Текст книги "Все Кавказские войны России. Самая полная энциклопедия"

Глава 6
Северокавказский имамат

Кази-мулла

После отъезда Паскевича управление Кавказом в сентябре 1831 года принял 60-летний генерал от инфантерии Григорий Владимирович Розен. Он начал офицерскую службу в 1797 году. За отличие в сражениях с французами в 1806–1807 годах был произведен в полковники и награжден золотой шпагой. Участвовал в войне со шведами, которую закончил генерал-майором. Затем – Отечественная война 1812 года и поход за границу. Оттуда Розен вернулся генерал-лейтенантом, командиром дивизии, кавалером многих орденов, в том числе и Св. Георгия 3-й степени.

После этого Григорий Владимирович долгое время служил в столице. В день коронации Николая I получил чин генерала от инфантерии и командование корпусом, дислоцировавшимся на территории Литвы. Во время польского восстания 1830–1931 годов войска корпуса неоднократно отличились в боях с мятежниками. По их завершении Розен был пожалован орденом Св. Георгия 2-й степени.

Григорий Васильевич Розен (1770–1841), главнокомандующий в Грузии, командир отдельного Кавказского корпуса (1832–1837), генерал от инфантерии

Прибыв на Кавказ, новый командующий встретился с противником, совершенно неизвестным ему ранее. Это были не просто воинственные горные племена, с которыми имел дело Ермолов, а целые народы, объединенные общей религиозной идеей и авторитетом признанного всеми вождя.

К тому времени в горах Дагестана появился человек, называвший себя Кази-муллой, активно проповедовавший идею борьбы с «неверными» и конкретными военными успехами заслуживший уважение горцев. В основе духовного учения Кази-муллы лежал мюридизм. Исследователь Кавказа Р. Фадеев в книге «Шестьдесят лет Кавказской войны», изданной в Тифлисе в 1860 году, писал: «Мюридизм мог родиться на Кавказе от естественной потребности духа, возбужденной, но не удовлетворяемой кораном. Он развился в таких размерах потому, что служил выражением главной страсти и главной черты исламизма – ненависти к неверным в стране занятой неверными. Мюридизм не создал своего богословия; он развивался от веры, общей всем суннитам только крайностью своих выводов. Проповедь его основана на особенном объяснении тариката – части закона, содержащей учение об обязанностях человека. Но в этом отношении он превзошел всякую степень мусульманского изуверства и, можно думать, досказал последнее слово ислама. Мюридизм выключил из жизни человека все человеческое и поставил ему два правила: ежеминутное приготовление к вечности и непрерывную войну против неверных».

Кази-мулла возложил на себя титул имама (духовного главы) Дагестана и объявил поход против «неверных». Под его зеленые знамена немедленно начали стекаться правоверные, но в первую очередь те, кто с давних пор привык жить грабежом, а крестьянский труд считал для себя зазорным.

Смена российских командующих на Кавказе послужила для Кази-муллы сигналом для начала активных действий. Собрав отряд из 500 мюридов, Кази-мулла вступил с ними в шамхальство Тарковское и в бою под Алты-Боюне нанес поражение небольшому русскому отряду, усиленному многочисленной, но плохо организованной иррегулярной шамхальской и мехтулинской конницей.

Исход боя стал известен во всем Дагестане и в Чечне. Он всколыхнул горцев. Под знамена имама поспешили тысячи добровольцев. Вскоре в его распоряжении был отряд в 8 тысяч человек.

1 ноября 1831 года отряд мюридов неожиданно напал на Кизляр. Малочисленный русский гарнизон, находившийся в крепости, расположенной на окраине города, не мог помешать противнику. Пострадали преимущественно мирные жители. Убив 126 и ранив 38 человек, захватив в плен 168 человек, преимущественно молодых женщин, набив тюки и загрузив арбы имуществом, горцы благополучно вернулись за Терек.

Военные успехи позволили Кази-мулле составить стратегический план последовательного вытеснения русских из Северо-Восточного Кавказа. Разделив силы на два крупных отряда, он направил один из них под предводительством Ших-Абдуллы в Чечню для захвата крепости Внезапная, а сам во главе другого отряда двинулся к Тарки.

