Текст книги "Проблема объективности времени в философии"

В качестве ещё одного примера подхода к решению рассматриваемого вопроса приведу рассуждения одного из наиболее известных зарубежных исследователей проблемы времени К. Каллендера из его недавней работы, посвященной рассмотрению недостатков, присущих современным подходам к пониманию времени, и поиску средств их устранения. Работа начинается с того, что автор указывает на основной, по его мнению, недостаток современной философии времени. Он заключается в том, что на протяжении последнего столетия в философии времени преимущественным источником, которым определялся характер вопросов о природе времени, в остром контрасте с источником вопросов о пространстве и пространстве-времени, была философия языка[215]215
  Callender C. Time’s Ontic Voltage // The Future of the Philosophy of Time. P. 73.


[Закрыть]. «Хотя другие области философии давно осознали, что существует зияющая пропасть между языком и миром, в философии времени это осознание распространяется очень медленно»[216]216
  Ibid.


[Закрыть] – пишет автор, по мнению которого наиболее сильно влияние лингвистического характера аналитической философии проявилось в том, что в центре метафизических дискуссий оказалась проблема существования. В качестве примера К. Каллендер рассматривает три основных и наиболее популярных в философии модели времени – этернализм, презентизм и поссибилизм (так называемая модель растущего блока), отличия между которыми связаны с решением вопроса о существовании прошлого, настоящего и будущего. Сторонники первой модели считают, что в равной степени существуют прошлое, настоящее и будущее, по мнению сторонников второй модели, существует только настоящее, по мнению сторонников третьей модели – настоящее и прошлое, но не будущее[217]217
  Ibid.


[Закрыть]. По мнению Каллендера, помещение темпоральной проблематики в контекст дискуссий о существовании – наиболее существенный недостаток современных исследований времени, поскольку существование является не более, чем свойством, и, следовательно, это не может помочь в решении вопроса о том, какая из трех моделей времени является более предпочтительной. Говорить, по мнению Каллендера, следует не о существовании вообще, а о существовании чего-либо, и это позволит углубить содержание дискуссий о времени. Однако критика лингвистического характера философии времени вовсе не приводит автора к отказу от самостоятельного значения метафизических вопросов о времени, и автор специально подчёркивает это[218]218
  Ibid. Р. 93.


[Закрыть]. Скорее, наоборот. Каллендер предлагает новую программу исследований времени, так называемую Трёх шаговую программу, в которой проблема выбора между тремя моделями помещается в контекст следующих трёх вопросов: являются ли три модели времени метафизически отличными (шаг 1), являются ли они эквивалентными в эмпирическом (наблюдательном) отношении (шаг 2) и являются ли они эквивалентными в объяснительном смысле (шаг 3). В итоге автор приходит к выводу, что имеет место только метафизическая неэквивалентность. Примечательно, что вывод об эмпирической эквивалентности он предлагает рассматривать как аргумент против мнения тех, кто апеллирует к тому, что наш опыт является источником знаний о свойствах времени[219]219
  Ibid. Р. 74.


