Текст книги "Русские средневековые сады: опыт классификации"

Часть II
Разновидности русского средневекового сада

Уже предварительная оценка общих вопросов, связанных с традициями и обстоятельствами развития отечественного садоводства, с истоками его понимания в народной и христианской культурах, требует отношения к нему как к явлению сложному и многообразному.

Так, природно-климатические условия и сложившийся на протяжении столетий уклад жизни восточных славян подспудно определяли возможности и приоритеты в культивировании тех или иных видов растений, размеры насаждений и их место в границах среды обитания. Отношение общества к саду регламентировалось системой его мировосприятия, которая, кстати, не отличалась безупречной цельностью и постоянством. Характер организации сада и его визуальный образ, в свою очередь, зависели от его принадлежности к тому или иному комплексу сооружений, которые также были подвержены развитию.

Монастырские и церковные сады

Усвоение русскими христианских ценностей привело к утверждению нового мировосприятия, основанного прежде всего на Священном Писании. После крещения Руси в 988 г. повсеместно начинают появляться монастыри, в которых наиболее последовательно осмысливались и реализовывались представления о христианских ценностях, в том числе о садах.

Воплощая на Земле образы рая, Царствия Небесного и Горнего Иерусалима, т. е. места вечного блаженства, воспринимаемые как грани одного явления, монастыри и своим обликом уподоблялись этому высокому образцу. Весьма показательно в этом плане описание Града Небесного в Апокалипсисе, согласно которому он «имеет большую и высокую стену. расположен четвероугольником, и длина его такая же, как ширина» (Откр. 21:12, 16). Черты регулярности, свойственные Горнему Иерусалиму, по мнению специалистов, оказали очевидное воздействие на планировку монастырей, которая, в отличие от городской с ее особыми требованиями к обороноспособности, гораздо в большей мере тяготела к правильности. Стремление к регулярной застройке монастырей не могло не сказаться и на планировке монастырских садов[157]157
   Древнерусское градостроительство X–XV веков / Под ред. Н. Ф. Гуляницкого. М., 1993. Т. 1. (Раздел «Монастырские комплексы». Автор — И. Л. Бусева-Давыдова). С. 300.


[Закрыть].

Крайне скудные и отрывочные сведения о первых русских монастырях не позволяют составить сколько-нибудь полную картину о характере «обительных» садовых насаждений. Вместе с тем важно иметь в виду, что примеры для создателей монастырей на Руси находились гораздо южнее – в Византии и странах Балканского полуострова, где сад был едва ли не непременным атрибутом монастырского комплекса. Следование же образцу в период Средневековья было непреложным правилом для всех создателей, как бы повторявших акт Творения.[158]158
  См.: Харитонович Д. Э. Средневековый мастер и его представления о вещи // Художественный язык средневековья. М., 1982. С. 24–39.


[Закрыть]

По некоторым данным, о которых уже уже упоминалось, один из основоположников русского монашества Антоний, принявший постриг на Афоне, вернувшись на Русь, основал Киево-Печерский монастырь и разбил при нем яблоневый сад. В дальнейшем в той же обители появляются новые сады, в их числе сад, обустроенный монахом Николаем в первой трети XII столетия,[159]159
  См.: Древнерусские патерики: Киево-Печерский патерик, Волоколамский патерик. М., 1999. С. 28–29.


[Закрыть] и сад, посаженный, вероятно, несколько позже и принадлежавший старцу Григорию.[160]160
  См.: Киево-Печерский патерик // Памятники литературы Древней Руси. век. М., 1980. С. 532.


[Закрыть]

Конечно, говорить на основании этих свидетельств об уровне развития домонгольского монастырского садоводства невозможно. Однако в литературе того времени имеется и обобщающая его оценка, позволяющая поставить монастырские сады в ряд других наиболее значительных достижений Руси XII – начала XIII в. Так, в «Слове о погибели Русской земли», написанном в первые годы монголо-татарского ига, среди многих «красот», которыми была украшена земля Русская, – «.городы великыми, селы дивными. домы церковьными, и князьми грозными, бояры честными.», – называются и «винограды обительные»,[161]161
  Слово о погибели Русской земли // Памятники литературы Древней Руси. век. М., 1981. С. 130.


[Закрыть] т. е. сады монастырские.

