Текст книги "Кто правит миром"

17. БЛИЖЕ К ДЕЛУ

Не учи ученого[133]133
  Не учи ученого –  Источник не установлен.


[Закрыть].

Русское народное присловье.

А тем временем Соколович у себя на квартире давал последние наставления беспечному де Костени. Николя на этот раз решил крепко стоять на своем и не поддаваться ни на какие хитрости и плутни петербургских туземцев, твердо держать цену в пятьдесят тысяч за документ, от него ведь зависит судьба императора России, а то и судьба мира, если великий князь Павел Петрович, имея случай, прислушался бы к советам, которые мог бы подать ему де Костени до отъезда в Париж. Но прежде всего нужно продать этот самый документ и получить пятьдесят тысяч, и, конечно же, золотом, только полновесной монетой и никаких ассигнаций.

– Итак, еще раз напоминаю: обо мне ни слова нигде и никому. Мы не встречались и никогда не виделись, даже издали в кругу знакомых, и вы не слышали моей фамилии – ни от маркиза Мериме, ни от кого-нибудь другого. Вы интересуетесь автографами, к вам случайно попало письмо императрицы, проданное секретарем или слугой барона Гримма, вы не знаете, когда и кем, до вас оно дошло через третьи руки коллекционеров. Запомнили? Через третьи руки, лично вы ни с кем не знакомы!

– Да, да, – понимающе подтвердил юноша.

– Вы, зная обстоятельства в России, поняли, что письмо это имеет более важное значение, чем простой автограф, а значит, и соответствующую цену.

– Я прекрасно понимаю цену, – перебил де Костени, но Соколович не обратил внимания на его слова.

– После смерти отца… – обязательно упомяните об отце, и обязательно скажите, что он уже умер.

– Зачем? При чем здесь мой отец?

– Имя вашего отца известно здесь, в Петербурге, многие его помнят, он оставил по себе память, хотя и не самую лучшую. Думаю, и Ростопчин знает его имя. И оно вызовет доверие к вам. Поняв, что вы сын человека, о котором все знают, вас в меньшей степени будут принимать за агента Тайной экспедиции. А то, что вашего отца нет в живых, успокоит на предмет огласки среди его старых знакомых, кстати, упомяните, что вы никого не знаете из его старых знакомых. Итак, после смерти отца у вас возникла необходимость в деньгах и это единственная причина вашего желания продать этот документ.

– Да, это единственная причина. Но я мог бы, если бы великому князю угодно, объяснить ему…

– Забудьте об этом! – раздраженно перебил Соколович, юноша мог вывести из себя даже человека с такими железными нервами, как у Соколовича, – если вас заподозрят в желании впутаться в политические интриги, это, во-первых, отпугнет Ростопчина и любого другого покупателя. Хотя никаких других покупателей я не могу себе представить. Великий князь очень осторожен. Он окружен шпионами и никому не доверяет, кроме Ростопчина. Великий князь стал очень подозрительным и это не способствует общению с ним. Во-вторых, не забывайте, что политические интриги обычно заканчиваются – в вашей родной Франции – в Бастилии, а у нас – в подвалах Тайной экспедиции. И это очень пугает меня. Я боюсь, что в таком случае вам не удастся под пытками сохранить в тайне мое имя. Я предпочел бы показаться неблагодарным перед рекомендовавшим вас маркизом Мериме, чем стать жертвой вашей увлеченности политикой. Насколько я помню, с начала нашей встречи речь шла только о коммерческом предприятии…

«А с виду такой грозный господин, – подумал Николя, – и тем не менее – трусоват», – но вслух воскликнул:

– О, конечно, только коммерческое предприятие!

– Итак, – наставительно продолжал вдалбливать Соколович, – вы приехали в Петербург, чтобы продать этот документ с единственной целью – вам срочно нужны деньги.

– О да!

– Вы ни с кем не знакомы. У вас нет никаких связей.

– О да!

– И вы решили посетить общество, обычно собирающееся у князя Долгорукова, так как хотели из разговоров за картами узнать, кто мог бы заинтересоваться вашим документом. Вы представились князю Долгорукову и он принял вас как человека, прибывшего из Парижа и желающего провести вечер в компании любителей картежной игры. А услышав, что Ростопчин известен близостью с великим князем, вы попросили Долгорукова представить вас Ростопчину. И князь Долгоруков оказал вам эту светскую любезность, как приличному человеку, принятому в круг играющих. Князя Долгорукова вы не уведомили о цели вашего приезда. Письмо императрицы ему не показывали. Ну, а дальше – если Ростопчин согласится обсудить с вами вопрос о покупке письма – дальше все зависит от вас. Не забывайте о разумной цене. Ростопчин не Потемкин, он – по крайней мере пока еще – не имеет возможности швырять деньги, не задумываясь об их количестве.

