Текст книги "Преосвященный Зосима, епископ Якутский и Ленский. Книга памяти"

– Владыко, слушаю Вас и думаю: какие мы счастливые, как мы не ценим свое счастье! Ведь мы можем пойти в храм, а еще ленимся, иногда пропускаем... А люди раз в год видят священника. Владыко, Вы знакомы с разными православными традициями. Вы служили на Антиохийском подворье, в Иерусалиме на Святой Земле, сейчас в Якутии... Хотелось узнать, есть ли что-нибудь общее в этих православных традициях?

– Я действительно жил на Ближнем Востоке, в Иерусалиме, был членом миссии Русской Православной Церкви. Конечно, очень много общего между жителями Дальнего и Ближнего Востока: менталитет один и тот же, что у арабов, что у жителей Якутии. На самом деле Россия – тоже восточный народ, у нас восточные традиции. Почему у нас происходят сбои в нашем русском пути – потому что мы смотрим на Запад, пытаемся подражать ему... Можно привести такой пример: как в электричестве – есть «плюс», а есть «минус», это не значит, что «минус» это плохо, просто это разные полюса. Так же и на земле есть два полюса – Восток и Запад. Не нужно из России делать «плохой Запад».

Россия должна вернуться на свой путь. Это, наверное, самое важное. Если мы это поймем, у нас все наладится. У нас сейчас много либерализма. Безусловно, мы все люди разные, но осознать традиции своего народа и придерживаться их очень важно. Не случайно Православная Церковь нигде не насаждала новых традиций, а везде старалась поддерживать народные. Народные традиции всегда добрые – ни у одного народа не сказано «убивайте», или «обманывайте», или «крадите». Не случайно апостол говорит, что мы сердцем знаем Закон Божий.

Как говорил Тертуллиан, душа человеческая по природе христианка. Мы все равно чувствуем нравственные понятия, в человеке они заложены. Мне приходилось жить в Иерусалиме, в Иерихоне. В Иерихоне летом было + 60°, в Якутске сейчас – 50°, такая разница. Это два разных полюса, казалось бы, и тем не менее среди мусульман у нас было много друзей, народ живет такой же обычной жизнью, как и мы – так же трудятся, стараются увеличивать свои семьи. Очень хорошие традиции есть и в Якутии. На Ближнем Востоке любят детей. В Якутии, если в семье погибают родители, детей забирают родственники.

– Детских домов национальных нет?

– Они есть. В якутских газетах публикуют фотографии детишек, которым нужны приемные родители. Ведь дети должны расти в семье. В Якутии празднуется День матери, День отца. Праздники эти проходят с большой теплотой и сердечностью. Мне приходилось бывать на концерте, который посвящался Дню матери: объявляли не известных исполнителей, а, к примеру, – выступает сын Марии Петровны, а потом уже называют имя этого известного композитора или певца, который в честь своей мамы пел песню. Такие праздники помогают нам почувствовать свои традиции, свои корни. Если мы вернемся к своим традициям, а они у нас очень глубокие, вот тогда мы почувствуем и радость жизни, и единение со многими народами.

Почему вокруг России столько народов собиралось?... Потому что мы не огнем и мечом насаждали веру. Если говорить о миссионерстве в Якутии, то одним из первых туда приехал Петр Бекетов, строитель – он построил города Ленск, Якутск, и нигде земля не отбиралась силой: это была не колонизация, а добрососедские отношения. Люди жили, работали и умирали вместе. В этом единении и была правильно построенная миссия. Поэтому столько крещеных было в Якутии. Говорили, что в первое время запрещали крестить местных жителей, только если они вступали в брак с русскими. Это было именно добровольное желание. Я расскажу вам интересную историю про Якутск. Когда туда приехал Бекетов, то он у местного тойона, то есть князя, попросил землю, чтобы построить город. Тот сказал: «Земля моя, я не хочу, чтоб ты здесь находился». Тогда Бекетов сказал: «Дай мне хотя бы кусок земли, который накроет шкура быка». Тойон согласился. Дали самую большую шкуру: «Накрой землю в любом месте, и эта земля будет твоей». Казаки за ночь разрезали эту шкуру на тоненькие ремешки и окружили этими ремешками огромную территорию... Эта территория и стала первым острогом...