[Закрыть]. Таким образом, безусловно примечательно, что критика преимущественно лингвистического характера аналитической философии времени у Каллендера, вопреки тому, что можно было бы предположить, учитывая, что автор говорит о существовании разрыва между реальным миром и языком, отнюдь не превращается в критику самой возможности метафизических вопросов о времени и, более того, направлена на «усиление» значения метафизических вопросов. Можно предположить, что это обусловлено как тезисом реализма, имеющим большое значение для аналитической метафизики, так и общей тенденцией рассматривать время как объективное, вне зависимости от решения вопросов о существовании; ведь спор-то идёт о том, что именно существует – прошлое, настоящее или будущее – но не о том, что не существует вообще ни одного из модусов, хотя понятно, что В-отношения в качестве способа представления времени на категориальном уровне вообще не предполагают названных модусов. В любом случае, перед нами одно из свидетельств того, что современные исследователи-метафизики всё большее внимание обращают на проблему поиска альтернативных куайновскому способов пониманию метафизики и существования. Мне представляется, что это отнюдь не случайно, поскольку проблема, оставленная Мак-Таггартом на самом деле гораздо глубже, а способ её постановки предполагает, конечно, и альтернативные понимания метафизики и её предмета. Кроме того нельзя не заметить, что замечание о пропасти между языком и миром практически не позволяет рассматривать рассуждения Каллендера как пример «последовательной» аналитической метафизики, наглядно демонстрируя одно из её наиболее слабых мест, поскольку ниоткуда не следует, что о мире самом по себе и о существовании указанной пропасти мы можем узнать, оставаясь лишь в рамках языка, что является важнейшим признаком самой аналитической метафизики. Видимо, здесь, как и в случае с аналогичными рассуждениями о различии между языком и миром, предложенными Х. Дайк, мы имеем пример не вполне отрефлексированных попыток преодолеть основную трудность аналитической метафизики, с которой последняя сталкивается там, где она стремится найти путь к пониманию объективной реальности, исходя лишь из анализа языка. Эту трудность следующим образом описывает Л.Б. Макеева, подводя итоги исследованию реалистической традиции в аналитической метафизике: «… если мы с таких позиций подходим к онтологическим исследованиям, то как мы можем претендовать на то, что созданная нами онтология является описанием реальности как таковой, а не представляет собой просто результат «опрокидывания» концептуальной схемы нашего языка на мир, который сам по себе нам недоступен и в лучшем случае может постулироваться как нечто «ноуменальное»? Как можно соединить в рамках единого подхода настолько разные, или даже противоположные, устремления: стремление опереться на строгий и надёжный анализ языка и стремление «пробиться» к чему-то такому, что лежит вне языка и не зависит от него, т. е. к реальности как таковой?»[220]220
  Макеева Л.Б. Указ. соч. С. 270. Ср.: Боброва Л.А. Дискуссии о трансцендентальном аргументе в аналитической философии // Философия и научное познание: сборник обзоров. М., 1986. С. 125–163. Если сравнить выводы, которые делают оба автора, то нетрудно заметить, что за прошедшие почти три десятилетия аналитическая философия так и не сумела предложить адекватное решение проблемы «рационального обоснования (доказательства) возможности знания о существовании внешнего мира, исходя из описания характеристик языка (концептуальной схемы), или научного исследования (теории)» (Боброва Л.А. Указ. соч. С. 125).


[Закрыть].

Но тогда вопрос об объективной реальности, наших способах «пробиться» к ней и решить вопрос о том, какими средствами её познавать и какие инструменты использовать для признания истинности тех или иных выводов, полученных в ходе исследования, по-прежнему остаётся открытым и с осознанием такого положения вещей приобретает необычайную остроту.

Подведём некоторые итоги. В решении вопроса о соотношении ролей метафизики и естественных наук в понимании времени обнаруживаются следующие закономерности. Данная тема, несомненно, занимает важное место среди тех, которые формируют проблему времени в современной аналитической философии. Также можно констатировать, что о каком-либо однозначном решении рассматриваемого вопроса на данный момент говорить не приходится. Вместе с тем следует обратить внимание на следующие два момента. С одной стороны, продолжают сохранять своё значение традиционные формы решения данного вопроса. Среди них две основных. Согласно первой, метафизические вопросы о времени имеют вполне самостоятельное значение, и обусловлено это эпистемологическим своеобразием методов метафизики сравнительно с эмпирическим познанием времени. Согласно второй, в решении ряда вопросов невозможно игнорировать данные науки, прежде всего СТО. С другой стороны, можно говорить о появлении некоторых новых тенденций, которые не отличаются единообразием, но которые в тоже время объединяет то, что дискуссии по данному вопросу здесь происходят так сказать в «неклассическом» варианте и, так или иначе, связаны с рефлексией над методологическими основаниями современной аналитической метафизики. Можно ли в связи с этим говорить о том, что использование квазинаучной методологии в метафизике свидетельствует о том, что метафизика времени в её классическом варианте начинает утрачивать свои позиции, а роль данных науки в понимании времени, наоборот, возрастает, и таким образом, современная аналитическая метафизика обнаруживает в решении вопроса о методах познания времени некоторым образом сходство с тем, что присуще отечественной философии? На вопрос в такой форме, как представляется, следует ответить отрицательно по нескольким причинам. Во-первых, аналитическая метафизика в любой её форме не перестаёт позиционировать себя как особую область знаний со своей особой методологией (хотя и делает её самостоятельным объектом рефлексии) и предметом (внешний мир), а сама квазинаучная методология сталкивается со многими нерешёнными проблемами. Во-вторых, проблемы современной аналитической метафизики – это проблемы скорее внутренние и во многом связаны с известной узостью понимания её непосредственного предмета – вопросов существования; подходы, которые предложены в работах Х. Дайк и К. Каллендера, скорее лежат именно в этом традиционном русле. Между тем, не следует забывать, что вопросы о времени, фундированные парадоксом Дж. Мак-Таггарта, в принципе предполагают гораздо более широкий контекст их рассмотрения, в отношении которого использование метода онтологических обязательств в его расширенном варианте, более напоминающим традиционный логико-теоретический анализ[221]221
  Проблема эта, конечно, не нова, и аналитическая метафизика не первая, кто с ней сталкивается. Действительно, основная тяжесть вопроса ведь и в том, и в другом случае падает на то, чтобы выяснить, доказать, обосновать, насколько те новые сущности, которые мы открываем a priori, не покидая кресла, и тем самым пополняем список онтологических категорий, претендующих описывать реальность, например, ту же вечность или умопостигаемое время, действительно могут считаться существующими в объективной реальности, а не только в качестве логически необходимых. Если мы a priori отрицаем возможности метода a priori как самостоятельного метода, независимого от любым эмпирических критериев, то как тогда возможна философия и возможно доверие к философии?!


