Текст книги "Эдуард I"

Покушение стало последней каплей, переполнившей чашу терпения принца. Он решил, что не может в одиночку сражаться со всем Ближним Востоком, но быстро покинуть негостеприимное Иерусалимское королевство у него не было возможности. Во-первых, много времени заняло выздоровление Эдуарда. Во-вторых, в Акре у него родилась дочь Джоанна, получившая прозвище Акрская, и надо было дать ей немного подрасти, прежде чем подвергать тяготам дальнего путешествия. Лишь в сентябре 1272 года, три месяца спустя, Эдуард с женой и дочерью во главе английского войска покинул Святую землю.

Девятый крестовый поход Эдуарда обошелся Англии в солидную сумму – почти 100 тысяч фунтов. Был он успешным или провалился – зависит от точки зрения. Отвоевать потерянные христианами земли принцу не удалось: с его силами, после ухода французов и сицилийцев, это было никак не возможно. Однако же со своей небольшой армией Эдуард вынудил Бейбарса заключить два десятилетних перемирия, что на время отсрочило падение последних христианских твердынь в Палестине.

Если вклад похода в дело борьбы с неверными и возврата Гроба Господня был крайне сомнительным, то лично Эдуарду экспедиция принесла великую славу. В глазах всех христиан мира принц выглядел поборником идеи, почитавшейся в те времена весьма благородной и важной. Всю Европу облетела история о покушении на его жизнь и смелом отпоре, данном наемному убийце. Доблестное поведение Эдуарда выгодно отличало его от проявивших явную слабость и нерешительность лидеров Восьмого похода – покойного Луи IX, Филиппа III и Шарля д’Анжу, увлекшихся политическими интригами в ущерб военным действиям.

Восхищение героическим английским принцем не угасало со временем. 35 лет спустя Пьер Дюбуа, автор смелых политических памфлетов и один из легистов Филиппа IV Красивого, посвятил трактат «О возвращении Святой земли» не французскому королю, а его сопернику Эдуарду I Английскому. Причем облек он это посвящение в самые возвышенные выражения и не стеснялся в использовании суперлативов: «Прославленнейшему принцу, более знаменитому повсюду своим военным искусством и опытом, чем титулами, государю Эдуарду, Божьей милостью королю Англии и Шотландии, владыке Ирландии, христианнейшему герцогу Аквитанскому»[48]48
  Dubois P. De recuperatione Terre Sancte. Paris., 1891. P. 1.


[Закрыть].

* * *

Путь Эдуарда в Англию был долог. Морем он добрался до Сицилии, где задержался на некоторое время. Там, в городе Мессина его нашли английские гонцы, которые привезли печальные известия. После продолжительной болезни 16 ноября 1272 года в возрасте 65 лет скончался король Генри III Уинчестерский.

От курьеров Эдуард узнал, что вдова, королева Элеонора Прованская, устроила покойному супругу пышные похороны. Останки короля упокоились в старой могиле столь почитаемого им при жизни Эдуарда Исповедника. По завершении похоронной церемонии графы Уорикский и Саррейский, а также другие присутствовавшие там магнаты и прелаты подошли к главному алтарю Вестминстерского собора и поклялись в верности новому королю – Эдуарду I, пребывавшему в тот момент на другом конце Европы. На время его отсутствия в стране управление было поручено четырем хранителям королевства. Ими стали Уолтер Гиффард, архиепископ Йоркский, Гилберт де Клэр граф Глостерский, Роберт Бёрнелл, архидиакон Йоркский, и Эдмунд, единокровный брат Генри Алеманского, получивший после недавней смерти отца титул графа Корнуоллского.

Скорбь Эдуарда по Генри III была глубокой и непритворной. Эдуард переживал его потерю гораздо сильнее, чем даже смерть своего старшего сына Джона, скончавшегося в пятилетнем возрасте годом ранее. Шарль д’Анжу, король Сицилии, гостеприимством которого пользовался новоиспеченный король, не смог сдержать своего удивления по этому поводу. Тогда Эдуард напомнил Шарлю знаменитый бессердечный ответ маршала Джона Фицгилберта, осажденного королем Стивеном Блуаским в замке Ньюбери. Король требовал сдачи замка, а в противном случае угрожал убить заложника – сына маршала^{60}60
  Несмотря на упрямство Джона Фицгилберта, король пощадил мальчика. Впоследствии этот мальчик стал Уильямом Маршалом графом Пемброкским, лорд-маршалом Англии – одним из самых знаменитых рыцарей своей эпохи, служившим четырем английским королям, в том числе и Генри III Уинчестерскому.


