Текст книги "Выбравший бездну"

Глава 19

Маг без труда разыскал искру Хризы. Бледно-голубое сияние исходило из пустынного уголка какой-то засушливой южной местности. Других искр поблизости не было. Или это она затмевала их? Маг присмотрелся внимательнее – нет, кажется, не было. Значит, можно будет просто появиться перед ней.

Он опустился невдалеке от Хризы и создал себе плотное тело. Перед его человеческим зрением оказался мужчина лет тридцати, сидевший на плоском камне посреди песчаной равнины, едва покрытой жесткой, выгоревшей на солнце травой. Тонкокостный, худощавый, с узким аскетическим лицом и мягким взглядом, напомнившим Магу привычное выражение лица Жрицы, с темными волосами до плеч и клинообразной бородкой, темнеющей на странно бледном лице.

Мужчина казался погруженным в глубокую, сосредоточенную задумчивость. Это было кстати. Такое настроение способствовало разговору, который намеревался завести Маг. Он сделал шаг по направлению к сидевшему – легкое, неслышное движение, но тот почувствовал чужое присутствие и поднял голову.

– Кто ты, появляющийся так внезапно? – Проницательный взгляд мужчины уперся в Мага, словно хотел увидеть его насквозь. Голос оказался мягким, глуховатым, довольно-таки высоким для мужского.

– А ты можешь ответить мне, кто ты? – Маг решил начать сразу, не тратя времени на вступления. Человек, в теле которого воплотилась искра Жрицы, не мог оказаться недалеким.

– Я? – мягко переспросил мужчина. – Странное совпадение – я думаю сейчас именно об этом. Мне кажется, что мне очень важно узнать, кто я такой.

Это был хороший признак. Искра Жрицы беспокоилась в чужом теле, она ощущала потребность вспомнить себя.

– Ты что-нибудь надумал? – спросил Маг.

– Да, – медленно кивнул тот. – Я, кажется, нашел ответ. Я – бог и сын божий.

– Бог? – Маг обрадованно ухватился за слово. – А какой ты бог? Ты помнишь, какой ты бог?

– Как я могу это помнить? – пожал плечами мужчина. – И тем не менее… мне кажется, что я помню… но ускользает… Нет, не то… всемилостивый… милосердный… но, может быть, это не обо мне?

– А чей ты сын? – требовательно спросил Маг, спеша воспользоваться его растерянностью.

– Я – сын Единого, – уверенно ответил тот. – Нет других богов, кроме Единого, а я здесь для того, чтобы сообщить об этом людям. Конечно же! – его глаза живо сверкнули. – Я с детства помнил одно: что я должен рассказать другим о Едином – о истинном боге, всемилостивом и милосердном. Они верят во многих богов, но они заблуждаются, как же они заблуждаются!

– Ты помнишь только это? – Магу было больно видеть, как мучительно бьется в этой клетке ослепшая искра Жрицы. Верная чувству долга, она не помнила себя, но помнила задачу, ради которой явилась сюда. – Может быть, ты вспомнишь что-то еще? Хоть что-нибудь? У тебя же есть, должно быть высшее зрение – взгляни же им на меня! Ты помнишь меня, Хриза?

– Ты знаешь мое имя? – блеснул взгляд мужчины. – Ты знаешь, что меня зовут Иса?

Досадное совпадение – оно мешало воспоминаниям. Карие глаза мужчины рассматривали Мага, в них нарастало напряжение.

– Да, я откуда-то знаю тебя, – пробормотал он. – Ты… ты… лукавый?

– Лукавый, – подтвердил Маг, усмехаясь про себя: вот, оказывается, как его называла Жрица. – Кое-кто звал меня и так. Но чаще меня звали скрытным. Или светоносным.

– Помню, – снова пробормотал мужчина. – Что-то помню… Я недолюбливал тебя… ты – смутьян и выскочка, который делает все назло другим. Который обожает смеяться над другими… который вечно вносит во все беспорядок, вечно всем недоволен и ставит все с ног на голову… нет, я не любил тебя.