Поход мусульман начался удачно. Тарковский правитель, узнав о приближении мюридов, оставил город на произвол судьбы и бежал в Бурную под защиту русского гарнизона. Кази-мулла, заняв Тарки 26 мая, сразу же пошел на Бурную. Ее гарнизон, численностью в 500 человек пехоты при 25 орудиях, 27 мая успешно отразил яростный штурм противника, уничтожив до 900 мюридов и потеряв при этом 127 человек убитыми и ранеными. Имам, убедившись в безрезультатности штурма и узнав о подходе полуторатысячного русского отряда, 29 мая снял осаду крепости и со всеми силами двинулся в Чечню.

К тому времени отряд Ших-Абдуллы обложил крепость Внезапную, имевшую гарнизон менее двух тысяч человек. После соединения отрядов силы мюридов достигли 12 тысяч человек. Они предприняли несколько попыток взять крепость штурмом, но все они оказались неудачными. Осада затягивалась. Это позволило русскому командующему послать в тыл противнику трехтысячный отряд под командованием генерал-лейтенанта Эмануеля. В первый день июля русские войска у аула Акташ-Аух атаковали противника и, уничтожив около 400 мюридов, заставили отступить от Внезапной. Общие потери русских при обороне и деблокаде крепости составили 214 человек убитыми и 679 ранеными.

Между тем восстание все больше разгоралось, охватывая новые районы. Повсеместно в горах действовали отряды мюридов, постоянно тревожа русские гарнизоны и нападая на мирные народы. В начале августа Кази-мулла с 8-тысячным войском осадил Дербент. Но и на этот раз он не смог овладеть крепостью. Продержав блокаду восемь дней и узнав о приближении русского отряда с тыла, мюриды оставили Дербент и ушли в горы.

В первое время Розен, не знавший тактики горцев, пытался навязать им крупное сражение, чтобы добиться решающей победы. Это только приводило к изнурительным маневрам большими формированиями войск, с приближением которых горцы рассеивались. Убедившись в бесполезности таких действий, Григорий Владимирович решил возобновить практиковавшуюся его предшественниками систему контроля территорий. Собрав в Дербенте отряд в три тысячи человек при 10 орудиях, он направил его в Табасарань, население которой активно поддерживало имама. Подавив сопротивление нескольких мелких групп и разрушив ряд аулов, отряд в течение сентября «навел порядок» в этом районе.

Затем он проследовал в шамхальство Тарковское, где назначенный имамом правитель Амалат-бек успел собрать до 10 тысяч воинов. Сражение произошло у аула Эрпели. В густом тумане русские скрытно подошли к противнику и после ружейно-артиллерийского залпа ударили в штыки. Мюриды не выдержали дружной атаки и обратились в бегство.

Дальнейшее продвижение отряда на юг заставило имама прекратить боевые действия в Дагестане и перенести их на территорию Чечни. Он организовал свою ставку в Чемкесенте, куда начал собирать силы.

Местонахождение вождя мятежников стало известно русскому командованию. Специально посланный отряд 1 декабря штурмом овладел Чемкесентом, рассеяв находившихся там горцев и потеряв 94 человека убитыми и 298 ранеными. Так, в целом безрезультатно для русской администрации завершился 1831 год, в течение которого в противоборстве с мюридами 673 военнослужащих были убиты, 2087 ранены и 116 пленены.

В следующем году Розен поручил генералу Вельяминову «навести порядок в Чечне». Выполняя этот приказ, в январе русские войска начали наступление со стороны Владикавказа на Грозный, следуя несколькими колоннами южнее Сунжи. Чеченцы, придерживаясь прежней тактики, без боя оставили селения и, укрывшись в лесах, перешли к партизанским действиям. Их результатом явилась потеря отрядами за две недели около 200 человек убитыми и ранеными без ощутимого ущерба для противника.

Официальный Петербург решил вмешаться в подготовку операций. От Розена потребовали все планы предварительно направлять в Военное министерство. Затем высшие военные чиновники, всячески избегавшие личной ответственности, переправляли эти планы на рассмотрение Паскевичу в Варшаву. Только после одобрения фельдмаршалом документы возвращались обратно на Кавказ в виде директив. Вполне понятно, что данный подход исключал всякую оперативность боевого управления на местах и порождал невиданную бюрократию, от которой и так всегда страдала армия. Подготовка очередной крупной операции на территории Чечни и Северного Дагестана заняла почти полгода.

