Текст книги "Платный сыр в мышеловке"

Часть вторая
Загадка прощального письма Чернеца

1

Машину даже не удосужились закрыть. Багажник вообще остался приоткрытым. Наташка злилась, проводя ревизию и одновременно наводя привычный порядок. Злилась в основном на меня. Ибо именно я попалась на телефонную удочку проходимцев-киллеров, а она, сама доверчивость, сдуру заглотила «наживку» следом за мной. Я решила ее простить – бо не ведает, что речёт. И простила бы, если бы она вовремя завершила свои обвинения в моей лохастости. Обычно трех минут ей вполне хватает, дальше следуют сравнительный анализ и подведение итогов. Конечный результат: мы – два сапога пара, а посему друг друга стоим. Особо не рассуждая и делая вид, что занята обзором окрестностей, я спокойно довела до сведения подруги, что она может катиться куда угодно, но без меня. Именно ее первая любовь через годы обросла такими негативными последствиями, что поставлена под угрозу моя вторая любовь, а заодно и жизнь.

Наташка выпрямилась, стянула с головы косынку вместе с париком и несколько секунд сверлила меня взглядом. Затем с чувством шмякнула парик на асфальт, уперла руки в бока и сердито сообщила:

– В расчете! Твоя встреча с первой любовью, Вовкой Суворовым, была ничуть не хуже.

Я скромно помолчала, соображая, стоит ли раздувать обиду до вселенских размеров. Ехать своим ходом на дачу – слишком большая плата за выпендреж. Подруга, сменив гнев на милость, немного всплакнула. Как выяснилось, от радости – ничего не украли, ничего не сломали. Не мешало бы поймать злоумышленника, чтобы поблагодарить.

Согласно кивнув, я вытянула мобильник и предприняла еще одну попытку прозвониться Елизавете или той, которая выступала от ее имени. Увы! Все та же песня о выключенном аппарате.

– Иришка, раз уж мы поблизости, давай снова заедем на бывшую квартиру Кириллова. Может, Елизавета там? Или Маринка… Ты же сама говорила, что во время нашего визита именно Володькина дочь могла прятаться в ванной. Те, кому это надо, давно обыскали эту квартиру вдоль и поперек. Интереса она не представляет. Уж очень хочется сообщить дамам: больше мы в эту дурацкую игру со смертью Кириллова не играем. А главное, меня совершенно не устраивает, что там валяются мои фотографии.

– Если Елизавета там, наведываться туда не безопасно. Почему ее пытались убить? – с ходу включилась я. – Остальным, в том числе и нам, просто грозили.

– Ну и почему?

– Могу только предполагать. Киллерам известно, что «золота Мюллера» у нее нет и быть не может. Где оно, старушка не знает. Зато ей известны убийственные сведения об участниках драматической операции. Помнится, она говорила, что за себя не боится. Не верю. К старости усиливается тяга к жизни. Это выводы геронтологов. Правда, общий постулат. Возможны частные отклонения. В принципе… заехать можно. Едва ли Елизавета Марковна вернулась в квартиру Кириллова. Поговорим с соседями. А если поблизости торчат соглядатаи, мы им не интересны, уже все обыскали.

– Надеюсь, ты не имеешь в виду, что мы им совсем не интересны, как Елизавета? До степени устранения. И при чем тут золото Мюллера?

– Надейся. И я надеюсь, что после сегодняшнего обыска мы окончательно упали в их глазах до размеров мелкой шушеры, которая ничего важного не знает. Если нам не мешать, может, к какой-нибудь существенной детали ненароком и приведем. А золото Мюллера в нашей истории наверняка ни при чем. И именно поэтому так можно назвать искомое – то, что нам и семье Кириллова не принадлежит. Не нравится – придумай другое название.

– Да нет, сойдет. Мне Броневой в роли Мюллера нравится. Думаю, сам Мюллер был тоже весьма доволен тем, как Броневой его сыграл. Разумеется, если верить в то, что он прожил долгую жизнь. Ну что, едем? Если никого не будет, оставим в двери квартиры записку, чтобы нас больше не беспокоили. Бог с ними, с моими фотографиями. Ты только парик сними, у тебя от него физиономия кособокая. Для кладбища – самое оно, пожалуй, и для дурдома сойдет, но третьего не дано!