Какими были сады монастырские? Какого рода насаждения объединяет это понятие? Что они из себя представляли? Как изменялись они со временем? Ответы на эти основные вопросы и помогут составить общее представление о садах, входивших в монастырские комплексы, либо принадлежавших им.

Совершенно очевидно, что любой монастырь в первую очередь представляли его центральные сады, помещавшиеся в границах обители поблизости от собора. Возможно, таким статусом обладал сад, устроенный Антонием в 1051 г. в Киево-Печерском монастыре, ибо его появление совпадает по времени с основанием этой авторитетнейшей обители Руси. Надо, однако, признать почти полное отсутствие данных о такого рода насаждениях. Опираясь на источники, относящиеся к позднему Средневековью, исследователи делают вывод о том, что внутримонастырские центральные сады из-за небольшой площади, обнесенной крепостными стенами, были очень компактными. По версии некоторых специалистов, «там высаживались только цветы и декоративные кустарники».[162]162
  Медведева А. А. Русские монастырские сады (Вопросы ландшафтной организации). Дис. канд. архитект. (рукопись). СПб., 2002. С. 87.


[Закрыть]

Другие справедливо, как нам представляется, считают, что такие сады «обязательно должны были иметь «райские деревья» – яблони, затем цветы, по преимуществу душистые, и привлекать к себе птиц».[163]163
  Лихачев Д. С. Поэзия садов: к семантике садово-парковых стилей. С. 45.


[Закрыть] Все это напоминало о рае. Есть все основания считать, что именно яблони составляли основу композиции таких насаждений, поскольку с ними в первую очередь в русской традиции ассоциировались «древо жизни» и «древо познания добра и зла». Высокий сакральный статус центрального монастырского сада, обладавшего незначительными размерами, заставляет думать о его преимущественно декоративном характере и осмысленной, т. е. регулярной организации. Ведь эти качества и отличали рай от остального мира.

Несколько больше известно о келейных садах, т. е. устроенных при монастырских кельях. К таковым, в частности, относился сад, посаженный в первой четверти XIII в. иноком Киево-Печерского монастыря Николаем, прозванным Святошей. Происходивший из известного рода черниговского князя Давыда Святославича, Николай (до пострижения Святослав) в первые годы пребывания в монастыре, будучи весьма состоятельным человеком, вел аскетический образ жизни и не имел даже своего жилища. Волей игумена и братии он «принужден бысть келию собе имети, юже сотвори, еже и доныне есть зовома «Святошина», и оград (выделено мною. – В. Ч), его же своима рукама насади».[164]164
  Киево-Печерский патерик // Памятники литературы Древней Руси. XII век. С. 498.


[Закрыть] Поскольку речь идет о времени, когда на Руси были только особножитийные монастыри, в которых каждый монах имел свое имущество, келья Святоши и «оград» (т. е. сад) при ней принадлежали лично ему.

Также о келейном саде идет речь в повествовании Киево-Печерского патерика о старце Григории: «Имеше же блаженный мал оградець, идее же зелие (овощи. – В. Ч.) сеяше и древа плодовита».[165]165
  Там же. С. 532.


[Закрыть] О том, какие деревья выращивал инок, уточняется в другом эпизоде, о ворах, где упоминается, что рвали они яблоки («нача торгати яблоки»).[166]166
  Там же. С. 534.


[Закрыть]

Садики при кельях сохраняются и после повсеместного распространения общежитийных монастырей. О келейных садах как обычном явлении в православных обителях пишет в XVI в. и Максим Грек: «За кождою же келиею их садец мал под открытым окном»[167]167
  Сочинения преподобного Максима Грека, изд. при Казанской духовн. Академии. Казань, 1897. Ч. 3. С. 149.


[Закрыть]. В Описи 1727 г. Воскресенского Новоиерусалимского монастыря упоминается о том, что «возле нижних келий и близко городовой стены был огород, а ныне тот огород и пруд заросли травою.».[168]168
  Леонид (Кавелин), архимандрит. Историческое описание ставропигиального Воскресенского, Новый Иерусалим именуемого, монастыря. М., 1876. С. 151.


[Закрыть] Заброшенность пруда и сада говорят об одном – устроены они были уже давно, т. е. по крайней мере во второй половине XVII в., и за ними уже давно никто не ухаживал. В то время как прежде в монастыре была даже предусмотрена должность «садовника огородного».[169]169
  Там же. С. 142.


