Текст книги "Эдуард I"

Отстраненный от управления страной Генри III, как всегда случалось с ним в кризисные моменты, бросился искать утешение в религии, отстранившись от земных проблем.

* * *

Несмотря на то что Эдуарду не были близки ни цели, намеченные баронской оппозицией, ни методы их достижения, он старался наладить дружеские контакты с лидерами оппозиции. Принц полагал, что это принесет им с отцом больше пользы, чем демонстрация неприкрытой враждебности. Правда, были отдельные личности, с которыми он не горел желанием искать общий язык – например Симон де Монфор и савояры, составлявшие ядро оппозиции. Помимо того, что они сами не готовы были идти ни на какие уступки, Эдуард с детства относился к ним с неприязнью.

Его сближение с некоторыми влиятельными магнатами не осталось незамеченным. Усиления позиций принца не желали многие, и кто-то из недоброжелателей постарался максимально осложнить ему жизнь. В июле 1258 года Эдуард завтракал в Уинчестере с Ричардом графом Глостерским и его братом Уильямом. Трапеза окончилась трагедией – оба де Клэра получили тяжелые отравления, причем Уильям вскоре умер, а у Ричарда выпали волосы и ногти на руках и ногах. Организаторы преступления постарались подставить принца основательно: в ходе расследования выяснилось, что вина ложится на Уолтера де Скотни, стюарда графа Глостерского, а он по странному совпадению оказался одним из арендаторов Эдуарда. Преступник был осужден и приговорен к страшной казни – повешению, потрошению и четвертованию.

Однако этот инцидент ни в малой степени не повлиял на отношения Эдуарда и Ричарда де Клэра, хотя цель провокации наверняка состояла в том, чтобы развалить опасный союз могущественного магната и наследника престола. В причастность принца к покушению на убийство никто не поверил, и граф Глостерский остался с ним в дружеских отношениях. Более того, 14 марта 1259 года между Эдуардом и Ричардом де Клэром был официально заключен союз. Граф Глостерский обязался помогать принцу советом и поддерживать его сторонников; то же самое он обещал от лица своих друзей и союзников, среди которых были такие важные персоны среди баронской оппозиции, как маршал Роджер Бигод граф Норфолкский, Уильям де Форс титулярный граф д’Омаль^{35}35
  Владения семьи де Форсов в Омале (Нормандия) захватил в 1204 году французский король Филипп Огюст (Филипп Август), и графский титул ее представителями был утерян. Однако английские короли продолжали признавать за де Форсами титул графов д’Омаль наряду с безусловно принадлежавшим им титулом лордов Холдернесских.


[Закрыть] и лорд Холдернесский, главный юстициарий Хью Бигод, северный магнат сэр Генри де Перси, знатный англо-шотландский дворянин Роберт Брюс лорд Аннандейлский.

К тому времени вокруг Эдуарда сплотилась достаточно сильная, независимая от старых придворных фракций группа. Помимо тех, кто уже связал свою судьбу с наследником престола ранее, туда вошли его друг детства и кузен Генри Алеманский, Болдуин де Лиль, Филипп Бассет Хай-Уикомский, бывший королевский юстициарий Роберт Валеран, новый стюард принца Роджер де Лейборн, Уоран де Бессингборн и Уильям Ла Зуш. Приверженцем Эдуарда стал даже один из приставленных к принцу «советников» – Стивен Лонгспе.

Продолжать полностью игнорировать права своего двадцатилетнего сына и по-прежнему бесконтрольно распоряжаться в его владениях через своих ставленников Генри III более не мог. Королю пришлось поступиться в пользу Эдуарда частью властных полномочий. После того как принц вынужденно расстался с буйными лузиньянами, ни его самого, ни его слуг никто уже не мог обвинить в причастности к каким-либо актам насилия и беззакония. Напротив, Эдуард начал выказывать немалую озабоченность восстановлением справедливости и беспристрастностью отправления правосудия на своих землях. Так, 21 августа 1259 года он отправил из Уорика приказ судье Честера, в котором говорилось: «Если под давлением какой-либо влиятельной персоны мы или наши бейлифы отказываем любому из наших подданных в общем правосудии^{36}36
  Правосудие, отправляемое в соответствии с действовавшим в Англии общим правом (англ. Common Law), основанным на системе судебных прецедентов.


