Текст книги "Трое нас и пёс из Петипас"
Автор книги: Вацлав Чтвртек
Жанр: Зарубежные детские книги, Детские книги
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
Жолса перестал рыться, поднял нос, измазанный глиной, и посмотрел на нас, словно говоря: „Что ж, и это я могу“.
– Завтра же возьмем его в лес, – решил Руда.
Я тоже захотел что-нибудь придумать для Жолсы и сказал:
– А потом научим его всяким фокусам.
– Таким фокусам, что на него будут ходить смотреть все петипасские мальчишки! – добавил Руда.
Жолса перестал копаться под лопухом, вылез из ямы и снова весело посмотрел на нас. Затем отряхнул глину, прищурился на солнышко, свернулся клубком и уснул.
– Не беда, – сказал Руда. – Мы уже знаем такое слово, которое его сразу развеселит.
Жолса спал. А мы с Рудой сидели и радовались, что теперь у нас до самого конца каникул есть весёлое занятие. По утрам мы будем ходить с Жолсой на охоту. Днем станем обучать его всяким фокусам – это тоже весело. Один день он будет жить у Руды, другой – у меня, так и будем чередоваться. Один день я отдам ему половину обеда и ужина, другой день – Руда. А сейчас, когда пойдём домой, полдороги поведет Жолсу Руда, полдороги я.
Мы с блаженным видом смотрели на спящего Жолсу и тихонько считали до трехсот, чтобы дать ему как следует выспаться. Потом мы его разбудили. Руда отвязал веревку от кости и накинул её Жолсе на шею. Мы торжественно шли посредине дороги, направляясь домой. За забором дачи номер семнадцать стояла женщина. Она внимательно посмотрела на Жолсу и крикнула кому-то в глубину сада:
– Смотри, какая милая такса!
Я подмигнул Руде, Руда – мне, и я прикрикнул на Жолсу:
– Иди, иди, не балуй!
Пусть все знают, что этот пес наш. Вдруг на углу улицы нам повстречалась целая куча ребят, и кто-то из них крикнул:
– Эй, ребята, что вы делаете с нашим Пецкой?
Куда вы его тащите?
Тут случилось такое, что вспомнить, и то страшно. Жолса вздрогнул, рванулся, веревка вырвалась у Руды из рук, а меня кто-то сзади схватил за плечо. Руда бросился вперед, словно хотел убежать, но его уже плотным кольцом окружили петипасские ребята. Я обернулся и увидел перед собой Анчу. Жолса сидел у её ног и тихо рычал.
10
В эту минуту мне хотелось только одного: очутиться где-нибудь далеко-далеко за семью горами. Проживи я на свете хоть сто лет, и то не забуду, как смотрела на меня Анча. Я чувствовал себя самым разнесчастным человеком в мире. Хоть бы она сказала что-нибудь, и то было бы легче. Но она лишь молча смотрела на меня. А потом получилось ещё обиднее. Анча обошла меня, словно я для неё не существовал, и присоединилась к мальчишкам, которые плотным кольцом окружили Руду. Среди них был и Лойза Салих. Он едва доставал Руде до плеча, но вид у него был бесстрашный. Грозя Руде кулаком, он кричал:
– Вы просто воришки! Вы украли у Анчи собаку!
А все остальные мальчишки, будто грозные судьи, смотрели на Руду и кивали в знак согласия головой.
Лойза пыжился от радости, как индюк. Он размахивал руками, бегал от одного к другому и всем объяснял:
– Я сейчас вам расскажу, как было дело! Они сидели под каштанами и о чем-то сговаривались.
Я это сразу заметил. Тогда мы пошли за Грудеком, а его не было дома. Тогда мы пошли за ними, а они тут ловили собак. Украли у Анчи её Пецку. Тогда мы пошли за Анчей.
Все ребята слушали, хотя и без него прекрасно знали, как все произошло. Единственный, кто не слушал, был Руда. Он стоял в плотном кольце петипас-ских ребят, покачивался на носках и щурил глаза. Страха у него не было. Он видел, что все ребята намного меньше его. Лойза Салих ещё разок крикнул:
– Эх вы, собачьи воры!