В это время русский командующий предпринял попытку поссорить между собой ингушей и чеченцев. Первым, заявившим о своей преданности России, было официально разрешено совершать нападения на непокорные чеченские аулы, «дабы тем заставить сих последних более заботиться об охранении своего собственного имущества, и, следовательно, через то препятствовать им собираться большими партиями для грабежа в наших пределах». Замысел удался. 8 апреля отряд ингушей под командой прапорщика Берда Дударова напал на чеченский аул Торгим и угнал оттуда стадо из 200 баранов.

К концу июля подготовка операции была завершена и ее замысел одобрен в Петербурге непосредственно императором. В его основу была положена идея подрыва не только военного, но также экономического и морального потенциалов противника. По этому поводу в конце мая военный министр А.И. Чернышов писал Розену: «Начать действия против чеченцев лучше всего в конце июля или начале августа, когда жара не столько изнурительна и наступает время самого поспевания хлебов, дабы тем не дать им возможность собрать и скрыть свои запасы».

А для преследования непокорных чеченцев, скрывавшихся в лесах, рекомендовалось привлекать соседние горские народы, «предоставляя сим последним всю добычу, которую они приобрести могут». Такой подход «Его Величество считает и возможным, и полезным, ибо оно укоренит между ними вражду и помешает общему соединению против нас».

В начале августа 11-тысячный корпус двумя отрядами двинулся на территорию, контролируемую противником. Первый отряд, находившийся под командой Розена, из Владикавказа пошел в земли галгаевцев. Второй, возглавлявшийся генералом Вельяминовым, направился в районы, населенные карабулаками. Быстро и почти бескровно «приведя к покорности» эти народы, отряды соединились на реке Ассе и затем через неспокойные земли и аулы дошли до Герменчука. Там 24 августа состоялось сражение между русскими и мюридами, которое горцы проиграли. Герменчук был взят штурмом. Кизи-мулла и несколько тысяч уцелевших его сторонников ушли в горы. К тому моменту с начала экспедиции было уничтожено 60 чеченских селений, еще 80 аулов, изъявивших покорность и предоставивших заложников, были пощажены. Потери русских войск составили 68 человек убитыми и 427 ранеными.

После поражения под Герменчуком Кази-мулла ушел в родное селение Гимры, находившееся в ущелье реки Аварское Койсу и считавшееся неприступным. Но это не остановило командующего. Желая покончить с мюридами, он повел войска на штурм Гимр. 17 октября, сломив сопротивление горцев на подступах, русская пехота ворвалась в селение. Кази-мулла с 15 ближайшими сподвижниками укрылся в одной из башен. Но, видя безнадежность своего положения, с наступлением ночи он решил прорываться в горы.

– Если мы здесь останемся, – сказал он товарищам, – то вскоре, как собаки, околеем с голода. Аллах не простит нам такой позорной смерти. Попробуем же лучше пробиться сквозь ряды гяуров!

Горсть мюридов, надвинув на глаза папахи, обнажив шашки и кинжалы, с криком «алла» бросилась в последнюю атаку. Через несколько минут все они полегли в неравном бою. Среди убитых был и первый имам Дагестана Кази-мулла. Случайно уцелел всего один тяжело раненный, которого солдаты посчитали мертвым и великодушно оставили женщинам для захоронения. Им оказался Шамиль – будущий имам и многолетний враг России. При штурме Гимр 41 человек был убит и 339 ранены. Заслуги Розена в разгроме Кизи-муллы были отмечены золотой шпагой, украшенной алмазами.

Правда, гибель Кази-муллы вовсе не означала гибель мюридизма. Даже, наоборот, он получил новую идеологическую основу. Убиенный имам был вознесен в разряд святых, а борьба с «неверными» была объявлена главным делом для всех мусульман.

Гамзат-бек

Вторым имамом Дагестана стал Гамзат-бек, один из ближайших соратников Казы-муллы. Несколько удачных боев, проведенных мюридами под его командой, вызвали новый приток сторонников под зеленые знамена. Почти все ханства Нагорного Дагестана, кроме Аварского, были готовы объявить «газават» и включиться в войну с Россией. Но имам решил прежде всего укрепить свою власть в Аварии.