[Закрыть], оказывается, видимо, более приемлемым, что усиливает значение «кресельного метода» и делает его менее уязвимым перед лицом тех альтернативных подходов к метафизике, которые более обеспокоены вопросом проверки основательности выводов, полученных a priori. В-третьих, две традиции вообще вряд ли правомерно сопоставлять между собой по следующей причине. Дело в том, что для отечественной философии в решении данного вопроса, как отмечалось выше, характерно, скорее, опираться на фундированное диалектико-материалистической традицией представление о том, что проблема объективной реальности – вопрос как бы решённый, а научные знания о времени так или иначе способны пролить свет на природу этой реальности; так что именно игнорирование проблемы объективной реальности позволяет быть оптимистом относительно роли науки в её познании, поскольку признание реальности исключительно материальной вкупе с пониманием материи как категории для обозначения реальности и в тоже время данной в ощущениях, практически не оставляет сомнения в том, что хотя бы минимально, но именно эмпирический, а не только умозрительный, характер науки так или иначе позволяет считать науку ключом ко всей реальности. Конечно, в отношении вопроса о природе времени здесь всё обстоит не столько просто, поскольку если бы известный тезис о времени в качестве формы бытия материи не имел по существу догматического характера, то, конечно, ни откуда бы не следовало, что наука способна изучать время в принципе. Но, как говорится, что есть, то и есть: задача в данном случае в том, чтобы констатировать, а не критиковать. В тоже время в аналитической метафизике главная предпосылка иная, поскольку тезис реализма здесь исходно существует не в метафизической форме (то есть в виде тезиса о природе объективной реальности, как в рамках диалектико-материалистической традиции), а в форме эпистемологической – посредством признания за языком свойства быть ключом к этой реальности. Но ведь понятно, что в любом случае, если речь идёт о познании внешнего мира, то не природа реальности определяется природой и возможностями языка; она такова, какова есть, и не ему определять, какой ей быть, материальной или идеальной, познаваемой вполне или отчасти и т. п. Поэтому мы и не можем в точности знать, являются ли аргументы a priori ключом ко всей реальности или нет, и имеют ли они вообще самостоятельное значение. Именно поэтому такое важное значение в аналитической метафизике приобретает вопрос о границах применимости данного метода и критериях оценки полученных с его помощью выводов (проблема для философской метафизики совсем не новая). В качестве одного из последних оказывается востребованным научное знание о времени, а одним из примеров решения данного вопроса оказывается использование квазинаучной методологии. При этом дополнительные соображения, такие как выраженный наддисциплинарный характер времени или наличие неустранимых метафизических предпосылок в самой науке, играют, как представляется, лишь второстепенную роль. Конечно, нельзя не признать, что попытки использования квазинаучной методологии и научных знаний о времени для познания объективного времени как такового – черта определённой тенденции в современной реалистической аналитической метафизике, наличие которой в методологическом плане сближает последнюю с отечественной традицией исследования объективного времени – явление довольно новое, и его существование придаёт дополнительную актуальность исследованию вопроса о том, в какой мере научные знания о времени в действительности следует считать источником знаний об объективном времени. Вместе с тем, данное положение вещей, на мой взгляд, следует рассматривать не столько как свидетельство наличия общих закономерностей в методологии познания объективного времени, связанного с использованием данных естественных наук, сколько как свидетельство одинакового характера трудностей, с которыми сталкивается метафизика в том случае, когда пытается задавать вопросы об объективной реальности и обнаруживает, что основной проблемой здесь оказывается как раз проблема критериев оценки доказательности полученных выводов. Кроме того, как было отмечено выше, значение метода a priori выходит далеко за рамки аналитической метафизики и имеет общефилософское значение. Поэтому попытка апеллировать к научным знаниям в качестве имеющего самостоятельное значение критерия оценки истинности выводов, полученных a priori, в свете того, что известно о познавательной роли языка для аналитической метафизики, предстаёт в итоге как явное нарушение «правил игры», посредством принятия которых аналитическая метафизика приобретает свою традиционную форму.