Но в ту же минуту он чуть не проглотил язык. Руда шагнул к нему и ухватил за плечо:
– Ты мне за это ответишь!
Лойза со страхом посмотрел на Руду. По правде говоря, Лойза был ещё малышом. Он весь сжался и оглянулся на остальных. А те изо всех сил закричали:
– Драбек бьет Лойзу!
В этом-то и была их ошибка. Руда сразу понял, что они его боятся. Он отпустил Лойзу и сделал вид, что хочет кинуться на ребят. Но вместо этого ещё сильнее прищурился и спросил тихим голосом:
– Это кто у вас ворует собак, а? Кто-то стоявший сзади всех ответил:
– Ты!
– Кто это сказал? – грозным голосом переспросил Руда. – Повтори-ка!
Парнишка, на которого уставился Руда, произнес громким голосом:
– Это не я! – и тут же юркнул за угол улицы. Руда громко засмеялся:
– Ладно! Вы мне все за это ответите!
Ещё трое мальчишек скрылись за углом. Остались только двое – Лойза Салих и Мила Ткачек. Мила был ещё совсем карапуз. Он вообще ничего не понимал и поэтому ничего не боялся. Руда нагнулся к нему, слегка шлепнул и сказал:
– А ну, беги домой, к маме! Ясно?
И Мила сразу послушался. Вслед за ним ушел и Лойза Салих. Он присматривал за Милой и не смел оставить его одного.
Руда подтянул штаны и с победоносным видом направился за угол посмотреть, не замышляют ли мальчишки ещё чего-нибудь.
А я остался с Анчей один на один. Я наклонился, поднял свободный конец веревки, которая была обвязана вокруг шеи таксы, и подал Анче.
– На, бери своего пса. Только уходи, пока не вернулся Руда.
Анча демонстративно повернулась ко мне спиной.
Меня ничуть не радовало, что Руда так легко одолел петипасских ребят. И вовсе не хотелось видеть, как струсит перед ним Анча. Лучше скорее домой!
Но Руда уже возвращался, приглаживая рукой волосы, – это означало, что он очень доволен собой» Он остановился перед Анчей, дернул её за косу и насмешливо сказал:
– В следующий раз можешь приводить хоть двадцать этих сопляков!
Я думал, что Анча разозлится и ударит Руду, но она лишь отошла на шаг и спокойно ответила:
– Неправда! Никого я не приводила. Ребята сами прибежали за мной.
Руда прищурился:
– Ты что, хочешь, со мной поссориться?
Анча пожала плечами:
– Очень нужно!
Руда понимал, что ничего не сделает с Анчей, пока не разозлит её. Минуту он раздумывал, потом показал пальцем на таксу:
– Так чей же это пес?
– Мой, – ответила Анча.
Тогда Руда быстро наклонился, схватил конец веревки и крикнул:
– А теперь он мой! Ясно?
– Это тебе только кажется, – усмехнулась Анча.
Солнце светило так ярко, что я поневоле зажмурил глаза. Но при этих словах глаза у меня сами собой широко раскрылись. Я увидел, что Анча и вправду смеется над Рудой.
Руда дернул за веревку:
– Жолса, встать!
Такса встала, виляя хвостом.
– Я забираю пса! Ясно?
Мне стало жалко Анчу. Я подошел к Руде и тихо сказал:
– Брось ты это! Ведь она его, наверное, любит.
И тут случилось что-то непонятное. Анча вдруг разозлилась, только не на Руду, а на меня. Даже не повернув головы в мою сторону, она крикнула:
– А ты не лезь не в свое дело!
Я чуть не сгорел от стыда. Даже в голове загудело. Между тем Руда намотал веревку на руку и уже напоследок спросил:
– Так, значит, ты не веришь, что я уведу твоего пса?
Анча ничего не ответила. Она быстро повернулась на одной пятке и скрылась за углом улицы. Такса глядела ей вслед и тихонько повизгивала.
– Терпеть не могу скулящих собак! – рассердился Руда и, потянув за веревку, скомандовал: – Жолса, за мной!
Такса уперлась всеми лапами в землю и схватила веревку зубами, словно хотела перегрызть её.
– Сейчас ты у меня заработаешь! – крикнул Руда и потянул веревку сильнее – таксе поневоле пришлось побежать за ним.
