Текст книги "Клио и Огюст. Очерки исторической социологии"

Иногда в анкете добавляются вопросы-фильтры, для того чтобы составить представление о степени откровенности респондента. Делается это в том случае, когда речь идет об исследовании интимных явлений, подлинную информацию о которых человек может отказаться предоставлять даже на условиях анонимности (речь может идти о сексуальных отношениях, элементах половой культуры и пр.). Самый забавный из тех вопросов, о которых слышал автор, был сформулирован так: «Бывал ли у вас понос хотя бы однажды в жизни?» Следует заметить, что понос – явление вполне здоровое и распространенное, он периодически случается абсолютно у всех. Однако человек, не склонный открывать душу исследователю-социологу, не будет рассказывать в анкете о том, чему исследователь-социолог лично свидетелем не был. А если так, данные подобных анкет не должны приниматься в расчет.

Проблема откровенности еще более остро стоит в другом виде опроса – интервью. В личном контакте исследователя с респондентом есть немало плюсов, но есть и минусы.

Сначала поговорим о плюсах. Для опроса, так же как и для анкеты, вопросы составляются заранее, но исследователь в ходе интервью имеет возможность менять акценты в зависимости от ответов респондента – давать пояснения, задавать уточняющие вопросы и даже просто зачитать вопросы в том случае, если сам респондент не может этого сделать по каким-то причинам. Исследователь видит эмоциональное состояние респондента, может уловить сомнения, колебания или, напротив, твердую уверенность отвечающего. Интервью иногда длится по несколько часов – за это время исследователь успевает получить большой объем информации. Интервью записывают на диктофон или видеокамеру, а потом расшифровывают.

Но есть и минусы. Если на вопросы анкеты респондент отвечает анонимно и приватно, то интервью проводится исследователем vis-à-vis. А при личном контакте человек склонен быть еще менее откровенным. Список «сложных» тем существенно расширяется. Причем перечень их будет зависеть в том числе и от личности спрашивающего. Если перед симпатичной девушкой отвечающий мужчина постарается представить себя в авантажном виде, то при исследователе-мужчине набор психологических реакций может оказаться совершенно иным.

Вызвать респондента на откровенность – особый талант интервьюера. При желании и таланте мастер глубокого интервью может вызвать на откровенность почти любого человека и заставить его говорить на самые «закрытые» темы. Примером того, что для настойчивого и изобретательного ученого нет запретных тем, может служить работа О. С. Щучиновой «Властные аспекты нормативной женской сексуальности: социологический анализ». В тексте ее диссертации есть удивительно откровенные признания женщин, весьма подробно описывавших свое сексуальное поведение в браке: «Секс не был самоцелью. Я знала, что это единственный способ получить этого парня <…> в этом смысле секс был важен. Секс был для его удовольствия, чтобы он хорошо ко мне относился. Но что секс сделал для меня – ничего. Мне нравилось внимание. Мне нравилась близость, которую я испытывала во время контакта. Мне нравился секс, но это связано с тем, что мы были вместе. Не то чтобы секс для секса. Мне больше нравятся отношения»[7]7
  Щучинова О. С. Властные аспекты нормативной женской сексуальности: социологический анализ: Дис… канд. социол. наук. Ижевск, 2005. С. 92.


[Закрыть].

Или: «Ну-у, бывало нарочно отдельно спать ложилась, если обиделась… Бывало. Показать чтобы, что я тоже хозяйка. [О. Щ.: А почему Вы использовали именно сексуальные отношения?] Так удобно было. Ему это важнее… Ну-у… Хотелось больше. [О. Щ.: А Вам не хотелось?] Ой, да нет, конечно! [взмахнула рукой]»[8]8
  Там же. С. 121.