Это ханство было выбрано неспроста. По сведениям русской администрации в нем в 1833 году насчитывалось 25 тысяч жителей, разделенных на два лагеря во главе со своими ханами, формально лояльным к русскому правительству. При этом власть Сурхай-хана распространялась всего на три небольших аула, а остальные считались владением юного Нуцал-хана, реально не имевшего власти над ними. Вокруг же Аварии проживали воинственные лезгинские племена, враждебно относившиеся к России. Поэтому, захватив Аварию, Гамзат-бек мог легко превратить ее в плацдарм для борьбы с русскими на всем Северо-Восточном Кавказе.

В 1833 году, собрав войско, Гамзат-бек пошел на Аварское ханство и осадил его столицу Хунзах. Он поголовно истребил род прежних правителей и провозгласил себя ханом. Как это произошло с полной исторической достоверностью рассказывает Л.Н. Толстой в повести «Хаджи-Мурат» устами ее героя.

«Когда Гамзат подступил к Хунзаху, мы послали к нему стариков и велели сказать, что согласны принять газават, только бы он прислал ученого человека растолковать, как надо держать его. Гамзат велел старикам обрить усы, проткнуть ноздри, привесить к их носам лепешки и отослать их назад. Старики сказали, что Гамзат готов прислать шейха, чтобы научить нас хазавату, но только с тем, чтобы ханша прислала к нему аманатом своего младшего сына. Ханша поверила и послала Булач-хана к Гамзату. Гамзат принял хорошо Булач-хана и прислал к нам звать к себе и старших братьев. Он велел сказать, что хочет служить ханам так же, как его отец служил их отцу. Ханша была женщина слабая, глупая и дерзкая, как и все женщины, когда они живут по своей воле. Она побоялась послать обоих сыновей и послала одного Умма-хана. Я поехал с ним. Нас за версту встретили мюриды и пели, и стреляли, и джигитовали вокруг нас. А когда мы подъехали, Гамзат вышел из палатки, подошел к стремени Умма-хана и принял его как хана. Он сказал: «Я не сделал вашему дому никакого зла и не хочу делать. Вы только меня не убейте и не мешайте мне приводить людей к хазавату. А я буду служить вам со всем моим войском, как отец мой служил вашему отцу. Пустите меня жить в вашем доме. Я буду помогать вам моими советами, а вы делайте, что хотите. Умма-хан был туп на речи. Он не знал, что сказать, и молчал. Тогда я сказал, что если так, то пускай Гамзат едет в Хунзах. Ханша и хан с почетом примут его. Но мне не дали досказать, и тут я в первый раз столкнулся с Шамилем. Он был тут же, подле имама. «Не тебя спрашивают, а хана», – сказал он мне. Я замолчал, а Гамзат проводил Умма-хана в палатку.

Потом Гамзат позвал меня и велел со своими послами ехать в Хунзах. Я поехал. Послы стали уговаривать ханшу отпустить к Гамзату и старшего хана. Я видел измену и сказал ханше, чтобы она не посылала сына. Но у женщины ума в голове – сколько на яйце волос. Ханша поверила и велела сыну ехать. Абунунцал не хотел. Тогда она сказала: «Видно, ты боишся». Она, как пчела, знала, в какое место больнее ужалить его. Абунунцал загорелся, не стал больше говорить с ней и велел седлать. Я поехал с ним. Гамзат встретил нас еще лучше, чем Умма-хана. Он сам выехал навстречу за два выстрела под гору. За ним ехали конные со значками и пели: «Ля илляха иль алла», стреляли, джигитовали. Когда мы подъехали к лагерю, Гамзат ввел хана в палатку. А я остался с лошадьми. Я был под горой, когда в палатке Гамзата стали стрелять. Я подбежал к палатке. Умма-хан лежал ничком в луже крови, а Абунунцал бился с мюридами. Половина лица у него была отрублена и висела. Он захватил ее одной рукой, а другой рубил кинжалом всех, кто подходил к нему. При мне он срубил брата Гамзата и кинулся уже на другого, но тут мюриды стали стрелять в него, и он упал…

Гамзат въехал в Хунзах и сел в ханском дворце… Оставалась мать ханша. Гамзат призвал ее к себе. Она стала выговаривать ему. Он мигнул своему мюриду Асельдеру, и тот сзади ударил, убил ее».

