Текст книги "Через Западный океан"

Прочие моряки тоже приглядели у некоторых индейцев небольшие золотые украшения. Начался взаимный обмен, необычайно радовавший обе стороны. Однако золотых вещиц оказалось немного. Испанцы пробовали настаивать, потребовали, чтобы золота принесли еще. Один грубый парень даже схватил какого-то индейца за горло. Но тот не обиделся, а только развел руками. Потом указал куда-то в сторону леса.

– Там, далеко отсюда, – перевел с большим трудом Нетамури. – Идите туда. Там очень много такого.

– Золота? – тяжело дыша от алчного возбуждения, спросил испанец.

– Да, золота, – подтвердил указания индейцев Нетамури. – Завтра идите. Хорошие индейцы покажут.

Ночевали спокойно, расположившись посреди деревни. Гостям предоставили пустую хижину. Некоторые ловкачи разделили циновки для сна с молодыми женщинами, которые не отклоняли их настойчивых ухаживаний.

Вождь деревни назначил гостям трех проводников. Они явились на следующее утро и пошли впереди отряда испанцев. Один был пожилой, невысокий, опиравшийся, как на посох, на копье с наконечником из полированного обсидиана. Двое других – юные воины с луками и стрелами в узких колчанах, закинутых за спину. У них копья явно предназначались для метания – легкие, с тонким острым концом.

Индейцы пошли по неширокой тропе. Возглавляемые Родригесом испанцы разделились – кто-то с аркебузой или арбалетом, а другие с мешками и тесаками.

Родригес шел за проводниками в легкой кирасе, с мечом у пояса, положив на правое плечо секиру с копьевидным навершием, похожую на миниатюрную алебарду. Рядом с начальником бодро двигался Нетамури, изредка задававший вопросы индейцам-проводникам и переводивший им слова начальника.

В ветвях высоких деревьев, переплетенных широколистными цветущими лианами, мореплаватели разглядели не только красноперых или желтых с синими хохолками попугаев, которые были им уже знакомы на островах, но также большие стаи обезьян, с воплями преследовавшие их по верхушкам древесных крон. У этих крикливых назойливых животных с длинными цепкими хвостами морды выражали вражду и досаду, – будто идущие по лесной тропе люди чем-то им помешали. Они мчались над головами путешественников, не переставая пронзительно верещать, пока пожилой индеец с коротким копьем не издал с помощью свистка резкий высокий звук. После чего обезьяны в одно мгновение умолкли, а затем умчались по ветвям в неизвестном направлении.

Затем появились другие обезьяны, крупнее прежних. У этих оказались длинные унылые носы и рыжие космы на голове. Но они не выражали никаких признаков недовольства. Они молча следили за передвижением людей далеко внизу, под ветвями, занимаемыми носатыми зрителями, и так же молча убрались, прячась в густой листве, почти непроницаемой для солнечного света.

Пожилой проводник указал однажды Родригесу и побудил перевести Нетамури, указав на небольших зеленовато-сизых змеек, свисавших иногда с древесных сучьев, что, мол, следует быть по поводу этих малозаметных гадов очень осторожными, ибо их укус неминуемо несет смерть.

Родригес, обернувшись, передал сообщение проводника остальным испанцам. Те хмуро покивали, принимая сведения об опасности, таящейся в этом лесу. Выругались себе под нос и озирались теперь по сторонам с тревогой.

– Вот твари поганые, – бормотали бородатые мореходы, – и не заметишь, как свалятся тебе на голову. А то и сам случайно наступишь или схватишь рукой. Милостивый Господь и Пресвятая Дева, спасите нас…

Однако надежда добраться до мест, изобилующих золотыми россыпями или самородками, пленяли их сердца. Они приготовились к всевозможным угрозам и опасностям. Это были мужественные люди, но охваченные одной меркантильной страстью: добыть золото.

К ночи из глубины леса донеслись жуткие звуки: рычание каких-то хищников, дикие изнывающие рыдания, какой-то жуткий рев и переливающийся многократно тоскливый вой.