[Закрыть]. Надо сказать, что наиболее объемные выдержки из интервью в работе принадлежат женщинам старшего поколения. Им говорить об обозначенных проблемах, очевидно, было проще, поскольку они рассказывали о том, что для них перешло из разряда актуальной жизненной практики в разряд воспоминаний о прошлом. Но О. С. Щучинова опрашивала и молодых женщин, вызывая их на весьма откровенные признания: «То, что для меня важно, – так это любовь и романтика. Потом общение, товарищество. А сексуальное удовольствие я бы поставила на четвертое место. Для меня, если заводишь с кем-то отношения, то влюбляешься в него до того, как заниматься сексом. Секс, если он хороший, просто приятное дополнение, бонус. Он не так уж и важен в моих отношениях. Проще говоря, если бы секс прекратился завтра, он [муж. – О. Щ.] явно расстроился бы больше, чем я».

Технология проведения глубинных интервью заимствована у социологов историками, работающими в жанре oral-history. Для них вдумчивый опрос и детальная фиксация сказанного свидетелями исторических событий не менее важна, чем для социологов.

5. Последний из методов социологии – работа с документами. Впрочем, в реализации этого метода историки, пожалуй, могли бы кое-чему научить и самих социологов. Как правило, социологи имеют дело с массовыми источниками, обрабатываемыми при помощи математических методов. В исторической науке самым, пожалуй, удачным опытом использования математических методов стала работа Б. Н. Миронова – «Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.)».

Благодаря тому, что Б. Н. Миронову удалось собрать гигантский материал и подвергнуть его статистической обработке, было выявлено немало весьма интересных фактов. Так, например, любопытно, что наиболее революционным народом среди наций Российской империи были латыши. Именно этот народ дал наибольший процент революционеров к их собственной, в общем-то, небольшой численности. За ними следовали евреи, потом поляки. А вот украинцы и белорусы по степени революционности русским уступали[9]9
  Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.). Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. Т. 1. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. С. 43.


[Закрыть].

Национальный состав ссыльных революционеров 1907–1917 гг.

Анализ документов показал, что представление о Российской империи как о тюрьме народов тоже нуждается в значительной корректировке. Налоговая политика правительства была такой, что налогообложение жителей нерусских губерний было существенно ниже. Представление об этом может дать таблица (с. 23)[10]10
  Миронов Б. Н. Указ. соч. С. 33.


[Закрыть].

Среднегодовые государственные доходы и расходы в 1892–1895 гг. и среднегодовые прямые налоги на душу населения в 1886–1895 гг. по группам губерний России без Финляндии и Средней Азии

Анализируя данные таблицы, Б. Н. Миронов пишет: «Как видно из данных табл. I.6, в 1886–1895 гг. преимущественно нерусское население 39 губерний платило в год 1,22 р. налогов, в то время как население 31 великорусской губернии – 1,91 р., или на 59 % больше. Исключений не было: во всех районах, заселенных преимущественно нерусским населением и подчиненных общероссийской налоговой системе, прямые налоги были меньше. В Финляндии и среднеазиатских автономиях существовали свои налоговые системы. То же следует сказать и о косвенных налогах. В результате общая сумма государственных доходов на душу населения в 31 великорусской губернии была на 39 % выше, чем в остальных 39 губерниях (10,92 р. против 7,88 р.). “Инородцы обложены гораздо ниже русских”, – верно констатировал известный финансист Н. П. Яснопольский, правда, не объясняя причину этого парадокса. Напротив, государственные расходы в 30 великорусских губерниях были меньше – 3,71 р. против 4,83 р. Это обеспечивало дополнительный финансовый поток (деньги предназначались на оплату услуг и закупки товаров местного производства для расположенной там армии) из центра в губернии, заселенные нерусским населением, и давало ему возможность воспользоваться этими средствами для удовлетворения своих потребностей»[11]11
  Там же. С. 34.


[Закрыть].

История возникновения социологии

Социология сравнительно молодая наука. Ее «отцом» считается Огюст Конт (1798–1857), который родился на полтора тысячелетия позже «отца» истории, которым по традиции считается древнегреческий историк Геродот. По поводу «отцовства» Геродота можно спорить, а роль Конта в создании социологии определена вполне надежно.