[Закрыть] Примерно так же были обустроены братские кельи в Тихвинском Богородичном монастыре: рядом с ними был разбит фруктовый сад и выкопаны два прудика «для временного помещения в них живой рыбы».[170]170
  Историко-статистическое описание первоклассного Тихвинского большого мужского монастыря. 3-е изд. Новгород, 1906. С. 133.


[Закрыть]

Судя по изложенным фактам, келейные сады с садками для рыбы, с одной стороны, тщательно обустраивались (для чего предусматривался специальный «садовник огородный»), с другой – служили для удовлетворения утилитарных потребностей братии.

Вероятно, только во времена позднего Средневековья, когда в монастырских комплексах начинают сооружать отдельно стоящие настоятельские палаты, при них возникают и небольшие дворики с садами, иногда с беседками.[171]171
  См.: Медведева А. А. Русские монастырские сады (Вопросы ландшафтной организации). С. 37–38.


[Закрыть] Очевидно, настоятельские сады были предназначены для отдыха владыки. Это подразумевает наличие в них регулярной планировки и присутствия чуть ли не культовых в таком случае деревьев – яблонь, декоративных кустарников, цветов, душистых трав. Впрочем, такой подход к насаждениям не исключает утилитарного использования их плодов.

Яркое описание настоятельского сада Киево-Печерского монастыря приводит в своих записках о посещении России в 60-е гг. XVII в. архидиакон Павел Алеппский, находившийся в свите антиохийского патриарха Макария. Похоже, это был довольно обширный сад, находившийся в непосредственной близости от кельи архимандрита, но все же изолированный от нее автономной оградой. По словам Павла, «.в сад архимандрита спускались из его кельи по лестнице. Входят в сад дверью в виде высокой арки с куполом». Ограда была выполнена в виде решетки, оплетенной тонкими ветками некоего растения (какого именно, Павел не разобрался) «изнутри и снаружи»: «.Всякую веточку, как только она выступает из решетки, обрезают ножницами». В саду им были замечены абрикосовые, «много шелковичных», «множество ореховых деревьев и еще больше виноградных лоз», из которых производилось красное вино.[172]172
  Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века // ЧОИДР. 1898. Кн. 3. Отд. 3.


[Закрыть] Отдавая должное наблюдательности архидиакона, подметившего ряд любопытных деталей в оформлении настоятельского сада, заметим, что описание доносит до читателя лишь самое общее эмоционально окрашенное воспоминание, не вместившее ряда существенных элементов. В частности, здесь нет ни слова об общей планировке сада, не упоминаются в его составе яблони, присутствие коих в монастырских садах было обязательным. И все же, несмотря на определенные сомнения в полноте и точности приведенных Павлом данных, нет сомнений в том, что речь в тексте идет о декоративном, тщательно обустроенном саде.

На территории древнерусских монастырей могла располагаться еще одна разновидность сада — хозяйственные. Они находились на периферии монастыря, в углу крепости или у ее стены, а еще чаще – за стеной, с внешней стороны укреплений (цв. ил. 23). Для удобства использования и возделывания хозяйственные сады имели функциональную регулярную планировку[173]173
  См.: Медведева А. А. Русские монастырские сады (Вопросы ландшафтной организации). С. 87.


[Закрыть], но специально декоративными качествами такие посадки обычно не наделялись.

Внутреннее пространство с внешним почти во всех русских монастырях связывала аллея, проложенная от святых ворот к главному храму.[174]174
  Там же. С. 47.


[Закрыть]

Явлением особого рода, хотя и не столь распространенным, с XVI в. становятся кедровые сады (или рощи, как их называли позднее), которые высаживались в непосредственной близости от монастыря. Впрочем, когда размеры монастырской территории позволяли вместить такие насаждения, они размещались внутри обители. Именно такая возможность появилась в ростовском Борисоглебском монастыре в конце XVII в., когда в результате капитальной перестройки комплекса его двор был значительно расширен, следствием чего стало появление в нем «больших садов», в том числе «кедрового», разместившегося в северо-западной части монастыря[175]175
  См.: Мельник А. Г. Исследование памятников архитектуры Ростова Великого. Ростов, 1992. С. 106–107.


[Закрыть] (ил. 4).

