Текст книги "Ошибка императрицы"

10. Приятная беседа с серьезными намерениями (Продолжение)

Многие имели возможность убедиться в твердости ее характера.

Анонимный роман XIX века.

Принц Нассау-Зиген чуть подался вперед, явно желая смело высказать свое мнение об описываемых Екатериной II событиях. Но Сегюр вовремя коснулся его ноги носком своей туфли, подавая знак промолчать.

Несколько дней тому назад они с принцем восторженно обсуждали геройские действия Густава III. Преданный изменниками, он обратился к своему суровому и верному народу, обуздал продажную знать, мужественно выступил против нанесших ему удар в спину датчан и с триумфом вернулся в Стокгольм, где теперь несомненно победит своих противников в риксдаге.

Сегюр знал, что, не питая симпатии к шведскому королю, импульсивный принц восхищен отчаянными и решительными поступками Густава III после постигшей его катастрофы. Но не стоило затевать спор об этом с императрицей, представлявшей все это совсем в другом свете.

– Беда народу, когда власть государственная оказывается в руках балаганного паяца, одержимого химерическими желаниями подражать великим властителям прошлых времен. Подло воспользовавшись моментом, нарушив все свои лживые заверения о мире и добрососедстве, он коварно напал на меня, надеясь внезапно захватить Петербург. Но даже если бы его бесчестное предприятие удалось, я не положила бы оружие, а отступила к Москве. А дойди он до Москвы и возьми ее, я отступила бы к Казани. А если бы он сумел овладеть и Казанью, я отошла бы к Астрахани. Глупо рассчитывать победить тридцатимиллионную империю, имея двухмиллионную страну, армию которой приходится содержать на субсидии, нищенски выпрошенные у других держав. Он надеялся на помощь Франции, потом переметнулся к врагам ее – Англии и Пруссии и возлагает надежды на врага веры христианской – турецкого султана. Да, Очаков устоял, но не позднее чем летом следующего года эта крепость падет, и нечестивому султану будет не до помощи шведскому королю, отвернувшемуся от законов христианских.

– Очаков можно было взять еще этой весною, – не утерпел принц Нассау-Зиген, – крепость эта держится благодаря нерешительности командующего. Я представил план штурма еще в апреле. И генерал Суворов соглашался действовать со мною по этому плану. Гарнизон Очакова имел тогда не больше четырех тысяч. Турки не удержали бы городских укреплений такими силами. И после уничтожения флота в Лимане, когда противник впал в панику, мы могли смелым ударом овладеть Очаковом. Теперь же момент упущен совершенно безнадежно…

Принц хотел привести доводы, изобличающие бездарность и даже трусость Потемкина, но Сегюр опять коснулся ногой его ноги и тот удержался от разоблачительной тирады.

– Принц, – сказала Екатерина II, – подвиг ваш беспримерен. Никто еще не побеждал парусный флот противника на легких гребных судах. Я сравниваю победу вашу с Чесменской. Она есть достояние истории, – императрица не желала обсуждать неудачу Потемкина и хотела перевести разговор на другую тему.

Сегюр тоже попытался загладить вспышку принца, обиженного на Потемкина, и направить беседу в другое русло, ближе к вопросу о четверном союзе. Он считал, что на первом этапе обсуждения этого вопроса нужно внушить императрице мысль о необходимости политических уступок в обмен на поддержку России Францией, что могло бы создать условия для достижения нового баланса сил в Европе.

– Туркам удалось удержать Очаков, это верно, – сказал Сегюр, – однако они не смогли занять Крым и обеспечить свое господство на Черном море. Это позволяет говорить об установлении равновесия…

– Очаков непременно будет взят, я ни минуты не сомневаюсь в этом, – перебила Екатерина II, не сдержав чувств и на мгновение утратив контроль над собой.

