Текст книги "Трагедия «Фаустовой цивилизации». Размышления над книгой И. Сикорского «Незримая борьба»"

Материализм в своей основе един, он может просто рядиться в разные политические и идеологические одежды: марксизм, ницшеанство, ленинизм, маоизм, национал-социализм, «скандинавский» социализм, «рыночный» капитализм, монополистический капитализм, государственный капитализм и т. п. Наиболее «отшлифованной» разновидностью материализма является марксизм-ленинизм, ибо он на протяжении десятилетий дорабатывался партийными идеологическими работниками в СССР. Важнейшим направлением совершенствования материализма в Советском Союзе стало очищение его от малейших примесей христианской религии. Это был «рафинированный» атеистический материализм (философская версия материализма была представлена двумя частями: «Диалектическим материализмом» и «Историческим материализмом»). Игорь Сикорский пишет о таком материализме:

«Если марксизм или любую другую разновидность атеистического материализма принять в качестве ведущей идеологии, то эти люди будут правы. Они провозглашают себя материалистами и действуют в соответствии с принципами и фактами, которые признаёт материализм. В основе своей материализм не терпит и не хочет никаких моральных принципов, правил, законов или договоренностей: он не верит в них. Материализм верит лишь во власть, основанную на ничем не ограниченной силе строго организованных и построенных в ряды масс, и требует только ее наличия. Обман, голод, запугивание, ненависть и зверское насилие – вот главные инструменты, которым материализм доверяет, которые признаёт и которыми умело пользуется. Его неистовое стремление к власти в свою очередь неотделимо от “желания отомстить всем живым существам или неодушевленным вещам, которые одним только существованием своим угрожают его гордости и его целям”».

Итак, жажда власти и страх ее потерять – вот главные движущие силы, мотивы действий последовательных материалистов. Повязанные этим высшим искушением дьявола политики подчиняют власти как высшей цели всё остальное. Для реализации этой цели используются сила, принуждение, запугивания, обман, убийства. Одним словом, всё то, что в христианской религии считается грехом и злом. Сикорский объясняет, почему у последовательных материалистов так ярко выражена склонность к убийствам своих оппонентов:

«Когда организованный материализм “ликвидировал” одним ударом несколько сотен тысяч евреев в одной стране или несколько миллионов недовольных крестьян в другой, то он руководствовался только собственными принципами. Истребление проводилось даже с внедрением научных технологий и в некоем подобии порядка. В обоих случаях огромное число голов слетело с плеч не потому, что их носители были более или менее в чем-то виноваты, а потому, что их сила и опыт могли послужить другим целям».

И этим материализмом руководствуются даже те «одержимые» лидеры XX–XXI веков, которые по каким-то частным идеологическим и политическим моментам расходятся с упомянутыми «классиками». «Одержимые» лидеры могут придерживаться идеологии марксизма, национал-социализма, «классического» капитализма или «капитализма всех заинтересованных сторон» (последняя версия анонсирована президентом ВЭФ Клаусом Швабом в 2020 году). Но все эти лидеры – материалисты, а потому осознанно или неосознанно находятся на службе у дьявола, который есть «лжец и отец лжи» и «человекоубийца от начала» (Ин. 8:44). Поэтому они ведут человечество к обрыву истории (напомню, что шестая глава книги так и называется: «Приближение к пропасти»).

И вот заключительный вывод Игоря Ивановича:

«Необходимо признать и понять, что нет никаких оснований для критики или осуждения таких действий, если только основы радикального материализма и его рабочие принципы не осуждаются и не отвергаются. В противном случае неизбежно повторение событий, им вызванных, в еще более грандиозном масштабе». Что толку «бить по хвостам» и подвергать критике какие-то решения или действия властей или отдельных начальников и лидеров в сфере экономики, политики, культуры, средств массовой информации, образования? Людям надо объяснять, что эти решения и действия неизбежно рождаются на почве царствующего материализма. Необходимо начинать с обличения античеловеческой природы материализма, особенно его крайней, атеистической формы.