Мы двинулись в обратный путь. Улица, где мы ловили собак, вела к реке. Руда захотел испытать, умеет ли Жолса плавать. Я молча шел рядом. Руде мое молчание не нравилось. Он то и дело искоса поглядывал на меня и наконец сказал:
– Неплохая драка была, а? Шестерых мальчишек и эту девчонку с косами я одолел одним махом!
Я знал, Руде ужасно хочется, чтобы его похвалили. Но я смолчал. Ведь все мальчишки были по сравнению с Рудой ещё малышами, а девчонка сама уступила ему собаку. Разве их поймешь, этих девчонок! Я видел, что Анча ни капельки не боится Руды. Но почему же она отдала ему пса? Почему? Вот что было непонятно! Руда понял, что я не собираюсь его хвалить, и перестал со мной разговаривать. Так, молча, мы и шли по дороге: Руда, такса и я. В конце концов Руда не выдержал и стал разговаривать с псом:
– Шагай, шагай и не оглядывайся! Ты должен слушаться меня с одного слова, ясно?
Жолса бежал перед ним, слегка переваливаясь на ходу.
– Я из тебя сделаю настоящего пса, – пообещал ему Руда. – Не то что эта девчонка с косами. Она только и делала, что водила тебя на веревочке.
Жолса споткнулся о камень.
– Вот-вот! Даже ходить как следует она тебя не научила! – ехидничал Руда. – У меня все пойдет по-другому. Буду учить тебя с утра до вечера. Научу ловить мышей, ходить по следу, умирать.
Я не понял и спросил:
– Чему, чему ты его научишь?
– Ну, умирать, – пояснил мне Руда. – Чтобы был похож на мертвого. Ясно? Мой пес должен все уметь.
Тут уж я не выдержал:
– Откуда он твой? Он такой же твой, как и мой. Мы его вместе поймали!
– Подумаешь! – возразил Руда.
– А кому первому он стал обнюхивать ногу?
– А кто стоял, как дурак, когда петипасские ребята стали его отнимать?
Мы остановились, чтобы было удобнее ругаться. Жолса уселся посредине и уставился на нас.
Что бы я ни говорил, Руда на все ухитрялся найти ответ. Наконец он разозлился и крикнул:
– Это мой пес! И точка!
В ту же секунду Жолса так дернул веревку, что Руда едва устоял на ногах. Раздался грозный окрик:
– Сидеть!
Но Жолса не слушал. Он вырывался, заливался лаем и так работал всеми лапами, что только камешки летели. Пес изо всех сил тянул Руду обратно, к тому месту, откуда мы повернули к реке.
Там стояла Анча. Я узнал её по красной юбке и желтой майке. Она засунула два пальца в рот и свистнула.
Жолса на миг прислушался, завилял хвостом и снова начал рваться.
– Тонда, на помощь! – крикнул Руда.
Но тут Жолса яростно завыл и завертелся так, что я уже не мог помочь, если бы и захотел. Там, где стоял Жолса, теперь виден был лишь столб пыли и оттуда раздавался громкий лай, визг и летели во все стороны камни. Руда обеими руками ухватился за веревку и всеми силами старался удержать Жолсу.
Люди на соседних дачах подходили к окнам, что-то кричали нам, даже грозили.
Я посоветовал Руде:
– Отпусти пса! Ведь плохо будет!
Так оно и случилось. Калитка дачи номер семнадцать распахнулась, из неё выбежала пани – та самая пани, которая недавно похвалила Жолсу. Она подбежала к Руде и что-то крикнула. Губы у неё двигались, но ничего не было слышно, потому что эта маленькая собачонка визжала, как большой паровоз. Что произошло у них дальше, я хорошенько не разобрал, только мне показалось, что эта пани отвесила Руде подзатыльник.
В тот же миг Жолса выскочил из облака пыли и помчался по дороге, волоча за собой веревку. Постепенно наш пес становился все меньше и меньше. На углу улицы он попал прямо в объятия к Анче.
Домой мы возвращались задами. Это из-за мальчишек. Ежеминутно в нескольких шагах от нас неожиданно появлялся какой-нибудь мальчишка и кричал Руде:
– Жолса, хочешь сахару?