Хорошенькое же мнение сложилось о нем у Жрицы! Маг напомнил себе, что честно заслужил его. Но, откровенно говоря, оно могло бы быть и получше.

– Рад, что ты вспомнила меня, – сказал он. – Теперь осталось еще немного – вспомни себя. Вспомни остальных. Нас – Властей, последнее собрание, Воина, Судью – все они ждут тебя. Император послал меня за тобой. – Он протянул мужчине руку. – Оставь это тело, Хриза, вспомни себя, идем со мной! Ты взялась за безнадежную задачу, у тебя все равно ничего не выйдет, ты только погубишь себя – так идем же со мной!

– Нет! – Мужчина отшатнулся от протянутой руки. – Я не верю тебе, лукавый! Ты никогда не знал ни добра, ни милосердия. – Он гневно глянул на Мага. – Ты хотел отвратить меня от благого дела, но ты просчитался! Это у тебя ничего не выйдет!

Драгоценные мгновения, когда он прислушивался к словам Мага, были безвозвратно упущены. Было очевидно, что теперь он уперся на своем и ничего не захочет слушать. Маг хорошо знал, какой упрямой иногда бывала Жрица.

«Нет, не того они послали, – с досадой подумал он, сознавая общую ошибку. – У нас со Жрицей всегда были несколько натянутые отношения».

Однако возвращаться в Аалан было поздно. Нужно было придумать что-то другое, здесь и сейчас. Не попрощавшись с мужчиной, Маг растворился в воздухе.

Человек уходил из пустыни, укрепившись в своем намерении. Он победил зло, он преодолел искушение, он осознал свое призвание. Он был мессией, он был призван спасти этот мир от заблуждения, очистить его от скверны. Ноги сами несли его вперед. Он спешил к людям, провожаемый горьким взглядом творца.

Маг не последовал за ним. Не стоило предпринимать поспешные действия, не разведав сначала обстановку. Он просмотрел в хрониках Акаши предысторию этого воплощения Жрицы, а затем разыскал Айгона – лидера местной группы творцов, – чтобы выспросить у него упущенные подробности. Тот рассказал ему о деятельности Жрицы все, что было известно.

– Она совсем ничего не помнит? – В ответ на утвердительный кивок Айгона Маг глянул на него с укоризной. – Неужели вы не пытались помочь ей?

– А что мы могли сделать? – развел руками тот. – Она – Власть, а мы – только Силы. Кроме того, мы не были уверены, что ей нужна помощь.

– Да, верно, – согласился Маг. – Теперь я не могу показаться ей на глаза – она сочла меня за врага. Память у нее не сохранилась, но высшее зрение действует прекрасно. Она узнает меня в любом обличье, поэтому будет лучше, если с ней поговорит кто-нибудь из твоей группы. Сира или Горм, например, – она обоих хорошо знает, – Айгон с неловкостью отвел взгляд.

– Что-то не так? – насторожился Маг. – С ними ничего не случилось?

– Нет. Дело в том… что они оба, наверное, уже в Аалане.

– Они оставили работу? – Маг понимающе покачал головой. – Расскажи, что здесь произошло.

– Да то же самое, светоносный, – нахмурился Айгон. – Вскоре после того как Власти ушли в Аалан, демон вывел из проявления Лайру. Это еще не известно?

– Нет.

– После этого случая у меня разбежалось полгруппы, – продолжил он. – Остальные либо ушли на тонкие слои, либо завели привычку воплощаться в человеческие тела. В плотном теле демоны не опасны, сам знаешь. Так что у меня здесь забот – выше головы, – он сделал соответствующий жест.

– Понимаю, – кивнул Маг. – Император скоро отдаст приказ: всем, кто не уверен в своих силах, вернуться в Аалан.

– Боюсь, что этот приказ будет уже некому выполнять, – иронически хмыкнул Айгон.

– А оболочки? – Маг вспомнил, что по пути сюда не встретил ни творцов, ни оболочек. – Люди создают их оболочки?

– Создавали сначала, но теперь этого нет. Жрица очень помогла прекратить этот вид творчества.

– Как? – встрепенулся Маг.