Я стянула парик и перекинула его через машину Наташке. Удачно его поймав, подруга подняла с асфальта свой и тем же путем вернула мне оба, с просьбой сунуть их по назначению – в ближайшую урну. Проявляя исполнительность, я так и сделала, заодно шуранув в нее и свою сумку. Отмывали ее Наташкиной «косынкой». Все равно не стопроцентный хлопок.

К дому Кириллова окончательно подъехали с третьего раза, сетуя на слишком быстрое угасание дня. Дважды мотались вокруг да около, на всякий случай. Подъезд был закрыт, лавочка рядом с подъездом пуста. Мы уселись на нее в ожидании подходящего момента проникнуть внутрь. От вынужденного безделья глазели на детскую площадку. Забавные моменты случаются в жизни заигравшейся под присмотром мам малышни. Увлеклись и едва не прозевали удобный момент: из подъезда вышел тучный мужчина в легкой кепке и неожиданно застопорился. Придержав ногой дверь, попытался закурить.

– Ну, отдохнули, и хватит, – вскочила Наташка и успела ухватиться за ручку двери.

Я попыталась протиснуться внутрь и получила замечание: «Ну дайте же выйти!» После легкого спора между мужчиной и Наташкой, требовавшей: «Ну дайте же войти!» – дело пошло на принцип. Мужик окончательно зажал меня в дверном проеме. Да так, что и пикнуть не могла. У Наташки мигом открылся «третий глаз» и включились резервные силы организма. «Третьим глазом» она увидела ближайшее будущее противника – тюрьму, суму и инвалидность, о чем ему и доложила, а резервный запас сил вложила в мощный удар сумкой по его упрямой головушке, прокомментировав с запозданием: «Как дам по тыкве!» Несмотря на испытываемые трудности с дыханием, я успела подумать, что отсчет вех ближайшего будущего мужичка начнется в обратном порядке – с инвалидности. На какой-то момент мое положение совсем ухудшилось: от неожиданности он здорово меня придавил, но освобождение пришло быстро – Наташка скорректировала направление уклона неустойчивого противника, и он, отчаянно кроя матом, заскакал со ступенек вниз, а я, сработав естественным стопором для закрывающейся двери, обеспечила нам обеим свободный доступ в подъезд.

– Сейчас у этого козла тормозная система отключится, будут гонки с преследованием, – с тревогой сообщила подруга. – Надо же, как неудачно обставлено наше прибытие. Быстро угоняем лифт на десятый этаж, оттуда марш-бросок. Три пролета по лестнице вниз.

– А дальше куда? Если соседей нет дома. – Беспокойно оглядываясь, я следом за подругой влетела в лифт, от волнения нажала кнопку двенадцатого этажа и окончательно растерялась.

– Главное, чтобы у нас самих все были дома, – поучительно заметила Наташка и ткнула пальцем в кнопку седьмого этажа. Без учета запланированного маршброска вниз. – Блин! Ну никак не получается с полной умственной комплектацией. Значит, судьба.

На площадку из лифта мы вышли, крепко держа друг друга под руку. Для начала позвонили в соседние квартиры. Отозвались только в одной, и то из-за двери. Надтреснутый старческий голос сообщил, что никого нет дома, и пригласил зайти завтра. Долго не решались звонить в квартиру Кириллова – а вдруг откроет?

– Мама дорогая, когда же мы поумнеем? – с тоской проронила Наташка и предложила форсировать это событие: позвонить и немедленно удрать. Лучше вниз. Там, где-нибудь во дворе под кустами на лавочке, и ждать развития событий.

– Ну, хватит! – решительно заявила я и, менее решительно подойдя к двери, совсем нерешительно нажала на кнопку звонка. Потом еще и еще… С каждым разом все увереннее и увереннее. Дело в том, что звонка не было слышно.

– Странно… – не меньше меня озадачилась Наташка. – Я хорошо помню, что в прошлый наш визит трезвон был. – И подергала ручку двери. Она легко подалась вниз, раздался тихий щелчок, дверь противно скрипнула, намекая на свободный доступ в квартиру, и нас мигом сдуло к лифту.

На лестничной площадке мы стали шепотом переругиваться, замолкая только на звук вызываемого вверх-вниз лифта. Ясное дело, и жилая, и нежилая квартира обязана находиться под замком. Если, конечно, дом не предназначен на снос. Когда в криминальном чтиве или фильме идет речь об открытой квартире, значит, вас приглашают на обозрение чьего-нибудь трупа. Бывают исключения, но редко.