[Закрыть], то мы тем самым теряем благосклонность и Господа, и людей, а наша власть принижается. Таким образом, мы желаем, чтобы общее правосудие оказывалось каждому»[24]24
  Carpenter D. A. The Reign of Henry III. L., 1996. P. 251.


[Закрыть].

Эдуард становился весьма важной фигурой при дворе. В октябре 1259 года после открытия парламента в Вестминстере к нему и к членам Совета Пятнадцати во главе с графом Глостерским явилась делегация неких представителей «Сообщества бакалавров Англии» (communitas bacheleriae Angliae). Кто это были такие, до сих пор доподлинно не известно, но скорее всего, так назвали себя молодые люди рыцарского достоинства, принадлежавшие к баронским свитам. «Бакалавры» требовали распространить меры по реформированию системы правосудия и управления, принятые в королевских владениях, на земли всех английских лордов. Именно тот факт, что одним из адресатов петиции оказался Эдуард, который не был членом руководившего страной Совета Пятнадцати, доказывает, что наследника трона считали важной – а главное, самостоятельной – политической силой.

Эдуард принял «бакалавров» и заявил им следующее. Да, он действительно поклялся подчиняться Оксфордским провизиям под принуждением. Однако, единожды дав слово, он не собирается его нарушать и приложит все силы к тому, чтобы не только король, но и лорды исполнили свою часть обязательств, предусмотренных планом реформы.

* * *

На осенней парламентской сессии в Вестминстере работа над Оксфордскими провизиями продолжилась. Лидеры баронской оппозиции еще раз обсудили их содержание и предложили более широкий проект, получивший известность как Вестминстерские провизии. Помимо оксфордских пунктов в них вошли разъяснения прав наследования и опекунства. Была сделана попытка законодательно урегулировать взаимоотношения между лордами и их арендаторами, ограничить произвол лордов в их феодальных судах. Запрещалась практика назначения иноземцев на государственные должности и на командные посты в английских крепостях.

Король с принцем вновь подтвердили свое согласие с планом реформ. Таким образом, внутриполитические вопросы не стали причиной раздоров, хотя и Генри III, и Эдуард опять пошли на этот шаг под сильнейшим давлением баронской оппозиции. Однако осложнившееся международное положение все-таки нарушило хрупкий консенсус и привело к крупной ссоре в самых верхах английской власти. В то время шли активные переговоры с Францией, которые имели своей целью завершить, наконец, столетнее противостояние между двумя странами и заключить прочный мир. Условия, предложенные с позиции силы французским королем Луи IX, предполагали окончательный отказ английского короля от претензий на те земли, которыми когда-то владели его предки и которые фактически были уже сданы французам как незадачливым Джоном Безземельным, так и самим Генри III. Из обширнейших владений на континенте у Англии оставались только Гасконь, Сентонж и Ажене.

Фракции Ричарда де Клэра графа Глостерского и савояров равнодушно поддержали заключение договора на этих условиях. Им не было никакого дела до заморских владений английской короны. Контролируемый ими Совет Пятнадцати готовился отправить на континент посольство для подписания позорного соглашения. Однако против неожиданно принципиально и резко выступил Эдуард. На то у него было несколько причин. Во-первых, принцу претила сама мысль потворствовать ущемлению прав английской короны и стать свидетелем падения ее авторитета теперь уже не только в Англии, но и во всем христианском мире. Во-вторых, предложенный французами сценарий напрямую угрожал его владениям в Гаскони. Это было отнюдь не абстрактным принципом, а вполне реальной опасностью, чреватой в том числе и большими финансовыми потерями.