– Вспоминая годы Вашей службы в Иерусалиме, я прошу рассказать о Пасхе в Святой Земле, чтобы вселить в нас радость ожидания Воскресения Христова.

– Побывать в Иерусалиме, пусть даже несколько дней, само по себе большое событие в жизни верующего человека, а побывать там на Пасхе – это милость Божия. Самый волнующий момент – Благодатный огонь. Схождение Благодатного огня переживается по-разному. Было очень интересно наблюдать за лицами людей, стоящих в переполненном храме. Люди стояли очень близко друг к другу все протягивали пучки свечей в ожидании Небесного огня. Смотря на эти лица, я вдруг подумал – а если Огонь не сойдет? Что тогда? Для всех этих людей это будет трагедия – настолько они внутренне напряженно ждали... Многие ведь приехали туда заранее и сутками сидели в ожидании этого события. И когда Огонь сходил, радости их не было предела.

Господь показал мне маленькое чудо: я шел за одним священником, у которого были очень пышные волосы, и чтобы случайно кого-то не опалить – Огонь ведь это не одна свечка, это пучок свечей, горит он достаточно большим пламенем, даже факелом, – я рукой уперся ему в плечо и отклонил свечи немного в сторону. И иду за ним сквозь толпу людей до алтаря. И вдруг он резко поворачивает голову в одну сторону, потом в другую, и я вижу, что этот пучок волос входит в мой факел и все волосы его объяты огнем.

Я почувствовал внутренний холодок – думаю, сейчас он тряхнет головой, и все волосы осыпятся. Мы зашли в алтарь, и я с трепетом говорю: «Можно посмотреть, не подпалил ли я вам волосы...» Все оказалось цело, ни один волос не пострадал. Это было явно чудо Божие, я так почувствовал этот Небесный огонь. Мне приходилось слышать другие истории. Есть такой схиархидиакон Серафим, он сам испанец, с острова Куба, живет в одном из греческих монастырей. Когда я с ним первый раз встретился, он рассказал о Пасхе и Благодатном огне. Он уже пожилой человек, седой, больной. Была зима, холодно, после Рождества, он стоял весь закутанный, говорил монотонным голосом.

Я спросил: это правда, что чтобы пережить такое чувство, надо ехать в Иерусалим на Пасху? Вдруг его глаза вспыхнули изнутри и у него потекли слезы. Он сказал, что это невозможно рассказать, это нужно пережить. В наше время любой человек может съездить туда, это уже само по себе является маленьким чудом. Помню, в Данилов монастырь в позапрошлом году привезли Благодатный огонь. Прошло три или четыре дня, и один наш брат зажег в храме свечу и закрыл мантией от ветра и пошел по монастырю. И у него возникли помыслы, что это уже как бы не тот Огонь, его передавали с одной свечи на другую... Тут подул ветер, он плотно закрыл Огонь мантией. Пришел в келью, и он понял, что мантия тоненькая, и закрыл он пламя очень плотно, но она не вспыхнула.

– Владыко, сейчас государство озабочено возрождением патриотизма у граждан. А что это такое, по-Вашему?

– Патриотизм – понятие нравственное. Безнравственный человек не может любить свою Родину, ему все равно где жить, лишь бы было сытно и спокойно. Любовь к Родине выражается, например, в службе в армии.

– А как же заповедь «Не убий»? Пацифисты на нее ссылаются и в армию не хотят.

– Пацифизм – не православное понятие. Война – это не убийство, это защита Родины. Господь сказал своим ученикам: «Никто не имеет больше любви, кто душу свою положит за други своя». Родина – это не только земля, это папа и мама, братья и сестры, друзья. И, защищая их, православный человек может спокойно пойти на войну. Более того, Церковь свято верит и проповедует, что православный человек, который умер на поле брани, попадает в Царствие Небесное.

Главная беда нашей жизни – отсутствие идеологии. Сейчас многие пытаются ее выдумать. А надо просто вспомнить, какой она была, – любовь к Родине, любовь к своему народу, любовь к Православной Церкви.

– Но в России есть и другие конфессии.