Как ни странно, придумавший социологию человек, сам социологом изначально не только не был (что понятно, ведь социологии не существовало), но в конечном итоге социологом в настоящем смысле слова так и не стал. Огюст Конт был прежде всего философом. Изобретение социологии было частью его общеметодологической теории, направленной на утверждение новых научных принципов – позитивизма. Конт считал, что наука должна опираться на «твердо установленные факты». Этот принцип, несмотря на видимую фундаментальность, все-таки имеет уязвимые места, но об этом позже. Кроме прочего, по мнению Конта, должна была быть создана наука об обществе, которая опиралась бы не на интуитивный гуманитарный подход (как это было во времена Аристотеля или Вольтера), а на четкие измерения, строгие формулы, точно градуированные шкалы и пр. Таким образом, наука об обществе должна была пользоваться теми же «строгими» методами, что и науки естественного цикла. Поэтому и название ей было придумано сначала название «социальная физика», которое со временем было заменено более лаконичным «социология». В этом слове соединились два разноязычных слова: латинское societas – общество, и др. – греч. λόγος – наука.

Но реализовывать эту идею сам Конт не стал. Он вступил на путь мистических исканий, который многие современники оценивали как сумасшествие. Причин помешательства было несколько: это и исключительно напряженная интеллектуальная работа, и бытовые неурядицы, и проблемы с женой, которую Конт в припадке бешенства чуть не утопил, и платонический роман с Клотильдой де Во, умершей через год после знакомства с Контом.

Свою философию Конт желал считать новой религией, а себя – первосвященником этой религии. Он писал письма римскому папе как равный равному. Это, конечно, в тот момент воспринималось как чистое безумие. Они не были ровней. Теперь, спустя полтора столетия, они по-прежнему не ровня, но роли поменялись: только специалисты знают имя римского папы, правившего католическим миром в тот момент. А имя Огюста Конта навечно вписано в историю науки как имя основателя социологии.

Реализовывать новую идею пришлось уже другим ученым.

Пожалуй, первым настоящим социологом можно назвать французского ученого Эмиля Дюркгейма. Его стараниями социология превратилась в самостоятельную дисциплину, он же стал первым профессором социологии в Сорбонне и мире в целом. Дюркгейму удалось блестяще продемонстрировать возможности теоретического подхода, задуманного Контом. Одной из первых крупных работ, ставшей образцовой монографией по социологии, была его монография «Суицид».

Во времена Дюркгейма самоубийства принято было рассматривать как результат помешательства. Нормальный человек со здоровой психикой старается избежать смерти, а того, кто ее ищет, считали сумасшедшим. Сторонников психопатологической теории самоубийства несколько смущало, что самоубийцы накануне рокового поступка далеко не всегда выглядят безумными. Имелись многочисленные свидетельства о том, что будущие самоубийцы рассуждали и вели себя как вполне разумные люди. Но и тут было придумано объяснение: самоубийц предложено было считать «частично» сумасшедшими. В психиатрической практике бывают случаи, когда человек, размышляющий вполне здраво, имеет некоторый «пункт», в котором и заключается его сумасшествие. Причем даже внутри своего сумасшествия больной может рассуждать вполне логично.