Ил. 4. План Борисоглебского монастыря, близ Ростова Великого. Прорись. 1773 г. Из книги А. Г. Мельника «Исследование памятников архитектуры Ростова Великого» (Ростов, 1992)

На самом деле наряду с теплолюбивыми кедрами здесь были высажены и другие виды деревьев, прежде всего сосны сибирские, которые уподоблялись на Руси кедрам, и яблони.[176]176
  Мельник А. Г. К семантике монастырского сада // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность, искусство, археология. Ежегодник. 1994. М., 1996. С. 517.


[Закрыть] Одна из более чем трехсотлетних сосен, необыкновенно высокая и мощная, сохранилась до наших дней. Согласно недавно высказанной версии, правда, не подкрепленной развернутой аргументацией, деревья в этом саду были высажены «в виде восьмилучевой звезды»[177]177
  См.: Матюхин В. Монастырский сад // Любитель природы: Ежегодный экологический сборник. Рыбинск, 1998. С. 318.


[Закрыть].

Едва ли не древнейший из известных монастырских кедровых садов был устроен еще во второй половине XVII в. у юго-восточной стены ярославского Толгского монастыря. По свидетельству автора начала XX столетия, еще заставшего читаемую планировку сада, его основу составлял длинный и узкий подковообразный пруд (5 X 145 саженей), который окружала «полуциркулем аллея в два ряда».[178]178
  См.: Орлов Д. Ярославский первоклассный Толгский монастырь. 1314–1914. (Историко-статистический очерк). Ярославль, 1913. С. 65–66.


[Закрыть] Внутри «подковы» находилась круглая площадка, окруженная двенадцатью кедрами, а рядом была высажена липовая аллея. Сам садовый участок имел правильную прямоугольную форму площадью в 2 гектара, окруженную в конце XVII в. кирпичными стенами, дополнявшими строгий прямоугольник монастырской ограды (ил. 5). По некоторым данным, в роще росли не только кедры, но и другие виды деревьев, прежде всего фруктовых. Заметное место в нем занимали цветники, отчего «сад изобиловал множеством цветочных дорогих растений».[179]179
  Ярославский первоклассный Толгский монастырь. Ярославль, 1888. С. 45.


[Закрыть] Примечательно, что кедровая роща почиталась как место совершения чуда. Один из кедров обозначал место явления чудотворной иконы Толгской Богоматери и размещал на себе часовенку, посвященную этому событию. На ветви этого дерева во время праздников устанавливалась эта почитаемая икона, к которой обращали свои моления многочисленные паломники. Таким образом, сады-рощи при монастырях наделялись особым сакральным смыслом и были открыты для паломников, что требовало их соответствующего оформления.

Кроме ростовского Борисоглебского и ярославского Толгского монастырей, насаждения кедров в сочетании с яблонями и другими фруктовыми деревьями были зафиксированы специалистами в ростовском Троице-Варницком, костромском Ипатьевском монастырях, в Макарьевской пустыни на Соловках и в некоторых других обителях.[180]180
  См.: Мельник А. Г. К семантике монастырского сада. С. 517.


[Закрыть]

Ил. 5. Схематический план Толгского монастыря. Рисунок А. Г. Майковой

Возможно, сходные по типологии сады, т. е. находящиеся за границей основной территории монастыря и предназначенные преимущественно для отдыха, имелись и в Троице-Сергиевом монастыре. Впервые сады здесь упоминаются еще в Житии Никона, ученика и преемника Сергия Радонежского на месте игумена.[181]181
  См.: Лихачев Д. С. Поэзия садов: к семантике садово-парковых стилей. Л., 1981. С. 45.


[Закрыть] Иначе говоря, они датируются, по крайней мере, последним десятилетием XIV – началом XV в., а может быть, еще более ранним временем. За пределами монастыря также имелись различного рода посадки: хозяйственные сады и капустные огороды, размещавшиеся, главным образом, с южной и западной стороны обители. Именно на этом месте, вероятно, в середине XVII столетия, когда осуществлялась капитальная перестройка стен и башен монастыря, был разбит регулярный сад, позже, после 1689 г., получивший наименование «Пафнутьевский».[182]182
  Балдин В. И. Загорск. История города и его планировки. М., 1981. С. 126.


[Закрыть] По преданию, здесь Петр I получил от гонца Пафнутия известие о подавлении в Москве стрелецкого бунта, от которого молодой царь спешно бежал, покинув столицу, и укрылся в Троице-Сергиевом монастыре.