Игорь Сикорский: материализм и дьявол

Существование связи между агрессивным радикальным материализмом и крайними проявлениями зла кажется невероятным, однако эта связь лежит в основе предмета обсуждения.

Игорь Сикорский. Незримая борьба

Материализм – корень всех зол нашего времени

Одно из ключевых слов, используемых Сикорским для объяснения мировой тирании – «материализм». Все остальные причины и средства установления мировой тирании, как считает Игорь Сикорский, производны от корня, называемого «материализм».

Как в русской народной сказке «О царевне-лягушке» (впрочем, имеются многочисленные версии сказки с иными названиями): мировую тиранию можно представить в образе Кощея, он же царь и колдун, и тиран. И все его силы, магические способности и власть находятся в сундуке (а в сундуке находится заяц, в зайце – утка, в утке – яйцо, в яйце – игла). Сундук – на высоком дереве (в некоторых вариантах сказки – зарыт под дубом). И это древо с сундуком Кощей сторожит день и ночь. Победить этого Кощея можно только добравшись до «иглы», спрятанной внутри «яйца», и сломав ее конец. Образно выражаясь, победить мировую тиранию (Кощея), согласно Сикорскому, можно лишь сломав иглу, называемую «материализмом».

Но, увы, во времена Сикорского уже мало кто вообще задумывался о существовании этой самой иглы. И еще меньше людей думало о том, как до нее добраться и как ее сломать. А Игорь Иванович последовательно раскрывает тайну Кощея, начиная рассказ о дереве и сундуке и кончая его яйцом и иглой. Конечно, я выражаюсь образно: под перечисленными в сказке объектами имеются в виду различные учения и идеологии. Думаю, что сегодня люди уже вполне ощущают на себе смертоносное дыхание образного Кощея, но вот об образной игле, называемой «материализмом» и смертельно опасной для Кощея, они не имеют никакого представления. Итак, обратимся к мыслям Сикорского о материализме.

Материализм: определение и краткая история

Для начала напомню определение материализма. Оно примерно одинаково во всех словарях, энциклопедиях и словарях. Материализм (от лат. materialis – вещественный) – философское мировоззрение, в соответствии с которым материя, как объективная реальность, является онтологически первичным началом (причиной, условием, ограничением) в сфере бытия, а идеальное (понятия, воля, сознание и т. п.) – следствием, производным, вторичным, иногда даже эфемерным отражением. Материя – единственная «абсолютная» субстанция бытия; все сущности образованы материей, а так называемые «идеальные явления» (в первую очередь, сознание человека) – отражение процессов взаимодействия материальных сущностей. Материализм признаёт законы материального мира, которые действуют во всем мире, в том числе в обществе как части материального мира и определяют поведение человека, наделенного лишь физическим телом. Классическому материализму сопутствуют такие учения, как рационализм (признание разума основой познания и поведения людей) и детерминизм (признание устойчивых причинно-следственных связей).

В древнем мире материализм был большой редкостью. Доминировал идеализм – мировоззрение, исходящее из первичности в сфере бытия идеального духовного по отношению к материальному. Сначала оно имело форму различных религиозных верований. Позднее появился также идеализм философский. Наиболее авторитетным его выразителем был древнегреческий философ Платон[24]24
  Термин «идеализм» появился в XVIII веке. Впервые его употребил Лейбниц, говоря о философии Платона.


[Закрыть].

Первыми крупными философами, предложившими варианты материального первоисточника мира, стали так называемые милетские «физики» – Фалес (624-548 до Р. Х.), Анаксимандр (611–547 до Р. Х.) и Анаксимен (585–528 до Р. Х.). В Средние века, когда Европа была христианской, почвы для появления и распространения материализма практически не было.