– Может, мне лучше предложить это письмо Потемкину? – вдруг загорелся неожиданной мыслью Николя.

– Это как вам угодно, – холодно ответил Соколович, – в таком случае я не могу вам чем-либо содействовать, так как не имею чести входить в число пресмыкающихся перед этим великим царедворцем. К тому же он сейчас далеко. Конечно, вы могли бы поехать на юг…

– Нет, это ведь потребует времени…

– Зато вы могли бы помочь светлейшему князю по части планов будущей кампании против Турции и осады Константинополя. И хороший совет не помешал бы князю.

– Если бы князь приехал в Петербург… Один мой знакомый готовил к изданию сочинение маршала Вобана[134]134
  Вобан –  маркиз Себастьен Ле Претр де Вобан (1633 – 1707), маршал Франции, военный инженер, основоположник новейшей фортификации, автор проектов трехсот крепостей, основоположник минно-подрывного дела.


[Закрыть]. Взятие крепостей – это искусство. Нужно знать правила, – Костени всерьез принял насмешливый совет Соколовича.

«О Боже, я становлюсь язвительным, – подумал Соколович, этот юнец кого хочешь доведет», – и не в силах удержаться добавил:

– Когда князь приедет в Петербург, я дам вам знать прямо в Париж. Но, по-видимому, это случится не скоро. А что касается вашего документа, то, насколько я знаю, князь ни в грош не ставит великого князя и вряд ли станет хлопотать о том, чтобы передать ему документ, который мог бы его заинтересовать.

– Совершенно напрасно. Князю следовало бы подумать о своем будущем, – сказал Николя, но Соколович не дал ему развить мысль.

– Молодой человек, – едва сдерживаясь сказал Соколович, – подумайте о своем будущем. Потемкину ваши бумаги не нужны даже на подтирки.

Эта грубость отрезвила Николя, готового блеснуть знанием тонкостей российской политики и перспектив дальнейшей судьбы светлейшего князя Потемкина, о котором Николя однажды слышал в Париже в кругу друзей, составлявших ему компанию в лучшие времена, когда у него водились деньги.

– Возможно, ваши бумаги не покажутся стоящими внимания и Ростопчину, – жестко продолжил Соколович, чтобы вернуть увлекающегося юношу к тому делу, для которого его и вытащили из Парижа, – тогда мой вам совет: немедленно уезжайте из России, пока вашей персоной не заинтересовался господин Шешковский.

– Кто такой господин Шешковский? – спросил Николя.

– Полагаю, в столице Франции личность малоизвестная. Он не посылает, как Потемкин, курьеров за устрицами в парижские рестораны. Но в Петербурге его знают все. От одного его имени у людей стынет кровь в жилах. Сейчас он занимает весьма высокий пост главы Тайной экспедиции. А вышел, по слухам, из простого кнутобойца. Говорят, будучи в расцвете сил, одним ударом кнута он рассекал человека пополам, как казак шашкой. Однако давайте вернемся к делу. Если вы по-прежнему хотите встретиться с Ростопчиным…

– Конечно, – согласился Николя.

– Так вот: вам нужно каждый вечер с восьми часов проводить у князя Карла Долгорукова. Представляясь ему, моего имени не называйте, я предупредил князя о вас. Как только пожалует Ростопчин – а он часто посещает это игроцкое сообщество, так как оно единственное считается в Петербурге приличным и закрытым для шулеров и проходимцев – так вот, как только Ростопчин появится, князь представит вас ему. Если вы сговоритесь с Ростопчиным – еще раз напоминаю о разумной цене – у Ростопчина, конечно же, не будет с собою больших денег, играет он по маленькой и на выигранные ставки – он назначит вам встречу. Тогда немедленно приезжайте ко мне. Раз уж я ввязался в ваше коммерческое предприятие, будьте добры держать меня в курсе. И поверьте, каждый шаг лучше обсуждать со мной. Это в ваших интересах. Ведь насколько я понимаю, вы хотите вернуться в Париж, а не отправиться в Сибирь. Ну, а если все сложится – не забудьте, за вами тысяча червонцев – согласно нашей договоренности…

– О, об этом можно не напоминать, – гордо поднял голову Николя, – я человек слова.

18. ДАЛЬНЕЙШИЕ СОБЫТИЯ

Плакали денежки[135]135
  Плакали денежки… – Цитата из первой сцены первого действия пьесы А. Н. Островского «Горячее сердце» (1868).