– Это обезьяны, что ли? – спросил через Нетамури Родригес у пожилого индейца.

– Нет, – отвечал индеец, – это страшный зверь, пожирающий все на своем пути. И духи леса, еще более ужасные… – во всяком случае, так, примерно, понял ответ проводника по спотыкливому переводу Нетамури помощник капитана Пинсона. Он тут же передавал свои познания собратьям в этом неслыханном плавании через Западный океан.

Наступление темноты предупредили, разведя с помощью индейцев костер, расчистив полянку вокруг костра и выставив на ночь сменный караул. Остальные подготовили для сна ложа из своих мешков и улеглись. Один испанец с аркебузой и один индеец с приготовленной стрелой и натянутым луком уселись лицом к лесу.

Кто-то приблизился посреди ночи и глядел из тьмы желтыми немигающими глазами. Испанец не знал, что придумать: стрельнуть, что ли, из аркебузы? Но молодой индеец решил по-своему. Он выбрал в костре головню покрупнее, сильно размахнулся и метнул ее прямо в немигающие глаза. Раздался резкий вскрик, потом стон и хихиканье… Желтые глаза исчезли. Больше не появлялись.

Утром проводник сказал через Нетамури: приходил лесной дух человеческого вида, но с длинными острыми зубами. Если человек из деревни будет один, то его он загрызет и выпьет всю кровь. А если людей много, как теперь, то этот лесной дух не страшен. Но все-таки надо быть настороже. Главное, не подпустить близко, а то укусит. Поэтому молодой Бияхо (так звали индейца-караульщика) поступил правильно.

Быстро поев и хлебнув воды из глиняных фляг, заспешили дальше. Лес временно кончился, начались открытые болотистые равнины с озерами и небольшими реками, соединявшими их. Проводник предупредил: чтобы шли точно по его следам, не отклоняясь в сторону, – можно провалиться в трясину рядом с тропой.

Через некоторое время выскочила лягушка желто-коричневого цвета и величиной с испанскую кошку. Она запрыгала рядом с идущими.

– Ну и пакость… – пробормотал один из матросов. Он хотел было отшвырнуть противное существо ногой.

Тут индеец, шедший поблизости, замотал головой. Даже оттолкнул бородатого гостя подальше; объяснил жестами: трогать нельзя, иначе лягушка может брызнуть в лицо ядом – тут, мол, либо умрешь, либо ослепнешь.

Пройдя еще несколько миль, испанцы подверглись нападению огромных ящериц, которые вылезли из озера и, распахнув зубастые пасти, пытались приблизиться к людям. Один матрос сказал: он слышал от португальцев, у которых есть колонии на африканском побережье, будто бы и там тоже в реках и озерах водятся такие же омерзительные опасные чудовища.

– Нам сейчас не до португальских чудовищ, – проговорил Родригес, готовя для выстрела аркебузу. – У нас тут своих хватает, как видишь… – Он выстрелил в голову одного из огромных ящеров[12]12
  Южноамериканские кайманы.


[Закрыть].

На раненого ящера, окрасившего воду озера кровью, немедленно бросились другие и стали рвать своего сородича со свирепой жестокостью.

При грохоте выстрела индейцы-проводники присели и закрыли глаза. Только Нитамури, уже знавший, как бахает это ужасное оружие бледнолицых, остался стоять, хотя все-таки заткнул уши указательными пальцами и зажмурился.

– Не бойся, – ободрил его Родригес. – Мы пока не отстреливаем индейцев.

Отряд двинулся дальше, стараясь быстрее миновать поросшие тростниками берега, где можно было случайно столкнуться с таким же хищным чудовищем. Испанцы держали аркебузы наготове – и не зря.

Спустя полчаса огромный ящер напал на отряд и схватил поперек туловища молодого проводника. Тот отчаянно закричал. Пожилой индеец воткнул в бок чудовища свое копье с обсидиановым острием. Однако, пока шедший немного дальше испанец целился в хищника из аркебузы, ящер успел рвануться обратно в реку, не выпуская из пасти свою добычу. Выстрел прогремел. Однако чудовище, продолжая держать в пасти индейца, рухнуло в воду. Брызги полетели по сторонам. И все люди увидели, как по берегу к своему удачливому сородичу мчится еще один хвостатый монстр с распахнутой пастью. Он бежал на своих коротких лапах со скоростью сбесившегося осла и ринулся отнимать добычу у того, что получил вдогонку свинцовую пулю.