Некоторые признаки возвращения к античному материализму стали просматриваться в эпоху Ренессанса – например, во взглядах Леонардо да Винчи и Джордано Бруно. В конце XV–XVI веков идеи таких естествоиспытателей, как Галилео Галилей, Френсис Бэкон, Рене Декарт, стали приобретать всё более материалистический характер. В современном смысле материализм зарождается начиная с работ английского философа Томаса Гоббса. Термин «материализм» был введен Готфридом Лейбницем для обозначения учения, противоположного идеализму (свое учение Лейбниц считал синтезом материализма и идеализма). В пику богословию и теологии появляется «натурфилософия», которая сознательно абстрагируется от всего, что не воспринимается пятью органами чувств, приближаясь к естествознанию[25]25
  Впрочем, сам термин «натурфилософия» впервые встречается у римского философа-стоика Сенеки (I век по Р. Х.)


[Закрыть].

Бурного расцвета материализм достигает в эпоху французского Просвещения (Ж. Ламетри, П. Гольбах, Д. Дидро). Именно в это время рождаются непривычные уху европейца словечки «естественное право» и «естественный порядок», намекающие на то, что корень права и общественного порядка заложен в природе, материи.

Правда, даже в эпоху Просвещения почти никто из философов не дерзал еще полностью отрицать Бога. С Его существованием соглашались, но исходили из того, что Бог сотворил мир и человека, заложил в материю какие-то законы и отошел от дел. Т. е. Бог выступает в качестве Творца, но отрицается Его роль как Промыслителя, управляющего миром. Такой взгляд на Бога и мир называется деизмом. Наш русский мыслитель конца XIX – начала XX веков Л. А. Тихомиров пишет, что деизм становится ступенькой, за которой идет следующая, называемая атеизмом: «Если Бог находится где-то в недоступной дали от мира и человека, если дела мира совершаются по неизменным законам, то практически нет никакой надобности принимать во внимание существование Бога. Практически Его нет, а если так, то нет надобности и в “гипотезе” Его существования. С Ним или без Него всё будет совершаться одинаково. Таким образом является атеизм, к которому в XVIII веке примыкает большинство мыслителей»[26]26
  Тихомиров Л. А. Религиозно-философские основы истории. – М.: «Москва», 1997, с. 475.


[Закрыть].

В XIX веке философию материализма развивают К. Маркс, Ф. Энгельс, Л. А. Фейербах, Д. Ф. Штраус, Я. Молешотт, К. Фохт, Л. Бюхнер, Э. Геккель, Е. Дюринг.

О диамате и истмате

Венчает эту галерею величайших философов-материалистов В. И. Ленин (особенно рельефно материалистическая позиция Ильича выражена в его работе «Материализм и эмпириокритицизм», 1909). XIX–XX века – это уже эпоха материализма с ярко выраженной атеистической и даже откровенно богоборческой направленностью. В начале ХХ века стала складываться марксистско-ленинская версия материализма. Включала в себя два главных блока: диалектический материализм, или коротко «диамат» (соединение материализма с диалектикой, прежде всего диалектикой Гегеля) и исторический материализм, или «истмат» (марксистско-ленинская историософия на основе материализма).

Русский философ Н. О. Лосский обращает внимание на то, что у Ленина вся философия материализма зиждется на очень хлипком определении материи: «Материя есть то, что, действуя на наши органы чувств, производит ощущение; материя есть объективная реальность, данная нам в ощущении»[27]27
  Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм // Собр. соч., Т. 10, 2-е изд., с. 117.


[Закрыть]. И Николай Онуфриевич комментирует: «В этом определении сказано лишь, что материя существует независимо от нашего сознания, но не указано, какими свойствами она обладает, кроме того, что она производит в нас ощущения»[28]28
  Лосский Н. О. Критика диалектического материализма (http://www.hrono.ru/libris/lib_l/losskiy.html).


[Закрыть].

Уже не приходится говорить о том, что определение материи Лениным сильно заужено, ибо сегодня значительная часть материального мира может постигаться человеком не напрямую через пять органов чувств, а опосредованно через специальные технические средства. Например, радиоволны, радиационное излучение, микрочастицы – часть материального мира, но эту часть никто из людей посредством пяти чувств воспринять не способен.