После этого Авария покорилась Гамзату, провозгласившего себя ханом. Он повел борьбу с другими дагестанскими правителями, требуя безоговорочного признания за ним верховной власти. Это не понравилось многим. Был составлен заговор, во главе которого стали «кровники» нового хана Хаджи-Мурат с братом. «Нам надо было кровь его за ханов. Мы делали вид, что покорились, а думали только, как взять с него кровь. Мы посоветовались с дедом и решили выждать время, когда он выедет из дворца, и из засады убить его. Кто-то подслушал нас, сказал Гамзату, и он призвал к себе деда и сказал: «Смотри, если правда, что твои внуки задумывают худое против меня, висеть тебе с ними на одной перекладине. Я делаю дело божье, и мне помешать нельзя. Иди и помни, что я сказал».

Так как заговор был раскрыт, Хаджи-Мурат решил не медлить. В сентябре 1834 года Гамзат-хан был убит в мечети. «Тогда мы решили не ждать, сделать дело в первый день праздника в мечети. Товарищи отказались, – остались мы с братом. Мы взяли по два пистолета, надели бурки и пошли в мечеть. Гамзат вошел с тридцатью мюридами. Все они держали шашки наголо. Рядом с Гамзатом шел Асельдер, его любимый мюрид, – тот самый, который отрубил голову ханше. Увидев нас, он крикнул, чтобы мы сняли бурки, и подошел ко мне. Кинжал у меня был в руке, и я убил его и бросился к Гамзату. Но брат Осман уже выстрелил в него. Гамзат еще был жив и с кинжалом бросился на брата, но я добил его в голову. Мюридов было тридцать человек, нас – двое. Они убили брата Османа, а я отбился, выскочил в окно и ушел. Когда узнали, что Гамзат убит, весь народ поднялся, и мюриды бежали, а тех, какие не бежали, всех перебили».

Так погиб второй имам. История его гибели свидетельствует, что в начале 30-х годов еще не было среди кавказских мусульман того единства, которое возникло позже при Шамиле, провозглашенном новым имамом Чечни и Дагестана.

Возвышение Шамиля

История Шамиля достаточно прозаична. Он родился в 1797 или 1799 году в селении Гимры в семье аварского узденя Денгау Мохаммеда. При рождении будущий имам получил имя деда Али. Он был слабым ребенком и часто хворал. Поэтому родители по местному обычаю, чтобы злые духи не смогли найти малыша, дали ему новое имя – Шамиль. С возрастом мальчик окреп и превратился в красивого и сильного юношу. Он получил хорошее мусульманское духовное образование и считался одним из лучших в Дагестане преподавателей грамматики, логики и риторики арабского языка. Но мирная жизнь была неинтересна активному горцу. Ему не давали покоя легенды о Шейхе-Мансуре и других воинах, прославившихся в борьбе с «неверными». И когда в горах зазвучали призывы Кази-Муллы, Шамиль одним из первых встал под его знамена.

На момент провозглашения нового имама идеи мюридизма на Северо-Восточном Кавказе еще были достаточно слабыми, чтобы мобилизовать разношерстные племена и народы на борьбу с Россией. Поэтому Шамиль через своих представителей начал тайные переговоры с русским командованием о перемирии, которые противоположной стороной были встречены одобрительно.

Семейство Шамиля, рисунок В.Ф. Тимма с фотографий, Санкт-Петербург, 1860 год

Резиденцией нового имама стал аул Дарго. Там Шамиль начал готовиться к новой большой войне с «неверными». Но после последних поражений горцы охладели к ратным делам, а с наступлением весны стали расходиться по своим аулам. Требовалась активная идеологическая обработка мусульманского населения.

Однажды в Дарго пришли чеченские старейшины с предложением вступить имаму в переговоры с русским командованием и таким путем прекращения военных действий хотя бы на период посева и сбора урожая. Но зная, как имам относится к подобным предложениям, мудрые старики решили первоначально заручиться поддержкой его матери, соблазнив старуху блеском двух тысяч серебряных рублей. Но когда она довела их просьбу до Шамиля, тот сильно рассердился. Правда, он не стал проявлять свой гнев открыто, а облек его в рамки религии и закона.

Закрывшись в мечети, имам трое суток «совещался» с Аллахом, заставив чеченских представителей ждать его за дверью. На третий день он вышел на площадь бледный и печальный и велел привести к нему его мать. Увидев ее, он поднял глаза к небу и произнес трагическим голосом:

– Великий Пророк Магомет! Святы и неизменны веления твои! Да исполнится правый суд твой в пример всем последователям Корана!