[Закрыть]. Фицгилберт отказался капитулировать и велел передать королю: «Сыновей можно родить еще». Повторяя эту отповедь Шарлю, Эдуард прибавил несколько слов от себя: «Утрата сыновей, о владыка король, переносится легко, так как каждый день их число можно приумножить. Что касается родителей, то их смерть непоправима, поскольку их невозможно воскресить»[49]49
  Willemi Rishanger. Chronica et Annales, regnantibus Henrico Tertio et Edwardo Primo / Ed. H. T. Riley. L., 1865. P. 78.


[Закрыть].

Между отцом-королем и сыном-принцем всегда существовала глубокая привязанность, несмотря на то что однажды их отношения омрачились серьезными трениями. К сыновьям и дочерям же Эдуард относился более прохладно, хотя обвинять его в полном к ним равнодушии было бы неверно. Детская смертность в Средневековье была крайне высокой, и к ней тогда относились легче, чем в нынешние времена. К 1272 году Эдуард потерял пятерых из восьми своих детей, а еще одному – четырехлетнему Генри – оставалось жить совсем недолго.

Кончина отца и необходимость коронации не заставила Эдуарда поторопиться с возвращением на родину. Он вполне доверял хранителям, которые старались управлять страной справедливо и не допускать никаких волнений. Даже Гилберт де Клэр граф Глостерский держал себя в руках и не мутил воду в Англии.

Эдуард не спеша ехал в компании Шарля д’Анжу по Сицилийскому королевству, в которое тогда входил и Неаполь. 19 января он послал письмо нелюбимым лондонцам, в котором сообщал обо всем, чем угодно, но только не о главном – сроках своего возвращения: «Эдуард, Божьей милостью король Англии, лорд Ирландии и герцог Аквитанский мэру, шерифам и общинам Лондона – привет. Мы знаем и твердо верим, что вы регулярно получаете от нас пожелания процветания, веселия вашим душам, приумножения радости и счастья, как и в этом послании. Мы пишем ныне вам, находясь в Капуе, в Либурийской земле^{61}61
  Либурийская земля (лат. Terra Laboris, ит. Terra di Lavoro) – историческая провинция на юге Италии с центром в Капуе, входившая в Сицилийское, а затем Неаполитанское королевство. Часто переводится по созвучию как Земля Труда, однако на самом деле ее название произошло от когда-то обитавшего там италийского племени лаборов.


[Закрыть] вместе со славным королем Сицилии, нашим дражайшим кровным родичем, набравшись здоровья и оправившись от раны, насколько это было возможно после той жестокой боли, которую причинила нам недавняя кончина доброй памяти владыки короля, отца нашего, и которую мы терпеливо сносим, покорствуя божественной воле. В остальном желаем и хотим, чтобы все в королевстве нашем наслаждались миром и спокойствием. Приказываем вам во имя верности и любви, которыми вы нам обязаны, и упорно настаиваем, чтобы в наше отсутствие вы побеспокоились об этом. Ибо по прибытии нашем в Англию, которое мы стараемся ускорить, за прежнюю великую помощь вы заслужите наше покровительство. Поскольку мы не имеем с собой нашей королевской печати, то упомянутый владыка король Сицилии за нас прикладывает к этому письму свою печать»[50]50
  Cronica maiorum et vicecomitum Londoniarum / Ed. T. Stapleton. L., 1846. P. 158.


[Закрыть].