– Она проповедует людям, что нет других богов, кроме Единого. Ну а ты сам знаешь, что случается с человеческими творениями, если люди перестают в них верить.

– Они распадаются.

– Правильно, – кивнул Айгон. – Вот они и распались.

– А демоны?

– С демонами хуже, – подтвердил тот. – Видишь ли, Жрица не помнит себя, а значит, даже ей присущи некоторые человеческие заблуждения. Она призывает людей бороться с демонами и тем самым признает их существование.

– И они, естественно, продолжают существовать.

– Именно. – Айгон дружески улыбнулся Магу. – Послушай, светоносный, раз уж ты здесь, помоги избавиться от окрестных демонов. Лабу рассказывал, что у тебя это здорово получается. А то на промежуточный план невозможно нос высунуть.

– Ну, если нужно… но это же ненадолго, – напомнил Маг.

– Хоть на сколько, а там приказ придет, – обрадовался Айгон.

Они отправились бить демонов. Когда все окрестные чудовища были переведены в небытие, Айгон по просьбе Мага полетел взглянуть, чем сейчас занята Жрица, а Маг послал вызов Нерее. Вскоре та явилась перед ним, и они обменялись приветствиями.

Маг сказал, что рад ее видеть, и это было не пустой вежливостью. Странно, но он действительно был рад ее видеть.

– Ты уже вернулся? – сказала она. – Здесь не ждали никого из вас по крайней мере еще лет десять.

– Срочное дело, – отделался он ничего не говорящим объяснением.

– Я могу помочь тебе?

– Вряд ли. Я вызвал тебя по другому поводу.

– По какому? – заинтригованно спросила Нерея.

– Уходи отсюда, – сказал он. – Сейчас же отправляйся в Аалан.

– Но почему? – изумилась она. – Раньше ты говорил со мной совсем иначе! Конечно, здесь опасно оставаться, но я держусь очень осторожно, и со мной пока еще ничего не…

– Дело не в том, что здесь опасно оставаться, – перебил ее Маг. – Дело в том, что здесь бесполезно оставаться.

Ему было некогда разговаривать с ней – дело Жрицы требовало срочного внимания. Маг сказал только, что скоро он вернется в Аалан, и тогда они встретятся там и обо всем поговорят. Он проводил Нерею взглядом, пока она исчезала в воздухе.

«И еще в том, что мне будет жаль, если с тобой что-нибудь случится», – мысленно добавил он.

* * *

С человеком ищущим можно пуститься в обсуждения. С ним можно поспорить, ему можно указать на упущения, его можно заставить задуматься даже над очевидным. Он полон сомнений, в нем клубком вьются нерешенные вопросы, неразгаданные загадки, в нем есть готовность прислушаться, непредвзято изучить чужое мнение. С ним можно говорить и быть услышанным.

Но как быть с человеком, уверенным, что он нашел? С человеком, который оставил искания и пустился в проповедования? С человеком, убежденным, что ему известна истина в последней инстанции? Как довести до его сознания, что истина – не камень в конце тропы, что она похожа на быстрый и текучий ручей, и тот же и не тот же одновременно? Как заставить его услышать?

Маг этого не знал.

Тот человек стал проповедником. Он пошел по миру, рассказывая людям о своей истине, собирая вокруг себя учеников и последователей. Он отбросил длинный перечень заповедей прежних богов, заменив их простыми требованиями любить другого, как себя, а Единого – больше, чем себя. Он говорил о любви и добре, смирении и покорности.

В нем был дар увлекать за собой. Услышав его, люди срывались с места и следовали за ним, ловя каждое его слово. Маг глядел на них и невольно задумывался о том, как же мало в этом мире любви и добра, если они были готовы пойти на край света в погоне за единым отзвуком этих слов. Тот человек безошибочно выбрал самую сладкую приманку из всех возможных, но все-таки… Магу не давала покоя мысль, что проповедь добра немногим лучше проповеди зла – то же марионеточное управление людскими головами, готовыми подставить себя под любое ярмо. А истина выше добра и зла, она начинается там, где кончается всякое разделение, в том числе – на добро и зло.