Решение вызвать милицию было единодушным. Консенсуса не было только по последующим нашим действиям: слинять или не слинять со своего поста. Если не слинять – замучаешься отвечать на вопросы, по какому поводу сюда заявились. Если слинять – не узнаешь, что и с кем случилось в квартире покойного. Все решила кабина лифта, остановившаяся на девятом этаже. Было хорошо слышно, как хохотнул прокуренный женский голос: «О, проехали!»

Вместо того чтобы рвануть прочь по лестнице, мы на цыпочках рванули в квартиру Кириллова. Меня очень удивил тот факт, что Наташка на бегу выхватила из сумки свою обгрызенную ножницами косынку и, только намотав ее на руку, открыла дверь. Можно считать, хорошо соображала, но в плане окончательного итога – плохо. Во-первых, ее пальчики уже засветились на ручке, во-вторых, протерев их, следовало нестись для начала хотя бы вверх, а там вызвать лифт и – «прощай, нелепая затея!» Все это я мысленно выдала подруге, буквально наступая ей на пятки.

Дверь мы за собою заперли и какое-то время напряженно прислушивались к звукам извне. Становилось понятно, что зря «влетели в клетку». Планов обследования помещения не было. Я тихо сетовала на то, что подруга уничтожила следы убийцы. Она также тихо огрызалась, считая его более сообразительным, чем я. Наверняка работал в перчатках.

– А если… – выдали мы дуэтом, имея в виду одно и то же. Вдруг жертва оказалась живучей? Например, как Серегин. Валяется где-нибудь в комнате или местах общего пользования, связанная по рукам и ногам, да еще с кляпом во рту. Проклиная нашу нерешительность и отсчитывая последние минуты своей жизни.

Наташка всхлипнула и пожаловалась на невезучесть. Пришлось утешить ее народной мудростью – везет только дуракам. Интересно, кто первый это придумал и что было положено в основу. Подруга живо встряхнулась и заявила: в таком случае у нас есть шанс. Я кивнула и осторожно приблизилась к ванной. Наташка слегка меня потеснила, показав кулак, замотанный в косынку. Сведя брови к переносице и глядя на нее исподлобья, я изобразила негодование: «следить» своими отпечатками и не собиралась, просто надоело бездействие.

Коротко хакнув, Наташка рванула дверь ванной комнаты на себя. За ней и спряталась, вжавшись в стенку. Секунд через пять поинтересовалась:

– Ну что там?

Не открывая крепко зажмуренных от страха глаз, я прошептала:

– Совмещенный санузел.

– А тело?

– Почти не видимо.

– То есть?.. – Подруга показалась из своего укрытия и ахнула: – Ирка, оно что, мертвое и в безобразном состоянии? В ванне плавает? Прямо в одежде?

– Не знаю. Сейчас соберусь с духом и посмотрю.

– Ну так собирайся быстрее, кажется, мне надо в туалет. Ты уверена, что санузел совмещенный? Ах, да… Здесь всего одна дверь…

Я моментально освободила дорогу, но подруга потребовала доложить о состоянии тела. Решив взглянуть на реальность сквозь узкие щелочки глаз, я их едва приоткрыла, но тут же взбодрилась. Даже без освещения понятно: ванная комната пуста и выглядит обезличенной. Включив свет, отметила – чья-то заботливая рука освободила от предметов гигиены даже стеклянные полочки.

– Нет здесь никого. Ни живого, ни мертвого, – с облегчением доложила я.

– Но ты же сказала…

– Тебя это обстоятельство не устраивает? Дуй быстрее по назначению, я тебя у кухни подожду. Маловероятно швыряться трупами в других местах, когда есть такое подходящее место, как ванная.

Через стеклянную дверь небольшой, метров семь, кухни ничего криминального не наблюдалось, я уверенно ее открыла, немного постояла на пороге и решила заглянуть в комнату. Только заглянуть! Некстати вспомнилась фотография Кириллова на телевизоре, и я быстренько уговорила себя не торопиться. На сей раз впередсмотрящей оказалась Наташка. Она спокойненько обошла меня, следуя в комнату. Потеряла нюх и бдительность, а взамен обрела беспечность.