– Кончено, парня уже не спасти, – сказал Родригес пожилому проводнику. – Скорей идем отсюда подальше. Господь и Пресвятая Дева, спасите нас от порождений сатаны…

Пожилой индеец с окаменевшим лицом поднял свое копье. Он понял сказанное Родригесом, хотя и не знал испанского.

– Ай-ай, – тихо всхлипнул Нетамури, – нет Бияхо… Совсем плохо… У нас (он имел в виду остров откуда его забрали) нет такой зверь… Здесь плохо…

К счастью, на протяжении ближайших часов люди с «Пинты» видели хищных ящеров только издали. Матросы старались держаться ближе друг к другу и напряженно оглядывались по сторонам.

Однако местность стала меняться. Болотистые берега озер, поросшие тростниками, отступили. Появились гряды лесистых холмов, с большими редкими деревьями, на которых сидели огромные птицы. Птиц было много, они были похожи на орлов, но, пожалуй, казались более крупными, чем самые большие хищные птицы в горах Испании[13]13
  Южноамериканские грифы.


[Закрыть]. Некоторые взлетали, распахнув огромные крылья, и парили над отрядом словно собираясь напасть. Испанцы приложили к плечу приклады арбалетов и аркебуз.

– Не надо стрелять, – предупредил их через Нетамури старший индеец. – Они не нападут. Они питаются падалью.

Постепенно тропа, по которой двигался отряд искателей золота, стала расширяться. Со временем она стала шириной в несколько человеческих шагов и казалась основательно утоптанной. Тем не менее кругом лежали пустынные, просторные земли, поросшие невысокой травой. Пробегали где-то поодаль дикие козы – безрогие антилопы, немногочисленными стадами стремительно удалявшиеся при виде людей.

Чтобы переночевать спокойно, старший индеец предложил отойти в сторону от дороги примерно на полмили (в понимании испанцев) и спрятаться за деревьями. Так и сделали; ночью – тоже по совету проводника – не зажигали костра на всякий случай. Сменную охрану оставляли, конечно. И вот что случилось ночью.

Когда все утомленные походом заснули, кроме одного испанца с заряженной аркебузой и одного индейца с натянутым луком, послышался отдаленный звук. Он напоминал тонкий далекий вой.

По прошествии времени в той стороне, куда уходила утоптанная дорога, забрезжил красноватый свет. Далекий вой усилился, стал более четко различимым и явно приближался.

Сторожевые разбудили спящих. Протирая глаза, испанцы прислушались. Вой приближался, и свет становился все явственней и ярче. Луна в эту ночь почти не светила, хотя небо было безоблачное.

Скоро стало понятно, что тонкий вой – это пение высокого женского голоса. А странный красноватый свет исходит от большого числа факелов, который люди, какие-то индейцы, освещали дорогу, сопровождая довольно многолюдное шествие.

Показались индейцы, несущие на плечах нечто похожее на трон, – то есть седалище, украшенное блестящими узорами с металлическим блеском. На этом троне сидела обнаженная (сияющая только браслетами и ожерельями) молодая женщина с распущенными волосами. Она продолжала петь что-то торжественное, похожее на дикий гимн. По краям дороги шли рослые воины, полуголые, но с длинными копьями и колчанами за спиной.

Примерно двенадцать-пятнадцать носильщиков тащили клетку из толстых деревянных перекладин, в которой сидел, собравшись в огромный комок, зверь с пятнистой шкурой, время от времени издававший хриплый утробный рык.

Дальше, за клеткой со зверем, опять несли подобие трона, а на троне восседал седовласый, в высоком колпаке с перьями и ограненными самоцветами индеец – скорее всего, какой-то жрец или вождь. Он держал в руке нечто похожее на королевский скипетр.