Таким образом, поддержка Ричардом де Клэром окончательной передачи бывших английских владений королю Луи IX Французскому однозначно расценивалась Эдуардом как измена. Существовал, правда, и еще один спорный вопрос, угрожавший союзу принца и графа Глостерского. Они оба претендовали на владение Бристолем – богатейшим городом, расположенным в нижнем течении реки Эйвон недалеко от ее впадения в Бристольский залив. Это был крупный ремесленный центр и важный порт, через который велась вся торговля с Ирландией. В то же время интересы Эдуарда удивительным образом совпали с интересами Симона де Монфора, которого принц никогда не числил среди своих друзей или хотя бы союзников. Граф Лестерский, руководствуясь сугубо личными соображениями, также противился заключению мирного договора на означенных условиях и на этой почве даже разругался со своими сторонниками по баронской оппозиции. Он активно поддерживал весьма спорные претензии своей жены Элеоноры, сестры короля Генри III, на Нормандию.

Так или иначе, но именно Симон де Монфор оказался единственным магнатом в Совете Пятнадцати, который всеми силами затягивал переговоры с Францией. Тем самым он становился естественным союзником Эдуарда. Принц неохотно пошел на заключение альянса с властолюбивым графом Лестерским, но при этом четко заявил о своей незыблемой верности королю. Вместе с ним на сторону Симона де Монфора перешли Генри Алеманский, Джон де Уоррен граф Саррейский и Роджер де Лейборн.

Недоброжелатели Эдуарда, которых у него было в достатке и среди савояров, и среди баронской оппозиции, поспешили обернуть в свою пользу лавирование принца между придворными фракциями и в очередной раз попытались обвинить его в нечестности, неверности и лицемерии.

 
С кем пристало бы сравнить благородного Эдварда?
Всем напоминает он по повадкам леопарда.
Это имя разделив, мы получим льва и барса.
Льва – поскольку никогда жаркой схватки не боялся.
 
 
<…>
 
 
Чуждый постоянству барс, не державший обещаний,
Криводушие скрывал под приятными речами.
В угол загнанный, держал тьму посулов наготове,
Но угрозы избежав, забывал о данном слове[25]25
  The Song of Lewes / Ed. by C. L. Kingsford / Oxford, 1890. P. 14–15.


[Закрыть].
 

Оснований для подобного рода эскапад у врагов Эдуарда было немного. Принц с неохотой впутывался в придворные интриги, всегда четко заявлял о своей позиции, не отступался от друзей и уж никогда не преступал клятв. Но для того чтобы опорочить человека, совсем не обязательно иметь в наличии достоверные факты.

* * *

Два человека, даже столь влиятельных, как Эдуард и Симон де Монфор, не смогли переломить ситуацию и заставить Совет Пятнадцати пересмотреть свое решение. И вот 15 ноября 1259 года король Англии в очередной раз пересек Ла-Манш, чтобы заключить мир с королем Франции. Согласно постыдным условиям Парижского договора, подписанного Генри III и Луи IX, Англия отказывалась от всяческих притязаний на Нормандию, Анжу, Мэн, Турень и Пуату – провинции, еще недавно входившие в состав огромной Анжуйской империи.

За оставленные ему владения во Франции Генри III принес вассальную присягу, хотя до этого герцоги Аквитанские не имели четко зафиксированных феодальных обязательств перед французской короной. Теперь же герцогство стало в полном смысле слова леном, подпадающим под высшую юрисдикцию короля Франции, что вряд ли могло поднять престиж английского монарха. Правда, Луи IX сделал вид, что хочет подсластить пилюлю. Он дал обещание пойти на некоторые уступки на юго-западе страны – отдать Ажене, Сентонж и Керси, а также некоторые земли в Лиможе, Каоре и Перигё. Но это было очевидно неравноценной компенсацией и больше походило на плохо завуалированную насмешку.

Папа Александр IV пришел в восторг, узнав о подписании долгожданного мира между извечными соперниками Францией и Англией. Он называл Генри III «наихристианнейшим королем» – Rex Christianissimus. Но по правде говоря, английскому монарху куда больше подходило прозвище, автором которого стал великий Данте Алигьери – Vir simplex или «простак». Хотя Генри всерьез считал себя выдающимся государственным деятелем, на деле он был слабохарактерным человеком и плохим политиком. Король имел склонность к созданию авантюрных схем, которые если не оказывались на практике совершенно бредовыми, то уж безусловно выходили за рамки его способностей воплотить их в жизнь. Это пристрастие привело к тяжелым финансовым и политическим последствиям для Англии.