– Но сегодня разумнее исходить из сложившегося положения, – мягко, но твердо продолжил Сегюр, – мне кажется, сейчас очень важно правильно оценить политическую обстановку в Европе. То, что султан, вопреки увещеваниям Франции, решился начать войну, есть результат скрытых усилий английского и прусского послов и тайной помощи этих держав. А также обещаний Пруссии создать угрозу в тылу русской армии. И король Швеции, зная позицию Франции, не одобрявшей его военных намерений, строил свои планы, рассчитывая на помощь Англии и Пруссии. Все это свидетельствует о новом раскладе сил на континенте и предопределяет сближение Франции и России. Учитывая недавнее крупное поражение австрийской армии, Россия может остаться одна в окружении враждебных государств. В этом положении Россия, согласно закону о равновесии сил, нуждается в надежном союзе с Францией и дружественной ей Испанией.

Изложив свои представления о развитии взаимоотношений между европейскими державами, исходя из дипломатической теории, Сегюр хотел перейти к мысли о том, что союз с Францией позволит России создать новую политическую конструкцию Европы, что возможно только при сохранении Турции, которую императрица стремится уничтожить как фактор европейской политики. А кроме того, необходимо усилить роль Польши в противовес Пруссии, а это потребует перемены в русско-польских отношениях. Но Екатерина II не дала французскому посланнику закончить обоснование условий будущего союза с его точки зрения. Не совсем удачная фраза Сегюра о том, что Россия «нуждается в надежном союзе с Францией», задела императрицу.

– Граф, – сказала Екатерина II, обращаясь к Сегюру, – Франция нуждается в союзе не менее, а даже более России. Я всегда с уважением относилась к Франции как к великой державе и сочувствовала французскому народу, силы коего растрачивают бездарно. Будем откровенны, ведь мы беседуем совершенно конфиденциально – после того как Франция не поддержала свою союзницу – Нидерланды и не дала отпор Пруссии, авторитет ее в Европе стал весьма сомнителен. Король и его приближенные продолжают тешить себя обманчивой иллюзией победы над Англией, одержанной в Америке. Но победа эта ничего не дала Франции, хотя и отняла многое у Англии. Американцы, получив с помощью Франции свободу, остались все теми же англичанами по происхождению и рано или поздно покажут свое сродство с Англией и отплатят Франции неблагодарностью. Мне известно: французская казна пуста, парламент открыто противодействует королевской власти. Чернь, став жертвою поспешного просвещения, увлечена незрелыми суждениями и не сдерживаемыми страстями. Люди, желающие возвыситься среди внутренних смут, готовы ввергнуть страну в хаос.

– Да, ваше Величество, – согласился Сегюр, не имея аргументов, чтобы возразить императрице, – Франция оказалась в полосе некоторых затруднений, преодолеть их сейчас крайне важно.

– Я надеюсь, что король и его ближайшие советники сумеют сделать это. Они стали заложниками системы герцога Шуазеля, она давала выгоды Турции, Польше, Швеции за счет Франции, чем и не преминули воспользоваться англичане и пруссаки. Пруссия и Англия уже делают открытые вызовы Франции. Турция и Швеция, тайно ими поддерживаемые, предадут Францию, как только окончательно убедятся в ее слабости. А эта слабость – в бездействии. Только решительный отпор Пруссии, пославший войска в Нидерланды, восстановил бы авторитет Франции.

– Но это война. Большая европейская война. Франция, в силу временных внутренних неустройств, не может решиться на такой шаг.