После всех этих особо заметных фигур шествия дорогу топтали сотни две или три индейцев без копий и каких-либо отличий – мужчины и женщины. Некоторые поднимали над головами горящие факелы, другие были без факелов. Они помахивали ветками растения с перистыми листьями.

– Ну, гляди, – шепотом переговаривались матросы, прижавшись друг к другу, в глубокой темноте, – прямо крестный ход перед Пасхой.

– Да, уж точно, – шепотом же отвечали другие. – Только у святых одежды не хватило, голяком ходят, как безумные, прости нас Бог.

– У красотки-то и на руках, и на ногах, и на шее золотые украшения, – говорил матрос, бывавший в Англии и датских городах. – Я золото даже в полумраке различу, порази меня чума и холера… Да и у седого навешано немало золотых побрякушек. А что, сеннёр, – обратился бывалый моряк к Родригесу, – может, бабахнуть из трех аркебуз по этим паломникам… Они от испуга всё побросают да бросятся бегом со всех ног… Тут мы с голой девки и со старика золото и поснимаем…

– С ума спятил, что ли? – свирепым шепотом ответил Родригес не в меру отчаянному и алчному моряку. – Нас всего десять человек, у нас три аркебузы… А краснокожих, наверно, побольше трех сотен… Если они вначале и струхнут, то потом, очухавшись, увидят, что нас всего горсточка, и растерзают голыми руками…

Нетамури приблизил губы к уху Родригеса и пробормотал:

– Плохие индейцы… Надо сидеть тихо… Они нас увидят и убьют…

Испанцы поняли: дело нешуточное, и, притихнув, затаились, тем более, что дальнейшее зрелище их, пожалуй, ужаснуло. Впрочем, европейцы того времени привыкли к публичным казням, пыткам и прочим наказаниям разных преступников на площадях своих городов.

Трон с обнаженной красавицей поставили на землю. Она встала со своего «трона» и пошла к какому-то месту недалеко от дороги, обозначенному большими белыми камнями. Женщина остановилась. Воины с длинными копьями образовали вокруг нее большой круг, куда другие индейцы выпустили из клетки пятнистого зверя.

Это оказался хищник из породы кошачьих, наподобие леопарда[14]14
  В указанном случае – ягуар.


[Закрыть]. С такой же рыжей в черных пятнах шкурой. Однако по размерам превосходил здешний зверь всех тех, которых кое-кто из прятавшихся испанцев мог видеть у себя на родине в разъездных зверинцах. У него была более широкая голова с мерцающими зеленоватыми глазами.

В начале церемонии выпущенный из клетки зверь метался в круге вооруженных копьями воинов. Он всюду натыкался на выставленные в его сторону острия копий, пытался бить по ним лапой с громадными когтями, но потом пятился – получив, видимо, чувствительные уколы. Тогда местный леопард обратил внимание на обнаженную женщину. Яростно зарычав, хищник рванулся к ней и ударом лапы опрокинул ее на землю. Скорее всего, красавица тут же умерла. Хищник, которого принесли в клетке, принялся рвать клыками человеческое тело и пожирать куски мяса.

Старик в высоком колпаке с перьями встал со своего седалища. Он хрипло и мстительно (по мнению испанских свидетелей) закричал что-то, указывая на пожирающего женщину пятнистого хищника. Все пришедшие толпой индейцы тоже завопили, завыли и запрыгали кругом «трона» седовласого. Казалось, они очень довольны тем, что произошло перед их глазами.

После этого ужасного зрелища явился еще один немолодой индеец, по-видимому, высокого ранга. Он был небольшого роста, кожа его показалась Родригесу гораздо более темной, чем у прочих индейцев. «Возможно, – подумал он, – этот руководитель казни чем-то намазан. Наверное, красителем или маслом». Тело его блестело при свете факелов. В руке второй «вельможа» держал длинный и гибкий хлыст.

Он повелительно воззвал к воинам, взмахнув хлыстом. Воины тотчас выставили копья остриями вперед и начали смыкать свой круг, приближаясь к зверю.