Несмотря на то что в ближайшем окружении Генри III было много талантливых людей, он умудрялся облекать своим доверием негодных советников и следовал их сомнительным рекомендациям в самое неподходящее время. Рано потерявший отца, брошенный матерью, он не имел в детстве перед глазами примера того, как надо управлять страной. Король всю жизнь находился под чужим влиянием, которое далеко не всегда было благотворным. Вот и сейчас, пока Генри III находился во Франции, королевские советники потихоньку настраивали его против сына, и это им вполне удавалось. На обратном пути в Англию, в канун Пасхи 1260 года король неожиданно остановился в Сент-Омере и наотрез отказался ехать дальше. Он заявил спутникам, что получил достоверные известия о предательстве Эдуарда. Его сын, продолжал король, возглавил мятежных магнатов и замышляет схватить своего отца по дороге в Лондон, свергнуть его с трона. Этой паранойей Генри страдал достаточно долго. Продолжить путь домой король согласился только после того, как его брат Ричард граф Корнуоллский поручился за Эдуарда своей честью.

В окрестностях столицы действительно было неспокойно, но события там разворачивались совершенно не по тому сценарию, который был преподнесен королю советниками. Ссора между Эдуардом и графом Глостерским разгоралась все сильнее. Соперники подошли под стены Лондона в сопровождении многочисленных и хорошо вооруженных воинских отрядов. Испуганные городские власти побоялись открывать перед ними ворота, опасаясь кровавых стычек на городских улицах.

В конце апреля в Англию вернулся Генри III и, все еще не доверяя до конца сыну, приказал впустить в город только графа Глостерского. Эдуард смог войти в Лондон лишь после того, как все тот же Ричард граф Корнуоллский при активной поддержке Бонифаса Савойского, архиепископа Кентерберийского, убедил короля, что не подобает так вести себя с наследником, против которого не выдвинуто никаких вразумительных обвинений.

Когда оба соперника оказались внутри городских стен, граф Корнуоллский в третий раз за столь короткий срок выступил в роли миротворца. Теперь он в компании с самим королем мирил Эдуарда с Ричардом де Клэром. Основной раздражитель в отношениях принца и графа Глостерского исчез – договор с Францией был подписан, отыграть назад было уже невозможно. Поэтому противники согласились оставить распри в прошлом и поклялись отказаться от взаимных претензий, возобновив тот союз, который был заключен между ними годом ранее.

* * *

Постоянные придворные интриги быстро наскучили Эдуарду, который на деле был человеком куда более прямолинейным, чем о нем думали современники. Кроме того, он чувствовал, что король все еще не до конца доверяет ему – королевские советники во Франции постарались на совесть. Зная отходчивый характер отца, он решил по примеру Симона де Монфора на время оставить Англию, чтобы Генри немного остыл и смог мыслить рационально.

В сопровождении своих друзей Роберта Бёрнелла, Джона де Уоррена, Роберта де Аффорда, Уильяма Ла Зуша и Уорана де Бессингборна принц отбыл на континент, где всей душой отдался развлечениям, особое внимание уделяя рыцарским турнирам. В Англию Эдуард заглянул лишь на короткий срок осенью: 8 октября 1260 года он принял знак королевской милости – опекунство над Томасом, семилетним наследником умершего в мае Уильяма де Форса лорда Холдернесского. Это был недвусмысленный знак, что всякое недопонимание между Генри III и наследником устранено.

Посвятив в рыцари двух старших сыновей Симона де Монфора, с которым Эдуард продолжал поддерживать союзнические отношения, в ноябре принц вновь вернулся в Гасконь. Помимо рыцарских забав, его удерживало на континенте и более важное дело. Он потихоньку восстанавливал добрые отношения и налаживал контакты с опальными лузиньянами. В конце ноября Эдуард встретился в Париже с Гийомом де Валансом и его братом Эмером. После этой встречи принц назначил третьего брата – Ги де Валанса – своим лейтенантом в Гаскони.