– Поверьте, граф, война спасет Францию. Только война остановит внутренний разлад и даст иное направление брожению умов. Война способна произвести перемену настроений, дать страстям другую цель, возбуждая прямой патриотизм. Энергия народа, направляемая против власти, обратится на другого противника. Головам честолюбивым, жаждущим борьбы и славы откроется другое поприще. А победа над врагом восстановит согласие внутри страны, укрепит престол. И возродит авторитет Франции в Европе. В том ли интерес Франции, чтобы оплачивать несбыточные амбиции шведского короля, поддерживать застарелые претензии поляков или помогать Турции удерживаться на Балканах, тогда как она не имеет никаких прав и оснований вообще присутствовать в Европе. И разве допустимо, чтобы ничтожная Пруссия, сохранившаяся на европейской карте после поражений Фридриха II только благодаря слепой симпатии к нему моего незадачливого супруга, ущемляла позицию Франции в Нидерландах? А Англия захватывала французские владения в Индии? Решительные действия и союз с Россией позволят Франции поставить Пруссию на место – имея у себя в тылу русскую армию, прусскому королю придется вывести войска из Нидерландов. А кроме того, Франция сможет с помощью России вернуть свои владения в Индии.

– Каким образом? – спросил французский посланник, ошеломленный напором Екатерины II.

На этот вопрос, к удивлению Сегюра, ответил принц Нассау-Зиген:

– Я недавно представил план экспедиции в Индию. Через Бухару и Хиву. Индия находится совсем рядом с южными границами России, и мы не можем не воспользоваться этим.

– А Франция, вместе с Россией освободив от турок Египет, имела бы прямое сообщение с Индией, восстановив древние каналы фараонов от Нила до Красного моря, – подхватила императрица.

«О Боже, какая женщина! – подумал граф Сегюр, – это поистине нечто вулканическое… А я собирался выторговать у нее какие-то незначительные уступки в пользу Польши и Турции, тогда как она в своем воодушевлении, похоже, забывает о их существовании. Что довольно опасно и для европейского равновесия, и для самой России, как, впрочем, и для ее возможных союзников… Однако…» – граф Сегюр вспомнил слова барона Бретейля, лично хорошо знавшего Екатерину II. «Политика русской императрицы – честолюбивая, по-женски обидчивая и славолюбивая есть политика всемирного расширения. Причина ее фантастических успехов и побед кроется в безграничной вере в свою звезду».

Барон Луи-Огюст де-Тоннелье Бретейль принадлежал к древнему роду, владевшему богатейшими поместьями в славной своим изобилием Турени. Он отличился на военной службе, но потом, благодаря личным симпатиям короля Людовика XV, был посланником во многих европейских странах, а после находился при короле и ведал «королевскими приказами об аресте» – знаменитыми Lettre de cochet, по ним любого простолюдина и самого знатного дворянина без следствия, суда и объяснения причин можно на любой срок заключить в Бастилию.

А кроме того, барон руководил «черным кабинетом», особой секретной командой, занимавшейся вскрытием и расшифровкой как дипломатической почты, так и посланий тех лиц, за которыми установлена слежка, и в конце концов занял должность министра королевского двора.

Год назад ему пришлось покинуть это место, Бретейль придерживался старых взглядов, что не соответствовало духу нового времени, требовавшего перемен. Барон Бретейль не любил писать и так и не собрался приняться за мемуары. Но он был прекрасным наблюдателем, умел подмечать существенные детали и тонко разбирался в людях.

«Имея дело с Екатериной II, всегда нужно помнить, что она прежде всего женщина и политике своей придает нервный, горячий характер, отражающий характер ее собственный, – рассказывал барон Бретейль Сегюру накануне его отъезда в Россию. – Немка она только по месту рождения. За годы пребывания на новой родине Екатерина II переродилась, полностью утратив присущие немцам качества – расчетливость, мелочность и ограниченное здравомыслие. И ее политика – внутренняя и внешняя – совершенно русская, как и весь склад ее чувств и мыслей. Счастье и удача, сопутствующие русским, окружают их ослепительным сиянием. Русские жадно хватаются за все, что сулит победу и славу, не считаясь со средствами. Главное – начать, привести все в движение, действовать, удивлять и поражать весь свет, не думая о последствиях, полагаясь на знаменитый русский «авось», бросаясь напролом, не обращая внимания на препятствия, мечтая с открытыми глазами, не замечая действительности, не принимая во внимание доводы разума, не зная, что такое осторожность, веря в невозможное, надеясь на чудо. Эта вера движет людьми и горами, они живут иллюзиями, которые принимают за действительность, и потому достигают многого совсем малыми средствами, восполняя все возбуждением собственного духа и пренебрегая не только опасностями, но и самой жизнью».