Леопард перестал жрать человеческое мясо и заметался внутри круга копейщиков. Он явно не желал возвращаться в клетку. Он даже высоко подпрыгнул, пытаясь вырваться на свободу. Однако воины были хорошо обучены. Они не дали зверю никакого выхода. Его все-таки прижали к раскрытой клетке. А какие-то индейцы с толстыми дубинами окончательно загнали зверя в клетку и, закрыв дверцу, надежно задвинули засовы.

Пустой «трон» сожранной зверем красавицы, клетку с огромным «леопардом», изукрашенные носилки, седовласого в колпаке и более низкие, незаметные, куда залез другой индейский начальник, намазанный темной краской, понесли по дороге обратно от места, обозначенного белыми камнями. Возле них находились растерзанные останки. Воины с копьями и вся толпа индейцев зашагали прочь. Кто-то один затянул протяжное песнопение, остальные подхватили заунывно и громко. Факелы у некоторых угасали, у других еще горели, брызгая искрами. Всё это странное шествие стало удаляться.

– Не понимаю… – произнес, продолжая находиться в тени, Родригес. – Они оставили все браслеты и прочие украшения казненной… Неужели им так безразлично золото?

– Ничего понять нельзя у этих проклятых дикарей, – переговаривались матросы. – Может быть, они нарочно оставили золото убитой женщины, чтобы потом вернуться и застать того, кто захочет им поживиться?

Довольно долго испанцы сидели в своем укрытии, пока вдали угасала россыпь красноватых огоньков – удалившиеся факелы ночного шествия.

Потом все-таки осторожно подошли к окровавленной земле, где среди костей и рваных кусков женского тела блестели золотые вещи немалой цены.

– Да, вот уж чудеса так чудеса, – сказал судовой врач Санчес. – Наверное, все-таки полагается, по их ритуалу, оставлять украшения на месте казни, а само растерзанное тело не хоронить.

Золотые вещицы вытерли пучками травы и найденной в мешках ненужной тряпкой.

– Эти украшения следует отдать сеннёру Пинсону по возвращении на корабль, – предупредил жарко дышащих при виде золота матросов Родригес. – Надеюсь, и нам тоже впереди что-нибудь достанется. Терпение, испанцы. Я думаю, в этой стране мы не останемся без драгоценной добычи.

Пожилой индеец с коротким копьем сказал через Нетамури:

– По дороге идти опасно. Дорога длинная и после многих дней пути приведет к городу с каменными хижинами. Я там не был никогда. Но мне рассказали, как пройти туда с другой стороны. Если вы согласны, я покажу.

– Хорошо, пусть с другой стороны, – согласился Родригес. – А золото в этом поселении есть? И много ли его можно добыть?

– Можно добыть в горах. Туда вожди отправляют копателей из своих людей, простых индейцев. – После окончания разговора пожилой проводник сделал знак следовать за ним. Он пошел в сторону от утоптанной дороги, не оглядываясь на растерзанное, полусъеденное тело женщины, к которому уже слетались с алчным клекотом огромные орлы-падальщики.

Начиналось утро. Солнце сияющим, ослепительным шаром всплыло из-за гряды каменистых холмов. Жаркий, непредсказуемый день ожидал путников.

Невыспавшиеся матросы, угрюмо посматривая по сторонам, шли пустынной равниной за проводниками, переводчиком Нетамури и своим старшиной Родригесом. Время склонялось к вечеру, когда послышался дальний глухой шум.

Испанцы, утомленные, уже допивавшие последнюю воду из деревянных фляг, забеспокоились.

– Что там? – спросил у проводника Родригес.

– Это стадо диких коров, – ответил индеец. – Надо скорее спрятаться, залезть на какой-нибудь крутой утес.

Впереди бежали большие самцы с огромными острыми рогами, за ними коровы и телята. Оказаться на их пути было очень опасно. Даже многочисленный отряд вооруженных воинов старается уклониться от бегущего стада диких коров. Последнее тоже сообщил через Нетамури пожилой проводник.