Милость принца к представителю опальной фракции стала неожиданностью для многих, но не для короля, с которым Эдуард, вероятно, обсудил это во время пребывания в Англии. То, что Генри III был заранее поставлен в известность о планах сына, подтверждает твердая позиция короля по защите креатуры принца. Многочисленным врагам лузиньянов при дворе, по большей части входившим в состав баронской оппозиции, долгое время не удавалось заставить Генри отменить распоряжение Эдуарда, хотя они оказывали на короля сильнейшее давление. Только 27 марта 1261 года король издал приказ, под нарочито надуманным предлогом запрещавший Гийому де Валансу возвращаться в Англию: «Король Эдуарду, сыну своему первородному – привет. Поскольку Гийом да Валанс, соратник наш, не обеспечил безопасность госпоже королеве Франции во время ее поездки в Англию, как сие исполнил наш другой соратник, упомянутый рыцарь Ингрэм де Вильер, то мы никоим образом не желаем, чтобы с вами либо иным путем он вступил в наше королевство без нашего особого дозволения»[26]26
  Close Rolls of the Reign of Henry III, 1259–1261. Nendeln, 1970. P. 467.


[Закрыть].

Эдуард не придал полученному им королевскому приказу абсолютно никакого значения. Да и сам Генри III, как только позволили обстоятельства, моментально забыл о собственных строгих предписаниях. В середине апреля папа Александр IV издал буллу Ad audientiam nostram (лат. «До нашего слуха»), в которой освободил короля от всех клятв, данных во исполнение Оксфордских и Вестминстерских провизий. Генри III не замедлил оповестить об этом как своих политических противников, так и сторонников. Он сразу же лишил должностей ключевых министров, навязанных ему баронской оппозицией, заменив их на своих людей. Первым пострадавшим оказался юстициарий Англии Хью Ле Деспенсер Лафбороский, в 1260 году сменивший на этом посту Хью Бигода. Вместо него Генри III назначил Филипа Бассета Хай-Уикомского, не разделявшего оппозиционных настроений своей семьи и входившего в близкое окружение принца. Должность лорд-канцлера перешла от баронского ставленника Николаса архидиакона Илийского к роялисту Уолтеру де Мертону.

Не обращая внимания на недавний королевский приказ, Эдуард спокойно прибыл в Англию в сопровождении Гийома де Валанса. Король демонстративно продемонстрировал изгнаннику свое расположение, возвратил ему замок Херефорд и некоторые другие владения. Он открыто бросал вызов баронской оппозиции, которая к тому времени в значительной степени потеряла свое единство и силу. Эдуард разделял неприязненное отношение отца к мятежной знати, так как весьма негативно относился к самой идее унижения королевской власти.

Впрочем, сторонники магнатов-реформаторов не оставляли попыток если не поссорить Генри III с принцем, то хотя бы создать впечатление, что между отцом и сыном нет ни любви, ни согласия. В этом баронской оппозиции помогало бойкое перо их ярого приверженца – уже знакомого нам Мэтью Парижского, автора хроники Flores historiarum. Хронист утверждал, что Эдуард по возвращении в Англию упрекал короля за бесчестное поведение – якобы именно так он расценил отказ Генри исполнять принесенные баронам клятвы. Что сам наследник, несмотря на папскую буллу, подтвердил свою клятву и вступил в тесный альянс с Симоном де Монфором графом Лестерским и Ричардом де Клэром графом Глостерским. Что он плечом к плечу с ними выступил против Генри и вынудил того бежать в мощный Дуврский замок на берегу Ла-Манша, откуда король намеревался в случае угрозы жизни переправиться во Францию.