– Мужик! – лекомысленно доложила подруга. – Спит, сидя в компьютерном кресле. Компьютер работает. Слышишь, гудит? Наверное, скоро вентилятор накроется…

– Вот она, излишняя самонадеянность! – обругала я себя и для устойчивости оперлась о стену. – Не все киллеры обременяют себя работой по перетаскиванию жертв в ванную. Дополнительные услуги в заказ не входят и не оплачиваются. А нам не стоило игнорировать стандартное правило детективного жанра: открытые двери квартиры – приглашение к одностороннему общению с находящимся там трупом.

2

– Эй, молодой человек! – на всякий случай ласково окликнула мужчину Наташка и беспомощно обернулась ко мне. – Как думаешь, есть у него кляп во рту? – Я молча пожала плечами. – А вот и нету. Если бы был, он его давно уже бы вытащил. Руки у него ничем не связаны. Крови не видно. Даже на полу. И это радует. Мама дорогая! Очередной ужасняк… Мы этого господина знаем?

Наташкины слова насчет отсутствия кровавых следов меня успокоили, и я немного продвинулась вперед и в сторону – ближе к дивану. Чтобы убедиться в своих подозрениях.

– Знаем, но, на наше счастье, это поверхностное знакомство. Тот самый тип, что преследовал нас в метро. Годзилл. Сегодня видела его в аэропорту… Я тебе говорила и склонна подозревать молодчика в покушении на убийство Серегина, а также краже его кейса. Добегался… Белый как мел и глаз закрыт.

– Один?

– Второго мне в профиль не видно. Как думаешь, что он делает за компьютером?

– Спит. Мертвым сном. Неужели не понятно?

Мы беспомощно крутились неподалеку от выхода из комнаты, не решаясь подойти вплотную к неподвижному телу и попутно отмечая некоторые изменения. Пыли нигде не было. Фотографий на диване тоже. Наши метания внимательно отслеживал глазами Кириллов. Надо же, как неудачно стоит его фото. Я осмелела. Достал этот взгляд! Не знаешь, куда скрыться. Надо заняться делом, тем более любопытство одолело.

– Свет зажигать нельзя. Ну-ка, давай откатим этого киллера к окну, – стараясь не смотреть в сторону телевизора, обратилась я к подруге. – Ему все равно уже некуда торопиться. И достань из сумки вторую косынку, надо поинтересоваться, что изучал покойник на мониторе.

– Давай только развернем кресло так, чтобы он любовался панорамой двора. А хотя бы и с закрытыми глазами. Нам желательно самого его в упор не видеть. Отойди, я сама этого типа за спинку кресла откачу… – Наташка резко развернула кресло. Покойник от встряски встрепенулся и свесил голову вниз. – Блин! Ноги мешают. Ну и черт с ним. Спрятал физиономию, и ладно. Он нас если и видит, то только сверху. Интересно, с чего это Годзилл коньки отбросил? Или не отбросил? Ир, тебе не кажется…

– Не мешай! Подойди сюда. – Меня начинала колотить мелкая дрожь. – Тут тебе предсмертное послание Кириллова…

– Что-о-о?! Не надо! Я не хочу!

– Наталья, не верещи. Хочешь не хочешь, а оно есть. И не тебе одной. Стоп! Я сейчас все распечатаю. Послание к тебе из компьютера уберу. Будем считать, что оно уже дошло до адресата. Надеюсь, принтер работает… Гос-споди, да что же это такое, в правую кнопку мышки не попаду! Рука трясется, и твоя косынка соскальзывает. Включи принтер – забыла.

Лихорадка немного отпустила, когда он ровно загудел. В «Документах» было только четыре послания. Не вдаваясь в содержание, мы их распечатали. «Рабочий стол» вообще не содержал никакой информации. Все жесткие диски светились чистотой. Даже «корзина» была очищена. Кто-то, а возможно и сам Кириллов, «вылизал» компьютер до основания. Скорее всего, давно. Попробовала включить электронную почту – та же ситуация. Новых писем и сообщений не поступало – Интернет отключен.

– Все, хватит, – схватила меня за руку Наташка. – Не боишься, что через пару минут эта квартира станет ловушкой? Теперь уже совершенно непонятно, кто за кем и почему гоняется. Нет, почему – понятно. Догонят – угробят, догонят – угро… Я отвлеклась! Может быть, в эту минуту киллер или кто-то по его поручению звонит в службу 02 и сообщает адрес, по которому проживает труп. Без регистрации. Если уже не сообщил.

