Текст книги "Капитан Магу. Триумф и падение"

Глава 9

Пока его подчиненные предавались всевозможным радостям победы над врагом, вроде изыскания брошенного обывателями Крешова, ставшего бесхозным имущества и алкоголя, их командующий занялся не совсем обычным для него делом – он писал. Приказал Драгану никого к себе не впускать, заперся в комнате с письменным столом, оставшимся от прежних хозяев, и погрузился в муки творчества. Кропотливо скрипел пером по бумаге, стараясь сделать почерк как можно более разборчивым и обойтись минимальным количеством клякс. Уж очень многое накопилось в его голове, что настоятельно требовало изложения на бумаге. Вечером, закончив с творчеством, Алекс не торопясь, вдумчиво прочитал написанное, еще раз подумал и начал править. Правка затянулась до глубокой ночи. С утра, едва разлепив глаза, полковник вновь сел за письменный стол и принялся все переписывать набело.

Ближе к полудню полковник вызвал к себе ординарца.

– Драган, найди того руоссийца, что приходил ко мне после взятия Камы. Его фамилия Ножнин, корреспондент «Руоссийского инвалида», приведи его сюда.

– Сделаем, командир.

С субординацией у себрийца было неважно, зато на него можно было положиться. Не прошло и получаса, как он вернулся вместе с журналистом.

– Здравствуйте, господин полковник! Горю желанием узнать, чем обязан столь срочному приглашению, раньше вы нашего брата не жаловали.

– Добрый день, господин Ножнин. Приязни моей к вашей профессии больше не стало, а желание ваше можно потушить очень даже легко, вот она – причина моего приглашения.

Полковник протянул корреспонденту результат своего дневного труда и наполовину бессонной ночи. Ножнин бегло просмотрел первый лист, затем вернулся к его началу и начал перечитывать его куда более внимательно. Лицо его, поначалу выражавшее некоторый скептицизм, становилось все более заинтересованным. Так, один за другим он прочитал все четыре листа.

– Очень, очень интересно. Я так понимаю, в нашей газете опубликовать хотите?

– Именно в вашей, – подтвердил его догадку Алекс.

– Ну что же, возьму на себя смелость предложить редакции ваше сочинение. Думаю, согласятся после небольшой правки…

– А вот этого не надо, – резко вскинулся полковник, – либо пусть публикуют как есть, либо не печатают вообще!

– И это ваше условие мне понятно, я доведу его до господ редакторов. Экземпляр, я так понимаю, единственный? Не возражаете, если я копию сделаю?

– Делайте, – взмахом руки разрешил Алекс, – хоть десять копий делайте, для того вам и отдаю. На этом более задерживать не смею, за этой писаниной текущие дела запустил весьма основательно.

Правильно поняв намек, корреспондент «Руоссийского инвалида» спешно откланялся. Тем не менее заняться текущими делами в этот день так и не удалось, так как прибыл еще один посетитель с вестями неотложными и чрезвычайно важными. Это Алекс понял, едва увидев лицо вошедшего Гжешко.

– Что случилось?

– Императора убили!

– Какого императора?

– Императора руоссийского! Александриса Второго!

Прошли уже те времена, когда юный Алекс Магу относился к императору с должным для подданного Руоссийской империи пиететом и трепетом, но немалое сожаление о столь прискорбном событии он все-таки испытал. Тем более что знал ныне почившего императора лично, потому и счел нужным поинтересоваться:

– Кто убил?

– Какие-то террористы. В газетах пишут, взорвали вместе с каретой.

– В газетах? А это не может быть ошибкой?

– К сожалению, нет, – покачал головой себриец, – по дипломатическим каналам тоже подтвердили.

– И чем эта смерть нам грозит?

Как выяснилось, многим. Главными были прекращение финансирования «Свободной Себрии», грядущие трудности с вербовкой руоссийских добровольцев и поставками оружия через границу.

– Наследник отцовскую внешнюю политику никогда не одобрял, а на Палканы смотрел, как на место, не стоящее ломаного гроша. С его воцарением все изменится. Думаю, у нас есть не больше месяца.