Руда не отвечал, только что-то бормотал сквозь зубы и прибавлял шагу. Наконец мы добежали до моего дома. Тут Руда обернулся назад и сердито погрозил кулаком:
– Я вам всем ещё покажу. И этой девчонке с косами! И тебе, Тонда, тоже! – И, сжав кулаки, он стал медленно приближаться ко мне. – Ты думаешь, я не видел, как ты шептался с этой девчонкой?
А собака? Если бы ты мне помог…
За моей спиной стукнуло окно. Руда поглядел ту да и сразу разжал кулак, которым размахивал передо мной.
– Добрый день, пани Людвикова, – услышал я его голос.
Через минуту он уже мчался к улице к дому перевозчика.
Я посмотрел ему вслед и задумался. В первый раз я увидел, как одурачили Руду. И кто же? Какая-то девчонка с косичками! Да, здесь было над чем задуматься! Но тут меня окликнула пани Людвикова:
– Тоник, где ты там шатаешься? Опять опоздал к полднику!
Я взял горшочек с молоком, рогалик и поплелся в закоулок сада, к колонке. На душе у меня было очень скверно. Только вот отчего? Я присел на бетонный выступ и стал припоминать все, что случилось со мной сегодня. Сначала на меня обозлилась Анча, а потом Руда. Теперь спрашивается, что мне больше не по душе. Честно говоря, я совсем не страдал из-за Руды. Злится? Ну и пусть себе злится. Но едва я подумал об Анче, как у меня сразу пропал аппетит. Неужели все дело в Анче? Вот уж не думал! Я решил проверить все это ещё разок.
«Если бы у тебя была жевательная резинка, с кем бы ты поделился: с Рудой или с Анчей?» – спросил я сам себя.
И сам ответил:
«Конечно, с Анчей!»
Я облегченно вздохнул и допил остатки молока.
Вечером, перед сном, я снова вспомнил про Анчу и Руду. Теперь на душе у меня было весело. Я был страшно рад, что Руду так здорово одурачили и что одурачила его именно Анча. Так ему и надо! Слишком много он о себе воображает, этот Руда!
Только одна мысль все ещё беспокоила меня: ведь Анча-то считает меня трусом.
11
Ночью в Петипасах царит тишина.
Ну и темень же здесь!.. В Праге куда светлее.
В эту ночь я просыпался раза три.
Когда я проснулся в первый раз, мне вспомнилось, что я ещё не ходил на рыбалку, а ведь уже третий день каникул. Отправлюсь завтра же! И сразу в ушах у меня зашумела река, перед глазами закачались зеленые ветки ольхи, склоненные над водой, и я незаметно уснул.
Во второй раз я проснулся, когда уже чуть-чуть светало. В окно ко мне заглядывала какая-то звезда, и я подумал: «Интересно, видит ли её Анча?.. А что, если позвать Анчу с собакой на рыбалку? Там я докажу ей, что ничего не боюсь. Могу взять в руки любого червя, пиявку, даже лошадиную! А поймаю сома – засуну ему в рот руку. Пусть Анча видит, что я вовсе не трус».
В третий раз я проснулся уже утром. Завтрак стоял на столе. Под горшком с молоком лежал лист бумаги. На нем было написано: «Раз мы не увидимся (ты ещё спишь, а мне пора на работу), то червяков для тебя я оставляю под окном».
Под окном и вправду стояла жестянка, полная свежих червей. Я ужасно обрадовался и немножко простил пану Людвику, что он не моряк.
Было лишь семь часов. Я решил, что погуляю четверть часика, а потом пойду к Анче и позову её на рыбалку. Делать мне было пока нечего, и я не спеша умылся. Потом хотел причесаться, но никак не мог найти свою расческу. Я отправился на кухню попросить пани Людвикову, чтобы она одолжила мне свою. Однако на кухне никого не было. В соседней комнате тоже. Тогда я выглянул из окна во двор. Пани Людвикова стояла под навесом у забора, рядом с ней я увидел соседку. Обе хозяйки смотрели в корыто, поставленное на два стула. Наконец соседка произнесла:
– Ну, пани Людвикова, теперь вам целую неделю можно не думать об обеде!