Однако в реальности все обстояло совсем не так, как хотелось бы хронисту и стоящим за ним противникам крепкой королевской власти. На самом деле пересечь Ла-Манш поспешил Симон де Монфор, рассорившийся с графом Глостерским и не веривший в силу своих сторонников. А король между тем продолжал оказывать все новые и новые милости Эдуарду, с которым у него наконец-то установилось полное взаимопонимание, и людям принца. Так, 23 мая 1261 года он разрешил соратнику сына Роберту де Аффорду не возвращать крупный долг еврейским ростовщикам, а 4 июня сам принц получил от отца весьма щедрый дар: «Жалуем Эдуарду, королевскому сыну, опекунство над землями и наследниками Роберта де Стаффорда, включая браки наследников, опеку, пособия, браки, церковные бенефиции и все прочие источники доходов, за исключением вдовьей доли, которая следует Джоанне, бывшей жене упомянутого Роберта, и ее замужества, которое следует королю»[27]27
  Calendar of the Patent Rolls, 1258–1266. L., 1910. P. 156.


[Закрыть]. Надо заметить, что богатство рода Стаффордов было немалым – их предок Робер де Тони, знатный нормандский сеньор, пришел в Англию вместе с Уильямом Завоевателем и стал одним из крупнейших вассалов: Книга Страшного суда^{37}37
  Книга Страшного суда (англ. Domesday Book) – манускрипт, содержащий результаты первой всеанглийской поземельной переписи, проведенной в 1086 году по приказу короля Уильяма I Завоевателя.


[Закрыть] приводит список, в котором значится 131 принадлежавший ему манор.

В общем, предложенная автором «Цветов истории» легенда критики не выдерживает. Она то ли полностью сфальсифицирована, то ли является эхом событий весны 1260 года, когда между Генри III и Эдуардом действительно случился кратковременный разлад из-за того, что советники наветами породили у короля недоверие к сыну.

* * *

Вскоре Эдуард вновь отправился на континент, но на этот раз там его ожидали не развлечения, а дела. Он отплыл в Аквитанию, где тщательно разжигаемая им вражда между семьями Солер и Колом завершилась в конце концов победой его ставленника. Наконец-то был принят новый закон об управлении столицей герцогства – городом Бордо. В результате Эдуард получил полный контроль над постом мэра, как он и планировал в свое время, когда заключал секретный договор с Гайяром дель Солером. Таким образом, выбранная принцем долгосрочная политика увенчалась успехом.

В Аквитанию Эдуард прибыл с расширенными полномочиями. Он ужесточил контроль за чеканкой монет и добился определенных успехов в восстановлении законности и порядка в неспокойном герцогстве. Правда, он взялся за дело слишком рьяно, и поначалу в Англию потоком шли жалобы на него. Для проведения даже минимальных реформ требовались деньги, и он не останавливался ни перед чем, чтобы их добыть. После смерти Жеро де Мальмора, архиепископа Бордоского, принц, не колеблясь, конфисковал его светские владения и доходы от архиепископства. Как и все люди Средневековья, он был чрезвычайно набожен, однако не испытывал такого пиетета перед священнослужителями, как его отец. Принц не без оснований подозревал, что охватившая Англию смута во многом вызвана жадностью Святого престола и прелатов, которые обложили страну непомерными поборами, пользуясь слабостью королей, занимавших трон последние 60 лет.

Со смутьянами Эдуард вел себя крайне жестко, но к тем, кто выказывал желание сотрудничать, он относился вполне благожелательно. Благодаря разумной политике, которая уже принесла ему здесь успех в прошлом, он сумел стабилизировать ситуацию. Эдуарду удалось даже склонить к чему-то вроде сотрудничества вечного мятежника Гастона VII Великого виконта де Беарна. Гайар дель Солер писал королю Генри III: «Знайте, великолепный господин, что с господином нашим Эдуардом все хорошо и благополучно, и дела в Гаскони, хвала Господу, приходят в порядок. Господин Гастон де Беарн с ним в хороших отношениях, оба они выступили в поход против замка Молеон»[28]28
  Royal and Other Historical Letters Illustrative of the Reign of Henry III / Ed. W. W. Shirley. Vol. II. L., 1866. P. 163.