– Хотим мы или не хотим, православие – основополагающая религия для России. Русская культура глубоко православна. До Петра I у нас даже не существовало раздельной истории Церкви и государства. Можно смело говорить, что мы стали великой могучей державой во многом благодаря служению Русской Православной Церкви. 90 миллионов жителей России, по результатам переписи, считают себя православными. Мне кажется, сегодня нужен принцип, который лежал в основе российской жизни до революции, когда Церкви даны были все возможности для проповеди и ее поддерживало государство. Остальные религии тоже существовали и несли свое служение. Я помню в одном фильме кадры, когда разные народы приносили присягу верности государю-императору и Отечеству российскому. Стоят мусульмане и читают ее на своем родном языке. Буддисты – на своем родном языке. Думаю, что любой житель нашего многонационального государства, где бы он ни жил, как бы он ни верил в Бога, в любом случае молится о благе своего народа и общероссийской жизни.

– Вы считаете, что Церковь должна снова соединиться с государством, как до революции?

– Нет-нет. Церковь очень ценит свою независимость. Молясь за наше общество, она видит, где наши слабые места. Как говорится, со стороны виднее.

– И где же самые слабые?

– Очевидно падение нравственности в обществе. А ведь огромное количество древних государств именно из-за этого разрушались и исчезали.

Например, когда я приехал в Якутск, ко мне обратилась местная газета, ей нужен был материал для церковных заметок. И вот приносят номер, и я вижу на обложке газеты, в которой находится информация о Церкви, неприличный заголовок с фотографиями и огромным текстом. Я сказал, что больше мы сотрудничать не будем. Недопустимы статьи в СМИ, порождающие похотливые устремления в молодежи. Когда я еду по Москве и вижу, простите, рекламу нижнего женского белья и эту рекламу видят дети, я считаю это преступлением по отношению к ним. Когда по телевизору говорят «Бери от жизни все», я считаю, что это совершенно нетрадиционный для России лозунг. Если я взял от жизни все, значит, кому-то не досталось. Разбогатей и будешь счастливым – это западный принцип.

– Есть люди, которые негативно относятся ко всему церковному. Может быть, нужно активнее проповедовать?

– Не стоит. Проповедь христианства прежде всего основывается на правде. Кто хочет ее услышать, тот услышит. Мы не можем подобно протестантам или сектантам ловить на улицах людей и навязывать им мировоззрение. Я бы это назвал духовным терроризмом.

– В Якутии встречаете сопротивление православию?

– Православные миссионеры пришли в Якутию еще в начале XVII века, «чтобы на реке Лене без попов не было и служилые люди без покаяния и причастия не помирали».

И они уже тогда почти не встречали открытого сопротивления, как это было, например, в Бурятии и Средней Азии, поэтому к концу XIX столетия более 98 % населения Якутии исповедовали православную веру.

Революция 1917 года прервала христианизацию северных народов. Сейчас к православным причисляют себя 35 % якутоязычного населения.

Мне кажется, в наше время Церковь в России выступает объединяющим началом разных слоев нашего общества. Поддержка нашей Церковью государства станет основой возрождения России. Думаю, следующее поколение будет более нравственным.

– Насколько активно в Вашей епархии используется якутский язык?

– С точки зрения миссионерства, это крайне необходимо. Когда мы, посещая места традиционного проживания якутов, проповедуем, говорим или поем на якутском языке, люди начинают тянуться к Церкви. Еще святитель Иннокентий говорил, что пастыри обязаны учить местный язык и говорить с паствой по-якутски.

Но мы только возрождаемся (нашей епархии 15 лет), и, конечно, наработок у нас не так много. Однако некоторые песнопения переведены на якутский. Они звучат и в кафедральном соборе, и во многих приходах, где живут одни якуты – там большая часть богослужения проходит на якутском языке.

Наши будущие священнослужители изучают якутский язык – в этом деле нам помогают сотрудники Якутского государственного университета.

– Как в Вашей Епархии осуществляется подготовка священнослужителей?

– В прошлом году мы открыли духовное училище. Для нас это жизненно важно – большинство наших студентов не смогли бы поехать на 5 лет в центральные семинарии ввиду нехватки средств и колоссальных расстояний. К тому же многие привыкли к традиционным условиям жизни.

Например, у нас в первом классе учится юкагир из Среднеколымска. Юкагиры очень немногочисленный народ – их во всем мире осталось около ста пятидесяти человек. У них свой язык, своя оленеводческая культура. Конечно, для нашего учащегося-юкагира оторваться от своей общности и поехать далеко – нереально. Он, даже обучаясь в нашем училище в Якутске, и то часто приходит ко мне с просьбой: «Отпустите меня в тайгу, я не могу без тайги». Приходится на некоторое время его отпустить, чтобы погулял и вернулся обратно учиться.