Жители Дарго! Я должен объявить вам страшную весть. Чеченцы, изменяя долгу правоверных, забывая клятву, принесенную ими перед лицом Аллаха и Магомета, в преступных сердцах своих замыслили дерзкое намерение покориться гяурам и не устыдились прислать в Дарго депутатов, которые, чувствуя гнусность своих намерений, обратились к несчастной матери моей. Она, как слабая женщина, решилась ходатайствовать за безумных чеченцев. Я трое суток молился и просил Аллаха, чтобы он научил меня, как поступить с Чечней и позволить ли ее народу принять власть гяуров? Аллах ответил мне: «Кто первый высказал тебе постыдное намерение это, дай тому сто ударов плетью!» Увы, этим первым была моя мать, и по воле Аллаха я должен наказать ее.

Народ пришел в ужас от этих слов, бедная женщина разразилась рыданиями, но имам был непоколебим в исполнении «воли Аллаха». По его сигналу мюриды сорвали с нее чадру и взяли за руки, Шамиль поднял плеть и сделал пять ударов, а затем бросил плеть и упал к ногам матери. Через несколько минут он поднялся с земли с посветлевшим лицом.

– Я просил Аллаха о милости к моей матери. Он услышал мою молитву и повелел мне принять остальные удары на себя. Я с радостью повинуюсь его воле, а вы должны ее выполнить.

Когда экзекуция была завершена, имам приказал привести чеченских послов, которые в ожидании смертного часа читали отходные молитвы. Но Шамиль не стал проливать их кровь.

– Идите по своим аулам и расскажите всем о том, что здесь видели, – велел он. – Пусть узнают, что нет пощады отступникам от воли Аллаха и о том, что на этот раз я принял на себя его гнев за грехи чеченцев. Но в следующий раз заступиться за них будет некому, и проклятие падет на голову всего народа.

Пораженные чеченцы поспешили покинуть Дарго, неся на родину весть о силе и святости имама. Под его знамена постепенно начали собираться воины, образуя новые отряды. Специально посланные имамом люди повсюду тайно закупали оружие. На горных пастбищах создавались стада, предназначенные для кормления большого войска. Но не завершив подготовку Шамиль не спешил переходить к широкомасштабным военным действиям.

Два первых года своего правления Шамиль потратил на укрепление своей духовной власти в Дагестане и Чечне. Параллельно имам пытался расширить и свою светскую власть, подчинив себе местных правителей. Его замыслам способствовало то, что в то время на Северо-Восточном Кавказе шла борьба за власть, в которой местные вожди не столько искали союза, сколько интриговали друг против друга, нередко при участии России.

Наглядным примером может служить история Хаджи-Мурата, который после убийства Гамзат-хана стал правителем Аварии не только в силу захвата им власти на месте, но и с ведома российской администрации. Об этом позже он дал следующие показания:

«Розен-генерал прислал мне чин офицера и велел быть начальником Аварии. Все было бы хорошо, но Розен назначил над Аварией сначала хана казикумыхского, Магомет-Мирзу, а потом Ахмет-хана. Этот возненавидел меня. Он сватал за сына дочь ханши Салтанет. Ее не отдали ему, и он думал, что я виноват в этом. Он возненавидел меня и подсылал своих нукеров убить меня, но я ушел от них. Тогда он наговорил на меня генералу Клюгенау (Ф.К. Клюки фон Клюгенау. – Авт.), сказал, что я не велю аварцам давать дров солдатам. Он сказал ему еще, что я надел чалму, и это означало, что я передался Шамилю. Генерал не поверил и не велел трогать меня.