– Месяц, – задумчиво, будто пробуя слово на вкус, произнес Алекс, – месяц это не так уж и мало. За это время можно многое сделать: найти новые источники финансирования, вспомнить, наконец, что война подошла к концу и пора начинать строить нормальное государство с границами, армией и налогами.

– Может, ты и прав. Но, боюсь, с этим могут быть проблемы. Когда мы с князьями договаривались, за нами стояла сильная империя, а сейчас мы сами по себе. Кстати, как себя ведут княжеские вояки?

– Не любишь ты их, – позволил себе улыбнуться полковник, – а ведь в боях с османийцами они показали себя совсем неплохо. Я, признаться, худшего ожидал. Как ведут себя? Да как все. Сейчас трофеи собирают, мародерствуют понемногу, я этому сильно не препятствую. Приказы пока выполняют, но под мое командование они отданы временно, в любой момент князья могут отменить свое решение, тем более что война уже окончена.

– А вот тут ты ошибаешься, есть информация о сборе новой османийской армии!

– Это интересно, – оживился Алекс. – Где собираются? Какими силами? С какими намерениями, Каму будут отвоевывать или внутренние провинции защищать?

– У тебя что, своей разведки нет?

– Агентурной нет, – ответил полковник, – только войсковая. Тем более, во внутренних провинциях империи. Даже послать некого. Эх, жаль, Горанович не вовремя погиб!

– У меня тоже информации немного, – признался Гжешко, – знаю только, что собираются, а где, сколько…

– Плохо, – подвел итог Алекс, – в любом случае засиделись мы в Крешове, надо в ближайшее время выступать обратно в Каму. Решаться все будет там.

– Я с вами, – поднялся на ноги Гжешко.

– Не спеши, – остановил его полковник, – выступаем через три дня.

Стронуть с места почти восемь тысяч дело непростое и небыстрое, особенно если с собой приходится тащить оружие, боеприпасы, продовольствие на неделю и огромное количество прочего имущества, без которого дальнейшее продолжение кампании просто немыслимо. Двигаться в Каму решено было по обоим маршрутам. Выбирая для себя южный, полковник Барти рассчитывал заодно лично осмотреть направление возможного удара османийцев со стороны внутренних провинций и выставить на их пути небольшой заслон. Ему предстояло решить важнейший вопрос – встречать ли противника на подходах к Каме или запереться в крепости. Комендантом Крешова был назначен офицер княжества Ясновского полковник Мотыльевич.

По привычке действовать вместе, кроме основных сил «Свободной Себрии», Алекс решил включить в свой отряд саперную роту и гаубичную батарею. Этому неожиданно воспротивился подполковник Ясновский, причем весьма настойчиво. И главным его аргументом стал острейший недостаток боеприпасов для гаубиц.

– На батарее остался всего десяток бомб, она будет для вас попросту бесполезна! Если же мы выдвинемся по северному маршруту, то прибудем в Каму почти одновременно с транспортом боеприпасов.

В словах артиллериста был немалый резон, но полковнику Барти требовалось поставить на свое место княжеских офицеров, которые в последнее время начали позволять себе много лишнего. А потому он решил настоять на своем.

– Отправьте в Каму посыльного, назначьте новое место рандеву с транспортом.

– Но, господин полковник…

– Отставить! Вам что-то неясно, господин подполковник?!

Остановившись перед Ясновским, Алекс уперся в него взглядом, всем своим видом показывая решимость получить нужный ответ. Смотреть приходилось снизу вверх, что не способствовало нужному эффекту. Тем не менее артиллерист не выдержал напора.

– Никак нет, господин полковник, будет исполнено!

Из Крешова Алекс уезжал с тяжелым сердцем. Длинная, грязно-серая змея пехотной колонны растянулась на несколько верст, извиваясь вместе с заснеженной еще горной дорогой. Предчувствие скорой весны было буквально разлито в воздухе, но весеннее тепло в этом году где-то задержалось. И это было хорошо, поскольку шагать по расползающейся под сапогами снежно-водяной каше было бы куда труднее. Вслед за пехотой двинулась с места гаубичная батарея, в хвост ей пристроилась колонна из двух с лишним сотен разнообразных повозок.