Общее представление о садах, расположенных под стенами главной русской обители, дает в своих заметках Павел Алеппский, увидевший монастырь в 60-е гг. XVII столетия. По его словам, вокруг крепости с «огромной высокой стеной новой постройки, белой, как голубь», виднелись сады, «идущие непрерывно один за другим.».[183]183
  Павел Алеппский. Путешествие антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII в., написанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским. М., 1898. Кн. 10. С. 26.


[Закрыть]

Сад располагался на берегах запруженной речки Кончуры у южного склона, спускавшегося от крепостной стены к водоему. К нему же вела аллея, проложенная от специального выхода из монастыря, который находился рядом с Водяной башней. К сожалению, на планах и видах монастыря конца XVIII – начала XIX в. уже не показывают планировки этого сада. Возможно, причина этого кроется в ликвидации в XVIII в. пруда, вокруг которого и строился план сада. Правда, на известной литографии XIX столетия отчетливо видна аллея, повторяющая очертания южной крепостной стены. Кроме того, там же восточная оконечность Пафнутьевского сада отмечена «элементами регулярной планировки в виде прямых дорожек и «веера» аллей, сходящихся к небольшому водоему».[184]184
  Вергунов А. П., Горохов В. А. Вертоград: садово-парковое искусство России (от истоков до начала XX века). М., 1996. С. 35.


[Закрыть] А это значит, что и основная часть сада имела регулярную планировку. Должно быть, на его высокие художественные качества указывает предпринятая в XVIII в. перестройка переходов южной стены и верхнего яруса Луковой башни. В результате этого митрополичьи покои были соединены со стеной, которая стала использоваться в качестве прогулочной галереи для именитых гостей, а на башне появилась открытая нарядная беседка с широкими оконными проемами.[185]185
  Балдин В. Загорск. М., 1984. С. 214.


[Закрыть] Совершенно очевидно, что предпринятые в этом направлении усилия преследовали определенную цель – предоставить дополнительные возможности полюбоваться Пафнутьевским садом. Таким образом, прилегавшие к монастырю садовые насаждения, с одной стороны, оформляли подступы к архитектурному комплексу, с другой – были его своеобразным продолжением, готовившим паломников к восприятию главного.

Явно не вписываются в типологию сложившихся русских монастырских садов посадки, устроенные в середине XVII столетия патриархом Никоном у стен подмосковного Воскресенского монастыря. Их создание было частью грандиозного замысла – воспроизвести, насколько это возможно, на берегах реки Истра и некоторых ее притоков образ самого Иерусалима, его архитектуру, окружающий ландшафт, соответствующую топографию, топонимию и отдельные реалии. Интерес к Иерусалиму возник на Руси после принятия христианства и активно поддерживался многочисленными паломниками, чьи путевые заметки распространялись едва ли не в тысячах списков.[186]186
  См.: Прокофьев Н. И. Хожение: путешествие и литературный жанр // Книга хожений. Записки русских путешественников XI–XV вв. М., 1984. С. 5.


[Закрыть] В них издавно наряду с описанием мест, связанных со священной историей, уделялось внимание окружающим город садам, которые, впрочем, тоже были ее частью. Так, ещё в начале XII в. новгородский игумен Даниил, повествуя о посещении Иерусалима, пишет и о местных садах: «Суть винограда мнози около Иерусалима и овощнаа древеса многоплодовита.».[187]187
  Хожение Даниила, игумена Русской земли // Книга хожений. С. 41.


[Закрыть]

Стремление к правдоподобному воссозданию образа Иерусалима и его окрестностей вынудило создателей Новоиерусалимской обители начать с корректировки рельефа левого, высокого берега реки. Для этой цели в больших количествах использовался насыпной грунт, позволивший, в частности, повысить и несколько расширить плато, по границам которого прошли монастырские стены. В других местах, напротив, были вырыты родники, колодцы, пруды, углублены русла ручьев, а в отдельных случаях даже проложены новые протоки. Так в Подмосковье на довольно обширном участке в несколько километров были воссозданы основные черты Святой земли. Истру стали называть Иорданом, основную возвышенность, где разместился сам монастырь, – Сионом.

К востоку от монастыря было отведено место под «Гефсиманский сад», с прототипом которого были связаны события земной жизни Христа (цв. ил. 24), находившийся поблизости холм стал называться «горой Елеонской», отмеченной каменным поклонным крестом. К северу от «Нового Сиона» долина реки «Иордан» обозначала Галилею, а южная сторона была предназначена под «Вифлеем».