Интересная иллюстрирующая это пункт история, рассказанная автору этих строк профессором медицины N. В бытность этого вра ча-терапевта студентом он проходил практику в психиатрической больнице (психические больные, бывает, страдают и вполне обычными телесными недугами). Студенты-практиканты лечили «психов» и те прониклись к ним доверием. Однажды к ним обратился пациент с жалобами на то, что в его животе поселилась рыба и причиняет ему страдания: шевелится, кусает и пр. Пациент просил провести операцию и извлечь рыбу. Молодым медикам ситуация показалась забавной. Они предложили лечащим врачам сымитировать операцию, извлечь рыбу и, возможно, тем самым вылечить больного. Специалисты-«мозгоправы» объяснили юным коллегам, что дело это бесполезное. Но тем очень хотелось попробовать, и разрешение было получено. Они купили в магазине рыбу, устроили пациенту легкий эфирный наркоз, поцарапали скальпелем живот, смазали зеленкой и разбудили. Увидев «извлеченную» рыбу пациент был счастлив, долго благодарил студентов, сравнивал их со своими врачами (разумеется, не в пользу врачей, которые игнорировали его просьбы об операции). Прихватив рыбу, пациент удалился в палату и пребывал там в самом благодушном расположении несколько дней. Рыбу он держал при себе.

Через несколько дней рыба протухла – медперсоналу пришлось забрать ее у больного и выбросить. Пациент погрустнел, а через некоторое время снова обратился к молодым медикам. Он еще раз заверил их в своей глубочайшей благодарности. Еще раз поблагодарил их за изъятие ненавистной рыбы. Но при этом выразил опасение, что у изъятой рыбы в его животе остались детки. Таким образом, внутри своей бредовой идеи пациент был вполне логичен и последователен.

Дюркгейм показал, что статистика самоубийств никак не коррелирует со статистикой психических заболеваний. Например, пик психических заболеваний приходится на тридцатилетний возраст. Тогда как самоубийства чаще всего случаются в ранней юности и в пожилом возрасте. Сумасшедших существенно больше среди женщин, тогда как самоубийство чаще совершают мужчины. Причем среди мужчин им более всего подвержены весьма устойчивые к психологическим перегрузкам люди – офицеры.

Дюркгейм выделил виды самоубийств: эгоистическое, альтруистическое, аномическое и фаталистическое. Но самое интересное в его концепции – именно определение конечной причины самоубийств. По мнению Дюркгейма, главная причина самоубийства – социальная изолированность, одиночество. Причем, как известно, одиночество может постигнуть человека не только на необитаемом острове, но и в многолюдном мегаполисе. Одиночество среди людей – весьма распространенное явление и, как показала книга Дюркгейма, весьма опасное. Поэтому дети до пяти лет не совершают самоубийств – они еще неспособны ощущать социальную изоляцию.

Первым возрастом суицидального риска является пора ранней юности. В этом возрасте у человека начинают истончаться и рваться привычные социальные связи, которые «держат на плаву» маленьких детей – социальные связи с родителями. Причем это обоюдный процесс: у выросшего ребенка родители перестают пользоваться непререкаемым моральным авторитетом. Подросток стремится к самостоятельности и построению своего собственного мира. Родители, для которых ребенок прежде всего любимый и забавный малыш, тоже испытывают серьезный дискомфорт. Вместо милого, забавного, пахнущего молоком и детским шампунем малыша перед ними оказывается взрослый, резкий в силу происходящей гормональной перестройки, и порой неуправляемый человек. Взросление ребенка требует от родителей кардинальной перестройки поведенческих стереотипов – далеко не все родители оказываются к этому готовы.

В результате происходит взаимное отдаление. В общем-то, оно естественно. Вместо рвущихся старых связей необходимо установить новые. Юноши и девушки, вчерашние дети, начинают делать попытки найти пару, вступить в «отношения». Многим это удается. Но, увы, не всем. Известная аллегория: люди напоминают мерзнущих ежиков – от холода они жмутся друг к другу, но чем сильнее жмутся, тем сильнее друг друга ранят своими иголками. Если попытки «найти» девушку или парня заканчиваются неудачей, молодой человек может задуматься о собственных человеческих качествах и прийти к неутешительному выводу, что он, похоже, в силу тех или иных (иногда надуманных) обстоятельств никому не нужен: ни родителям, ни сверстникам. А раз так, то мысль о том, чтобы освободить мир от своего не нужного никому присутствия, выглядит вполне закономерной.