[Закрыть]. Этот замок стоял в стратегически важном месте – он контролировал путь из Аквитании в Наварру через Пиренеи. Владевшие им виконты де Суль извлекали из столь выгодного географического положения своих владений немалые доходы и всячески противились усилению влияния английских королей. Поход, о котором писал Солер, положил конец конфликту, растянувшемуся на десять лет – Ожье III, последний виконт де Суль, сдал замок Эдуарду.

Принц планировал вернуться в Англию к Рождеству 1261 года, однако дела вынудили его задержаться. На английский берег он ступил только в конце февраля 1262 года и сразу же был втянут в крайне неприятные разбирательства. Против одного из самых старых его слуг – стюарда Роджера де Лейборна – были выдвинуты обвинения в хищении и растрате имущества. В процессе разбирательства всплыла не очень красивая история, связанная с матерью Эдуарда. Элеонора Прованская, по слухам, имела на сына сильное влияние и часто использовала его к своей выгоде. Продолжатель хроники Джервейза из Кентербери писал тогда: «Господина Эдуарда настроила против него (Лейборна. – В. У.) злоба его матери; он отвечал за учет и был обвинен в задержке платежей на тысячи фунтов с целью мошенничества и обмана»[29]29
  The Historical Works of Gervase of Canterbury / Ed. W. Stubbs. Vol. II. L., 1880. P. 221.


[Закрыть]. Наследник престола не имел обыкновения сурово карать ни своих друзей, ни своих преданных слуг. Поэтому Роджер де Лейборн только потерял должность, и этим все наказание ограничилось. Он остался в свите принца и продолжал ему служить в течение многих лет.

Поскольку Эдуард часто находился в разъездах, а кроме того, постоянно участвовал в рыцарских турнирах, ему требовались наличные деньги. Он упросил отца несколько изменить принципы финансирования в пользу прямых выплат. Принц отдал короне во временное пользование свои маноры Стамфорд, Грантэм, Тикхилл и Абергевенни, земли в Норфолке и Саффолке, полученные путем обмена у Пьера Савойского, а также острова Гернси и Джерси. Кроме того, в сделку были включены владения наследников Уильяма де Кантилупа и Джона де Лангвилера, опекуном которых был Эдуард. Взамен король предоставил ему все выплаты от еврейской общины Англии на три года вперед.

В июле 1262 года Эдуард снова отправился в поездку за границу – на этот раз вместе с отцом. Генри III должен был провести во Франции очередной раунд переговоров по Парижскому договору 1259 года, но принц не собирался принимать активное участие в работе над документом, поскольку изначально был принципиальным противником условий, закрепленных в нем. Он предпочел отдаться развлечениям, хотя одним неприятным вопросом ему волей-неволей пришлось заняться.

Двумя годами ранее он конфисковал владения покойного Жеро де Мальмора. Незадолго до прибытия принца во Францию в Бордоской епархии появился вновь избранный архиепископ Пьер де Ронсево, который с изумлением обнаружил, что лишен всех связанных со своей должностью доходов. Он пожаловался папе и потребовал вернуть утраченные финансовые источники. Булла Урбана IV, принявшего сторону своего прелата, в августе застала Генри III и Эдуарда в Париже. Король приказал принцу уладить эту проблему, поскольку совершенно не желал обострять отношения с папой. Наследник подчинился и вернул конфискованные владения и доходы с них новому архиепископу.

Умиротворив Урбана IV и Пьера де Ронсево, а также успокоив отца, Эдуард вернулся к рыцарским забавам и с блеском выступил на нескольких турнирах. К несчастью, на последнем состязании он получил тяжелое ранение, окончательно оправиться от которого смог только к концу года. И вовремя – ибо в самом начале февраля 1263 года Эдуарда призвали в Англию тревожные известия о волнениях, охвативших Уэльс. Неугомонный Ливелин ап Грифит, ободренный примиренческой позицией Англии, опять атаковал английские земли и добился впечатляющих результатов. Он с ходу захватил замки Дисерт и Деганви, откуда быстрым маршем переместился на юг, угрожая вторжением в Гуэнт и Абергевенни. Английскими войсками в Южном Уэльсе командовал уорикширец Питер де Монтфорт из замка Бодезерт – соратник и однофамилец^{38}38
  Фамилии Симона де Монфора и Питера де Монтфорта пишутся одинаково – Montfort, однако произносятся по-разному в соответствии с правилами французского (у пришлого сеньора) и английского (у натурализованного лорда) языков.