Однако есть один момент, который, на мой взгляд, должен представлять интерес для отечественных исследователей объективного времени. Выше было отмечено, что в работах современных российских авторов обнаруживается возрастание интереса к логико-теоретическому анализу времени. Но если так, то сторонникам данного подхода, к которым отношу себя и я, придётся отвечать на вопрос о том, что делает выводы, полученные a priori, доказательными. И здесь, на мой взгляд, те методы, которые используются в современной аналитической метафизике времени, и которые, в частности, описывает Х. Дайк применительно к решению вопроса о выборе между онтологическими конструкциями времени (несмотря на то, что она пытается найти им альтернативу), не могут не представлять существенный интерес и актуальность в той степени, в какой это – методы, соответствующие логико-теоретическому анализу категории времени в качестве имеющего самостоятельную ценность для исследования времени.

Как уже было отмечено, современные дискуссии о времени преимущественно фундированы парадоксом Мак-Таггарта о нереальности времени. Тщательное исследование их содержания позволяет лучше понять те трудности, с которыми сталкиваются попытки создания онтологии времени и выяснить связь этих трудностей с вопросом об объективности времени. Что касается основного содержания дискуссий, то оно может быть представлено следующим образом. Традиционно принято считать, что в качестве своего рода точки отсчёта для этих дискуссий может быть взята динамическая концепция времени, поскольку она более соответствует нашей интуиции времени, однако это не означает, что сторонники динамической концепции не проявляют беспокойства по поводу поиска аргументов в пользу своей точки зрения. Основным для сторонников динамического понимания времени является уже упоминавшийся в связи с рассмотрением точки зрения Х. Дайк аргумент, согласно которому именно динамическое понимание времени, предполагающее различие между модусами времени, представляется как бы само собой разумеющимся, поскольку принадлежит к числу наших так называемых «базовых верований», любое отрицание которых означает, что тот, кто это делает, принимает по существу иррациональную точку зрения[222]222
  Craig W.L. Op.cit. P. 131–132.


[Закрыть]. Дополнительным аргументов в пользу динамического понимания времени можно считать временной характер нашего языка. Суть лингвистического аргумента в следующем. В мире, по-видимому, нет языков, которые бы не обеспечивали их носителей средствами для обозначения временных отношений и различения между прошлыми, настоящими и будущими событиями, несмотря на то, что средства эти отличаются друг от друга по сложности[223]223
  Gorman B., Wessman A. The Emergence of Human Awareness and Concepts of Time // The Personal Experience of Time. ed. Bernard S. Gorman and Alden E. Wessman. N.Y.: Plenum Press, 1977. P. 44–45.


[Закрыть]. В связи с этим некоторые философы, например, Р. Гейл[224]224
  Gale R. The Language of Time. International Library of Philosophy and Scientific Method. L.: Routledge Kegan Paul, 1968.


[Закрыть] и К. Смит[225]225
  Smith Q. Language and Time. N.Y. Oxford University Press, 1993.


[Закрыть], считают, что факт существования времени в нашем языке следует рассматривать не только в том смысле, что наш опыт восприятия мира имеет временной характер, но и в том, что наш язык – это окно в реальный мир: временной характер языка является отражением временного характера реальности[226]226
  Craig W.L. Op. cit. P. 115.