От такой перспективы я чуть не остолбенела, но, решив, что лучше трястись от страха и при этом немедленно, пусть и не ровной поступью, бежать из квартиры, собрала всю распечатку и только собралась сделать первый скачок вслед за Наташкой, как… действительно остолбенела. С открытым от немого крика ужаса ртом. И зачем только надумала кинуть прощальный взгляд на фотографию? Хотелось убедить себя в том, что Кириллов из своей рамки нашел другой объект для пристального внимания – новоявленного покойника. Было интересно, может ли он с фотографии одновременно смотреть в разные стороны. Идиотка!.. Нет!!! Оба покойника смотрели на меня! Кириллов – чуть насмешливым немигающим взглядом, Годзилл, задрав голову – таким же немигающим, но тупым и страшным.

– Ирка, ты что застряла? Я уже замок отщелкнула. Тебе милицейская сирена нужна? – вернулась за мной Наташка и, выронив обе наши сумки, отчаянно взвизгнула. Куда там до этого визга милицейской сирене! Я сразу оттаяла, бестолково подпрыгнула на месте, поздоровалась с Годзиллом и попятилась к выходу. Наташка отступала боком. Годзилл, скрежеща зубами, тянул к нам руки, предпринимая отчаянные попытки встать. Это ему не удалось, зато удалось откатиться вместе с креслом в нашем направлении.

Деталей скоростного вылета из подъезда я не помню. Кажется, мы не закрыли за собой дверь кирилловской квартиры. Опомнившаяся от заполошного бегства Наталья тихо плакала по дороге к машине, плакала от радости – обе наши сумки при нас – прихватила на автомате, а утерянные где-то косынки – да тьфу на них! Синтетика. Мы совершенно не похожи на людей, которые снизойдут до такого «наряда». Стараясь идти чинно и беззаботно, постоянно сбивались на бег трусцой, скорее всего, мы являли собой странное зрелище, поскольку подруга продолжала зажимать под мышками обе сумочки, а я судорожно прижимала к груди тонкую пачку листов. И только перешли к домам на противоположную сторону двора, где стояла машина, как у покинутого нами подъезда с визгом остановилась милицейская машина. Высыпало из нее человек пять-шесть. И кинулись к двери. Само собой, мы с Наташкой ринулись к машине. Только она в беспамятстве сиганула на заднее сиденье, где и улеглась, прикрывая собой сумки. Мысленно забронированное мною место было занято, но я порадовалась тому, что подруга вообще догадалась открыть машину, а не вырвала со всей дури дверь из гнезда. В результате я прыгнула туда, где было свободно – на водительское сиденье. Очень не хотелось обегать машину, чтобы занять второе место пассажира. Хотелось немедленной внешней защиты от враждебной окружающей среды. Сидя в заблокированном транспортном средстве, я попыталась вздохнуть свободно… и не смогла. Часть этой самой окружающей среды, две пожилые женщины и пожилой мужчина, все в пожилой, неприметной одежде маскировавшиеся на лавочке у своего подъезда, вскочили и в полном смятении наблюдали за нами, одновременно пытаясь определить причину нашего поведения. Когда пожилой рыцарь попытался сорвать лавочку с места, приспособив ее в качестве оружия защиты от невидимого противника, я поняла, что пора действовать разумно. И истерично потребовала у подруги ключ зажигания. В качестве альтернативы предложила возможность получить лавкой по нашей крыше.

Наташка в рекордно-короткий срок сообразила, что выгоднее. Стараясь не глазеть в пункт «А» – исходную точку нашего бегства, а равно – на пенсионеров, мигом завуалировалась в чувство собственного достоинства, вылезла из машины, по-деловому взглянула на часы и, кашлянув в кулачок, громко отрапортовала в мне:

– Сорок пять секунд! Неплохой результат. В прошлый раз было на три секунды больше. Поедем, попробуем повторить в офисе. Плохо, когда директор – бывший вояка.

– Да-а-а! – с энтузиазмом поддержала я и полезла на свое место штурмана, нещадно калеча тоненькие листы распечатки. Вылезать из машины по-прежнему не хотелось.

Подруга двинулась с места плавно и тихо, создавая иллюзию полного ажура. И это ее спокойствие дорогого стоило. По тому, как вцепилась в руль и напряглась, было ясно: она с трудом сдерживает порыв через очередные сорок пять секунд оказаться прямо на даче.