[Закрыть]…

А. Н. Островский.

Дальнейшие события пошли так, как и рассчитывал Соколович, хотя Николя не упустил случая впутаться в приключение, оно, впрочем, не оказало влияния на основной замысел Соколовича, а только разнообразило жизнь парижского гостя сильными чувствами и эмоциями и обогатило его опытом, обычно мало помогающим увлекающимся юношам в дальнейшем.

Почти неделю Николя посещал салон Карла Долгорукова, пока не появился Ростопчин. Соколович на всякий случай там не показывался. Как раз в это время Карл Долгоруков, согласившись, наконец, с настоятельными предложениями Толстого, провел сложнейшую операцию, в результате которой мнящий себя наследником княгини Тверской, ее нелюбимый племянник Пржибышевский лишился своего возможного наследства.

За несколько вечеров он спустил полтора миллиона рублей Карлу Долгорукову, тот же проигрывал их Толстому. Поэтому достоянием слухов стал фантастический выигрыш Толстого и проигрыш Карла Долгорукова, который, конечно же, мог проигрывать сколько угодно, так как всем известно, что князь делает оловянное золото, совершенно ничем не отличающееся от настоящего.

Расчеты между Пржибышевским и Карлом Долгоруковым перешли в расчеты между Пржибышевским и Толстым, их оформили долговыми векселями, причем Толстой обещал подождать до того времени, когда Старуха – уже столетняя княгиня Тверская – сподобится покинуть сей свет и даст возможность племяннику, хотя и нелюбимому, пожить на широкую ногу.

А уж что-что, а пожить с шиком и блеском он сумеет, юноша не сомневался в этом ни минуты. По небрежным подсчетам Пржибышевского, даже после раздела наследства с любимой племянницей княгини – Поленькой, ему достанется не полтора миллиона, а уж как минимум несколько миллионов, и долг Толстому его не беспокоил.

Все огромные суммы – не в виде наличных денег, а в виде столбиков цифр, записанных мелом на зеленом сукне ламберного стола – переходили из рук в руки на глазах Николя де Костени. И это зрелище произвело на него огромное впечатление. Мало того. Сам Костени тоже участвовал в игре – у него еще оставалось несколько червонцев, одолженных у сердобольной двоюродной тетушки.

Карл Долгоруков, краем глаза наблюдавший за Николя, «дал» ему все его ставки – и за несколько вечеров Николя выиграл шестьсот червонцев. Теперь для Николя стало совершенно очевидно, что играть в «фараон» выгоднее, чем играть на бирже: и крестовый туз, и пиковая дама куда как надежнее акций с их переменчивыми курсами.

Николя играл в карты и в Париже, обычно со знакомыми Мими, их у нее водилось много. Но в Париже ему не везло. Вначале обычно игра шла в его пользу, он выигрывал, но потом всегда, как назло, неожиданно выпадала не та карта и он проигрывал – хотя и не огромные суммы, но все, что имел на тот момент. Его уверяли, что причина невезения объясняется известной пословицей – кому везет в любви, тому не везет в картах.

Так оно и получалось. Ему везло с Мими – она ведь безумно влюблена в него, а в карты выигрывали ее приятели. А здесь, в Петербурге, все получалось наоборот. Николя пока что не приглянулась ни одна девица, а вот в карты как раз повезло. Кроме того, Николя слышал, что всегда везет новичкам – а здесь, в Петербурге, в салоне у Карла Долгорукова Николя и был новичком.

Наконец появился Ростопчин. Князь представил ему Николя и они уединились в кабинете хозяина. Ростопчин показался не очень приятным человеком. Он, как и предупреждал Соколович, начал с расспросов об отце, а потом долго допытывался, кто посоветовал Николя обратиться именно к нему, но Николя твердо держался наставлений Соколовича, и в конце концов после всех расспросов, прочитав письмо Екатерины, Ростопчин предложил поехать к нему на квартиру.

Через полчаса он, не торгуясь, выложил перед Николя пятьдесят тысяч – правда, не золотом, а ассигнациями, но по «черному курсу», так что кипу бумаги, полученную Николя, можно было обменять именно на пятьдесят тысяч золотых червонцев. Все произошло так быстро, что когда Николя оказался на улице, освещенной, безо всяких фонарей, естественным светом северных широт, часы показывали около десяти вечера…

Соколович приставил к Николя двух соглядатаев – они присматривали за ним в салоне у Карла Долгорукова. В тот вечер, на беду Николя, один из них заболел, а другой, оставшись один и проводив Николя до квартиры Ростопчина, растерялся и, не зная что делать, помчался к Соколовичу. Соколович тут же отправил несколько своих людей к особняку, в котором находилась квартира Ростопчина, и к дому тетушки Николя. Никто, даже Соколович, не смог предвосхитить ход мысли и движение чувств парижанина, оказавшегося при деньгах в Петербурге…

Вскоре люди, посланные к квартире Ростопчина, сообщили, что со двора особняка выехала коляска и направилась в сторону Гатчины.