– Потом он вернется к себе и будет там священнослужителем?

– Да, он говорит о том, что хочет построить храм для своих и проповедовать. Конечно, такие люди никогда не поедут в центральную семинарию и учиться там не смогут. Но благодаря тому что у нас в Якутии теперь есть духовное образование, многие, даже закончив ВУЗ, стремятся поступить в Якутское духовное училище.

Можно смело говорить, что многие представители молодежи искренне желают духовного возрождения своих народов – а Якутия многонациональна – и приходят с этим желанием учиться к нам. Поэтому сейчас поставлен вопрос о расширении духовного училища. Идет речь о строительстве целого комплекса зданий, где будут размещаться, в частности, регентская и иконописная школы.

– Владыко, власть должна быть заинтересована в активном сотрудничестве с Епархией, ведь Церковь вносит большой вклад в развитие культуры?

– Да, у нас очень добрые отношения с нынешним руководством республики, и многие храмы у нас строятся только благодаря поддержке власти. Народ наш – а в большинстве своем это оленеводы, охотники – крайне беден и не имеет средств на строительство или восстановление церквей. Однако существует программа, в соответствии с которой мы восстанавливаем храмы или строим новые в тех местах, где уже сложились достаточно крепкие общины.

Принцип у нас очень простой: сначала приезжают миссионеры – от одного до трех человек (у нас в Епархии действует миссионерский отдел). Они начинают работать с населением, собирают заинтересованных людей, объединяют их в небольшую общину, которую поручается опекать одному из наших священников. Сейчас в нашей Епархии 28 священников, и все они миссионеры. Каждый опекает вверенные ему миссионерские приходы. В течение года священник обязан их посетить – хотя бы один, два, три раза, потому что есть такие места, куда и не каждый год можно приехать.

Тем не менее, в те периоды, когда нет священника, община собирается обязательно раз или два (а то и трижды) в неделю, совершая свои правила. У каждой общины, в зависимости от ее духовного возраста, свои правила. Некоторые читают кратенько, молятся, какие-то акафисты читают или каноны, некоторые вычитывают уже утренние и вечерние богослужения мирянским чином. В любом случае, они читают всегда дневное Евангелие, Псалтирь, жития святых, а старосты и старшие в миссионерских группах проводят разъяснительные беседы с вновь пришедшими. И часто бывает, что священник приезжает в такой приход, а его уже встречают сознательно верующие люди, еще некрещеные, но уже прошедшие катехизацию в местной общине. По традиции священник обязательно проводит две-три беседы с желающими покреститься, объясняет им необходимость посещать храмы, быть на богослужении, участвовать в Таинствах церковных, и уже после этого их допускают к Таинству Крещения.

– Когда в Якутии было больше храмов – до революции или сейчас?

– У нас сейчас 28 храмов, а до революции было 333! Но мне попадался такой документ – отчет в Антирелигиозную комиссию 1932 года – где было написано, что все храмы и часовни закрыты.

– А местные жители как-то сохраняли веру? Все же такие расстояния и такие глухие места...

– Сохраняли, они жили очень традиционно и с неизменным уважением относились к храмам. Всегда считалось очень тяжким грехом грабить или разрушать церкви, и поэтому мы имеем уникальный феномен: сохранились почти все храмы. Лишь в больших городах они были порушены или обезображены, как в центральной России, но чуть дальше в глубинку – все храмы стоят. Они, конечно, понемногу ветшали, но тем не менее их не сносили. К тому же в 50-60-е годы их нередко превращали в музеи – именно для того, чтобы сохранить. Обязательно в таких музеях выделяли хоть маленький уголочек для уцелевших икон. И почти всякий раз, когда мы восстанавливаем или строим храм, приходят местные жители и приносят иконы, которые сберегли их бабушки, мамы и папы – то есть при закрытии храмов люди разбирали святыни и сохраняли их.

– А насколько сильны в Якутии языческие традиции?

– Конечно, сейчас идет возрождение национальных традиций, возрождаются национальные праздники, причем многие из них реставрируются по очень древним обрядам, которые в ХГХ-ХХ веках были довольно крепко забыты. Сейчас все это потихоньку восстанавливается благодаря усилиям современных этноученых и интеллигенции. Например, стрельба из лука с целью найти невесту – как у нас в русской сказке, когда лягушка стрелу поймала.