Первый день марша дался людям относительно легко, особенно если ты передвигаешься в седле, верхом на лошади. И все было бы хорошо, если только не натыкаться постоянно на постную физиономию подполковника Ясновского. Непонятно зачем, он увязался вместе с отрядом полковника Барти, хотя его личного присутствия здесь совсем не требовалось.

На следующий день удалось даже несколько превысить расчетное расстояние дневного марша. Заметно удлинившийся день позволял пройти еще немного, но людям, а главное лошадям требовалось дать отдых. Полковник приказал разбить лагерь для ночевки, благо подвернулась удачная площадка, где можно было разместить весь отряд.

Под утро Алекса растолкал Драган, рядом с ним стоял сильно встревоженный, судя по лицу, штаб-капитан Крыдлов.

– Гаубичная батарея ушла, господин полковник! И саперы вместе с ними!

– Как ушла?! Когда?! Кто разрешил?! Почему часовые их выпустили?!

И только окончательно продрав глаза, Алекс сообразил, что дело обстоит серьезнее некуда. Как и когда ушла батарея вместе с войчетутскими саперами, никто не видел.

– С той стороны лагеря войчетутцы в карауле стояли, потому и уйти им удалось незаметно. Ушли часов пять назад, судя по следам, обратно, в Крешов.

– А где командир батареи?

– На это лучше вам самому взглянуть, – отвел глаза Крыдлов.

Лицо у трупа было обезображено, но отсутствующая правая рука не оставляла сомнений – перед ними лежало то, что осталось от штаб-капитана Гараева. Крови было мало, лицо ему изуродовали уже после смерти. Алекс задал только один вопрос:

– Зачем?

Ответа ни у кого не было.

– Мы возвращаемся, – принял решение полковник, – как можно быстрее! У меня накопились вопросы к подполковнику Ясновскому, и их ему задам!

У ушедших ясновцев было около пяти часов форы, однако следовало учитывать то, что ни люди, ни их лошади отдохнуть не успели, да и скорость марша днем значительно больше, чем ночью, особенно в горах. От спешно свернутого лагеря успели отойти верст на восемь, когда шедший впереди головной дозор заметил на дороге одиночного человека. Скрыться он не пытался, более того, с ходу потребовал отвести его к полковнику Барти.

– Рядовой Грибасов, – представился задержанный, – из батальона штаб-капитана Крыдлова. Был ранен при штурме Крешова и оставлен там же на излечение.

Часть раненых, что не могли передвигаться сами, действительно, оставили в городе. Тогда что здесь делает Грибасов? Ответ солдата поверг всех присутствующих в шок. На следующий день после вашего ухода, княжеские солдаты напали на госпиталь и вырезали всех раненых руоссийцев и себрийцев из «Свободной Себрии», а заодно и весь медицинский персонал. Грибасову удалось спрятаться сначала под койкой, а затем между трупами. Ему удалось незаметно выбраться из госпиталя и покинуть Крешов. Он шел весь день и всю ночь, практически без остановки. Видно было, что солдат полностью измотан и находится на пределе своих сил. Все им сказанное можно было принять за бред, если бы не изуродованный труп штаб-капитана Гараева.

– Клянусь, я правду говорю! Все так и было! Вот и господин штаб-капитан подтвердит, он меня знает.

– Грибасов солдат справный, – подтвердил Крыдлов, – во вранье замечен не был.

Алекс встретился взглядом с Гжешко.

– Похоже, князья решились начать действовать куда быстрее, чем мы ожидали. Но почему так по-скотски-то? Окажите раненому помощь и отправьте в обоз!

Помимо прочего Грибасов подтвердил, что гаубичная батарея и саперы идут впереди них. По словам рядового, разрыв составлял менее трех часов.

– Догоним, никуда они от нас не денутся! Гаубицы у них тяжелые, а лошади уставшие, еще до темноты мы их увидим!