11. Неожиданный финал

– Ах, как вовремя!

Анонимная пьеса XIX века.

Характеристика, данная бароном Бретейлем, совершенно верна… Да и сам он, граф де Сегюр, за годы, проведенные при русском дворе, и особенно во время путешествия императрицы в Крым мог бы сделать подобные наблюдения и прийти к таким же выводам…

И поэтому «греческий проект» Екатерины II, воспринимаемый в Париже как безумный мираж, вполне может осуществиться и нарушить все правила и нормы европейской политики. Но «греческий проект», судя по всему, лишь эскиз проекта индийско-персидского… И зная эту женщину, ее мечты и замашки нельзя считать несбыточными…

– Насколько я осведомлен о настроениях при дворе, там могут не воспринять широких замыслов. Франция испытывает временные затруднения… – начал Сегюр.

– Конечно, Франция преодолеет эти затруднения, потому что она великая держава, – перебила Екатерина II. – Но история свидетельствует, бездействие уничтожает и великие державы. Я знаю, французы любят честь и славу. Укажите им цель, которая даст честь и славу их родине, и они оставят смуты и выдержат любые тяготы. Перенеся неудовольствие низших и высших сословий за пределы своего государства, король приведет Францию к великим победам. В противном случае это сделают другие… Франция не сможет существовать в униженном положении, в котором она находится после того, как Англия отняла большую часть ее заморских владений, а Пруссия ущемила ее интересы в Нидерландах. Союз с Россией, изменение расстановки сил в Европе необходимы Франции куда более, чем нам. Россия – незыблемый материк, враги могут только досаждать ей, но ни у кого не хватит сил всерьез угрожать России. Союз Пруссии и Англии не может не настораживать. Но он не пугает меня. Что они могут предпринять? Предоставят Турции субсидии? Но как только будущим летом падет Очаков, туркам уже не помогут никакие деньги. Пруссия двинет свои войска к моим границам? Но я отправлю против них армию Румянцева – пруссаки слишком хорошо знают, как действует этот полководец. Англичане введут свою эскадру в Балтийское море? Но мой флот, только что достойно отразивший шведов, преградит им путь. Англия, обладая сильным флотом, может с успехом перерезать водные пути сообщения, но воевать в России на суше англичане никогда не осмелятся. А если решатся на такое безрассудство, их ждет та же участь, что и турецкий десант под Кинбурном. Тут я положусь на Суворова. Но поверьте мне, граф, в России каждый воин, вставший на защиту отечества своего, – Суворов. Поэтому я и одна справлюсь с теми хлопотами, которые в состоянии доставить мне Пруссия и Англия. А объединившись, Россия и Франция, эти две могучие державы, никому не позволят ни угрожать, ни досаждать себе. Вы, граф, говорили мне, что будете иметь случай через испанского посла изложить мой взгляд на возможность союза между нашими государствами. Но я слышала, что испанский посол… Болен..?

Граф де Сегюр несколько смутился.

– Мы скрывали положение испанского посла дона Нормандеса. В силу родственных отношений между испанским и французским дворами, наши дипломаты действуют совместно… Не смея доверить переговоры о союзе даже дипломатической почте, я надеялся, что испанский посол, собравшийся ехать в Париж, с глазу на глаз расскажет министру Монморену о том, что мы можем прийти к согласию. Но испанский посол занемог… Это выяснилось не сразу…

– Что же случилось с испанским послом? Мне говорят… Что он потерял рассудок?