Но когда генерал уехал в Тифлис, Ахмет-хан сделал по-своему: с ротой солдат схватил меня, заковал в цепи и привязал к пушке. Шесть суток держали меня так. На седьмые сутки отвязали и повели в Темир-Хан-Шуру. Вели сорок солдат с заряженными ружьями. Руки были связаны, и велено было убить меня, если я захочу бежать. Я знал это. Когда мы стали подходить, подле Моксоха тропка была узкая, направо круча сажен в пятьдесят, я перешел от солдата направо, на край кручи. Солдат хотел остановить меня, но я прыгнул под кручу и потащил за собой солдата. Солдат убился насмерть, а я вот жив остался…»

Генерал Клюки фон Клюгенау, узнав о случившемся, попытался было помириться с Хаджи-Муратом и прислал ему письмо, в котором предлагал встретиться, обещая защиту от Ахмет-хана. Но обиженный аварец не поверил генералу и начал переговоры с Шамилем, который обещал ему не только помочь в борьбе с врагом, но и вернуть власть в Аварии. Хаджи-Мурат принял последнее предложение и на многие годы включился в активную борьбу с Россией.

В отношении других правителей Шамиль действовал по-иному. В начале 1836 года он решил покорить деревни, лежащие по берегам реки Аварское Койсу, и захватить столицу ханства Хунзах. С этой целью имам собрал отряд численностью до двух тысяч человек и двинулся вверх по течению реки. Многие деревни безропотно подчинились имаму. Но жители деревни Карадех, получив подкрепление их Хунзаха, решили оказать сопротивление. Взбешенный Шамиль бросил своих воинов на приступ. Через несколько часов боя деревня пала. Из 140 ее защитников уцелело всего 17 человек. Наступавшие потеряли 15 человек убитыми и 30 ранеными.

После этой победы войско имама двинулось на Хунзах. Но жители столицы и пришедшие им на помощь казикумыхцы отразили нашествие, заставив противника отступить в горы.

Действия Шамиля против лояльных к России правителей Дагестана вызвали возмущение официального Петербурга. На Кавказ полетели депеши с требованием принятия жестких мер к непокорным горцам. Соответствующие указания Розен направил и своим подчиненным. Из Грузии и других мест Северного Кавказа в Дагестан и Чечню двинулись войска. Параллельно начались переговоры о сотрудничестве с некоторыми горскими правителями.

Шамиль мероприятия русского командования расценил, как нарушение мирного договора и возобновление войны. Вину за это он полностью возложил на русскую сторону, а также преданных ей некоторых дагестанских правителей. Об этом свидетельствует письмо, написанное имамом генералу Клюки фон Клюгенау в конце июня 1836 года. В нем, в частности, Шамиль пишет: «Вашему превосходительству известно о мире, заключенном мною в прошлых годах. Желая упрочить оный сколько возможно более, я тогда выдал в аманата ближайшего своего родственника – двоюродного брата. Потом по искреннему желанию спокойствия укротил грабежи и разбои, производимые горцами в покорных российскому правительству владениях, и немало возвратил русским находившихся в горах пленных солдат. Сим надеялся я приобрести для себя прочное спокойствие». Далее в письме он обвиняет русских в нарушении мира, предупреждая, что если «русские… вновь пришли в подвластные мне деревни…я вновь вынуждаюсь поднять против них оружие».

Орден Шамиля

В конце ноября 1836 года Шамиль направил русскому командованию предложения о перемирии, носившие характер ультиматума. В этом документе говорилось: «Уведомляю вас, что войска Кайсубулинского, Гумбетовского, Андалялского, Боголалского, Чамалалского и других обществ единодушно признают и принимают мусульманскую веру, беря на себя ее законы. Все они заключат перемирие или будут вести борьбу совместно. Они разорят аулы, которые вздумают уклониться от общего согласия. Поэтому вам нет никакой пользы вести переговоры с жителями одного или двух аулов. Если вы намерены помириться с нами, на что и мы согласны, то заключайте общий мир со всеми без обмана и коварства. Если же вы хотите сражаться, то знайте, что мы мужчины, которые не отказываются от войны. Между нами и вами было перемирие, которое вы нарушили неоднократным вторжением в нашу сторону, без всякой причины со стороны нашей. Поэтому виноваты вы, а не мы».

Так закончился первый, относительно мирный, период власти Шамиля на Северо-Восточном Кавказе. Розен также постарался использовать относительное затишье для закрепления русских войск в ранее занятых районах Северного Кавказа. Там возводились укрепления, между которыми прорубались просеки, расчищались дороги, устраивались мосты. Правда, все эти инженерные работы производились в ходе постоянных стычек с горцами и приводили к значительным потерям среди войск. За период с 1834 по 1836 год в ходе экспедиций было убито 558, ранено 1782 и пленено 353 российских военнослужащих.