Другой не менее опасный возраст – старость. Происходит очередная перестройка системы социальных связей. Прекращается трудовая деятельность, человек выходит на пенсию, рвутся социальные связи на производстве. Еще вчера востребованный специалист оказывается в ситуации, когда от него на работе никому ничего не нужно. Не лучше обстоят дела в семье: дети выросли и не нуждаются в постоянной родительской опеке. В традиционном и раннеиндустриальном обществе старикам была уготована важная семейная функция – воспитание внуков. Но в современную эпоху жизненный уклад изменился таким образом, что поколение дедов оказалось исключено из процесса передачи социального опыта и присмотра за детьми. Причина первого явления кроется в нерелевантности жизненного опыта старшего поколения в быстро меняющемся мире. Второе во многом объясняется возросшей мобильностью населения, когда разные поколения оказываются разъединены не только временем, но и пространством: из малых городов молодые семьи переезжают в большие, и даже в границах мегаполисов молодые и родительские семьи оказываются разделены значительными расстояниями. К социальной изоляции в пожилом возрасте могут добавляться проблемы со здоровьем и прочие неприятности.

Таким образом, идея Дюркгейма, высказанная еще в конце позапрошлого века, оказывается актуальной и сегодня. Важное достоинство работы французского социолога в том, что его теория не просто констатирует реальность, но и дает возможность на нее влиять и бороться с опасными, чреватыми суицидом ситуациями.

Важнейший способ профилактики суицида – помощь людям, оказавшимся в ситуации социальной изоляции. Понятно, что именно изолированность сама по себе и является важнейшей преградой к оказанию помощи страдающему человеку. Но, как было сказано, одиночество человека часто протекает в многолюдном окружении. Заметить «утопающего» и подать ему руку помощи (иногда даже против его воли) – важнейший практический гуманистический “смысл социологического знания.

Типичная газетная заметка о самоубийстве двадцатилетнего жителя города Перми в 2018 г.:

«– Да, я замечал, что его поведение изменилось, но что дойдет до этого, я и подумать не мог, – рассказал 59.ru друг студента. – Он переживал из-за любви. В последнее время это стало даже походить на бред, я говорил ему: всё, нужно идти дальше, забудь, у тебя на носу диплом. Он соглашался со мной, говорил, что так и будет делать, но, похоже, в мыслях у него было совершенно другое.

По словам друга Гриши, поначалу его чувства не были безответны, но потом молодой человек стал очень сильно ревновать.

– Он придумывал себе много чего, и эта, знаете, бесконечная ревность, надоедает. Позавчера случайно встретил его, мне казалось, что он был в нормальном состоянии, и на мой вопрос о том, как он, отвечал, что всё хорошо. Еще общались по видеосвязи, никаких намеков не было. Очень тяжело это воспринимать, я до сих пор не могу поверить, – пояснил молодой человек.

По словам друга Гриши, раньше у юноши были суицидальные наклонности.

– Я не знаю, что у него было в голове на тот момент. Если из-за любви, то мне кажется, этого недостаточно, должно быть что-то еще. Склонность к суициду он проявлял ранее, но это было скорее для привлечения внимания, несерьезно, – сказал друг юноши.

В своих аккаунтах в соцсетях молодой человек писал депрессивные посты: “Когда кто-то пытается вылечить твою депрессию”, “Наворачиваю круги на районе с мыслями, что меня отпустит от грусти, но нет”, “Научите засыпать” и другие.

Кроме того, юноша размещал в своих аккаунтах репосты с разных пабликов с цитатами: “Любовь съела тебя”, “То чувство, когда ты неудачник, и все тебя бросают, особенно это делают те люди, которые говорили, что останутся”». То есть юноша, скорее всего, неосознанно подавал «сигналы бедствия», но не был услышан.