Маг узнавал в нем кроткую власть Жрицы, ее умение возвыситься через уступчивость. Интересно, как звучали бы его проповеди, если бы в нем воплотилась искра Воина или Судьи? Императора? Тем не менее тот человек не был Жрицей, в нем жило временное человеческое сознание со всеми особенностями его народа и эпохи. Сама Жрица говорила бы не так.

Нужно было как-то исхитриться и вернуть ее. Маг постоянно размышлял об этом, не спеша принять к рассмотрению простой и надежный способ, предложенный Императором. Он был противником простых и надежных способов, тем более что этому человеку было немногим больше тридцати лет. Впереди была еще уйма времени. Его задача осложнялась еще и тем, что он оказался замеченным и не мог приблизиться к Жрице. Иначе можно было бы стать ее учеником, начать задавать вопросы и понемногу заставить ее заглянуть поглубже в себя. А пока он задавал вопрос себе – возможно ли в сложившихся обстоятельствах заставить ее вспомнить себя?

Он не находил ответа. Ему не нравился ответ «нет», но пока и не представлялось повода ответить «да». Кроме того, ему не нравились эти абстрактные «да» и «нет» – ведь истина похожа на ручей, быстрый и текучий, вечно изменяющийся. Должен был существовать ответ, единственно верный в данном случае, и итогом этого ответа должно было быть возвращение Жрицы. Безо всяких «да» и «нет».

Тот человек стал творить чудеса. Наделенный силой Жрицы, он был достаточно могуществен для этого даже в плотном теле. Он исцелял, он оживлял, он превращал одни вещи в другие – в общем, делал все то, что было категорически запрещено творцам, потому что подходило под пресловутый закон о невмешательстве. Но он не ведал, что творил, и не задумывался о том, можно это или нельзя.

Он был творцом.

Он был бродягой, поэтом и философом. Он находил слова, понятные каждому. Он ни на миг не забывал, что был мессией. Его слава росла и ширилась, им восхищались и его ненавидели, благословляли и проклинали. Он уводил людей из-под одной власти под другую, утратившие влияние чуяли в нем опасность. Ему угрожали, но он безостановочно двигался вперед. В нем просвечивало кроткое упрямство Жрицы, так хорошо знакомое Магу.

Но этот человек был ближе и родственнее бесшабашной натуре Мага. В своем стремлении выполнить то, что он считал делом своей жизни, он не оглядывался ни на старых богов и их служителей, ни на раздраженные его влиянием власти, ни на родных и знакомых. Произнеся горькие слова: «Нет пророка в доме своем и отечестве своем», он пошел проповедовать в другие края, с высоким безрассудством не оглядываясь на недругов, насмешников и гонителей. Нет, такой Жрица не была никогда. Она всегда знала, когда можно настоять на своем, а когда нужно уступить. А он говорил о смирении – и не смирялся, говорил о покорности – и был непокорным. И он говорил о любви к людям – и любил их.

Он был человеком.

И Маг, сначала неосознанно, а затем все более умышленно, стал тянуть с выполнением своей задачи. В конце концов, ничего страшного, если остальные Власти посидят на собрании до вечера. Он с тайным восхищением наблюдал за этим человеком, похожим и не похожим на чопорную в своей праведности Жрицу, и в голове у него вертелся вопрос Императора, заданный на собрании: а сколько это – одна человеческая жизнь?

Возможно, Жрице пойдет на пользу побыть этим человеком подольше. Сказав себе это, Маг поручил Айгону наблюдать за ней, а сам занялся другими делами, требующими вмешательства Власти: истреблял демонов, ободрял оставшихся в этом мире Сил, проверяя заодно состояние дел в каждой группе. Попутно он возобновил свои встречи с наиболее яркими искрами, чтобы ускорить их развитие, пока не принято решение о выравнивании творческих и нравственных качеств людей.

Когда оно будет принято, эти встречи будут под запретом. Поэтому Маг спешил успеть как можно больше и мало наблюдал за Жрицей, хотя ему было чрезвычайно интересно, как она справляется со своей миссией. Лучше он просмотрит ее воплощение в хрониках, у себя дома, в Аалане, не торопясь, с удовольствием. Может быть, вместе с Нереей.