В этом полковник Барти оказался прав, причем встреча произошла даже намного раньше, чем он рассчитывал. Часовая стрелка не успела добраться до пяти часов пополудни, как от головного дозора прибыли известия. Беглецы были обнаружены, причем они уже не пытались уйти от погони, а готовились принять бой.

Взяв с собой Крыдлова и Смирко, Алекс спешно выехал к дозору. Там он увидел следующую картину. Подполковник Ясновский выбрал открытое место и развернул шесть имевшихся у него гаубиц поперек дороги, саперы спешно окапывались перед орудиями.

– Разворачиваем головной батальон в четыре цепи и атакуем позицию с ходу, – принял решение Алекс.

– Там шесть скорострельных гаубиц с пехотным прикрытием, – напомнил Смирко. – И две версты по открытой местности. Ты же сам говорил, что под таким огнем их никто не пройдет!

– А проходить и не надо, – возразил полковник. – Подвоза двенадцатифунтовых бомб за эти сутки быть не могло, а значит, у них осталось не больше десятка на всю батарею. В зарядных ящиках только картечь. Блефует господин Ясновский, выставив батарею столь открыто. Поэтому делаем так: выходим на дальность в восемьсот шагов, там картечь нам будет не страшна, и открываем стрелковый огонь по расчетам. После этого атакуем пехоту, их там не больше роты и окопаться они толком не успели. Задача ясна?!

Крыдлов привычным жестом бросил ладонь к козырьку.

– Так точно, господин полковник!

– Сделаем, командир, – откликнулся Смирко.

И уже в спину своим уходящим командирам Алекс добавил:

– Пленных разрешаю не брать! Ясновского, по возможности, взять живым!

Штаб-капитан молча кивнул, четник только зло оскалился.

Хоть и мал остаток бомб на еще недавно своей, а теперь ставшей вражеской батарее, но он был. И кому-то эти бомбы должны были достаться. Крыдлов развернул батальон не в четыре, как обычно, цепи, а в шесть, при той же длине фронта сделав боевой порядок еще более разреженным. Алекс отметил этот момент, попеняв себе, что не догадался это сделать сам. А пока редкие цепи себрийцев брели по заснеженному полю, с каждым шагом приближаясь к своей судьбе.

В бинокль можно было разобрать, как суетились у орудий расчеты.

– Я пойду вместе с ними.

Крыдлов заступил путь Алексу.

– Господин полковник, как командующий вы должны…

– Отставить! Никто лучше меня не определит дальность картечного выстрела.

Обойдя батальонного командира, ставшего неофициальным помощником командующего остатками сил «Свободной Себрии», точнее их самым крупным остатком. Быстрее, еще быстрее, почти бегом Алекс догнал заднюю цепь. Почти одновременно на огневой позиции вспух дымный клуб первого выстрела. С заунывным воем бомба пролетела над головой и грохнула где-то сзади, больно ударило грохотом по ушам, а в спину толкнула волна воздуха. «Еще бы чуть-чуть задержался и аккурат под эту бомбу и попал». Словно компенсируя промах первой, вторая бомба рванула точно в середине строя. Дым разрыва сдуло ветром, на земле осталась дымящаяся воронка и несколько серых изломанных тел. Это еще хорошо, что князь на шрапнель к гаубицам поскупился, в противном случае жертв было бы намного больше. Да и неизвестно, решился бы он вообще на эту атаку, зная о наличии шрапнели на батарее.

– Шире шаг!

Команда вроде полностью бессмысленная, просто надо отвлечь людей от гибели их товарищей, а дальше… Дальше будет видно, лишь бы стойкость пехотного строя не закончилась раньше, чем запас бомб на батарее. «Третья». По столь большой цели промахнуться трудно, артиллеристы князя Ясновского и не промахнулись. Взрыв, дым, грохот, еще одна воронка и лежащие на земле тела солдат. Вой приближающегося снаряда… Ба-бах!!! Шедший перед Алексом солдат осел на землю, хоть и попала бомба далеко перед ним. «Четвертая».