Наиболее обустроенным оказался участок, примыкающий к монастырю с запада. Здесь, на пространстве, ограниченном рекой Истра («Иордан»), патриарх Никон собирался создать так называемую «пустыньку на острову», уединенное место, «остров», окруженный искусственными водоемами.[188]188
  См.: Зеленская Г. М. Образы Святой Земли в Новом Иерусалиме // Искусство христианского мира. Сб. ст. М., 2000. Вып. 4. С. 27–55.


[Закрыть] На этом островке в 1658 г. зодчий Аверкий Мокеев воздвиг скит в виде одноглавого храма, богато украшенный многоцветными изразцами, также повторяющий одну из палестинских построек. Однако благодаря декоративности отделки он скорее напоминал «увеселительную» садовую постройку, какие стали появляться в пригородных усадьбах московских царей и крупных бояр.[189]189
  Ильин М. Подмосковье. М., 1974. С. 202.


[Закрыть] Зона, примыкающая к скиту, вероятно, представлялась создателям Новоиерусалимского архитектурно-природного комплекса приоритетной. Не случайно именно с этой стороны на исходе XVII в. в монастырской стене были построены торжественные ворота и широкая каменная лестница, спускавшаяся от входа вниз по склону холма. Здесь же поблизости от скита по периметру небольшого полукруглого пруда были высажены деревья. Отметим также, что и на других участках имеющаяся в окрестностях монастыря растительность дополнялась и как бы корректировалась посадками отдельных деревьев и целых рощ.

К сожалению, Никону так и не удалось в полной мере реализовать свой замысел по воссозданию образа Иерусалима. Опала патриарха и неоднозначное отношение к этой идее православных иерархов на церковном соборе 1666 г. не позволили выполнить намеченное. Тем не менее попытки «дописать» начатую в середине XVII в. «картину» привели не только к появлению новых построек, но и к уточнению, а также искажению первоначального плана в последующие столетия.[190]190
  См.: Зеленская Г. М. Образы Святой Земли в Новом Иерусалиме. С. 34–35.


[Закрыть]

По мнению специалистов, христианские святыни воспроизводились не только при строительстве Новоиерусалимского монастыря. Примером такого рода, в частности, называется Иверский монастырь на Валдайском озере, «который как бы повторял в своем архитектурном и ландшафтном устройстве древний Ивер – представительство грузинской церкви на Афоне».[191]191
  Вергунов А. П., Горохов В. А. Вертоград: садово-парковое искусство России (от истоков до начала XX века). С. 37.


[Закрыть] Однако конкретный материал по данной проблематике науке сейчас неизвестен. Единственное, чем мы сегодня располагаем, это беглое свидетельство Павла Алеппского об устройстве садов на Валааме: «На среднем острове, на котором теперь приступили к сооружению монастыря, весь лес вырубили, а на двух других его рубят и разводят сады».[192]192
  Павел Алеппский. Путешествие патриарха Макария, написанное его сыном Павлом Алеппским. М., 1898. Кн. 11. С. 61.


[Закрыть]

Очевидно, что в непосредственной близости от монастырей находились и хозяйственные сады, которые, впрочем, не могут рассматриваться как явления садового искусства и поэтому не представляют для нас интереса.

Еще одну группу монастырских декоративных садов составляют те, которые находились на известном отдалении от обителей и были, как правило, переданы им в виде дара или по наследству. Один из первых известных примеров такого рода – «садец подолный», т. е. находившийся в низменной набережной части Кремля. Его в 1378 г. завещал Чудову монастырю, находившемуся в северо-восточной части Кремля, митрополит Алексей.[193]193
  См.: Тихомиров М. Н. Средневековая Москва в XIV–XV вв. М., 1957. Прилож. С. 290–291.


[Закрыть] Судя по уменьшительной форме наименования этого митрополичьего владения, «садец» имел небольшие размеры и в перенаселенном Кремле явно не предназначался сугубо для хозяйственных нужд. Похоже, он служил для отдыха иерарха и представлял собой декоративно оформленный сад.

Должно быть, городские сады, принадлежавшие монастырям, были явлением довольно распространенным. На один из подобных примеров указывает Опись Новгорода Великого 1617 г., согласно которой Духову монастырю в то время принадлежали «под монастырем и в городе 4 сады».[194]194
  Опись Новгорода 1617 года. М., 1984. Ч. 1. С. 98.