Доехав с Шарлем д’Анжу до границ его королевства, Эдуард распрощался с радушным хозяином и отправился дальше в сопровождении жены с дочерью и своего английского войска. 5 февраля он был в Риме, а спустя еще неделю – в Орвието. Там состоялась его встреча с папой Григорием X, которого в конце концов избрал конклав кардиналов. Эдуард познакомился с ним в 1267 году, когда тот приезжал в Англию по поручению Святого престола и носил светское имя Теобальдо Висконти. Помимо естественного желания засвидетельствовать почтение новому наместнику святого Петра, у нового короля была еще одна важная цель – добиться отлучения от церкви Симона и Ги де Монфоров, убийц Генри Алеманского. Это ему удалось без всякого труда – папа также был возмущен вероломным пролитием крови в святом месте и желал покарать нечестивцев.

Выполнив то, что он считал своим долгом сделать в память кузена, друга детства и соратника, Эдуард продолжил путь по Северной Италии. Он проехал через Болонью, Реджо, Парму и Милан. В каждом из этих городов его принимали по-королевски – с пышными процессиями, пением труб и торжественными речами. Король посетил крупнейшие мануфактурные центры Тосканы и Ломбардии, встречался с богатейшими торговцами, носившими золототканые одежды и выезжавшими на лошадях, покрытых алыми попонами.

За минувшие полстолетия итальянцы добились поразительных успехов в банковской сфере и мануфактурном производстве, вызывавших зависть всех прочих стран Европы. Морская торговля с Левантом и Египтом принесла Венеции, Генуе и Пизе богатства, невиданные со времен Римской империи. Города росли как на дрожжах: население республики Флоренция, главного производителя тканей, составляло 300 тысяч жителей, в Милане и Венеции проживало примерно по 200 тысяч человек, что в четыре раза превышало население Лондона.

Эдуард живо интересовался итальянской литературой. Он не только согласился на личную встречу с писателем Рустикелло из Пизы, но подарил романисту одну из своих любимых книг, которые захватил с собой в крестовый поход. Это был то ли «Тристан в прозе», то ли «Паламед», то ли оба произведения в одной рукописи. Впоследствии они послужили материалом, на основе которого писатель создал свой роман «Мелиадус». Кстати, позже Рустикелло, попавший во время сражения в плен к генуэцам, встретился в тюрьме с путешественником Марко Поло и записал с его слов знаменитую «Книгу о разнообразии мира».

С большим вниманием Эдуард общался с итальянскими учеными и пришел в восторг от их обширных познаний. Уже тогда он обдумывал законодательную реформу, которую собирался провести в Англии. Поэтому король воспользовался случаем и нанял в советники выдающегося юриста Франческо д’Аккорсо, предоставив ему место в своем совете и пообещав устроить в Оксфорд с назначением солидного пенсиона.

* * *

В Савойю Эдуард пришел из Италии через перевал Мон-Сени. Филипп I граф Савойский устроил торжественный обед для короля Англии и его доблестной армии. К трапезе было закуплено огромное количество вина, говядины и других продуктов – один только бальи Монмельяна доставил поварам 10 волов и 59 ягнят. Эдуард, сидя рядом с Элеонорой Кастильской и хозяином, пировал в окружении своих верных соратников, деливших с ним все трудности крестового похода – Джона де Весси, Роджера де Клиффорда и Отто де Грандисона.

Во время пребывания Эдуарда в Савойе произошло весьма курьезное событие, которое наглядно продемонстрировало, насколько сложными и запутанными были феодальные взаимоотношения. Ровно сто лет назад четыре савойских замка – Авильяна, Бар, Суза и Сен-Морис-д’Агон – перешли во владение английского короля Генри II в качестве приданого за его женой Алиенорой Аквитанской. Затем они были переданы обратно графам Савойским, но уже в качестве вассального держания, и с тех пор суверенные графы приносили за замки, издревле им принадлежавшие и стоявшие на их землях, оммаж английским королям. Именно такой оммаж и принял Эдуард 25 июня 1273 года от Филиппа I.

В Савойе король, как и в Италии, не терял времени даром. Помимо пиров и других развлечений, на которые не скупился радушный хозяин, Эдуард находил время для дел. При дворе графа Филиппа I он познакомился с величайшим военным архитектором того времени Жаком де Сен-Жоржем д’Эспераншем, с которым успел побеседовать по поводу тонкостей фортификационной науки и вынес из этих разговоров для себя очень многое, как показало будущее.