Он почти забросил это дело, предоставив ему идти своим путем, когда наступил тот самый день.

– Скорее, светоносный, она в опасности! – прозвучал в его ушах вызов Айгона.

Человек нес свой крест, свое орудие казни. Босой, обнаженный до пояса, он волочил на себе эту тяжесть, эту будущую смерть. Он был непривычен к тяжестям – никогда ему не случалось таскать на себе ни тяжелые бревна, ни тяжелые камни. Его орудием было слово.

Он шел по живому людскому коридору, не глядя в десятки глаз, с затаенным страхом и удовлетворением смотревших на последствия своего «распни его!». Пыльная дорога, знойное солнце.

Кто знает, пошел бы он по этой дороге, если бы предвидел, что в далеком будущем она аукнется сотнями сияющих крестов на сытых животах. Его босые ноги с усилием упирались в жаркую пыль. Ему на голову надели венец из дикой колючки. Острые шипы до крови впивались в кожу, причиняя острую боль. Впрочем, это было свойством любой короны.

Десятки глаз провожали человека, который пришел спасти мир, но не сумел спасти себя. Может быть, ждали чуда? Может быть, боялись чуда?

Он шел мимо них, босой, обнаженный до пояса, шатающийся под тяжестью креста. Кровь текла по его лицу, смешиваясь с потом. Ему было больно, он изнемогал под своей ношей, и никакое слово не могло помочь ему. Он был уязвим, как все люди.

Он был человеком.

Распятие на кресте – обычная казнь. Почему же десятки глаз следили за ним, словно она совершалась в первый и последний раз в этом мире? Никто не хотел признавать, но каждый сознавал, что этот человек мог спасти себя. Что у него был выбор.

Не сейчас, но раньше. Десятки раз он мог отречься от своего учения. Даже не отречься, а только слегка поступиться, чуть-чуть замедлить шаг, на пядь отступить в сторону. Кто осудил бы его за это, если цена этого – жизнь?

Кто осудил бы его за это – ведь это так по-человечески. Но теперь малодушные смотрели вслед человеку, который не захотел спасти себя ценой малодушия, смотрели снисходительно и с тайной завистью, не понимая, почему он сделал такой выбор. В отличие от тех двоих, кто должен был сегодня умереть вместе с ним, у него был выбор.

Его ступни утопали в жаркой пыли, каждый шаг давался ему с усилием. Малодушные искали объяснение его выбору, понятное малодушным, – возвышенное, сверхъестественное. Им не дано было понимать, что он просто не мог отречься от себя.

Он был творцом.

Десятки глаз провожали его, творца и человека, которому суждено было остаться в людской памяти пробным камнем величия и низости, верности и предательства. Его орудием было слово, но точку за словом поставил поступок.

Маг, облекшийся в плотное тело, беспомощно следил за ним из толпы. Как могла Жрица, всегда такая благоразумная и осторожная, поставить себя в такое положение? Но этот человек не был Жрицей, он только носил в себе ее искру. У него была другая личность.

Маг был в растерянности, как и любой на его месте. Как и любой, кто был уверен, что у него в запасе еще десятки лет, но вдруг столкнулся с тем, что ему остались считанные часы. Он совершенно не был готов к каким-либо действиям и теперь лихорадочно соображал, что же можно предпринять.

Он мог бы вытащить этого человека из-под креста и перенести в безопасное место. Однако в этом случае он спас бы его жизнь, но не сумел бы выручить Жрицу. Возможно даже, такое событие безвозвратно помешало бы пробудить ее память. Это еще успеется – думал он, проталкиваясь вслед за осужденным сквозь толпу.

У подножия круглого и высокого холма уже скопилось немало зрителей. Воспользовавшись приобретенным за годы бродяжничества навыком, Маг поработал локтями и оказался в переднем ряду. Дальше зевак не пускали. Человек под крестом, подгоняемый стражниками, стал медленно подниматься на холм. Он не раз падал под тяжестью ноши, но удары копьями заставляли его подняться. Наконец и он, и двое других осужденных дотащили свою ношу до заранее выкопанных ям на вершине холма.