Параллельно с этим возрождается духовная жизнь республики, возрождается Православие. Народ Якутии глубоко православный, и 375 лет, которые мы теперь отмечаем, это еще и 375 лет Православия в Якутии. Конечно, это уже не одно и не два, а множество поколений местных людей, которые жили в православной традиции. Как отмечали исследователи середины XIX века, к тому времени 99,9 % жителей Якутии были крещеными – это уникальный феномен для всего Дальнего Востока. Единственный народ, который целиком принял Православие, это именно якуты.

У нас нет ни национализма, ни религиозных конфликтов. Верующие, неверующие, язычники, христиане – все живут очень дружно. Безусловно, значительная часть населения посещает и национальные праздники, и православные храмы. Тем не менее, надо отметить и то, что сейчас мы возрождаем православные праздники и традиции, например, на Крещение – купание, водоосвящение. И если в первый год искупалось около пяти тысяч человек, то на следующий год таких было уже около 30 тысяч. То есть люди на глазах вспоминают свои корни, свои традиции.

Понемногу жизнь церковная возрождается, сейчас уже появились даже первые якутские иконописцы. Еще раз напомню: прошло только 15 лет. Человек в этом возрасте считается еще подростком, и для Епархии, которая только-только начинает возрождаться, 15 лет – это небольшой срок. Но есть определенные результаты, определенные достижения, и мы им очень радуемся.

– Владыко, ощущаете ли Вы, в Ваших миссионерских трудах и Вашем архиерейском служении, некую духовную связь с архиереями и миссионерами, которые служили до революции?

– Самыми близкими для нас являются имена святителя Иннокентия, архиепископа Дионисия (Хитрова), потому что они жили относительно недавно. Естественно, мы чтим преподобного Германа Аляскинского, который проездом на Аляску останавливался и в Якутии. Жития и духовное наследие этих подвижников изучаются в нашем духовном училище. Увы, о многих служителях Христовых нам почти ничего не известно, многих служивших здесь архиереев мы знаем только по имени.

Путешествуя в первый раз по Лене, я для себя отметил, что спустя 95 лет мы прошли по тем самым местам, через которые шел епископ Мелетий – один из наших известных и почитаемых святителей. Он умер на Рязанской кафедре, но в свое время был епископом Якутским, видным миссионером.

– В 2006 году на Рождество в Якутске побывал Президент России В.В. Путин. Владыко, расскажите, пожалуйста, как прошел визит главы государства.

– Владимир Владимирович посетил кафедральный собор, побывал на всенощном бдении во время полиелея. То, что Президент России молился вместе с нашими верующими, стало для нас зримым свидетельством нашего роста, того, что Епархия возрождена и развивается. Хотя всякая власть от Бога, мы очень часто чувствуем, что стремимся от нее как бы дистанцироваться. Но тогда простые люди имели возможность молиться в храме вместе со своим Президентом, и эта близость народа к своей власти, ощущение ее своей, родной – наверное, очень важный аспект того памятного визита.

Для меня лично в разговоре с Владимиром Владимировичем было особенно значимо то, что он сам стал спрашивать про наши трудности. Президент интересовался и проблемами, с которыми мы сталкиваемся, и особенностями миссионерского служения в нашем регионе, и чувствовалось, что он делает это со знанием вопроса и с искренним желанием помочь. Такая поддержка для нас очень важна – православные с радостью убедились в том, что, как ни далеко до Москвы, а она гораздо ближе, чем мы думали. Хотя, по русской поговорке, «до царя – как до Бога», бывают, оказывается, и такие моменты, когда дистанция между нами и властью настолько мала, что мы ощущаем эту близость и в ней черпаем силы.

– В каком направлении Вы планируете расширить миссионерскую деятельность в Епархии?

– Как я уже говорил, по Лене мы уже плаваем, а в будущем году намерены совершить поездку и по Колыме, священной для нас реке. Ее бассейн (кроме верховьев, относящихся к Магаданской области) относится к нашей Епархии. Это и бухта Амбарчик, куда приходили пароходы и откуда узники шли уже пешком, и построенный заключенными Среднеколымск, и места, где располагались лагеря, где были обнаружены нефть и уран, ради которых заключенные и строили дороги. Там, где раньше были лагеря, сейчас стоят поселки. Некоторые из них уже закрыты, но есть и такие, где продолжают жить люди.