А ведь стреляют они куда реже, чем позволяет им скорострельность новых гаубиц, не иначе надеются на то, что себрийцы залягут или повернут вспять. «Не дождетесь». Пятая бомба рванула где-то в стороне. Шестая… Эта шестая натворила больше всего дел, разом смахнув с поля десяток себрийцев убитыми и ранеными. Вой и крики боли раненых нервировали больше всего, ведь в следующую минуту любой мог оказаться на снегу со вспоротым животом или оторванной ногой. Думать об этом не хотелось.

– Вперед! Шире шаг! Не останавливаться!

Седьмая. Эта ударила в снег буквально в дюжине шагов перед Алексом, бросив перед собой комья мерзлой земли и… не взорвалась. Тело моментально прошибло холодным потом, повезло. Алекс обошел оставленную бомбой дыру в земле, а в ушах уже стоял вой приближающейся восьмой. Ба-бах!!! Перелет, но очень близкий. Сколько еще осталось? Две или больше? Сейчас узнаем, недолго осталось. Ба-бах!!! Чуть впереди и на полсотни шагов правее. Мозг понимает, что осколки не достанут, а душа норовит припасть к земле и затаиться, пережить обстрел. И не у него одного.

– Встать! Вперед! В атаку!

За шиворот его и со всей силы дернуть вверх. Немолодой уже себриец из крестьян, смотрит испуганно.

– Подними винтовку, боец!

Вбитая за недолгое обучение привычка повиноваться приказам сработала.

– Вперед! Догоняй!

Пока возился с одним, батальон ушел вперед, а где-то взорвалась еще одна бомба, десятая. Будут еще или нет? Будут. Одиннадцатая взорвалась далеко и нестрашно. А двенадцатая почему-то запаздывала. Когда прошло уже полминуты, а страшного, заунывного воя приближающейся смерти не последовало, офицер понял – половина дела сделана, теперь бы не подставиться под картечь. На батарее вновь царила суета, Ясновский вызвал к орудиям зарядные ящики. Хочет увезти гаубицы? Нет, готовят картечь. А в воздухе уже начали посвистывать винтовочные пули, начало себя проявлять пехотное прикрытие батареи. Пора останавливать батальон.

– На месте стой!

Команда, продублированная ротными командирами и взводными унтер-офицерами, разнеслась по полю. Не все остановились сразу, некоторые, оглушенные и обо всем забывшие, продолжали идти вперед.

– Стрельба с колена! Плутонгами! Пли!

Первыми жертвами стали лошади. Оптика бинокля приблизила гибель ни в чем не повинных животных, павших в результате человеческой вражды. Одна из лошадей, раненая, билась в упряжке, не в силах сдвинуть с места своих убитых товарок и зарядный ящик. Потом в ящик попала пуля, и он вспыхнул, а затем взорвался, прервав мучения бедолаги, разбросав вокруг горящие обломки. Вспыхнули заряды картечи, сложенные у другого орудия, его прислуга, а следом и остальные батарейцы, не выдержав, побежали. Упускать такой момент было нельзя.

– В атаку!

Выдергивая из кобуры «гранд», Алекс побежал вперед, неловко загребая ногами неглубокий снег. За ним пошли. Справа и слева поднимались стрелки, брали винтовки наперевес и бежали следом. Восемь сотен шагов, с винтовкой в руках по неглубокому снегу – это около четырех минут. Хорошо подготовленный стрелок из казнозарядной винтовки прицельно выпускает восемь пуль за одну минуту. Средне подготовленный – шесть. Теоретически весь батальон должен полечь на этом поле при имеющейся сотне стрелков у обороняющихся. Вот только нервную дрожь в руках при виде приближающейся смерти мало кто может унять. Да и героическую смерть за князя Ясновского принять захотели немногие, остальные попытались удрать.

Грохнула одна из гаубиц, визжащая картечь пробила брешь в уплотнившейся цепи себрийцев, но удержать порыв наступающих уже не могла. Второго выстрела оставшимся на батарее артиллеристам сделать не дали, в считанные секунды всех их перестреляли и перекололи штыками. Здоровенный фейерверкер, это удачный выстрел его гаубицы взорвал пороховой погреб османийцев при штурме Камы, отмахивался банником, никому не давая приблизиться. У себрийцев же винтовки оказались разряженными, поэтому на короткое время ему удалось удержать наступавших. Затем кто-то выстрелил ему в грудь и следом его проткнули с полдюжины штыков разом.