Безмятежное времяпровождение в дружеской Савойе прервал гонец, прибывший к Эдуарду от Жана де Шалона графа д’Осер с приглашением принять участие в пышном рыцарском турнире. Граф планировал не совсем обычное состязание: он предлагал королю во главе воинов, сопровождавших его из Палестины, принять бой с теми бургундцами и французами, которые выразят желание противостоять англичанам. Условия изначально казались весьма темными и сомнительными. Более того, сам папа предупреждал Эдуарда, чтобы тот вел себя осмотрительно, ибо бургундцы замышляли нечестную игру. Они надеялись захватить короля Англии и назначить за него немалый выкуп. Вероятно, им очень хотелось повторить вероломный поступок Леопольда V Добродетельного герцога Австрийского, который в 1192 году взял в плен Ричарда I Львиное Сердце, также возвращавшегося из Третьего крестового похода.

Эдуард счел для себя позором отклонить сделанный публично вызов и привел своих воинов на место схватки. Предупреждение папы оказалось пророческим: граф д’Осер выставил на ристалище войско, по численности вдвое превосходившее англичан. Он предвкушал легкую победу, но в столкновении с закаленными в боях крестоносцами его постигло горькое разочарование: «И увидел граф, что не может мечом взять верх, и обхватил тогда рукой шею Эдуарда, и сдавил с силой. И спросил Эдуард: “Что тебе нужно? Быть может, моего коня?” Тот ответил: “Конечно! И тебя, и коня хочу получить!” Воспылав гневом, Эдуард выпрямился и вонзил шпоры своему коню столь сильно, что противник не смог удержаться на своем коне, отпустил шею [Эдуарда], был скинут на землю и долго так лежал без сил… По велению Эдуарда он сдался в плен какому-то простому солдату»[51]51
  Chronicon domini Walteri de Hemingburgh / Ed. H. Hamilton. Vol. I. L., 1848. P. 338–339.


[Закрыть].

По всей видимости, хронист ошибся, потому что король сражался не с самим графом, а с его младшим братом Пьером сеньором де Шатель-Белен по прозвищу Волопас. Эдуард изобретательно отомстил противнику, принудив его сдаться не благородному рыцарю, а простому солдату. Таким образом он дал понять Пьеру, что считает его поведение во время поединка недостойным. Вслед за этим король отдал приказ своим лучникам вступить в бой и не давать врагу пощады, после чего турнир перерос в кровавую схватку. Бургундцы и французы понесли тяжелые потери, а Эдуард еще раз подтвердил свою высокую репутацию опытного бойца и умелого военачальника. Этот неудачный турнир современники называли не иначе как «Маленькая битва при Шалоне», и к тому у них были все основания.

Расстроив козни бургундцев, Эдуард покинул Шалон и направился в Париж. Там ему предстояло принести оммаж Филиппу III за свои гасконские владения. Кроме того, он хотел выяснить, почему французский король не исполняет свою часть обязательств по Парижскому договору. Франция все еще не передала Англии обещанные земли – Лимож, Каор и Перигё. Помимо них английский король должен был также вступить во владение Сентонжем к югу от Шаранты, Ажене и Нижним Керси.

Во время церемонии принесения оммажа неожиданно для присутствовавших Эдуард вставил в текст феодальной клятвы необычную формулировку: «Владыка король, я приношу вам оммаж за все те земли, которые мне следует держать от вас»[52]52
  Flores historiarum / Ed. H.R. Luard. Vol. III. L., 1890. P. 31.


[Закрыть]. Эта фраза совершенно явно содержала скрытый намек, но вот на что? Мнения очевидцев разделились. Одни с большой долей вероятности предполагали, что Эдуард собирался возродить претензии английских королей на Нормандию. Другие, менее подверженные страсти искать во всем скрытые смыслы, склонны были считать, что англичанин просто имел в виду те земли, которые должны были перейти под его руку по условиям Парижского договора, но пока не были ему переданы.