– Врач, которого мы приставили к нему, называет это ипохондрической меланхолией. И объясняет долговременным воздействием северного климата на организм человека, рожденного в условиях юга… Нельзя сказать, что он полностью помешался… Просто время от времени им овладевает сильное беспокойство… Ему кажется, что он окружен одними врагами, желающими причинить ему разные неприятности…

– Такое понимание жизни говорит не столько о расстройстве рассудка, сколько о здравомыслии, – философски заметила Екатерина II.

– О да, – согласился Сегюр, – но наш друг выдумывает несуществующие угрозы и болезненно реагирует на них. Он боится, что ему отравят питье и поэтому тайком от прислуги пьет воду из Невы. Из-за шума в голове он не спит ночами, шум этот, по его мнению, устраивают под окнами посольства люди, нанятые прусским посланником, чтобы свести его с ума. Дон Нормандес утверждает, что все красавицы Петербурга тайно хотят родить от него ребенка, и он вынужден скрываться от них, так как если он уступит желанию хотя бы одной, остальные поднимут бунт и ему придется бежать из России. Бедняга со слезами на глазах уверял меня, что английский посланник подкупил в Петербурге всех часовщиков и теперь они продают часы, неверно показывающие время. В результате этого хитроумного замысла коварных англичан наступит всеобщий хаос, люди, не зная настоящего времени, совершенно запутаются и погибнут. Единственные верные часы остались у него самого, он хранит их у себя под подушкой и боится, что английский посланник выкрадет эти часы и тогда уже никому не спастись. Я вызвал в Петербург испанского посланника в Берлине, дона Гальвеца, чтобы он заменил своего товарища. Мы решили отправить дона Нормандеса на родину, врач надеется, что в привычном для организма климате его здоровье поправится. Разумеется, нет и речи о том, чтобы поручить ему встретиться с нашим министром иностранных дел. Поэтому мне и пришла в голову мысль, что в этой ситуации нас может выручить принц.

Принц Нассау-Зиген согласно кивнул головой.

– Я всецело доверяю принцу, – сказала Екатерина II.

Послать Нассау-Зигена в Париж было бы даже очень хорошо. Уже декабрь месяц. Светлейший, как только отведет войска на зимние квартиры, приедет в Петербург. От партии Воронцова опять начнется распространение мнений, Потемкину неприятных… Злопыхатели князя постараются использовать и принца. О его недовольстве главнокомандующим все уже хорошо осведомлены. Нассау-Зиген – герой, однако вспыльчив. Его отсутствие в столице этой зимой желательно. А польза от поездки в Париж и Мадрид несомненна – связи принца обширны, имя известно. О союзе он может напрямую поговорить с обоими королями – доступ к ним для него открыт…

Конечно, Нассау-Зигену не хватает дипломатической гибкости. Но для беседы с королями его непосредственность и искренность вполне подходят, важно направить дело в правильное русло, а дальнейшие тонкости возьмет в свои руки граф де Сегюр. Он честолюбив и стремится вписать имя свое в историю и, как искусный дипломат, вполне того достоин…

И Красный Кафтан о нем хорошего мнения… Красному Кафтану нужно бы поприсутствовать при сегодняшней беседе… Он умен и мог бы серьезно заняться европейской политикой… Но опять эти боли в груди… У нее самой колики в боку… Какой тяжелый год – високосный… Столько неудач одна за другой…

Может, следующий год удастся полегче, и все направится… Четверной союз, по крайней мере, удержал бы Пруссию и Англию от прямого вмешательства… Приедет Потемкин – нужно с ним все обсудить… Он плохо относится к французам, они туркам первые помощники…

Но граф де Сегюр – другое дело… При его ловкости и сообразительности можно бы заручиться поддержкой Франции… Франция, по своей нынешней слабости, союзник ненадежный, ну да лучше хотя бы такой, чем никакого… Дела в Париже плохи… По словам Соколовича, масоны вот-вот захватят власть и даже убьют короля…

Соколович, конечно же, помешался на масонах и их пророчествах… Однако он не шарлатан вроде Калиостро… И все, о чем он предупреждал раньше – подтверждалось… Он говорит, масоны ни в коем случае не допустят четверного союза… Вот такие, как он, поручики, заседающие в разных тайных ложах, хотят предписывать монархам, с кем заключать союзы и как править державами… Что когда-то и пытался делать Панин, тоже зловредный заседатель масонских лож.