Испанцы, возглавляемые проводниками, нашли, к счастью, высокий холм. На его вершине лежал явно доставленный туда с невероятными трудностями, громадный щербатый валун в несколько обхватов величиной. Отряд Родригеса торопливо вскарабкался на это спасительное возвышение. Матросы стояли спинами друг к другу, выставив на всякий случай аркебузы и арбалеты. Хотя, конечно, если бы бегущее стадо рогатых зверей до них достало, вряд ли бы такое приготовление их спасло.

Однако стадо, бегущее с довольно большой скоростью, не стало взбираться на холм. Люди со страхом смотрели, как эта нескончаемая лавина бурых спин и острых рогов проносится мимо них. Какие-то отдельные животные иногда спотыкались и падали под ноги своих собратьев. Но стадо не обращало на это происшествие никакого внимания. Слышались страдальческие мычания упавших, треск костей и предсмертный хрип. После небольшой заминки быки и коровы мчались дальше, топча упавших.

Стадо, по всей видимости, было в несколько десятков тысяч голов и неслось вокруг взобравшихся на холм людей не меньше получаса с топотом и сопением. От бешеного тяжкого бега дрожала земля.

– Куда бегут эти рогатые? – спросил Родригес проводника.

– На водопой, – жестами показал пожилой индеец. – Будут бежать, пока их путь не преградит река или озеро. Напьются воды и разбредутся в разные стороны. Штук пятьдесят погибнут по пути, столько же убьют пятнистые огромные кошки (он, конечно, имел в виду ягуаров). Нескольких, отдалившихся от стада, подстрелят охотники-индейцы.

– А зачем отдали на смерть красивую девушку в золотых украшениях? – стал допытываться врач Санчес через переводчика.

Нетамури морщился, кряхтел и отдувался, подыскивая слова, понятные пожилому проводнику.

– Может быть, голая красавица жена того важного старика в колпаке и она ему изменила? – продолжал выяснять врач.

Проводник долго думал, прежде чем ответить. Наверное, складывал в уме подходящее объяснение.

– Нет, это не жена большого вождя, – сказал он наконец. – Она служительница ночной богини-луны. Но луна уже несколько дней почти не светила по ночам. Это всем показалось плохим признаком. Могли начаться болезни или из-за темной луны придет с войной жестокое чужое племя. Наверно, вожди искали средство повлиять на луну, упросить ее светить людям по ночам. Решили, как вы знаете, принести ночному светилу жертву.

– Ага, понятно, – рассуждали испанцы. – Вот и вынудили женщину быть кормом для хищного зверя.

– Нет, она сама вызвалась стать жертвой, – возразил индеец. – Никто ее не заставлял. Так бывает всегда, если надо просить луну.

– А ведь верно, – внезапно словно прозрели матросы и уставились на черное небо, по которому плыла откуда-то взявшаяся, будто спрятанная до сих пор, красная луна. Непомерно огромное, невиданное светило озарило окрестности мрачным кровавым светом.

– Зверь растерзал женщину, и луна согласилась светить, – говорили испанцы. – Ну и порядки в этой стране.

Множество птиц-стервятников слетались клевать погибших при побеге стада телят. Старший проводник тоже предложил воспользоваться подходящим случаем. От одного из затоптанных телят отогнали хищных птиц, возмущенно гаркавших и хлопавших широкими крыльями.

Набрали сухой травы, наломали сучьев и запалили костер. Освежевав тушку теленка, матросы разрубили ее топором на куски. Все сели вокруг костра и устроили пиршество – благо Родригес нес в мешке кувшинчик с крепким вином. Наевшись телятины и подвыпив, матросы с «Пинты» расстелили плащи (у кого они были), пристроили под голову мешки с «подарками» для обмена с туземцами и беспечно захрапели под небом опасной безвестной земли, которую они решили (хотя бы частично) освоить.