[Закрыть] Обращает на себя внимание тот факт, что эти насаждения упоминаются без усадебных комплексов. Однако если можно допустить существование различных способов приобретения монастырем городских садов, в том числе получение в наследство и по дарственной, то считать их декоративными у нас нет оснований. Более того, скорее всего именно они, а не внутримонастырские сады, составляли одну из статей их доходов. Судя по той же Описи 1617 г., в самих обителях сады были представлены чисто номинально, как ритуальное место, о чем свидетельствуют наименования последних: «садок (или «садчек») невелик», или просто – «садок». При этом часто уточняется, что «садик яблоневый».[195]195
  Опись Новгорода 1617 года. М., 1984. Ч. 1. С. 99, 100, 106, 123 и др.


[Закрыть]

Самыми же обширными садами, принадлежавшими монастырям, были те, которые размещались в сельской местности и не сдерживались границами городской территории, но об их декоративных качествах говорить не приходится.

Наряду с основными монастырскими культовое значение имели и церковные сады. Хотя о них источники, как правило, умалчивают, их существование не вызывает сомнений. К числу редчайших упоминаний относится летописное свидетельство о разбивке яблоневого сада при церкви Николая Чудотворца в Опоческом конце Пскова.[196]196
  См.: Снегирев И. Взгляд на историческое древнее садоводство в Москве до Петра I. М., 1853. С. 3.


[Закрыть]

Яблоневый сад, состоявший из «пяти яблонок старых», был зафиксирован «на поповском месте» «на церковной земле» при церкви Семиона Богоприимца во Зверинце в начале XVII в.[197]197
  Опись Новгорода 1617 г. Ч. 1. С. 128.


[Закрыть] Правда, в данном случае не совсем ясно, как согласовывались права собственности отца Григория, служившего в Семионовском храме, и Зверина монастыря, на территории которого он находился. Остается немало вопросов и о характере организации церковного двора, зачастую именуемого «буевищем».[198]198
  См.: Янин В. Л. Буевище «Петрятино дворище» // Археографический ежегодник за 1980 год. М., 1981. С. 80–91.


[Закрыть] В обязательном порядке его окружала ограда с воротами, а за ней могли находиться кладбище, дом священника с комплексом хозяйственных построек и садик рядом с храмом (ил. 6). Своеобразным и малоизученным явлением был кладбищенский сад, в большей степени связанный с народными, чем с христианскими традициями. В частности, подобный сад на месте древнего кладбища при церкви Петра и Павла в Славенском конце, обозначенный на известном новгородском Знаменском плане XVII в., усматривает В. С. Передольский. По его мнению, здесь речь должна идти об общественном саде, так как «он обнесен оградой с открытым близ полуденного (южного. – В. Ч.) угла ее входом, не имеющим ворот, что и указывает на значение этого сада как учреждения, доступного для всех».[199]199
  Передольский В. С. Новгородские древности. Записка для местных изысканий. Новгород, 1898. С. 328.


[Закрыть] С одной стороны, нельзя отрицать в принципе тезис о доступности такого сада для каждого обывателя, с другой – у нас нет аргументов для того, чтобы утверждать, что в период русского Средневековья некоторые из садов изначально создавались как общественные. Скорее всего в данном случае речь должна идти об обычном кладбище, усаженном многочисленными деревьями. Отсутствие же у ограды ворот может говорить только о запущенности старого кладбища.

Ил. 6. Церковный двор с садом. План Москвы М. Мериана. 1643 г.

В ведение монастырей или церквей входили и подворья – городские дворы с храмом, предназначенные для проживания здесь духовных лиц из соответствующей обители и их гостей. В крупных городах подворья были довольно распространенным явлением. Достаточно заметить, что в одной Москве в XVII в. их было свыше тридцати (восемь в Кремле, более двадцати в Китай-городе,[200]200
  См.: Малиновский А. Ф. Обозрение Москвы / Сост. С. Р. Долгова. М., 1992. С. 49–51, 99—101.


[Закрыть] не считая тех, которые находились в окрестностях столицы). Не исключено, что при многих из них разбивались сады. Так, во второй половине XVII в. митрополит Газский, грек по происхождению, Паисий Лигарид развел сад на Спасо-Симоновом подворье, располагавшемся в Московском Кремле у Никольских ворот.[201]201
  Снегирев И. Взгляд на историческое древнее садоводство в Москве до Петра I. С. 12–13.