На эту же «ахиллесову пяту» диамата обращает внимание современный автор: «Диалектический материализм не в силах ответить на вопрос о природе материи. Тем более бессмысленными были бы попытки доказать существование “материи”. Марксистам не оставалось ничего другого, кроме применения тривиального довода: материя есть, потому что ее видно и можно потрогать. И не случайно, что само определение материи, материалистам пришлось давать через “вторичное” сознание. Более того, кроме сознания в определении “материи” вообще ничего нет. Можно ли представить бóльший провал материализма, чем определение материального посредством идеального. Правда, за этим последовало исчерпывающее оправдание: мы не можем конкретнее определить материю, потому что не знаем точно, что это такое, но что бы это ни было, знайте – это материя»[29]29
  Сикорский Олег Леонидович. Крах материализма (http://samlib.ru/s/sikorskij_o_l/krahmaterialisma.shtml). Надо полагать, что автор работы – не родственник, а однофамилец Игоря Николаевича Сикорского.


[Закрыть].

Марксистско-ленинская версия материализма в ХХ веке никаким существенным изменениям не подвергалась, несмотря на то что ряд открытий физики (квантовая механика, теория относительности) нанесли серьезный удар по догматике марксистско-ленинского материализма. Он усиленно насаждался в СССР и других странах мира.

Ложное очарование материализма

Возвратимся к работе Сикорского «Незримая борьба». Игорь Иванович подводит печальный итог развития человечества за несколько веков: материализм вытеснил христианскую религию из политической, государственной, общественной и личной жизни европейцев. Стало исчезать существовавшее примерно тысячу лет представление об истории как процессе, в котором участвует триада: Бог, человек и дьявол. Бог как главный субъект исторического процесса, а также дьявол исчезают из сознания и жизни секуляризованного европейца. Остается один человек, перед которым расстилается необъятный мир материи с ее естественными законами.

В Новое время бурное развитие получают наука и техника. Открываются всё новые законы физики, механики, химии и биологии. Знание этих законов дает мощный импульс развитию техники: появляются паровые машины, паровозы, телеграф и телефон, двигатель внутреннего сгорания и автомобили, электрическое освещение и двигатели, самолеты, радио и телевидение, космические корабли и атомные электростанции, компьютеры, интернет и т. п. Открываются новые галактики, изучаются тайны Мирового океана, человеческий ум проникает в тайны микромира. У человека, конечно, всё еще много нерешенных проблем, но одновременно возникает ощущение мощи, способности управлять силами природы: «Зато… мы делаем ракеты // И перекрыли Енисей»[30]30
  «Рассказ технолога Петрова». Стихи и музыка Юрия Визбора.


[Закрыть].

На почве этого самоутверждения у человека рождается обманчивое ощущение, что он может управлять историей. Но возникает некоторая неувязочка: человек сам относится к миру материи и, стало быть, управляется теми же законами материального мира. Самые премудрые философы-материалисты никак не могут разобраться в связке «человек – природный мир»: где же здесь «курица», а где «яйцо»? У последовательных материалистов для объяснения всего происходящего в мире существует детерминизм. Наука должна и, в конце концов, сможет выявить устойчивые причинно-следственные связи в материальном мире и ответить на вопросы: «почему?», «что будет?», «когда будет?». В этом мире механического детерминизма не уместен вопрос «зачем?», т. к. он предполагает наличие смысла истории. Все-таки для большей части последовательных материалистов «курицей» выступает природный (материальный) мир, а «яйцом» – человек. В этой схеме механического детерминизма нет места свободе человека; он ни за что не отвечает и подобен животному, поведение которого построено на рефлексах. Человек в концепции последовательных материалистов – животное, поведение которого основано на рефлексах Павлова, совершенная машина, биоробот, не более того.

Красной нитью через книгу «Незримая борьба» проходит мысль о том, что господство материализма порождает зло. Харизматические личности типа Карла Маркса или Владимира Ленина, считающиеся одними из наиболее последовательных материалистов, по-своему признают существование зла. И они пытаются зло, порожденное материализмом, победить с помощью переделки материального мира. Но все материалистические концепции исходят из того, что, во-первых, человеку как таковому по силам побороть зло; во-вторых, что зло можно побороть злом. Нельзя не согласиться с тезисом И. Сикорского: «Существование связи между агрессивным радикальным материализмом и крайними проявлениями зла кажется невероятным, однако эта связь лежит в основе предмета обсуждения».