Дело было сделано, батарея захвачена, дорога на Каму открыта.

– На месте! Пачками! Пли!

На этот раз сбитое после бега под градом пуль дыхание и не утихший еще азарт атаки позволили большинству разбежавшихся ясновцев покинуть поле боя целыми, хоть и без оружия. Мазали себрийцы безбожно. Опомнившись, Алекс решил прекратить бесполезный расход боеприпасов.

– Прекратить огонь!

Так ни разу и не выстрелив, полковник вернул револьвер в кобуру, руки заметно дрожали. Пока Алекс приходил в себя после атаки, подошел Смирко, протянул флягу.

– Отхлебни, командир, успокойся.

Во фляге оказался крепкий вонючий, только клопов морить, самогон. Дальше рта он не пошел, проглотить эту гадость оказалось невозможно, офицер выплюнул все обратно. Тем не менее дрожь прошла, сердце стало биться ровнее, голова прояснилась и начала работать.

– Что с потерями?

– Почти полторы сотни.

– Раненых на повозки и отправляйте в Боградское княжество, надеюсь, там их не тронут. Оружие соберите и патроны.

– Уже. Там Ясновского нашли, – добавил Смирко.

– Живой?

– Пока да, но это ненадолго. Если хотел у него что-то спросить, то поторопись.

Подполковник Ясновский сидел, привалившись спиной к колесу гаубицы, лицо бледное от потери крови и боли. Руки сжимали живот, кровь просачивалась между пальцами. Его ударили штыком, дважды. Медицина тут была бессильна, да и помогать ему никто не собирался. Алекс присел рядом, глаза в глаза.

– Узнал? Вижу, узнал. У меня к тебе только один вопрос – зачем?

Ясновский с трудом, сквозь сжатые от боли челюсти промычал:

– У меня был приказ.

– Да, приказом сверху можно оправдать любое зверство. Но раненых-то зачем?

Не дождавшись ответа, полковник поднялся на ноги, хотел было уже уйти, но тут снизу донеслось:

– Помоги.

Алекс не сразу сообразил, о какой помощи идет речь. Догадавшись, тронул клапан кобуры, затем передумал и убрал руку.

– Хрен тебе, здесь еще помучайся, а черти пусть немного подождут. Жаль только, до твоего сиятельного дядюшки не могу добраться!

Злости не было, только омерзение и недоумение. Сам не ангел, руки по локоть в крови. Много чего было, пытал, когда требовалось получить сведения, убивал по необходимости или из мести, но никогда не делал этого ради собственной прихоти или удовольствия. Для османийцев такой поступок в порядке вещей, но чтобы единый по сути народ творил такое, ведь еще позавчера они в одном строю сражались с единым врагом! «Нет, не понимаю».

Впрочем, долго копаться в собственных переживаниях не было времени, марш предстоял долгий и трудный. Час спустя колонна себрийцев выступила к Крешову. С гаубиц сняли замки, открутили и отломали все, что смогли. Не было для них ни лошадей, чтобы вывезти, ни обученных расчетов для стрельбы. Да и боеприпасов уцелело всего с полсотни картечных выстрелов. Ясновских раненых бросили на произвол судьбы, кому повезет, тот выживет, а кто не выживет, тому, считай, не повезло.

Следующий бой пришлось принять уже утром. Встреча противников была неожиданной для обеих сторон и вылилась в скоротечный встречный бой. Сначала головной дозор «Свободной Себрии» столкнулся с головой теперь уже вражеской колонны. Определив численность противника в тысячу штыков, командир дозора приказал отходить к главным силам. В свою очередь, увидев малочисленность противника, княжеский командир решил уничтожить его как можно скорее. Для чего отдал приказ решительно атаковать, одновременно охватывая левый фланг противника, благо местность это позволяла.