Когда испанцы заснули, двое проводников и островитянин Нетамури добровольно бодрствовали, охраняя сон этих удивительных бледнолицых и бородатых мужчин, приплывших на невероятно большой лодке с помощью приспособлений, использующих для движения ветер. Все они были (в понимании индейцев) колдуны и убийцы всего живого, так как обладали страшным оружием – стальными кинжалами и мечами, топорами и алебардой, луками на прикладах, мечущими с большой силой железные стрелы и грохочущие «палки, плюющие огнем».

На другой день тронулись дальше, сетуя, что закончилась вода во флягах. Однако скоро эта недостача исчезла. Испанцы увидели начало горного хребта, с краю которого, из-за высоких скал, падал, шумя и сверкая в солнечных лучах, стремительный водопад, переходивший внизу в речку с каменистыми берегами.

– Чего же дикие коровы бежали, как ужаленные слепнями, ища водопой, если тут неподалеку воды сколько хочешь, – удивлялись матросы, направляясь за проводником в сторону гор.

– Видно, они бежали не отсюда, а откуда-то с другой стороны, где никакой реки нет, – рассуждал Родригес. – Может быть, следовало бы снять шкуру еще с одного палого теленка и взять мясо с собой?

– Что толку, – вмешался врач Санчес. – Начинается такая жара, что мясо через малое время все равно провоняло бы… Лучше уж будем есть свои сухари, козий сыр и вяленую рыбу. По крайней мере никто не отравится и не заболеет.

– Что верно, то верно, – согласился Родригес. – А воды нужно набрать во все наши сосуды.

Отряд приблизился к горному хребту. Спросили проводника, где дорога через эти значительные возвышенности.

– Дороги нет. Идти надо ущельем, – объяснил пожилой индеец. – Смотрите под ноги, чтобы не покалечиться. Тут повсюду торчат острые камни.

Камней с острыми, будто нарочно обточенными верхушками было, и правда, много. Поднимались в горы ущельем, по дну которого бежал мутный ручей. К концу дня ущелье закончилось.

– Видишь пещеру? – показал проводник. – Там начало подземного хода. Его пробил когда-то великан, чтобы люди могли проходить через горы.

– Заночуем в начале этого тоннеля, – решил Родригес. – Собирайте хворост для костра.

Костер запылал. Стало светло и не так уж тревожно. Отряд расположился вокруг костра, готовясь к ночлегу.

Внезапно в пещере послышался утробный рев. Из глубины ее появилась огромная голова чудовища с роговыми наростами и мерцающими злобой глазами. Он напоминал тех водоплавающих ящеров, что напали на испанский отряд в болотистых низинах возле реки. Где и погиб один из индейцев-проводников, которого утащил огромный водяной хищник.

Этот горный ящер был еще крупнее и отвратительней, чем те, с которыми испанцы уже познакомились в долине. Его лапы казались выше, чем короткие лапы водоплавающих чудовищ, а когти еще страшнее. Ящер высунулся из пещеры и с громким ревом распахнул жуткую пасть, в которой между острыми клыками шевелился черный раздвоенный язык.

По-видимому, он хотел напасть на этих странных побеспокоивших его существ, но чудовище несколько смущало пламя костра, пылавшего перед ним.

– Стреляйте, Рамиро, Франчо! – закричал Родригес аркебузерам. – Цельтесь в глаз! Шкуру пуля может и не пробить…

Матросы с аркебузами прицелились и выстрелили одновременно, стараясь попасть ящеру в глаз. Чудовище завыло и захрипело, приподнялось на задних лапах и прыгнуло прямо в костер. Полетели в стороны искры и головни.

Ящер заревел еще громче, царапая камни черными кривыми когтями. В этот миг третий стрелок всадил в голову чудовища еще одну свинцовую пулю. Кровь ручейками потекла из глаз ящера. Но он все еще не терял способности двигаться.

Тем временем те двое матросов, что выстрелили первые, перезарядили свои аркебузы и опять дали залп, целя в голову ящера.