Необходимо спасать из кокона изоляции терпящих бедствие людей: вытаскивать на дискотеки замыкающихся друзей, нагружать внуками угасающих в одиночестве стариков. Далеко не всегда в подобных ситуациях можно рассчитывать на благодарность, но изоляция – крайне опасное для жизни человека явление. Подобно органу тела, к которому закрыт кровоток, человек как клетка социального организма отмирает в случае изоляции.

Наука развивается антитетически. Тезис – плодотворная идея, которая, будучи реализована, порождает не только череду последователей, но позволят сделать следующий шаг – сформулировать антитезу. В социологии антитезой позитивистскому подходу Конта и Дюркгейма стали работы немецкого ученого Макса Вебера. Его идея заключалась в том, что работа социолога имеет качественное отличие от работы физика или энтомолога. Физик и энтомолог имеют возможность наблюдать и измерять факты только извне, в то время как социолог в конечном итоге изучает людей. И значит, может, во-первых, оказаться внутри объекта изучения (как член общества), во-вторых, может понять внутренние движения объекта, как человек понимает людей. Направление в социологии, основоположником которого стал Макс Вебер, получило название «понимающей социологии».

Подход, как видим, был диаметрально противоположен предыдущему. Но он дал не менее интересные результаты в понимании механизмов функционирования общества. Наиболее интересной для историков является классическая работа Вебера «Протестантская этика и дух капитализма»[12]12
  Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. Избранные произведения / Пер. с нем. и общ. ред. Ю. Н. Давыдова. М.: Прогресс, 1990. С. 44–271.


[Закрыть]. Выводы ее не потеряли актуальности и сегодня.

Отправной точкой для нее послужило наблюдение над экономическим развитием стран Европы и Америки. Во времена Вебера, точно так же как сейчас, уровень экономического развития европейских стран был неодинаков. Германия (и тогда, и сейчас) шла в авангарде экономического развития, а например, Испания (и тогда, и сейчас) несколько отставала. Привычный способ объяснения разного уровня развития государства разницей географических условий в данном случае не работает. Более того, страны с более благоприятным теплым климатом (Испания, Италия, юг Франции) развиты несколько хуже, чем страны, расположенные в зоне умеренного (Германия), а то и вовсе весьма сурового климата (Норвегия, Швеция).

Еще контрастней ситуация видна на Американском континенте: Соединенные Штаты Америки – ведущая мировая держава, а граничащая с ней Мексика едва сводит концы с концами. Несколько километров отделяют высокоразвитые штаты Аризона и Техас от нищих районов сопредельного государства, откуда в США, преодолевая заграждения из колючей проволоки, бегут бедные мексиканцы.

Что общего между преуспевающими государствами? Какой общий признак отделяет их от государств отстающих? Нетрудно заметить, что ни климатический фактор здесь не имеет значения, ни форма правления (в Соединенных Штатах Мексики и Соединенных Штатах Америки она похожа). Признак напрашивается весьма странный: население преуспевающих стран исповедует в основном протестантизм, а население отстающих – католицизм. Но какое отношение вероисповедание может иметь к экономике? Статистическими методами эта задача не решалась: неясно было, что, собственно, считать и какие корреляции проверять. И вот тогда метод «понимающей социологии» Вебера показал свою силу.

Проанализировав различные аспекты социальной жизни протестантов и католиков, Вебер выяснил, что на деловую активность оказывает влияние этика, сформированная в рамках этих двух конфессий.

Католики исходили из представления, в полной мере свойственного православным, что посмертное бытие человека определяется его земной жизнью. Если человек вел себя хорошо, не грешил, то в посмертии его ждет божественная награда в виде Царствия Небесного. Мной неоднократно проводились опросы в студенческой аудитории: такое положение вещей кажется людям, выросшим в контексте русской культуры, не просто естественным, но и единственно возможным.