На этом этапе боя обе стороны не понесли больших потерь, стрельба с ходу со сбившимся дыханием меткости не способствует. И все-таки княжеский командир вполне мог бы добиться успеха, но тут к месту боя прибыли главные силы полковника Барти.

– Прицел семьсот шагов! Батальон! Залпом! Пли!

Крыдлов использовал старый и уже довольно давно не применявшийся залповый огонь целым батальоном, благо для этого сложились все условия. Недостаточная меткость отдельного стрелка компенсировалась их количеством. Одновременный залп почти тысячи винтовок выкашивал княжеских солдат десятками. Конечно, плотный строй батальона и сам представлял собой хорошую мишень, но с той стороны не нашлось командира, который смог бы грамотно организовать ответный огонь, а потом и стрелки у противника практически закончились.

– Штыки примкнуть! Вперед! В атаку!

Увидев момент, когда княжеские солдаты дрогнули, штаб-капитан Крыдлов повел своих солдат в атаку. Это сломило противника окончательно, его солдаты побежали, спасая собственную жизнь. Победа была полной, но радости никому не доставила. Среди пленных оказался офицер княжества Войчетутского в капитанском чине. Его привели к полковнику Барти. Выглядел офицер неважно и все время смотрел себе под ноги, будто боялся споткнуться и упасть.

– Не бойтесь упасть, капитан, вы уже упали ниже некуда!

На секунду офицер поднял голову, но столкнувшись с присутствовавшими себрийцами взглядом, вновь опустил ее.

– Вы лично участвовали в позавчерашней резне?

– Нет, слово офицера.

– А ваши солдаты?

– Не все. Те, кто вызвался добровольно.

– Вот как! Добровольцы, значит, нашлись! Раненых резать? Врачей? А там ведь тоже добровольцы были! Те, кто приехал Себрию от османийцев освобождать, а вы желающих набирали, чтобы их зарезать на госпитальных койках?!

– Я был против этого, – буркнул себе под нос войчетутец.

– Против?! Тогда почему вы не пресекли это безобразие хотя бы в своей роте?!

– У меня был приказ.

– Надо было вызвать на дуэль того, кто вам его отдал! Кто вам его отдал? Полковник Мотыльевич?!

– Да!

– Если духу не хватило вызвать полковника, надо было самому застрелиться, чтобы не стать соучастником! Теперь именно вам за все ответить придется! Увести!

Когда пленного увели, штаб-капитан Крыдлов осторожно поинтересовался у кипевшего гневом полковника:

– Господин полковник, может…

– Что, отпустить?! Может, еще и оружие ему вернуть?! Рядовые, кто не участвовал, пусть катятся на все четыре стороны! А эту мразь вместе с Мотыльевичем расстреляем на центральной площади Крешова, когда его возьмем! Вперед, господа офицеры, до Крешова еще далеко!

На марше полковник Барти несколько придержал походную колонну с тем расчетом, чтобы она вышла к городу в вечерних сумерках. Сам же с небольшой группой разведчиков, верхами, добрался до Крешова засветло. С ближайшей высоты он в бинокль рассмотрел город. Передал оптику Гжешко.

– Трупы, сволочи, к люнетам свозят, во рвы сваливают. Работают спокойно, нас не ждут! Ты мне скажи, а с чего это князья вдруг такими смелыми стали?

Себриец в свою очередь закончил рассматривать городские окраины.

– Думаю, они договорились с османийцами.

– А наши головы станут залогом их вечной дружбы, – с ходу подхватил мысль Алекс. – Руоссия сняла нас с довольствия, внешняя угроза отпала, и мы сразу стали мешать им делить Южную Себрию.

– Примерно так, – подтвердил предположения полковника Гжешко.

– А ведь у них почти получилось! Если бы я, из чистого упрямства, не потащил гаубицы с собой или батальон, который мы разгромили утром, успел соединиться с батареей Ясновского, расклад мог бы быть совершенно иным!

– Зачем гадать, что могло быть? Ты мне лучше скажи, что думаешь делать дальше?