[Закрыть]. Нетрудно заметить, что данный аргумент в целом соответствует общей установке аналитической философии, предполагающей возможность узнать о мире посредством анализа языка. В итоге общая стратегия доказательств сторонников динамической концепции принимает следующий вид: они стремятся показать неустранимость временных высказываний, то есть их нередуцирумость к высказываниям невременным без потери смысла. Однако сторонники статической концепции времени со своей стороны пытались показать, что вполне возможно обратное: временные высказывания могут быть переведены во вневременные без потери смысла. Данная стратегия получила название Старых вневременных теорий языка (The Old Tenseless Theory of Language). Однако позднее было показано, что это не так, и сторонники В-теорий предложили другую стратегию, получившую название Новых вневременных теорий языка (The New Tenseless Theory of Language), связанную с тем, чтобы показать, что временные факты не являются необходимыми для того, чтобы временные предложения были истинными; в таком случае окажется, что в то время как язык имеет неустранимо временной характер, нет никакой необходимости в том, что сама реальность также должна быть временной[227]227
  Ibid. P. 117–129; Dyke H. Op. cit. P. 171–172.


[Закрыть].

Что касается аргумента, связанного с тем, что наш опыт имеет неустранимо временной характер, то он состоит в следующем. Сторонники В-теорий времени полагают, что представление времени в виде отношений раньше, чем / позже, чем является вполне адекватной заменой темпоральному становлению, которое возможно только для А-, но не для В-серий, поскольку асимметрия времени с точки зрения В-теорий может быть объяснена как асимметрия отношений раньше / позже. Сторонники динамического понимания времени такую точку зрения убедительной не считают, поскольку думают, что, не прибегая к идее темпорального становления, которое в данном случае оказывается первичным, в принципе невозможно объяснить, откуда берётся само отношение в виде раньше и позже, если все моменты В-серий одинаково существуют[228]228
  Craig W.L. Op. cit. P. 138–139.


[Закрыть].

Со своей стороны сторонники В-теорий выдвигают против сторонников динамической концепции времени известные аргументы самого Мак-Таггарта, согласно которым невозможно событию быть одновременно и прошлым, и настоящим и будущим. Однако сторонники динамической концепции склонны отрицать их значение в данном случае и полагают, что аргументы Мак-Таггарта имеют весьма ограниченное значение. Дело в том, что аргумент Мак-Таггарта против динамической концепции основан на исходном допущении, согласно которому прошлые настоящие и будущие события в равной степени существуют, и что темпоральное становление заключается в движении настоящего относительно серии этих событий. Таким образом, выясняется, что Дж. Мак-Таггарт понимает темпоральное становление весьма своеобразно: у него имеет место скорее не становящееся существование, то есть приход в бытие, а становящееся настоящее, поскольку всё уже и так существует, и в бытие в собственном смысле приходить нечему. Практически, Мак-Таггарт объединил между собой динамическую теорию темпорального становления и статическую серию событий и, следовательно, именно поэтому его аргумент применим не против динамической концепции вообще, а лишь против гибридных А-В-теорий времени. Между тем сторонники динамической теории могут предложить альтернативный взгляд на данный вопрос. С их точки зрения темпоральное становление – это приход в бытие и уход из бытия самих вещей; это означает, что собственно динамической концепцией времени может считаться только презентизм; а что касается событий, то они меняют не свои времена, а изменяют свойства с существующих на несуществующие[229]229
  Ibid. P. 143–150.


[Закрыть]. Как замечает У. Крейг, основной методологической ошибкой Мак-Таггарта является то, что он хочет описать мир на манер средневековых теологов, то есть с позиции sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности) и всё-таки при этом включает время в это описание, хотя на самом деле временной мир не может быть охвачен единственным вневременным описанием[230]230
  Ibid. P. 154.


[Закрыть].

Ещё одна возможная стратегия опровержения динамической концепции, по мнению сторонников статической концепции, заключается в том, чтобы отрицать объективный характер течения времени, поскольку представление о нём якобы следует считать одной из ключевых идей динамической концепции. Обращение к данным дискуссиям, на мой взгляд, представляет дополнительный интерес в том отношении, что оно позволяет выявить один важный момент – ряд возникающих в ходе полемики между сторонниками статического и динамического взгляда на время могут возникать просто по причине того, что содержание определённых понятий не имеет устойчивого характера. В частности, это заметно в следующем случае. Сторонники статических концепций в числе прочего склонны считать, что течение не может быть характеристикой объективного времени по той причине, что идея течения времени в принципе не соответствует идее презентизма как таковой. Ответ сторонников динамической концепции оказывается необычным. Сторонники презентизма принципиально возражают против самой попытки сторонников статической теории времени считать, что динамические теории времени якобы предполагают признание объективной реальности течения времени. Ничего подобного. Напротив, сторонники динамической теории сами считают, что течение времени не является объективной реальностью и в большинстве согласны с известной идеей А. Прайора, которая была им высказана в работе «Изменения в событиях и изменения в вещах»[231]231
  Впервые опубликована в: Prior A. Papers on Time and Tense в 1968 году.