В корыте что-то яростно плеснулось. Соседка отскочила и отряхнула брызги с передника.
– Да это и впрямь рыбина что надо!
А я уже мчался через двор к навесу. Разлетелся так, что едва не угодил в корыто.
– Осторожней, Тоник! Как бы вам не оказаться вместе, – остановила меня пани Людвикова.
В корыте был карп. Живой, огромный… Спина у него была черная и сильная.
– Откуда он у вас?
– Из реки, Тоник. Вчера вечером он целый час возил пана Людвика по воде вместе с лодкой.
– Так, значит, его поймал пан Людвик? – Мне все ещё не верилось.
– А на какую приманку он его поймал?
– Говорил, что на обыкновенного червя.
– А какая леска у него была?
– Кажется, тридцатка.
Я уже не знал, чему удивляться: тому ли, что пан Людвик поймал такого здоровенного карпа на такую слабую леску, или тому, что пани Людвикова так хорошо разбирается в рыболовном деле.
– А где он его поймал?
– Под скалой, у самого Казина. А ну-ка, причешись!
Пани Людвикова достала из кармана передника гребенку и протянула мне.
– Он был совсем один?
– Один, один! Он все любит делать сам. Ему даже в воду пришлось лезть из-за этого карпа.
И пани Людвикова показала на веревку, протянутую от орешника к забору. На ней сушились брюки и рубашка.
– Только кепка утонула… А теперь беги обуйся!
Она наклонилась над корытом, ухватила карпа за жабры и понесла в кухню. Карп, наверное, был очень сильный. Он бил хвостом во все стороны. Но недаром пани Людвикова была настоящей женой рыболова. Не успел я обуться, как она уже чистила карпа.
Ох, и злился же я на себя! Ведь я же мог пойти на речку с паном Людвиком. И тогда бы мы вместе поймали этого карпа! А я в это время ловил с Рудой собак, да ещё столько из-за этого перенес.
Чешуя разлеталась, во все стороны. Несколько чешуек блестело в волосах у пани Людвиковой. Разрезав карпа, она обратилась ко мне:
– Ну, рыболов, не вынешь ли ты отсюда желчь?
Я что-то плохо вижу.
Вынуть желчь из карпа не так-то просто. Если не умеешь это делать, лучше не берись – можешь испортить всю рыбу. И я, конечно, был доволен, что пани Людвикова оказала мне такое доверие. Я даже простил ей все, что было раньше.
Теперь мне и вовсе не сиделось дома. Я непременно должен поймать такого же карпа! Я вытащу его из этой Бероунки и отдам Анче – пусть знает, с кем имеет дело!
Шагая к домику Анчи, я то и дело оглядывался по сторонам – мне не хотелось никому попадаться на глаза, а больше всего Руде. Но все обошлось благополучно. До самых лип, что стояли на развилке дороги, я не встретил ни души, а отсюда уже рукой подать до шлагбаума. Отец у Анчи был стрелочник, поэтому их дом стоял прямо у полотна. После я узнал, что матери к неё нет. Жила она с отцом и Пецкой.
Если б между нами ничего не произошло, я бы просто крикнул ей:
«Анча, в полвторого я иду на рыбалку. Идешь со мной?»
Тут она бы выглянула из окна и сказала: «Хоть сейчас, Тоник!»
Но все это было только на словах. А на деле выходило совсем не так. Анча считала меня трусом. И вдобавок злилась на меня за всю эту проклятую историю с собакой. Не то что видеть, но и слышать, наверное, обо мне не хотела. Как только я об этом подумал, ноги у меня сами остановились. Да, пожалуй, мне лучше всего повернуть назад!
Но как сделать, чтобы Анча пришла после обеда на реку? Я долго ломал себе голову. Думал даже написать стихи, красивые стихи о рыбаке, который будет ждать сегодня Анчу на берегу реки. Но откуда Анча узнает про эти стихи?.. Так я ничего и не придумал.
Тогда я взглянул на небо. Там собирались небольшие тучки. «Скоро все равно пойдет дождь», – решил я и повернул домой. Всю дорогу я громко насвистывал, чтобы ни о чем не думать.