Как бы то ни было, неожиданное отступление от формального текста оммажа на тот момент никак не отразилось на отношениях между двумя королями. Пока Эдуард гостил в Париже, и он, и Филипп неизменно вели себя как добрые друзья и родственники, каковыми они на самом деле являлись: ведь мать Филиппа III была родной сестрой матери Эдуарда I. До поры до времени ничто не свидетельствовало о том, что кузены имели друг к другу какие-то претензии. Даже неопределенный статус Аквитании не омрачал их взаимной благожелательности – искренней или показной.

* * *

В Париже Эдуард оставался полторы недели – с 26 июля до 6 августа. Казалось бы, давно настало время вернуться в Англию, где его ждала коронация, однако он решил иначе. Эдуард оставил в Париже дипломатическую миссию, которой предстояло добиваться исполнения Парижского договора, а сам вместо того, чтобы двинуться на север к Ла-Маншу, повернул в прямо противоположную сторону – на юг в Аквитанию, которая настоятельно требовала его внимания.

Герцогство в очередной раз пребывало в смуте – там опять взбунтовался могущественнейший гасконский сеньор Гастон VII Великий виконт де Беарн. Одно время казалось, что он умерил свои амбиции и смирился с английским правлением. Гастон даже собирался отправиться с Эдуардом в крестовый поход – правда, быстро передумал. Он согласился выдать свою дочь Констанс за Генри Алеманского, и этот союз мог бы укрепить доверие между английской королевской семьей и гасконской знатью. Но Генри был убит в Витербо сыновьями Симона де Монфора, и столь важный для Англии альянс не состоялся.

Несмотря на то что виконт де Беарн какое-то время вел себя достаточно мирно, мятежный дух отнюдь его не оставил. Очередным поводом для возмущения стала жесткая политика Люка де Тани, недавно назначенного сенешалем Гаскони. Гастон почувствовал себя оскорбленным, получив вызов в суд сенешаля, и отказался подчиняться. Виконт де Беарн решил полностью восстановить свою независимость от английской администрации в Аквитании. Ему казалось, что смена правителей на троне Англии на какое-то время неизбежно породит неразбериху, и этот момент как нельзя лучше подойдет для реализации его планов.

Гастон не ожидал, что Эдуард так быстро нагрянет в Гасконь, но даже узнав о его прибытии, отказываться от своих намерений не стал. Когда английский король вступил в Сен-Север, все местные магнаты поспешили явиться к нему с приветствиями. Только Гастон де Беарн не соизволил встретить Эдуарда и засвидетельствовать ему свое почтение, как прочие сеньоры. Вместо этого он приказал заточить в тюрьму королевского гонца, доставившего ему сообщение о приезде короля в Аквитанию.

Эдуард не был склонен нянчиться с бунтовщиком и действовал стремительно: он приказал немедленно схватить Гастона. Оказавшись в полной власти короля, мятежный гасконец скрепя сердце признал обвинительный приговор, вынесенный ему сенешалем в Сен-Севере. Он передал Эдуарду свои земли и замки в качестве залога послушания и пообещал не отлучаться от королевского двора. Но едва выйдя за двери темницы и обретя относительную свободу, Гастон тут же нарушил все данные им клятвы и бежал в свою превосходно укрепленную главную резиденцию Ортез.

Эдуард совершенно справедливо расценил этот демарш как открытый вызов королевской власти и знак неуважения лично ему. Опытный полководец и смелый воин, он умел, когда надо, сохранять голову холодной. Покарать виконта де Беарна король решил строго в соответствии с законом. Он инициировал заседание суда, вынесшего постановление: если Гастон де Беарн откажется предстать перед судьями, то Эдуард получит полное право выступить с войском на усмирение мятежника. Виконт формально отклонил вызов, и в начале ноября 1273 года армия под командованием самого короля двинулась в Беарн, разоряя принадлежавшие Гастону земли. 27 ноября в городе Мон-де-Марсан была захвачена дочь Гастона – та самая Констанс, которую прочили замуж за Генри Алеманского. Спустя совсем немного времени вынужден был капитулировать и сам виконт де Беарн.