– Больше ни на один чужой звонок не отвечаем! – немного охрипшим голосом приказала Наталья.

– Да кто ж их разберет, эти звонки, чужие они или нет. – К своему удивлению, я тоже немного подхрипывала. – В принципе, все не свои звонки – чужие. Впрочем, все это демагогия. Можно я положу распечатанные листы в бардачок? Прочитать бы, но на ходу трудно.

– Лучше держи в руках. Нет, они у тебя трясутся. Шелест, как от березы при ураганном ветре. Той самой, которой нельзя к дубу перебраться. Положи бумаги на заднее сиденье. Найдем тихое место – прочитаем. И следи за асфальтовым покрытием. У меня глаза навыкате. В том плане, что от всего пережитого готовы выкатиться из орбит. Еду и не вижу где, куда и по чем… по чему… По выбоинам, короче, еду. А ведь верно, первая любовь, как правило, несчастная. Столько лет прошло, а все аукается.

Я спохватилась, швырнула распечатку на заднее сиденье и постаралась выудить с него за ручку свою сумку. Листы при этом скользнули вниз. Не дожидаясь взрыва Наташкиного негодования (мало того что смяла, но еще и вываляла в пыли последнее «прости» Кириллова) – быстренько согласилась с тем, что от первой любви подруги и в самом деле сплошные неприятности. А чтобы ими не обернулась следующая по счету любовь, в том числе и моя, следует немедленно позвонить Димке. Успокоить и сообщить, что возвращаемся. Пока сам не аукнулся.

Казалось, мобильник только и ждал, когда его вытащат. Сразу сыграл вызов. Номер абонента не высветился, чему я уже не удивлялась. Но несмотря на Наташкин приказ, кнопку соединения нажала. А вдруг это звонила Елизавета Марковна? Мало ли какие обстоятельства увели женщину в сторону от запланированного места встречи с нами. Отзываться не стала. Просто поднесла аппарат к уху. Не надолго. Кому приятно слушать незаслуженные оскорбления в свой адрес? Заслуженными-то особо не заслушаешься. Да еще какие-то угрозы с обещанием отплатить нам сторицей, причем непонятно от кого. Отключившись, моментально позвонила Димке, он не ответил. Решила послать сообщение, но тут опять вклинился вызов от неизвестного абонента. Со злости выключила мобильник. С сообщением мужу можно и повременить. Или послать его с Наташкиного телефона. Могла у моего кончиться зарядка? Могла. Вот и кончилась.

– Ир, что ты там бубнишь? Кто звонил?

– Прямо по курсу полоса ободранного асфальта, – вспомнила я о своих обязанностях. – Сбавь скорость и постарайся не задавить каток. Он торчит слева. Если не ошибаюсь, звонил наш живой труп, Годзилл. Каким-то образом оклемался. Если его забрали в отделение и предоставили право последнего звонка, он оторвался по полной программе. Кем мы только в его представлении не являемся! С другой стороны, в отделении так себя не ведут. Буйных подозреваемых для начала должны успокоить. Одного точечного удара в глаз, нос или еще куда для Годзилла достаточно.

– Не экономь на ударах! Тебе что, чужого кулака жалко? Тем более принадлежащего стражу порядка. Иными словами – законного. Скорее всего, Годзилл уполз из квартиры и забился в какую-то щель до прибытия оперативников. Иначе не разливался бы тут соловьем…

– Он каркал! Вот смеху будет, если его действительно задержали в чужой квартире, а нас теперь вычислят по номеру моего телефона.

– Объявят план «перехват»? Годзилл угрожал арестом? Обхохочешься, блин! Думай, о чем кликушествуешь. Господи! Не слушай эту ненормальную! Мы же ничего плохого не сделали.

– Мама дорогая!

– Видишь, Господи, глюки у рабы твоей Ирины. В грейдере черты родной матери углядела.

– Не богохульствуй, я обоснованно «мамкнула», от озарения. До меня дошло, почему Годзилл обзывался и грозил применением карательных мер. Наташка, он решил, что это мы его «вырубили» и попытались сдать органам. Вспомни, как он тянул к нам ручонки и старался наехать креслом. Хотел задавить.