Но, дойдя до перекрестка, я остановился как вкопанный. А ведь я действительно трус! Рад придраться к любому пустяку, даже к дождю, лишь бы не встречаться с Анчей.
Вряд ли кому-нибудь приятно обнаружить, что он трус. Я осмотрелся вокруг. Недалеко от перекрестка боролись Лойза Салих и Мила Ткачек и страшно при этом орали – видно, боролись всерьез. Но все же унывать им нечего – они-то ведь не трусы.
А вокруг было так здорово!.. В придорожной канаве росли цветы – весь воздух был пропитан их ароматом. Деревья слегка покачивались от ветра, из листвы то и дело выпархивали птицы. В густых садах прятались домики. А когда солнечный луч падал на окна, казалось, что домики весело подмигивают своими «глазами». Да, всем в Петипасах хорошо, и людям и зверюшкам, только мне одному было плохо. И все потому, что я трус.
Я быстро повернулся и бросился назад к домику Анчи. У самого полотна я свернул с дороги, обошел шлагбаум и остановился в нерешительности: куда же теперь? На каждой стороне дома были двери. Около одной стояли маленькие резиновые калоши, и внутри каждой чернильным карандашом было написано «А». Я подошел к этой двери и постучал. Тишина! Потом вдруг залаял Пецка, и дверь отворилась. Передо мной появился отец Анчи. Он был в синей железнодорожной форме. Такого оборота, честно говоря, я не ожидал. Это нарушало все мои планы. Я растерялся и начал гладить Пецку.
– Мне нужна Анча. Её нет?
– А в чем дело? – спросил отец.
Но не мог же я сказать ему: все дело в том, что я трус – об этом и пришел поговорить с вашей Анчей.
– Зачем она тебе? – снова спросил отец.
– Просто так.
Отец Анчи громко рассмеялся, гулкое эхо прокатилось по коридору.
– Странный гость. Ну что ж, пошли в дом!
Он провел меня в комнату и указал на стул. Потом взял из миски пирожок и подал мне:
– А ну-ка, попробуй! Это мы с Анчей испекли.
Я отведал кусок и немного отломил Пецке, который удобно пристроился у меня на коленях. Уплетая пирожок, я поминутно оглядывался на дверь.
– Не вертись, приятель! Анчи и вправду нет дома. Ты что, её друг?
– Нет.
Отец Анчи неодобрительно покачал головой, но глаза его продолжали смеяться. Потом он взглянул на стену, где висели часы с большим маятником.
– Сейчас пройдет поезд? – спросил я.
– Какой там сейчас! – махнул он рукой. – Только через двенадцать минут.
Мне было почему-то страшно жарко. И вдобавок на коленях у меня разлегся Пецка.
Глаза отца Анчи смеялись все больше и больше.
– Возьми ещё пирожок! И скажи мне все же, за чем тебе нужна наша Анча.
И тут мне в голову пришла чудесная мысль.
– Я должен поговорить с ней по поручению одного парня.
– Подумать только! – покачал головой отец. – А что за поручение у этого парня?
Я сделал вид, что считаю когти на лапе у Пецки, и сказал равнодушным голосом:
– Этому парню охота доказать вашей Анче, что он не трус. Прямо сегодня! Если Анча в два часа придет к Казину, он возьмет при ней голыми руками лошадиную пиявку.
– Подумать только! – задумчиво повторил Анчин отец.
Я решил, что этого мало.
– А ещё этот парень сказал вот что: если он вдруг поймает сома, то сунет руку прямо ему в рот. Но только пусть ваша Анча снова водится с ним!
Отец наклонился ко мне – я даже увидел крупинки сажи в его волосах – и тихо спросил:
– А этот парень говорит правду? Он может доказать все это?
Я покраснел.
– Ну ладно, приятель, – похлопал меня по плечу Анчин отец. – Можно считать, что мы договорились.
В соседней комнате зазвенел будильник. Отец Анчи поднялся и стал разыскивать фуражку. Я спустил Пецку на пол и тоже собрался уходить. Но в дверях задержался и на всякий случай спросил:
– Так вы передадите это Анче? Не забудете?
Отец вытащил из кармана носовой платок.
– А ну-ка, посмотри! – И он завязал на платке большой узел.
Обратно мне шагалось веселее.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.