Федор Достоевский об абсурде и вреде материализма

Абсурд последовательного материализма блестяще показал наш писатель Федор Михайлович Достоевский в своем пророческом произведении «Записки из подполья» (1864). Главный герой повести – безымянный бывший чиновник, проживающий в Петербурге. Не буду пересказывать повесть. Отмечу лишь, что в ней всего лишь два сюжета (действительно острых и драматичных). А бóльшая часть повести – время нахождения героя в четырех стенах своей квартиры (ставшей для него «подпольем», из которого он наблюдает за миром). Мы видим поиски нашим героем-интеллигентом выхода из того умственного лабиринта, в который попадает человек с представлениями о мире как материи и о «железных законах 2 × 2 = 4». Поначалу наш герой (в конце повести мы его уже воспринимаем как антигероя) восхищается материализмом и механическим детерминизмом.

Во-первых, можно заранее всё просчитать, в том числе в поведении человека и жизни общества. Подобно тому, как, например, астрономы научились рассчитывать солнечные затмения, полнолуния или «парады планет». Никаких неожиданностей для человека и человечества не будет: «…всё будет так точно исчислено и обозначено, что на свете уже не будет более ни поступков, ни приключений».

Во-вторых, жить будет легко, ибо человек не может нести личной ответственности за свои поступки, они детерминированы вселенской «механикой»; траектория каждого индивидуума определена подобно траектории атома: «…эти законы природы стоит открыть, и уже за поступки свои человек отвечать не будет и жить ему будет чрезвычайно легко».

Однако через некоторое время наш герой начинает ужасаться от картин такой «легкой» жизни. Начинает сходить с ума от той несвободы, в которую он как в капкан попадает, подпав под очарование науки и материализма. Он разочаровывается даже в умственной деятельности. «Подпольный человек» совсем не революционер, скорее, он склоняется к интеллигентскому, рефлектирующему безволию. Вот как он рассуждает по поводу «иррационального» поведения революционеров, нигилистов и всяких иных «преобразователях» мира: «Эти господа, при иных казусах, например, хотя и ревут, как быки, во всё горло, хоть это, положим, и приносит им величайшую честь, но, как уже сказал я, перед невозможностью они тотчас смиряются. Невозможность – значит каменная стена? Какая каменная стена? Ну, разумеется, законы природы, выводы естественных наук, математика». Далее он пытается надсмехаться над деятельными людьми, ибо их деятельность осуществляется без понимания «железных» законов, а иногда вопреки им: «Повторяю, уверенно повторяю: все непосредственные люди и деятели потому и деятельны, что они тупы и ограничены».

При этом, однако, герой завидует людям, которые не рассуждают, а просто нагло и уверенно действуют. То есть – тем самым «тупым» и «ограниченным». Хотя рационально такую зависть он объяснить не может. И это еще более лишает его душевного спокойствия. По совершенно иррациональным причинам многие отвергнут всечеловеческое рациональное счастье ради беспричинного волевого самоутверждения: «Эх, господа, какая уж тут своя воля будет, когда дело доходит до арифметики, когда будет одно только дважды два четыре в ходу? Дважды два и без моей воли четыре будет. Такая ли своя воля бывает!»

В какой-то момент времени «рациональные» представления о «выгоде», «благосостоянии», «пользе», «экономическом расчете» будут отринуты по какой-то таинственной иррациональной причине: «Да осыпьте его всеми земными благами, утопите в счастье совсем с головой, так чтобы только пузырьки выскакивали на поверхности счастья, как на воде; дайте ему такое экономическое довольство, чтоб ему совсем уж ничего больше не оставалось делать, кроме как спать, кушать пряники и хлопотать о непрекращении всемирной истории, – так он вам и тут человек-то, и тут, из одной неблагодарности, из одного пасквиля мерзость сделает. Рискнет даже пряниками и пожелает самого пагубного вздора, самой неэкономической бессмыслицы, единственно для того, чтобы ко всему этому положительному благоразумию примешать свой пагубный фантастический элемент».