Между тем, протестантская система ценностей базируется на представлении о полном божественном предопределении, заложенном еще Августином Блаженным[13]13
  Августин Блаженный почитается католической церковью как один из важнейших святых. Как святого почитают его и православные. Но его философская позиция не разделяется ни теми, ни другими. Августин отрицал свободную волю человека и его способность влиять на протекание собственной жизни. Во всем происходящем Августин видел проявление Божьей воли, и только ее. Совмещенная католическая доктрина ближе идеям оппонента Августина – ересиарха Пелагия, считавшего, что человек свободен в выборе дурного и злого пути.


[Закрыть]. Бог по своему усмотрению отбирает праведников для жизни вечной. Избранные праведники ведут праведную жизнь и наследуют Царствие Божие. Те же души, которые предопределены к геенне огненной, ведут жизнь неправедную и получат в свое время за нее вечные посмертные страдания. Для православного такая расстановка приоритетов кажется вопиющей несправедливостью: за что же наказывать грешника, если он грешил по Божьей воле? Но буквальное прочтение Библии (а именно на Библию прежде всего и ориентированы протестанты) делает такой взгляд вполне объяснимым. Волос не упадет с головы без Божьей воли. Или, если цитировать Библию буквально: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего; у вас же и волосы на голове все сочтены; не бойтесь же: вы лучше многих малых птиц» (Матф. 10: 29–30).

Значит, повлиять на свое посмертное существование протестант не может. Но каждому хотелось бы как минимум знать, что ему предуготовлено в будущем. Оценить человека (даже самого себя) и однозначно сказать, праведник перед нами или грешник, чаще всего невозможно – каждый человек соединяет в себе что-то хорошее с чем-то плохим. А как наши поступки выглядят в глазах Бога – и вовсе неясно. Как же быть?

Протестанты нашли выход, который католикам и православным видится небезупречным, но их самих вполне устраивает: если Бог человека любит, – рассуждают они, – значит, он любит его всегда. А если так, то не только в посмертной, но и в земной жизни человек должен чувствовать на себе эту любовь. Значит, жизнь его должна протекать хорошо – в делах ему должна сопутствовать удача, бизнес расти, жилищные условия улучшаться и пр. И, напротив, если жизнь идет наперекосяк, денег не хватает, из нищеты выбраться не получается – значит, Бог не приготовил для этого человека ничего хорошего не только в этой жизни, но и в будущей.

В результате успешный бизнесмен чувствует себя не только удачливым дельцом, но и высокоморальным человеком, находящимся в особенно тесных взаимоотношениях с Богом. Результатом такого чувства является социально-психологический комфорт, позволяющий богатому человеку не тратить силы на конфронтацию, а с чувством исполняемого морального долга далее богатеть. Бизнес превращается в форму божественного служения со всеми присущими ему элементами: иррациональным стремлением к обогащению, мирской аскезой, когда ни один заработанный пфенниг без крайней необходимости не тратится на себя, а идет в дело, и пр.

В католической среде богатый человек, напротив, рассматривается как тайный или явный грешник. В этом аспекте наблюдения Вебера хорошо работают и на отечественном материале. В контексте русской православной цивилизации можно обнаружить точно такое же отношение к богатству. Об этом говорят русские пословицы: «Трудом праведным не наживешь палат каменных», «Богат, да крив; беден, да прям», «Богатый врет – никто не уймет» и пр. Жизнь в обстановке общественной неприязни заставляет состоятельных людей занимать заведомо оборонительную позицию. Богатые дома в России ограждаются особенно высокими каменными заборами, стоимость которых может сравниться с ценой самого дома. Первое, что покупает разбогатевший человек в России, – большой черный джип угрожающего вида. Богатство манифестируется с особым вызовом и ясно читаемой агрессией. Обратной стороной социально-психологической напряженности становятся необоснованные спонтанные траты, традиция которых была заложена еще русскими купцами XIX в.: буйные поездки в ресторан с цыганами, разбрасывание купюр, азартные игры до последней копейки. Всё это сильно контрастирует с рачительным скопидомством западных миллионеров, которые, подобно основателю “IKEA” Ингвару Кампраду, всю жизнь летали эконом-классом, жили в небольших квартирках или, подобно Биллу Гейтсу, носили джинсы за 50 долларов.