Поражение на военном поприще никоим образом не усмирило Гастона, как прежде не усмирило поражение в суде. Он решил испытать все средства, которые были в его распоряжении, и обратился к Филиппу III, королю Франции, с жалобами на Эдуарда и его слуг. Виконт заявил, что его владениям в Беарне нанесен огромный ущерб. Выступая перед Парижским парламентом, Гастон обвинил Эдуарда в неправедном судействе и забылся настолько, что потребовал назначения судебного поединка. Если бы дело дошло до Божьего суда, то Гастон вряд ли остался цел – превосходный боец, король Англии вполне способен был постоять за себя. Но даже если бы Эдуард счел для себя недостойным скрестить оружие со своим подданным, в качестве королевских чемпионов пожелали выступить многие бойцы. Вызывающее поведение виконта де Беарна настроило против него даже соотечественников – защитить честь Эдуарда на ристалище вызывался, например, гасконский сеньор Жиль де Ноайян.

Но момент для своих интриг Гастон де Беарн выбрал не самый подходящий. Между королями Франции и Англии в ту пору сохранялся хрупкий мир, нарушать который не хотел ни тот ни другой. Маргарита, королева Франции и тетка Эдуарда, была также на стороне племянника. Папа Григорий X тоже поддерживал Эдуарда. В Париже интересы английского короля представляли опытные дипломаты Отто де Грандисон и Роберт Бёрнелл. В конце концов дело решилось миром, а Гастону де Беарну основательно прищемили хвост – так что он не доставлял больше неприятностей Англии.

В Аквитании Эдуарда удерживал не только конфликт с виконтом де Беарном. Король пытался навести хотя бы минимальный порядок в отправлении феодальных повинностей местных вассалов. Он потребовал от 90 гасконских сеньоров доложить о той службе, которой они ему обязаны. К негодованию Эдуарда, мало кто из присутствовавших смог это сделать. И причиной тому было вовсе не желание продемонстрировать свою независимость, а их самая что ни на есть обыкновенная неосведомленность в этом предмете.

Эдуард приказал немедленно начать общее расследование, но задача оказалась нелегкой. Своих прямых феодальных обязанностей, которые включали в себя как минимум финансовые повинности и военную службу, гасконцы припомнить не могли или не хотели – зато с готовностью сообщали о весьма экзотических обязательствах. Так, один сеньор, к примеру, заявил, что обязан готовить еду для короля и десяти рыцарей, причем обязательно из говядины, свинины, курицы, лука и цветной капусты. Другой гордился тем, что ему позволялось сопровождать короля до какого-то дуба с возом дров, запряженным двумя бесхвостыми волами. Затем он должен был поджечь дуб и проследить, чтобы дерево полностью сгорело. Понятно, что в этих сведениях Эдуард нуждался менее всего и ему требовалась совсем другая информация.

В приграничных с Францией землях расследование вообще было затруднено до крайности, ибо лояльность тамошних сеньоров по отношению к английской власти была весьма и весьма слабой. К примеру, в конце февраля 1274 года арендаторам в области Ажене было приказано явиться в Лектур все с теми же целями, однако все они как один дружно проигнорировали вызов. В Базасе два оруженосца Люка де Тани, сенешаля Гаскони, были убиты, а городские ворота жители заперли перед носом уполномоченных короля. Тем не менее королевским слугам ценой больших усилий удалось составить обширный, хотя и не полный отчет, получивший название Recognitiones Feudorum, или «Обследования ленов». Однако окончательно процесс не был завершен до самого отъезда Эдуарда в Англию.

Среди административных забот и утомительной борьбы с хитрыми и изворотливыми гасконцами выдавались у короля и редкие счастливые минуты. 24 ноября 1273 года в Байонне у него родился сын. Как раз в это время у Эдуарда гостил Альфонсо, король Кастилии, приехавший навестить свою сестру Элеонору. Он стал крестным отцом мальчика, и того назвали в честь дяди именем, звучавшим диковинно для английского уха – Альфонсо. Коварная судьба чуть не сделала новорожденного сиротой. Эдуард I с женой сидели в зале со своими советниками, и тут неожиданно началась гроза. Молния ударила прямо в окно и убила на месте двух слуг, стоявших совсем рядом с королевской четой, которая, к счастью, нимало не пострадала.