«Человек подполья» Достоевского – яркий и почти гротескный портрет российского интеллигента с шизофреническим раздвоением сознания. С одной стороны, он мечтает о «Хрустальном дворце» – олицетворении грядущего гармонично устроенного общества, всечеловеческого счастья, основанного на законах разума. С другой стороны, «человек подполья» чувствует, что люди не захотят жить в таком дворце: «…человек всегда и везде, кто бы он ни был, любил действовать так, как хотел, а вовсе не так, как повелевали ему разум и выгода: хотеть же можно и против собственной выгоды, а иногда и положительно должно…»

С каждым днем «человек подполья» всё более разочаровывается в материализме и детерминизме. Но альтернативы он не видит. Остатки материалистической логики становятся питательной почвой для растущего безволия и индифферентизма. Он морально подавлен. Он догадывается, что материализм может дать человеку лишь ответы на вопросы: «почему?». А вот от вопросов «зачем?» и «для чего?» он уходит. Наверное, надо понять, каковы цели человека и человечества, т. е. каков смысл жизни и истории. Может быть, тогда появятся какие-то альтернативы материализму. «Но человек существо легкомысленное и неблаговидное и, может быть, подобно шахматному игроку, любит только один процесс достижения цели, а не самую цель. И кто знает (поручиться нельзя), может быть, что и вся цель на земле, к которой человечество стремится, только и заключается в одной этой беспрерывности процесса достижения, иначе сказать, в самой жизни…» Подобные интеллигентские искания цели приводят нашего героя к неутешительному выводу, который был сформулирован одним из немецких лидеров II Интернационала Эдуардом Бернштейном (1850–1932): «Движение – всё, цель – ничто».

И после очередного бесплодного круга размышлений наш герой вновь возвращается к безнадежной формуле материализма и детерминизма: 2 × 2 = 4. И вновь впадает в безысходное уныние: «дважды два четыре есть уже не жизнь, господа, а начало смерти».

И тем не менее, все эти метания, сомнения и разочарования не мешают ему считать себя выше других: «Я-то один, а они все». Наш герой «самодостаточен». Ему не нужны другие люди – тем более, что они ниже его. Но, как мы видим, ему не нужен и Бог. А без Бога «человек подземелья» обречен на бесплодные искания истины и вечные хождения по порочному кругу. Вплоть до самой смерти.

Не исключаю, что тема свободы и ответственности человека за свои поступки была поднята в «Записках из подполья» в связи с тем, что в этой время в Европе популярной стала идея о решающем влиянии внешних, материальных условий жизни человека на его поведение. Эта идея нашла свое выражение в лаконичной формуле «Бытие определяет сознание». В наиболее законченном виде она нашла свое отражение в учении Карла Маркса. Несколько позднее эта идеология стала заражать и русских людей. Она вызывала протест со стороны Ф. Достоевского. Так, Федор Михайлович неодобрительно отзывался о деле Веры Засулич[31]31
  Вера Засулич – народница-террористка. 5 февраля 1878 года Засулич пришла на прием к генерал-губернатору Петербурга Трепову и тяжело ранила его двумя выстрелами из револьвера в живот. Была оправдана судом присяжных. На решение присяжных оказала влияние позиция председателя суда А. Ф. Кони и защитника П. А. Александрова. Именно они красноречиво доказывали, что, мол, подсудимая не виновна. Поступок обусловлен якобы неблагоприятными социальными условиями. Решение по делу Засулич очень вдохновило нигилистов на продолжение своей революционной деятельности и расшатывание государственных устоев.


[Закрыть]. Она была оправдана судом присяжных, а главным аргументом оправдания было негативное влияние среды. Писатель, между прочим, полагал, что подобные решения в пользу преступника могут быть для него вредны: он не проходит через очищающее его наказание и не искупает свою вину. Писатель знал, о чем говорил, ибо проходил через подобное очищение, находясь в течение примерно десяти лет (1849–1859) на каторге и в ссылке после помилования приговоренных петрашевцев, среди которых он был.