Соколовичу оставалось только одно предположение: Ростопчин не стал платить за письмо Екатерины деньги, которые запросил Николя, а решил доставить и письмо и юношу к самому великому князю. И, конечно же, не для того, чтобы выслушивать его мудрые советы, так необходимые сейчас великому князю.

Но – Соколович знал это точно – у великого князя с его потешной гольштинской гвардией и настоящими пушками не было ни потешной, ни настоящей Тайной экспедиции. А следовательно, пытать Николя не станут, правда, Николя и без пыток мог наговорить много такого, что помешает задуманной интриге.

Соколович сам поскакал в Гатчину и встретил коляску возвращающегося в Петербург Ростопчина. Проводив его до квартиры, Соколович заметил, что Николя в коляске нет. Как выяснилось, не возвращался он и в домик тетушки. Николя или растворился в полусумрачном зыбком свете петербургской белой ночи – во что трудно поверить, особенно Соколовичу, либо оказался в подвале замка великого князя, или же сидел под домашним арестом на квартире Ростопчина – что представлялось наиболее вероятным.

Оставив несколько соглядатаев у особняка Ростопчина, Соколович вернулся к себе, полагаясь на время, оно ведь всегда рано или поздно разгадывает любые загадки и распутывает самые неожиданные и причудливые сплетения событий, как бы их ни запутывал в угоду читателю самый изощренный в такого рода делах автор, потакая его, читателя, страсти к интригам и желанию сунуть свой нос в какую-нибудь таинственную и ужасную историю.

На этот раз все оказалось до смешного просто. И в самом деле было бы смешно, не будь так обидно. Николя де Костени явился сам на следующий день. Причина его исчезновения оказалась самой заурядной.

Заполучив ассигнаций на сумму, равную пятидесяти тысячам червонцев, он, как верный пес с добытой дичью на зов хозяина, вернулся в салон Карла Долгорукова. Ведь оказавшиеся в его руках деньги – не несколько червонцев, занятых у тетушки, а пятьдесят тысяч – можно легко превратить в миллион! Но судьба, многие годы потворствовавшая легкомысленному юноше, на сей раз отвратила от него свой благосклонный взор.

Судьба ведь все-таки женщина, и в этот вечер ее внимание привлек другой юноша, молодой кадет Морского корпуса, неотразимый брюнет с удивительными голубыми глазами, то холодными, то нагловато требовательными, то вдруг влекуще томными, оказывающими совершенно гипнотическое действие на женщин и на слабовольных мужчин.

Он однажды уже появлялся в моем повествовании и, несомненно, появится еще на этих поистине летописных страницах среди других героев славных дел и описаний разных событий, иной раз кровавых и леденящих душу, а иногда и дающих надежду на простые человеческие радости, веселящие наивные сердца. Сообразительный читатель уже догадался, что речь идет о Федоре Толстом, недавно вместе с Нашокиным явившимся из Москвы после неудачной попытки поймать в брачные сети Оленьку Зубкову. Он приходился родственником Илье Никитичу Толстому, который наконец-то уступил его настойчивым просьбам, и, не найдя больше нелепых отговорок, привел его в игорный салон, предчувствуя, что получит за это очередную взбучку от Карла Долгорукова.

Карл Долгоруков сразу раскусил молодого кадета, уже имевшего на счету своей бурной в будущем жизни несколько поединков и скандально наставившего рога одному из своих благодушных покровителей из числа дальних родственников; тот довольно самонадеянно обзавелся под старость юной женой, не совсем еще опытной в искусстве усыплять бдительность ревнивого мужа, зато очаровательно красивой и довольно-таки беспечной, веселой и легко увлекающейся разного рода кадетами, гусарами, кавалергардами и вообще юношами, одетыми в военную форму – эта форма, как известно, стройнит и придает мужчине особый шарм.