Тут же, в Гаскони Эдуарда обуяла неожиданная страсть к устроению матримониальных дел. Для начала у него возник план выдать свою пятилетнюю дочь Элеонору за еще одного Альфонсо – малолетнего внука арагонского короля Хайме I. Но по зрелому размышлению он пришел к выводу, что этот брак выгоден разве что отцу мальчика, инфанту Педро. Наследник арагонского трона был женат на Констанции, дочери Манфреда Сицилийского, и активно искал себе союзников для изгнания Шарля д’Анжу из Сицилии, которую он считал собственностью своей жены. Между тем у Эдуарда не было никаких причин ввязываться в эту распрю, да еще на стороне противников Шарля. Пусть английского и сицилийского короля не связывали узы дружбы, но совсем недавно последний радушно принимал Эдуарда в своем теплом и солнечном королевстве.

Оставив мысль об арагонском браке, Эдуард обратил свои взоры на Наварру. Он собрался женить своего старшего сына Генри на Жанне, единственной наследнице Анри I, короля Наваррского. Но Анри скончался, а мать Жанны отвезла дочь в Париж, где та вышла замуж за французского принца, будущего короля Филиппа IV Красивого.

* * *

Все попытки Эдуарда устроить выгодные браки членов своей семьи провалились. А чтобы переделать в Гаскони все дела, которые того требовали, не хватило бы и десятилетия. Надолго оставаться в герцогстве король не мог – на континенте у него оставались и другие заботы. Покинув юго-запад Франции, он снова направился не домой, а во Фландрию, отношения с которой у Англии окончательно зашли в тупик. Эти две страны, казалось, самой природой были созданы для тесного союза: превосходная английская шерсть служила отличным сырьем для фламандских мануфактур, и это обеспечивало солидный доход обеим сторонам. Но вопреки здравому смыслу между странами разразилась настоящая торговая война.

Маргарета II графиня Фландрская возымела претензии на получение солидных компенсаций за ту поддержку, которую она оказала королевской партии во время Второй баронской войны. Отказ английского казначейства выплачивать ей ежегодный пенсион в размере 500 марок до такой степени ее возмутил, что она повысила таможенные пошлины на шерсть. На этом взбешенная графиня не остановилась и приказала арестовать собственность английских купцов во Фландрии. Совет хранителей, правивший Англией в отсутствие короля, немедленно ответил конфискацией фламандских товаров на Сент-Айвзской ярмарке в Хантингдоншире. Фламандские торговцы были высланы из Англии, а на экспорт английской шерсти во Фландрию наложено эмбарго.

От торговой войны сильно пострадали обе страны. Следить за строгим соблюдением эмбарго было крайне сложно, поскольку купцы просто-напросто указывали в качестве конечного пункта другие страны и преспокойно обходили запрет. Контрабанда расцвела пышным цветом. Те немалые суммы, которые раньше оседали в королевской и графской казне, теперь утекали в карманы предприимчивых торговцев и контрабандистов. Это не могло не беспокоить Эдуарда, ибо выручка от экспорта шерсти занимала лидирующее место в перечне доходов его королевства.

Именно поэтому Эдуард не отплыл в Англию из Бордо, а отправился по суше на север. По пути его кортеж остановился на ночлег в Лиможском аббатстве. Там к королю явилась делегация местных жителей, которые умоляли его взять их под свою руку, как это было раньше – до того момента, когда покойный Генри III отказался от сюзеренитета над Лиможем в пользу короля Франции. Горожане просили защитить их от притеснений Мари виконтессы де Лимож. Они напоминали, что согласно Парижскому договору город должен вернуться под власть английского короля. Эдуард, недовольный тем, что Филипп III медлил с выполнением своих обязательств по упомянутому договору, ответил жителям согласием и приказал Гийому де Валансу с гасконским войском осадить Экс – крепость виконтессы де Лимож. Впрочем, добрый порыв Эдуарда не привел ни к чему хорошему. Дело дошло до Парижского парламента, который резонно рассудил, что вассальной верностью лиможцы обязаны непосредственно Мари де Лимож, которой и должны повиноваться. А кому в свою очередь принесет оммаж она – вопрос уже другого порядка.