[Закрыть], о том, что течение времени – это всего лишь метафора[232]232
  Prior A. Changes in Events and Changes in Things // The Philosophy of Time. Oxford University Press, 1993. P. 35.


[Закрыть], хотя и достаточно важная. По мнению Прайора течение времени следует рассматривать всего лишь в качестве метафоры именно по той причине, что то, на что она ссылается, в действительности не является ни подлинным движением, ни подлинным изменением. Однако Прайор указывает также и на то, что силу метафоры можно объяснить объективностью временных фактов; то есть, за метафорой кроется реальность. Кроме того, когда сторонники статической теории времени выдвигают аргументы против течения времени в качестве аргументов против презентизма, они практически незаконно присваивают себе те аргументы против реальности течения времени, которые были выдвинуты ещё С. Броудом – известным сторонником презентизма, и делают это с целью критики самой динамической концепции и презентизма[233]233
  Craig W.L. Op. cit. P. 156.


[Закрыть]. Но это, конечно, неправомерно. Именно презентист Броуд первым указал, что о темпоральном становлении нельзя думать как о буквальном движении настоящего вдоль серии вневременно существующих событий[234]234
  Broad C.D. Examination of Mac-Taggart’s Philosophy. V. 2. Cambridge: Cambridge University Press, 1938. P. 277–280.


[Закрыть]. Поэтому и метафора течения здесь абсолютно неприменима. Темпоральное становление, с точки зрения Броуда, – это не количественное изменение, подобное тому, как кто-то становится толще, поскольку в темпоральном становлении нет субъекта, который движется из будущего в настоящее или из несуществования в существование. Скорее, темпоральное становление – это абсолютное становление, не так, чтобы нечто становилось этим или тем; нет, это просто приход в бытие. Мак-Таггарт, как известно, считал, что меняют своё положение во времени события. В этом заключается одна из тех специфических черт, которые заставляют отнести его точку зрения к гибридным, динамическо-статическим, а не динамическим теориям. Однако, как утверждают презентисты, приходят в бытие именно вещи, а не события; событие – это просто приход в бытие некоторой вещи или вещей. Если о вещи можно сказать, что она становится чем-то, значит она становится актуальной или реальной. Но это не приобретение нового свойства вместо псевдо-свойства неактуальности или нереальности. Это просто существование вещи со всеми её свойствами. Событие, таким образом, не может менять своё положение во времени. С точки зрения презентизма настоящее, таким образом, имеет абсолютный, так сказать единственный характер. Настоящее – это то, что случается в данный момент, а поэтому и единственным событием, которое имеет настоящее, является то, которое случается в данный момент[235]235
  Craig W.L. Op. cit. P. 156.


[Закрыть].

Таким образом, сторонники динамической теории считают, что её идеи вполне выражает только презентизм, и это делает динамическую теорию времени вполне иммунной в отношении аргументов, предъявляемых против неё сторонниками статической теории. Однако и презентизм в качестве последовательного способа представления времени имеет один существенный недостаток, и это признают даже его последователи. Основная трудность, с которой сталкивается презентизм, – проблема протяженности настоящего. Она может быть сформулирована следующим образом: если существует только настоящее, а прошлое и будущее не существуют, то настоящее превращается буквально во мгновение, которое имеет нулевую протяженность; на этот момент практически указывал ещё Аристотель. Но тогда получается, что длительность существования любой вещи, которая с точки зрения презентизма существует только в настоящем времени, буквально равна нулю; спрашивается, чем в этом случае существование вещи отличается от её несуществования[236]236
  Ibid. P. 157.