Маг услышал неподалеку от себя всхлипывания и оглянулся. Две женщины, постарше и помоложе, стояли в первом ряду, держась за руки. Старшая не сводила глаз с вершины холма, младшая плакала, спрятав лицо на ее груди. Их окружала группа мужчин, смотревших с необычной серьезностью и торжественностью, не похожих на остальную толпу. Маг вспомнил, что постоянно видел их рядом со Жрицей. Ее ученики.

Они не верили, что их учитель расстается с жизнью. Они не верили в его человеческую уязвимость. Эти люди привыкли к чудесам и ждали нового чуда, нового торжества своего наставника. Маг задумался: а сумеет ли Жрица в этом облике, в этой личности спасти себя от неизбежной смерти? Если бы она вспомнила себя, это было бы несложно для нее, несмотря на ограничения плотного тела. Но тот человек, тот мужчина, в которого она воплотилась, мог и не суметь этого. Он мог и не захотеть этого.

Стражники уложили его на крест, спиной к дереву. Застучали молотки. Маг непроизвольно отключил свой человеческий слух, но тут же спохватился и заставил себя быть внимательным. Не следовало упускать ни малейшей подробности – трудно сказать, что может потребоваться в следующее мгновение.

Крест подняли и стали вкапывать в землю. Младшая женщина зарыдала в голос. Старшая молчала.

Вслед за ним установили два других креста. Потянулось время.

Люди не расходились. Маг тщетно пытался понять, какое извращенное наслаждение заставляет их оставаться здесь, под палящими лучами солнца, и смотреть, как корчатся на крестах трое осужденных в преддверии смерти. Ну, его, допустим, вынуждала необходимость. Ученики, родные – это тоже понятно. Но эти…

Он помнил ту боль, когда он висел привязанным за руки к столбу. На кресте, наверное, было еще больнее. Почему эти люди с таким усердием стремятся причинить друг другу боль? Неужели недостаточно просто умереть?

В его сознании завертелись слова Императора о простом и надежном способе пробуждения памяти Жрицы. Если не это, то тогда неизвестно, что пробудит ее. Маг вгляделся высшим зрением в фигуру на кресте. Нет, это была не Жрица, это был все тот же человек, носивший в себе ее искру. Сквозь боль, сквозь мучения его сознание цеплялось за свою личность и свою миссию, сковывая память искры. Он был стойким, этот человек, он не хотел терять себя.

Время тянулось сразу и медленно и быстро. Медленно, потому что все чувства Мага требовали избавления от этого зрелища, и быстро, потому что с каждым мгновением таяла надежда на возвращение Хризы. Пусть они не всегда находили общий язык, пусть ее возмущало его легкомыслие, а его смешила ее чопорность – все равно ему было как-то жутко от мысли, что она впервые за многие дни Единого не сядет с ним за стол под куполом Вильнаррата, что колодец предназначения появится в долине Зари Бытия раньше урочного времени.

Толпа прискучила зрелищем и начала расходиться. Все уже свершилось и потеряло остроту, перейдя в разряд последних новостей, со смаком обсуждающихся на рынках и в подворотнях.

Стражникам тоже надоело сидеть под палящим солнцем на вершине холма. Они зашевелились, встали и начали переговариваться, затем один из них взял копье наперевес и шагнул к крестам. Маг похолодел, поняв, что счет пошел не на часы, а на мгновения.

Нужно было что-то делать, и немедленно. Он мгновенно покинул плотный облик, не оглядываясь на бросившихся к упавшему телу людей. Юноша в малиновом плаще, с волосами цвета горного снега, оказался перед крестом одновременно с размашистым движением стражника, с ударом тяжелого копья распятому в грудь.

– Хриза! – в отчаянии закричал он. – Хриза!

Потускневшие от мучений глаза приоткрылись. Это был не взгляд умирающего человека, это был ясный, сознающий, хорошо знакомый Магу взгляд Жрицы.

– Ты, светоносный? – шевельнулись запекшиеся губы.