Всё это заставляет сомневаться в перспективах развития капитализма в России, но служит отличным подтверждением верности теории Вебера.

Карл Маркс не может считаться социологом в узком смысле этого слова, но выработанная им философская система была ориентирована прежде всего на понимание общественных явлений и оказала большое влияние на развитие социологии как отдельной дисциплины.

Основой его концепции является формационная теория развития общества. Если говорить в самых общих чертах, то Маркс связывал развитие общества с развитием производственной сферы, что само по себе весьма интересно. Производство – это та сфера, в которой прогресс человечества шел более или менее поступательно и был очевиден при любом ракурсе рассмотрения.

Совершенствование производства заключается в развитии как производительных сил, так и производственных отношений. Результат – увеличение общего количества прибавочного продукта, и, как следствие, совершенствование способов его узурпации «сильными» (эксплуататорами), отбирающими это продукт у «слабых» (эксплуатируемых).

Начальная стадия развития общества, при котором продукта было немного и он потреблялся целиком, виделась Марксу бесклассовой – это первобытнообщинная стадия. Но уже следующий шаг привел к появлению прибавочного продукта и появлению первого типа классового общества – рабовладельческого. В рабовладельческом обществе эксплуатация слабых сильными происходила в самой примитивной форме. Сильный владел слабым как вещью и забирал всё производимое слабым сверх того, что было необходимо для самого скудного пропитания.

Со временем уровень производства повышался – возникла возможность оставлять работнику чуть больше, чем кусок хлеба и обрывок грубой материи для прикрытия наготы. Сложился феодализм, при котором классами-антагонистами стали землевладельцы-феодалы, и жившие на их земле феодально-зависимые крестьяне. Крестьянин уже мог владеть домом, иметь семью и подсобное хозяйство. Но тем не менее феодал забирал у него существенную часть урожая за пользование его, феодала, землей. Иногда это могло оформляться как «аренда», но не было арендой по сути, поскольку крестьянин не имел возможности отказаться от нее и уйти от хозяина. Феодал-рыцарь, грозя латной рукавицей, держал крестьянина в повиновении, вынуждая его делиться не только урожаем, но и всем, что было ценного: вплоть до права первой ночи с подданными невестами. При всем при том эксплуатация зависимого крестьянина была в чем-то проще и совершеннее, чем эксплуатация раба. Рабу нечего было терять, и поэтому он в любой момент готов был на бунт и кровопролитие. Крестьянин в этом смысле был существенно более уязвим: у него была жена, были дети, было налаженное хозяйство – ему было что терять. Рабовладение и феодализм роднит внеэкономическое принуждение, основанное на силе и власти над личностью эксплуатируемого.

Шло время, общество развивалось. И в конце концов пришла эпоха капитализма – общества, современного Марксу. При капитализме никто не заставляет эксплуатируемого (в данном случае это пролетарий) работать при помощи непосредственной угрозы применения физической силы. Для этого используются экономические рычаги. Капиталист располагает средствами производства: он владеет заводом, фабрикой или капиталом. Не владеющий такими активами человек поступает на фабрику рабочим и вынужден продавать свою рабочую силу за неимением лучшего. Никто не держит рабочего на фабрике. Напротив, при всякой сложной ситуации капиталист норовит выгнать его. Но нужда заставляет рабочего раз за разом возвращаться и продавать свою силу всё дешевле и дешевле. Распределение происходит так, что хозяину условно из заработанной сотни достается пятьдесят (рублей, долларов, пиастров и т. д.). А десять рабочих имеют по пятерке. Это в лучшем случае. А может быть и хуже: из заработанной на фабрике сотни капиталист возьмет себе семьдесят, а рабочим достанется по трояку.