Только тогда огромное чудовище остановилось, стоя прямо на красных угольях, отчего задние лапы его и туловище дымились и трещали. Потом он зашатался и в ужасающих конвульсиях рухнул, издавая последний хрип. Ударами ребристого хвоста он разбросал костер, еще несколько минут дергался и будто старался встать…

Родригес, ощущая почти отчаяние от жизнестойкости громадного зверя, всадил свою алебарду с острым, длиной в локоть, навершием под левую лапу ящера, надеясь проколоть ему сердце. Массивная туша горного чудовища прекратила проявлять признаки жизни еще через некоторое время и затем только перестала двигаться.

Утирая пот с лица дрожащими руками, испанцы и индейцы-проводники посмотрели друг на друга и постепенно немного успокоились. Впрочем, спокойствие их было недолгим. Всем показалось: в пещере опять слышатся какие-то звуки.

– Не исключено, что там есть еще одно страшилище, – проговорил Санчес. – Предлагаю вернуться немного назад и расположиться на каком-нибудь бугре повыше.

– И снова надо развести костер, – прибавил матрос Рамиро, – а то совсем стемнело.

Общими усилиями индейцев и матросов собрали кучу колючих веток, и костер через полчаса снова запылал.

Черная ночь с кроваво-красной луной опустилась на вершины хребта, протянувшегося поперек пути настойчивых и отважных путников. Матросы были так напуганы происшедшим, что никому не спалось и даже не хотелось есть. Кое-как переждали ночь, часто вздрагивая и поглядывая в сторону пещеры. Некоторые ожидали ночного боя с огромным ящером, таким же, как тот, что лежал на краю ущелья.

Однако ночь прошла тихо. Только лишь посветлело, а из-за гор показался край солнца, испанцы приготовили аркебузы, арбалеты и прочее оружие. Они приблизились к пещере, готовые к нападению еще одного ящера.

Рядом с пещерой лежало убитое чудовище, а в пещере явно кто-то шевелился. Молодой индеец с копьем подкрался к входу в пещеру и, просунув копье острием вперед, сделал несколько выпадов в темное пространство этого логова. Все напряглись, ожидая повторения вчерашнего события. Но второй ящер не появлялся.

И тогда двое матросов с заряженными аркебузами, Родригес со своей алебардой и молодой индеец с копьем заглянули в зловонную пещеру. При слабом свете, проникавшем внутрь пещеры, они разглядели существо, шевелящееся там. Это был ящер, похожий на огромное убитое людьми чудовище, но величиной не больше собаки средней величины. Это был явно ящер-детеныш, совершенно беспомощный, бестолково тыкающийся безобразной головой по сторонам.

Индейцы – пожилой и молодой – подхватили его остриями копий и, вынеся из пещеры, бросили с края ущелья в пропасть. Туда же с трудом, помогая себе срубленными поблизости крепкими палками, столкнули огромную, смердящую тушу гигантского ящера. Причем в этом деянии приняли участие все десять испанцев, обливаясь потом, напрягая до предела крепкие мышцы, скрипя зубами от напряжения и бормоча проклятия.

– Стало быть, этот урод оказался самкой с выкормышем, – глубокомысленно заключил Родригес и сказал Нетамури: – Узнай у старика… много ли тут встречается таких чудовищ?

Нетамури довольно долго мучился, чтобы объяснить старшему проводнику вопрос бледнолицего начальника. Тот сначала молчал, затем отрицательно мотнул головой.

– Не знаю. Я редко ходил так далеко. Но были смелые охотники, они добирались до гор. Они говорили про большого зверя. Такие встречались чаще. Теперь редко. Их пожирают стаи красных волков.

Надо сказать, столь пространный ответ пересказал сам Родригес, подобрав порядок слов из коротких сообщений проводника, переведенные Нетамури.

– Ну, хорошо, что ящеры в горах попадаются редко. Считай, нам повезло, – иронически скривил губы Рамиро. – Нам бы найти золоторудную породу… Да ее что-то не заметно, а вот этакое адское творение нам явилось.

– Надо войти в пещеру, – предложил пожилой индеец. – В другом месте горы не преодолеть. Только здесь. Дорога внутри.

– А страна Бабек? – спросил Родригес.

– Бабек там, – указал на пещеру проводник. – А найдем или нет… – Он сделал жест, означающий неуверенность.