[Закрыть] графа Лестерского. Он не был родственником бывшего королевского фаворита и происходил из древнего англо-нормандского рода, его предки прибыли в Англию вместе с Уильямом Завоевателем. Все знали Питера как отважного человека и опытного бойца, однако безнадежное сопротивление превосходящим силам валлийцев не очень его прельщало. Монтфорт довел до сведения короля и принца, что вынужден будет сложить свои полномочия, если не получит подкреплений.

Эдуард высадился в Англии 24 февраля с сильным отрядом наемников, завербованных во Франции. Оставив гарнизон в Виндзорском замке, он двинулся прямиком к границе и в конце марта обосновался в Бристольском замке. Прошло полтора месяца, но никакими успехами похвастаться он, к сожалению, так и не смог. Единственным его достижением, если можно так выразиться, стало подписание 3 апреля в Херефорде союзного договора с Давидом, младшим братом Ливелина. Впрочем, этот альянс нисколько не способствовал делу умиротворения Уэльса.

Одной из основных причин провала кампании по сдерживанию валлийцев стала несогласованность в действиях англичан. Да и о какой согласованности можно было говорить, если лорды марки, привыкшие к бесконтрольности, демонстративно не поддержали Эдуарда? При этом они выказали принцу свое недовольство тем, что он больше полагается на наемников и отдает им явное предпочтение перед английскими лордами при назначении на военные посты. Это был замкнутый круг, который на тот момент Эдуард не имел полномочий разорвать.

Впрочем, мечты о победе над Ливелином и валлийскими кланами имели бы какой-то смысл, если на этой цели сосредоточились бы усилия не только Уэльской марки, но и всей страны, а этого не было и в помине. Поэтому Эдуард, убедившись в невозможности быстро навести порядок в Уэльсе с помощью имевшихся сил, ушел со своими наемниками назад в Виндзор. Его возвращения в Англию настоятельно требовал король.

* * *

К середине весны обострилась ситуация в самой Англии. В конце апреля 1263 года в страну вернулся Симон де Монфор, бывший королевский фаворит, а с момента принятия Оксфордских провизий – непримиримый враг монарха. Английская знать в очередной раз нашла повод для недовольства. Если раньше раздражителем выступали лузиньяны, то ныне она была крайне возмущена усилением позиций королевы Элеоноры Прованской и ее родственников-савояров. Граф Лестерский совершенно резонно рассудил, что у него появился реальный шанс восстановить свое влияние и вновь запустить прерванный процесс реформ.

Поскольку мирным путем добиться этого было невозможно, Симон де Монфор с готовностью возглавил мятеж баронов. Во второй половине мая 1263 года он собрал в Оксфорде своих приверженцев без согласия на то короля. В числе прибывших на этот баронский съезд оказались и некоторые сторонники Эдуарда. Они собирались примкнуть к графу Лестерскому не ради торжества реформ и не из-за разногласий с принцем. В возрождении баронской оппозиции им виделся самый быстрый путь для возврата ради сохранения своих должностей и авторитета. Никто из них – ни Генри Алеманский, ни Роджер де Клиффорд, ни Роджер де Лейборн, ни тот же Джон де Во – не были ярыми приверженцами реформаторов, и королевская власть им не мешала. Мешали им королева Элеонора Прованская и савояры, лишившие их теплых и почетных придворных синекур.

Лидерство Симона де Монфора никем не оспаривалось, поскольку его авторитет среди английской знати на тот момент достиг недосягаемых высот. Главным соперником графа Лестерского, не уступавшим ему ни по знатности, ни по влиянию, был Ричард де Клэр граф Глостерский, скончавшийся в 1262 году в возрасте всего сорока лет. Ходили упорные слухи, что он был отравлен и что к этому приложил руку не кто иной, как Маленький Шарлемань – глава фракции савояров Пьер Савойский.