «А ты подумал? Ведь это тяжелый крест», и он ответил: «Уже поздно. Я принял решение». Мы понимали и поддерживали сына. Часто ездили к нему в Загорск, в Троице-Сергиеву Лавру.
![](_36.jpg)
Семинарист Игорь Давыдов с сестрой и отцом
Протоиерей Димитрий Иванов:
Мы вновь встретились с Игорем лет пять спустя, в самом конце восьмидесятых. Приехав к Преподобному Сергию, приложившись к святыням, я решил зайти и в Академический храм. А он в это время пел на клиросе. Так я снова его увидел. После службы тепло поговорили и таким образом вновь восстановили общение. Теперь, всякий раз бывая в Лавре, я старался заглянуть к нему и побеседовать.
Вскоре он был пострижен в монашество. Встречи наши опять стали реже. Лишь изредка я встречал его, идущего со службы или с послушаний. Все такой же светлый и радостный, хотя уже тогда его начали посещать немощи. Но он говорил, что так и должно быть: «Мы, современные христиане, несовершенны. И если уж кто-то встал на путь отречения от мира ради Христа, он должен потерпеть какие-то болезни и хотя бы таким образом восполнять свои недостатки»...
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?