Обнаружив в своих владениях этого подающего большие надежды привлекательного юношу, Карл Долгоруков не стал поднимать шума и сделал строжайший выговор дядюшке Толстому только на следующий день, после чего двери игорного салона закрылись для Федора Толстого – давно владевшего несколькими нехитрыми приемами передергивания карты – навсегда. Это не очень его огорчило, так как с помощью оригинального философического мышления он умел защищать себя от любых огорчений, предпочитая новыми дерзкими поступками заменять необходимость осмысления старых.

Но в тот свой единственный вечер в салоне Карла Долгорукова юный родственник добродушного Толстого не упустил случая и так прометал банк, что Николя лишился не только того, что получил из рук Ростопчина, но всего, что у него собралось, благодаря благосклонности Карла Долгорукова, за неделю игры.

К Соколовичу Николя пришел с просьбой одолжить ему тысяч пять ассигнациями, движимый надеждой отыграть кратковременно побывавшие в его руках пятьдесят тысяч, а скорее всего, и прибавить к ним более значительную сумму, так как сделать это, по мнению Николя, в Петербурге значительно легче и вернее, чем в Париже.

19. СВИДИМСЯ ЛИ С КОСТЕНИ

…и пошел своей дорогой[136]136
  …и пошел своей дорогой… – Цитата из первой главы первого тома поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души» (1842).


[Закрыть].

Н. В. Гоголь[137]137
  Гоголь –  Николай Васильевич Гоголь (1809 – 1852), великий русский писатель.


[Закрыть].

Убедить Соколовича в прочности своего игроцкого счастья Николя не удалось. Несколько человек Соколовича совсем мало вдаваясь в пояснения помогли Николя без проволочек, очень быстро оформить подорожную, собрать вещи, и усадили его в коляску к некому господину, ехавшему в Берлин по торговым делам и не отказавшемуся взять с собой попутчика, благо свободное место имелось, а ехать вдвоем веселее.

Соколович без всякой сердечности попрощался с растерявшимся Николя и даже грубо напомнил ему о тысяче червонцев, которые юноша остался ему должен.

Во время остановок хозяин коляски зорко присматривал за попутчиком и даже приглашал его к обеду и ужину, одолжить денег отказывал, мягко, но убедительно, хотя в Берлине все-таки одолжил, но не денег, а коляску вместе с кучером, и спустя несколько дней Николя оказался в родном Париже, хотя и без гроша в кармане, но зато живой, в объятиях родных – матери и сестры, и с несбывшимися надеждами на объятия ветреницы Мими.

Конечно, Соколович мог бы просто-напросто убить ставшего ненужным Николя. Но, во-первых, Соколович старался не убивать без крайней необходимости. Если бы Николя оказался в подвалах у Шешковского или на гауптвахте в Гатчине – тогда да, Соколович нашел бы способ – самый простой или, если бы этого потребовали обстоятельства – хитроумнейший, и умертвил бы ненужного свидетеля, чтобы он замолчал навсегда, не расточая ни советов, ни сведений о событиях, невольным участником которых он стал. А во-вторых, Соколович уже побаивался, что труп Николя, даже молчаливый, внесет путаницу в его планы, и лучше, если этот безобидный и простодушный юноша – живой или мертвый, окажется подальше от Петербурга, что надежнее избавит от хлопот, им доставляемых.

Ну и нам с тобой, мой терпеливый читатель, пора расстаться с Николя де Костени. Надолго ли? Не могу пока уверенно ответить на этот вопрос. Возможно, навсегда.

Ведь Николя персонаж эпизодический, чем-то напоминающий известного молодого человека в белых канифасовых панталонах, весьма узких и коротких, и во фраке с покушениями на моду, описанный неудержимым пером самого Гоголя, никогда не скупившегося на лишний росчерк или замысловатую завитушку. И может быть, даже и навеянный его – не Гоголя, а молодого человека – незабываемым образом, поражающий именно тем, что он служит только для оживления пейзажа – и более ни для чего.

Хотя, как знать, это гоголевский молодой человек, придержав картуз, чуть не слетевший от ветра, пошел своей дорогой и исчез навсегда в закоулках губернского города NN. А Николя – опять же, как знать – вдруг вынырнет, и даже, может, весьма проворно, из волн житейского моря в самый нужный или – что ему более свойственно – в самый неподходящий момент, да еще рядом с каким-нибудь Наполеоном[138]138
  Наполеон –  Наполеон Бонапарт (1769 – 1821), корсиканский император всех французов.


[Закрыть], не к ночи будь помянутым.

И тогда и читатель и автор обрадуются ему, как старому знакомому в городской сутолоке где-нибудь в чужих краях. Но если это и случится, то попозже, только попозже. А пока вернемся к событиям, направляемым рукою неумолимого рока и Соколовича.