Панина она выставила вон, и ни один масон не посмел даже рта раскрыть. Во Франции большие неустройства, это верно, но Франция – великая держава, союз с ней повлияет на обстановку в Европе. И Сегюр устроит это дело, как он устроил торговый договор, обойдя английского посланника Алана Фиц-Герберта.

Фиц-Герберта уже отозвали в Лондон, это тот самый английский посланник, который глупо влюбился в одну из фрейлин – худосочную княжну Щербатову, пленившую его своими незрелыми прелестями. Потом он все-таки спохватился. Невзрачной княжне не удалось навсегда завладеть сердцем неопытного воздыхателя. Ко всему еще и подписание нового англо-русского торгового договора зашло в тупик.

А вот у Сегюра все получилось. И даже договор он – случайно или в насмешку над недогадливым англичанином – подписал его же пером, доставив тем самым удовольствие всем собратьям-дипломатам, охочим до исторических анекдотов.

От торгового союза недалеко и до союза четверного – Россия, Австрия, Франция, Испания. Англичане и опомниться не успеют. А там весна, Потемкин сокрушит Очаков и всех уже будет интересовать только то, кому какая часть империи Оттоманов достанется. А если Потемкин и в следующем году не возьмет Очаков? Нет, это невозможно… В следующем году Очаков падет, это несомненно…

Дверь вдруг приоткрылась и мелькнуло лицо Марьи Саввишны Перекусихиной – без нее в кабинет императрицы в неурочный час никто не имел доступа. И тут же в дверях возник сияющий статс-секретарь Храповицкий. Его появление в такое время могло означать событие сверхъестественной важности. Прусские войска перешли наши границы? Но это невероятно, ведь уже зима…

– Очаков! – с порога воскликнул и как-то нелепо, при его комплекции, взмахнул рукой Храповицкий.

Очаков? Убит Потемкин? Но лицо статс-секретаря сияет от радости!

– Очаков взят штурмом! – выпалил Храповицкий.

– Известия достоверные? – Екатерина II, сдерживая волнение, поднялась во весь рост.

– Подполковник Боур только что прибыл с реляцией от Светлейшего князя. Комендант крепости Гассан-паша трехбунчужный взят в плен с меньшею частью гарнизона, большая часть перебита во время штурма. Наши потери в людях так же значительны. Однако победа полная и окончательная.

Принц Нассау-Зиген не мог проговорить ни слова. Граф де Сегюр тоже был поражен. В первое мгновение все показалось ему театральным фарсом, нарочно подготовленным. «Но зачем, какой смысл, если Очаков не взят, это станет известно через несколько дней, такую мистификацию Потемкину не простит и сама императрица». Ему даже показалось, что и Екатерина II тоже не поверила своим ушам. Однако нет, такими вещами не шутят. Очаков действительно пал, похоронив под своими развалинами надежды удержать Россию в ее старых границах.

Граф де Сегюр первым пришел в себя от неожиданного известия. Он поднялся с кресла, галантно поклонился Екатерине II и сказал:

– Многие дипломаты Европы размышляли над тем, на каких условиях правильнее заключить мир между Россией и Турцией. Теперь же не стоит больше утруждаться разного рода проектами. Нужно просто внимательно выслушать требования, которые изволит продиктовать всем русская императрица.

Екатерина II Алексеевна наградила французского посланника милостивой улыбкой. «И все-таки французы – прирожденные дипломаты, – подумала императрица, – но Светлейший… Как же я не ошиблась в этом человеке!»