– Пока не знаю, – признался Алекс. – Мне нужно узнать обстановку в Каме, тогда и буду планировать дальнейшие действия. У нас есть шанс разгромить князей в короткой кампании, но если война затянется – мы проиграем. На одних трофеях долго не повоюешь, а за ними государственная машина. Да и я сюда приехал с османийцами воевать, а не в межсебрийской резне участвовать. Пока же я намерен взять Крешов, чтобы кое с кем посчитаться. И я его возьму!

Штурм города начался тихо. Четникам Смирко удалось без единого выстрела снять посты на въезде в город. Не ожидавшие нападения княжеские солдаты расслабились и службу несли спустя рукава. За что и поплатились. Разумеется, долго такое везение не могло продолжаться, едва только солдаты полковника Барти начали растекаться по улицам Крешова, как где-то в центре города хлопнул одиночный выстрел. В ответ дружно грохнул целый залп – и началось…

Важнейшей целью стал дом коменданта Крешова полковника Мотыльевича. Захват самого коменданта полковник Барти поручил Смирко, лично напутствовав его:

– Живым возьми паскуду!

Когда солдаты из роты Смирко добрались до нужного дома, там уже проснулись, но еще не поняли, что именно происходит в городе. И что то тут, то там вспыхивающие перестрелки всего лишь предвестницы большого боя за город.

– Стой! Пароль!

Стоявшему у дома часовому в голову не пришло, что кто-то может в таком количестве передвигаться по городу, кроме своих солдат. Ответом ему стал выстрел, оборвавший еще одну жизнь. Следом под градом пуль зазвенели стекла в окнах, кто-то бросил гранату в окно первого этажа – и весь дом содрогнулся от взрыва. Окна лишились остатков стекол, а нижний этаж заволокло пылью.

– Вперед!

Воспользовавшись моментом, солдаты ворвались в дом, благо его дверь оказалась даже не заперта! Первый этаж защищать было уже некому, с площадки второго этажа загремели выстрелы, закричал от боли раненый. Ответный залп свалил стрелка, и нападавшие смогли подняться на второй этаж. К их большому удивлению, он оказался пуст, хотя мундир с полковничьими погонами висел в спальне на стуле вместе с портупеей, саблей и кобурой револьвера.

– Ищите его, он где-то здесь!

После более тщательного обыска коменданта обнаружили в крохотной кладовке, спрятавшимся под грудой старого тряпья с зажатым в руке револьвером. Но он даже не попытался воспользоваться своим оружием, пока его не скрутили.

– Тащите его к полковнику, – приказал четник.

К этому времени бой в Крешове уже начал затихать. Первыми побежали самые сообразительные, понявшие, что это не спорадическая перестрелка, а полноценный штурм, и те, кому чуйка вовремя подсказала, чем именно грозит промедление. Вдохновленные их примером, следом потянулись нежелающие положить жизнь во славу и территориальные приобретения своего князя. Последними бросили позиции тугодумы, внезапно обнаружившие, что остались практически в одиночестве. Уже к полуночи стрельба в городе стихла, но до самого утра патрули продолжали отлавливать по закоулкам не успевших сбежать неудачников.

От присутствия на допросе коменданта полковник Барти отказался.

– Боюсь, не сдержусь. А какие вопросы ему задать, ты знаешь не хуже меня.

– Знаю, – подтвердил Гжешко, – и задам.

Как оказалось, комендант Крешова знал немало и выложил все после небольшого нажима. Приказ о нападении на солдат «Свободной Себрии» и резне оставшихся в Крешове пришел с самого верха. При этом владетельные князья успели договориться о невмешательстве не только с османийцами, но и, что было еще более удивительно, с астро-угорцами.

С османийцами, впрочем, ситуация быстро разъяснилась. Под шум событий в Южной Себрии Романия ввела свои войска в две, куда более богатые, приморские провинции Османской империи. Прагматичные османийцы просто пожертвовали нищей Себрией, сосредоточив свои силы на романском направлении. А вот почему астрияки отказались прирезать почти бесхозные территории к своей лоскутной империи, так и осталось непонятным. Видимо, сочли приобретение слишком хлопотным и не стоящим затрат.