[Закрыть] Наиболее же значительный по художественным качествам сад был устроен во второй половине того же столетия при Крутицком подворье в Москве (ил. 7, 8), где в этот период работает группа переводчиков Библии под руководством постриженника Киево-Печерского монастыря известного переводчика и писателя Епифания Славинецкого. Это были регулярные посадки, включавшие редкие породы деревьев, кустарников, лекарственные и ароматические травы, разнообразные благовонные цветы. Вероятно, в углах сада были возведены теремки, на пересечении аллей поставлены «чердаки в роде павильонов» (беседки), а в некоторых местах выведены на поверхность родники, возможно в виде фонтанов.

Ил. 7. Генеральный план Крутицкого подворья. Московская реставрационная мастерская

Ил. 8. Вариант планировки партерной части сада Крутицкого подворья на вторую половину XVII в. Графическая реконструкция Московской реставрационной мастерской

Весьма вероятно, что сад разбили в 60—70-е гг., когда проводилась капитальная перестройка всего комплекса, и новые формы обрели Митрополичья и Крестовая палаты, Никольская церковь и Успенский собор.

Большой голландского типа сад, возможно в дополнение к старым, камерным, разместился вдоль восточной стены подворья, став составной частью обновленного эффектного архитектурного ансамбля, максимально приспособленного для вдохновенного труда и одухотворенного отдыха. Вся обширная и прекрасно обустроенная территория этого сада была обнесена оградой, чтобы обеспечить «упокоение» и «прохлаждение» пребывавшим здесь. Как писал известный русский археограф начала XIX в. митрополит Евгений (Е. А. Болховитинов), явно со слов неизвестного автора XVII в., крутицкий сад, разбитый «на горах высоких, над рекою Москвою, тихом сущем месте приличным делу сему», воспринимался современниками «яко некий рай».[202]202
  Евгений (Болховитинов) митрополит. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина греко-римской церкви. СПб., 1818. С. 8.


[Закрыть]

Значительные размеры главного сада, вынесенного за пределы основной территории подворья, его характерное планировочное и художественное решение указывают на новые тенденции в развитии русского садоводства. Достаточно напомнить, что в этот же период вытесненные за границы монастырских стен сады зачастую обретают регулярность, а в светских садах, преимущественно дворцовых, проявляются такие элементы европейской садовой архитектуры, как павильоны, беседки, фонтаны и т. п. Таким образом, сады подворий, из всех прочих находившихся в ведении церкви, оказались наиболее восприимчивыми к новым влияниям.

* * *

Из разных по назначению древнерусских садов, принадлежавших монастырям и отдельным церквям, как правило, выделяются те, которые являлись составной частью архитектурных комплексов, наделялись высоким сакральным смыслом и определенными художественными качествами. Каждый из них соотносился своими размерами и формой участка с постройкой, к которой примыкал, или с самим комплексом в целом. Основная часть внутримонастырских садов отличалась, как и сами сооружения, компактностью, на что указывают как наименования посадок («садик», «садок» и пр.), так и имеющиеся данные о количестве деревьев (порядка 4–5 яблонь). Использование под сад небольшой площадки и ограниченное число деревьев наводит на предположение о применении здесь регулярной планировки. Естественным дополнением фруктовых деревьев, в основном яблонь, были кустарники, цветы, душистые и лекарственные травы. Все это позволяло достигать декоративного эффекта. По некоторым свидетельствам, в монастырях практиковался обычай в день Святой Троицы оделять богомольцев букетами цветов.[203]203
  Тонин Н. Подмосковное садоводство. Его прошлое и настоящее // Русский справочный листок. 1889. № 7, 8.


[Закрыть] Роль своеобразного ориентира внутри монастыря играла аллея, направлявшая входивших в обитель через Святые ворота к собору.

Вероятно, на протяжении длительного периода времени монастырь представлял собой замкнутое пространство, изолированное от внешнего мира. Только в эпоху позднего Средневековья, с XVI столетия, у наружной стороны стены начинают разбивать обширные сады, равные ей по длине и предназначенные для паломников. Они воплотили в себе новые веяния в культуре, в том числе стремление заново осмыслить тексты Священного Писания. Результатом этого стало повышенное внимание к воспетому в нем ливанскому кедру и попытки устройства при монастырях посадок, включающих наряду с яблонями и другие привычные виды фруктовых деревьев, сибирские кедры и напоминающие их сосны.