– Да! Да! Да! – только и мог повторять он. – Хриза, это ты, Хриза?!

– Я. – Ему показалось, что в ее глазах мелькнула тень улыбки. – Сейчас… я иду к тебе…

В долю мгновения она покинула разом обмякшее тело и оказалась перед ним.

– Хриза… – Он чувствовал, как дрожат его губы. – Как я рад, Хриза!

– Что здесь происходит? – Жрица мгновенно овладела собой и огляделась вокруг. Ее взгляд наткнулся на висевшее на кресте тело, тонкие брови удивленно выгнулись. – Что это?

– Так… люди развлекаются… – Он с трудом справлялся с голосом, преодолевая спазм в горле.

– Ты когда-нибудь бываешь серьезным?! – накинулась на него Жрица. – Как ты можешь насмехаться при виде такого зрелища?!

– Могу вот. – Маг начинал приходить в себя. Все было в порядке, Хриза была освобождена – так пусть себе шумит, сколько ей вздумается. – Если тебе очень интересно, что здесь происходит, можешь ознакомиться с хрониками. А я, так и быть, постою рядом и подожду.

– И ознакомлюсь. – Она наградила его возмущенным взглядом.

– Да, ты ознакомься, пожалуйста, – кивнул он. – Чтобы было чем отчитываться перед Императором. Нас, между прочим, все еще ждут на собрании.

– Странно, я ничего не помню, – наморщила она лоб. – Ах да, я хотела сделать… – Она запнулась. – Да, собрание… я обещала вернуться к вечеру.

– У нас еще предостаточно времени, – сообщил ей Маг.

Жрица уже не слушала его – ее взгляд стал отсутствующим. Она сосредоточенно просматривала хроники.

– Ну как? – спросил Маг, когда ее взгляд снова ожил и остановился на нем.

– Хм-м-м… – Долю мгновения она выглядела растерянной, затем ее взгляд приобрел обычную холодноватую уверенность. – Неплохо. Не совсем так, как я представляла это себе, но все равно – неплохо.

Их внимание привлекла группа людей, направлявшихся к кресту. Теперь, когда осужденный умер, им было разрешено позаботиться о его теле. Маг и Жрица, невидимые для человеческих глаз, молча наблюдали, как те поднялись на вершину холма и стали выкапывать крест.

– Они все время надеялись, что я не умру. – Внимательный взгляд Жрицы остановился на тех, кто был учениками распятого. – Они до последнего мгновения ждали чуда.

– Но он не смог совершить этого чуда, – сказал стоявший за ее плечом Маг. – Или не захотел совершить его.

– Или не захотел, – эхом откликнулась Жрица. – Этого уже никому не узнать.

– Да, это было его собственным, – подтвердил Маг.

– Но им нужно это чудо. – В холодноватом голосе Жрицы послышался нажим. – Оно необходимо для закрепления веры. Это чудо совершу я.

– Нам пора на собрание, – напомнил ей Маг.

– У нас, как ты выразился, еще предостаточно времени. – Оказывается, она тогда услышала его. – Отправляйся вперед и скажи, что я прибуду вскоре за тобой. Мне потребуется здесь еще несколько дней, не больше.

Маг глянул на нее, словно собираясь что-то сказать, но затем передумал. Превратившись в белую молнию, он понесся в Аалан.

– Уже? – сказал Император, когда он появился в гептаграмме Вильнаррата и быстрым шагом подошел к столу. – А где Хриза?

– Сейчас появится, – ответил Маг, садясь на свое место. – После освобождения из тела ей захотелось… подчистить кое-какие мелочи.

– Понятно. – Император подтвердил свои слова доброжелательным кивком. Ему, как и остальным Властям, было отлично известно, с какой ревностной тщательностью Жрица относится к своим делам. – Быстро же ты вернулся. Ты воспользовался моим советом?

– Простым и надежным? – пробормотал Маг. – Нет, мне этого не понадобилось. Все сделали сами люди, и гораздо лучше, чем я. – По его лицу прошла болезненная тень. – Я никогда в жизни не додумался бы до распятия.