[Закрыть]. Кроме того, в этом случае возникает проблема представления времени в качестве последовательности, имеющей ненулевую длительность, поскольку понятно, что если существует только настоящее, и время состоит из суммы последовательно сменяющих друг друга настоящих, то сумма нулей даст нам ноль. В истории философии известны два основных способа преодолеть эту трудность, практически две самостоятельные попытки адекватного представления времени, но оба не могут считаться удовлетворительными. Первый принадлежит А. Уайтхеду и связан с введением понятия «атомов времени». Второй – А. Бергсону, который утверждал, что «настоящее» не является понятием метрическим и поэтому не подразумевает измеряемого интервала вообще. Длительность в реальности первична, она не состоит из моментов или атомов времени, а все метрические концепции времени являются вторичными конструкциями. Оба этих способа, однако, имеют принципиальные недостатки. В первом случае непонятно, что обеспечивает связь между атомами времени и непрерывность изменений, поскольку в промежутках между атомами времени вообще не существует времени. Во втором случае некорректным окажется сам вопрос о протяженности настоящего и, кроме того, получается, что такой вещи, как настоящее, просто не существует[237]237
  Ibid. P. 158–160.


[Закрыть].

Таким образом, проблема протяженности настоящего практически оказывается проблемой существования настоящего, и её вполне можно рассматривать как одну из фундаментальных проблем из числа тех, которые составляют проблему времени. Но если существование настоящего вполне обосновать не удаётся, то каковы у нас действительные основания для того, что всерьёз рассматривать концепцию презентизма в качестве последовательной концепции времени если и не на метафизическом, то, по крайней мере, на логическом уровне?! Правда, У. Крейг, который показывает данную проблему, не склонен драматизировать ситуацию. По его мнению, это не доказывает того, что темпорального становления как такового вообще не существует; скорее, речь идёт о том, что время очень трудно для понимания[238]238
  Ibid. P. 160.


[Закрыть]. Для Крейга гораздо важнее, например, то обстоятельство, что динамическая концепция представляется более убедительной в целом ряде отношений, в частности, в качестве средства для объяснения асимметрии времени[239]239
  Ibid. P. 160–163.


[Закрыть]. Однако, мне представляется, что более справедливо будет расставить акценты несколько иначе. Дело в том, что в аналитической философии существует точка зрения, согласно которой на самом деле нет никаких серьёзных оснований говорить о том, что отношения в виде В-серий вообще можно рассматривать как отношения темпоральные и приведены достаточно убедительные аргументы в пользу этой точки зрения. Один из них заключается в том, что понятия «раньше» и «позже», которые фундаментальны для В-серий, на самом деле являются всецело относительными и субъективными (то есть, сами по себе «раньше» и «позже» не существуют), поскольку само представление времени в виде В-серий основано на признании равного существования (сосуществования) всех событий. Поэтому нет никаких оснований утверждать, что В-серии являются темпоральными в большей степени, чем, например, последовательность в виде ряда натуральных чисел и другие отношения подобного рода (которые, по всеобщему признанию принято считать отношениями атемпоральными)[240]240
  Craig W.L. Op. cit. P. 138–139, 194–196.


[Закрыть]. Таким образом, перед нами пример того, что так называемое статическое время в принципе может вообще не рассматриваться в качестве времени в подлинном смысле. Для отечественной философии с её традиционно скептическим отношением к статической концепции подобный вывод, наверное, не покажется удивительным. Но в таком случае, на мой взгляд, резко возрастает значение того факта, что презентизм также испытывает не меньшие трудности в качестве онтологической концепции времени. Получается, что ни презентизм, ни статическая концепция в любых её вариантах не могут считаться удовлетворительными способами решения проблемы создания непротиворечивых онтологий времени. Но если так, то разве не означает это, что тезис об объективности времени в аналитической философии сталкивается с чрезвычайно серьёзным теоретическим вызовом. Откуда известно, что время объективно, если у нас вообще нет удовлетворительной концепции объективного времени?

Подведём итоги. В англоязычной аналитической философии тезис об объективности времени играет очень большую роль. Особенно заметно его влияние в двух случаях: в решении вопроса о способах исследования времени и в создании онтологических конструкций времени. При этом должного осмысления так и не получил тот фундаментальный аспект проблемы времени, что сам вопрос о том, объективно время или нет, несмотря на то, что для аналитической философии он должен возникать вполне закономерно в силу того, что постановка проблемы времени в аналитической философии во многом фундирована парадоксом Дж. Мак-Таггарта о нереальности времени, в аналитической философии не имеет окончательного убедительного решения. В связи с этим особенно важным представляется тот факт, что изучение аргументов сторонников А– и В-теорий времени показывает, что задача создания непротиворечивой онтологии объективного времени в настоящее время так же не может считаться решённой. Это можно интерпретировать как серьёзный аргумент в пользу того, что решение данной задачи, которую следует считать одной из актуальных, может быть тесно связано с признанием статусности и последующим решением проблемы объективности времени.