В этот момент показная дружба между кузенами, похоже, дала трещину, о чем не замедлил язвительно сообщить лиможский хронист: «Эти два короля были сыновьями двух сестер, про них говорили, что они друг друга очень любят. Однако на деле они не демонстрировали и не показывали истинной любви; эту любовь можно было назвать любовью кошки и собаки»[53]53
  Majus Chronicon Lemovicense // Recueil des historiens des Gaules et de la France. Tome XXI. Paris, 1855. P. 784.


[Закрыть].

Во Фландрии, куда вскоре прибыл Эдуард, решить с налета дело миром не удалось – Маргарета не была настроена на поиски компромисса. Поэтому король приказал еще более ужесточить санкции против ее подданных. Он приказал досматривать все торговые суда на предмет контрабанды. Следить за строгим соблюдением эмбарго был назначен Лукасио Натале, которого англичане называли просто Люком из Лукки – агент банкирской компании Риккарди. Он был наделен широкими полномочиями вплоть до ареста судов контрабандистов во всех северных портах.

Эти меры подействовали, герцогиня Фландрская отступила. 28 июля 1274 года был заключен новый договор между Англией и Фландрией. Торговцы обеих стран получили компенсацию за конфискованные товары, но поскольку Фландрия захватила их куда больше, то она обязалась выплатить дополнительно 4755 фунтов. Кроме того, Англия могла зачесть себе в дополнительный доход перехваченную контрабанду общей стоимостью порядка 13 тысяч фунтов.

Завершив дела во Фландрии, Эдуард, наконец, направился домой. Он высадился в Дувре 2 августа, ступив на родную землю после четырехлетнего перерыва. На пристани короля с женой, дочерью и сыном встретили графы Глостерский и Саррейский, гостеприимством которых он воспользовался на своем пути в Вестминстер: сначала королевскую семью принимал Гилберт де Клэр в замке Тонбридж, затем – Джон де Уоррен в замке Райгейт.

* * *

Коронация была назначена на воскресенье 19 августа 1274 года. В предыдущий раз подобная церемония проводилась очень давно – полвека назад, когда корона увенчала чело Генри III Уинчестерского. По этой причине празднования планировались пышные, и все активно включились в подготовку к ним – даже лондонцы, отношение которых к Эдуарду не изменилось в лучшую сторону, да и король по-прежнему платил им той же монетой.

Приготовления к торжествам начались за полгода до прибытия Эдуарда в Англию – уже в феврале 1274 года шерифам тринадцати ближайших к столице графств были разосланы приказы с подробным указанием, какие продукты и в каком количестве они должны будут поставить для пиров, традиционно сопровождавших церемонию коронации. К примеру, только одному Эссексу предстояло прислать 3160 каплунов и кур, 60 волов, 60 свиней, 60 овец и 38 поросят. Епископам, аббатам и приорам упомянутых графств было приказано заготовить также лебедей, павлинов, журавлей, кроликов и козлят. Закупками заведовали два специально назначенных торговца – Адам из Уинтона и Джозиас из Лондона.

В Вестминстере кипела работа – там возводились дополнительные апартаменты и кухни, ремонтировались старые помещения, в главном зале устанавливались новые каменные троны. Между дворцом и аббатством сооружались крытые переходы. Всего на благоустройство Вестминстера казна потратила более 1100 фунтов.

Между магнатами вспыхивали яростные споры по поводу той роли, которую они должны играть во время церемонии. Кто-то должен был нести над королем и королевой балдахин, кто-то – скипетр и жезл. Но главными реликвиями считались три меча – «Духовное правосудие», «Мирское правосудие» и коронационный «Меч Милосердия» – Куртана, по преданию, принадлежавший самому Эдуарду Исповеднику. Другое поверье утверждало, что меч еще древнее: якобы в свое время им сражался легендарный Тристан, который и сломал кончик оружия, застрявшего в черепе поверженного врага – ирландского воина Моролта. От Тристана меч перешел во владение Ожье Датчанина, одного из паладинов Карла Великого. И действительно, от двух других мечей Куртану отличал как раз сломанный кончик стального лезвия.