Вдоль Колымы живут малые народы: эвенки, юкагиры, якуты, и места эти, я бы сказал, духовно трудные. Мы нередко называем местное население «языческим», но вот интересный случай, о котором мне рассказал глава Среднеколымска. Однажды он пришел ко мне и сказал, что обеспокоен отсутствием у них в районе храма. На мой вопрос «почему?» он ответил: «Ко мне приходят язычники и в смущении рассказывают, что им являются какие-то светлые духи и говорят: если вы не построите здесь храм, жизни здесь не будет».

Мы-то понимаем, как люди верующие, что речь идет о явлении святых, которые здесь погребены, но удивительно, что они являются местным жителям – не христианам, язычникам, которые воспринимают их как духов, после чего приходят и требуют от своего главы построить храм.

Сейчас вдоль Колымы действуют четыре общины; поставлена задача построить в Среднеколымске церковь на месте разрушенного храма, который был там в старые годы. Однако одного храма будет недостаточно, потому что люди живут далеко друг от друга, а путешествовать от поселка к поселку довольно сложно даже по реке.

– Также с Колымой связан крестный путь новомучеников...

– Безусловно. Мы поставили большой металлический крест в Среднеколымске, а в основание креста положили камни со всех мест вдоль Колымы, где находились лагеря, – эти камни собрали и привезли капитаны ходящих по реке судов. Когда я прилетел в Среднеколымск, стояла сырая и холодная погода, но едва мы установили крест, над ним сразу же засияло солнце и появилась радуга, ставшая для нас добрым знамением. Мы обязаны чтить память узников Колымы, и поэтому строим на их могилах храмы и часовни, устанавливаем поминальные кресты. Места, где они сложили свои головы, должны быть освящены молитвами православных христиан.

– А сейчас там нет действующих лагерей?

– Вообще Якутия всегда считалась тюрьмой без решеток. У нас и сейчас очень много зон. Есть и колонии с особо строгим режимом, каких нет больше нигде.

– Вы проводите какую-то работу с заключенными?

– Мы посещаем все колонии. На территории одной из них уже есть храм, еще в одной зоне храм заложен, а молитвенные комнаты есть в каждой зоне, и священники посещают их постоянно.

– Духовенство у вас местное?

– Да, в основном из местных жителей. Еще святитель Иннокентий отмечал, что надо брать священников из местных, потому что суровые условия Якутии не позволяют священникам из более южных или центральных епархий долго служить в этих краях.

Когда стояла задача возродить духовную жизнь в Якутии, святитель даже предложил Синоду присылать священников, окончивших центральные семинарии, на служение в Епархию в течение десяти лет. По истечении этого срока Епархия и Синод оплачивали приезжим священникам дорогу в оба конца, после чего им давали приходы уже в центральной России. Но и десять лет прожить довольно сложно.

Мы для того и открыли духовное училище, чтобы иметь собственных ставленников, местных священников. Половина жителей Якутии – русское население. Вернее, мы обычно говорим «русскоязычное население» и «якутоязычное население», потому что много народов населяют Якутию – по последней переписи, в республике живут представители 121 национальности. Есть у нас священники и из якутов, но большинство – русские.

– Что бы вы хотели пожелать читателям?

– Желаю каждому человеку обрести мир в душе – и с Богом, и с ближними. Желаю радости, простого человеческого счастья. И не забывайте о храме Божием. Когда я был еще послушником в Троице-Сергиевой Лавре, то стоял за свечным ящиком. Однажды ко мне подошли люди, дали деньги и знаками, как глухонемые, показали, сколько им свечей нужно. Один из них говорил на ломаном русском. Я спросил: «Откуда вы?» Он ответил, что из Германии, приехали на Страстную седмицу, а потом будут встречать Православную Пасху. Я говорю: «Если вы не знаете языка, вам тяжело будет стоять на службах». И он мне ответил: «Мы не понимаем языка, но ощущаем в ваших храмах присутствие Божие».

Подготовлено по материалам Патриархии.ру, газеты

«Аргументы и факты», радиостанции «Радонеж»,

«Журнала Московской Патриархии»