– Ирина Санна, тебе надо серьезно заняться своим перевоспитанием. Сленг у тебя!.. А что, если он угнал из квартиры кресло, на котором сидел? Дверь мы… Нет, дверь точно осталась нараспашку. Пока скакали вниз по лестнице, он с удобствами вознесся на лифте вверх, где постепенно и пришел в себя.

– Мне кажется, он сразу пришел в себя. Попытка удрать вверх или вниз ему бы не помогла. По этажам бы пробежались и…

– Проехались!

– Не перебивай!

– Я просто вношу коррективы. Зачем бегать по ступенькам, если есть лифт?

– Это вопрос спорный, но не существенный! Короче, я предполагаю, что прежде чем удрать… – Я предостерегающе подняла вверх ладонь с растопыренными пальцами, отгораживаясь от последующих коррективов подруги, – как удирал Годзилл – с креслом или нет, не важно, он – интуитивно чувствую – наверняка закрыл за собой входную дверь на ключ! Оперативники приехали к закрытой, а не открытой двери. Что противоречило сигналу неизвестной нам личности, «вырубившей» Годзиллу и сообщившей о нахождении в квартире постороннего трупа. Или не трупа, просто постороннего. Чем именно «вырубил», мы не знаем. Но убивать Годзиллу он, кажется, не собирался. Представь себе ситуацию – некто открывает дверь квартиры… Ты, надеюсь, не собираешься возражать, что Годзилл, проникнув туда, уселся за компьютер, не закрыв предварительно за собой дверь?

– Не собираюсь. Наверняка не дурнее меня. Лично я ее сразу закрыла.

– Ну и ладушки. Значит, дверь была закрыта, а у Годзиллы имелся ключ. Некто, явившийся позднее и тоже с ключом, с порога учуял признаки посторонней примеси в общей обстановке квартиры, возможно, был готов к такому варианту…

– …разулся, на цыпочках подкрался к Годзилле и вколол ему… А фиг его знает, что он ему вколол. Наркотик или другой какой-нибудь сильнодействующий препарат. Серегина ведь тоже не просто так парализовало. Учитывая отсутствие пыли, эта личность не хотела, чтобы постороннее лицо в квартире мешало ей убираться. В том числе протереть за собой пол. Дурдом! А что, если этот некто похитил фотографии?

– Не исключено. И дверь оставил открытой. А оперативники, потолкавшись у закрытой Годзиллом при побеге двери, дождались слесаря, позвали понятых, и все впустую. Сам Годзилл спокойненько успел удрать… Ну-у-у, или не совсем спокойненько, но успел!

– Ир, надо объяснить ему, что мы к его временной отключке не причастны. Как и к сдаче оперативникам. Зачем ему тратить свободное время на сведение счетов с людьми, не имеющими к этому никакого отношения? Жизнь и так коротка. Включай мобильник. Скорее всего, он еще не все тебе проорал. Передашь трубку мне.

Логика в словах подруги была. Как и надежда на то, что мы, наконец, останемся исключительно при своих интересах. А они у нас узкоколейные – накатанный светлый путь к семейному счастью, семейному же спокойствию и благополучию.

Включив мобильник, я с большим удовольствием послала мужу сообщение, что возвращаюсь домой, то есть ко всему тому, что перечислила выше. И только потом детально ознакомилась с перечнем звонков и сообщений, оставленных мною без ответа. Звонков было шесть, из них четыре Димкиных. Два без опознания номера, я не сомневалась – Годзилла. Со злости старался пробить брешь в моем заблокированном канале связи. А согласно сообщению, которое я прочла вслух, моего Дмитрия Николаевича унесла нелегкая в родную больницу – очередной сложный случай. Он желал мне полноценного отдыха. Не иначе как с расстройства. Наташка иронически фыркнула, а следом буквально подавилась едким замечанием в адрес Ефимова и разразилась негодованием, ибо того же желалось и ей. Просто не дослушала меня до конца. Пользуясь относительной свободой, Борис вместе с «однохоббистами» удрал на вожделенную рыбалку, вернут его прямо к подъезду московской квартиры. Следовало признать, что это занятие для отдыха приобретало у нашего одноэтажного соседа и рыболова характер навязчивой идеи. Мобильник Борис Иваныч предусмотрительно отключил, поскольку после рыбалки намеревался вернуться сразу в столицу. Все, что Наталья собиралась ему сообщить, пришлось выслушать мне. Характер изложения мало чем отличался от ора Годзилла. Но главное – не на меня ж орала.