Текст книги "Платный сыр в мышеловке"

3

Въезд на лесную дорогу, ведущую к дачам, прошел в напряженном молчании. В лесу казалось значительно темнее. Я первым делом посетовала на то, что раньше не прочитали прижизненные послания Кириллова. Возможно, не стоило катить на дачу, лучше сразу в Москву, где и скрыться за железным занавесом – металлической дверью. Но Наташка даже не дала мне обосновать мое предложение, категорично возразила – вот приедем на дачу, в нормальную обстановку с электричеством, включим освещение по всему дому (можно даже и в двух домах – и у меня, и у Наташки), накроем на стол… Дальше шел конкретный перечень всего того, что будет на столе. Вместе с подарочной бутылкой коньяка, которую в порядке наказания Наташкиного беглого мужа стоит изъять из его коллекции. Я поморщилась.

– А что делать?! – в запале заявила подруга. – В нормальном состоянии просто страшно ночевать, тем более после прочтения Вовкиного письма. Спорим, оно начинается традиционно: «Наташенька, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых…» И зачем мне все это? Мужиков считаем дурной нацией. Да первому из них, кто сказал: «без пол-литры не разберешься», надо в ножки поклониться.

– Вот так основная часть этой «нации» за «разборками» и спилась! Заодно поглупела. Теперь ни один простой вопрос в мужской компании не обходится без применения умственного допинга – содержимого пол-литры. То же самое, что постоянное пользование калькулятором. В какой-то мере глушит мозговую инициативу и деятельность.

– А ты им не пользуйся. Считай на пальцах. Такой пинок мозгам! В общем, так: мы ведь Вовку так и не помянули, вот сейчас и помянем. Тем, чем Бог Борису послал. С курьером. Ночевать будем у тебя… – Наташка прислушалась и взглянула в боковое зеркало. – Ир, тебе не кажется, что за нами какая-то машина едет?

– Я ничего не слышу… – Оглянувшись назад, добавила: – И не вижу.

– Удобная позиция, – похвалила меня Наташка. – А мне кажется, нас преследуют с потушенными фарами. Блин, и свернуть некуда, чтобы… не свернуть пару деревьев. Скорость увеличивать боюсь, тут по кустам молодежь любит гулять. Выскочат на дорогу…

– Тогда считай, что тоже ничего не видишь и не слышишь. Паника – плохой спутник.

После моих слов мы еще и онемели. В голову лезли разные страшные мысли о падающих прямо поперек дороги деревьях, о крадущейся следом неопознанной машине, о жутких тенях, избегающих попадания в полосу света и беззвучно летящих за нами в темноте. Трем скутерам, несущимся навстречу на предельной скорости, ибо им закон не писан, обрадовались больше, чем родным. Вместе с ними летели реальные звуки полноценной молодежной жизни: треск этих меньших братьев мотоциклов, взрывы визга, хохота и матерщины. Последнее – непосредственно из девичьих уст. Нам приветственно посигналили и промчались мимо, но эта короткая встреча с чужой молодостью придала мужества. Наташка все-таки прибавила скорость, и вскоре мы были дома, старательно уговаривая друг друга, что у страха глаза безразмерные, а у нас с Наташкой – еще больше. Не удивительно. Свои, будем считать, нормальные плюс огромные глазищи этого самого страха…

Наталья припарковала машину на своем участке, и мы, успокоенные отсутствием преследователей, временно разбежались по домам – обживаться. Как и планировалось, устроили в домах полное освещение, чтобы отчетливо видеть родные стены, которые, если верить пословице, дома помогают.

Ровно через полчаса, когда мы с Наташкой чинно уселись за стол, свет вырубился. Дачи погрузились в темноту. Я судорожно вспоминала, где наши лампы, работающие от батареек, Наташка точно знала, где лежат-полеживают ее собственные, но идти за ними не собиралась.

– Я к тебе явилась с вещами, назад – ни за какие коврижки! Хочешь – сама туда иди… Нет! Одна здесь тоже не останусь.

– На кухне свечка есть.

В ящике стола ее не оказалось. Очевидно, Димка куда-то переложил. Искали долго, изведя целый коробок спичек. И нашли! Как раз в тот момент, когда дали свет. Наташка обрадовалась и опрометью кинулась к столу:

– Иришка, быстро! Пока свет есть. Помянем раба Божьего Владимира, пусть земля ему будет пухом. Кому только такое выражение в голову пришло? Нет уж, пусть ему земля будет качественной пуховой периной.

Глоток коньяка заставил передернуться. Увы, не ценитель, но раз надо – значит надо. У Наташки явное намерение ухрюкаться. Гасим стресс. «Бейлисом» несравненно приятнее, не заметишь как напьешься, но где ж его взять-то?

Как следует заесть благородный напиток Наташка мне не дала, сунула в рот лимонную дольку и тут же выдвинула предложение выпить за долгую жизнь и крепкое здоровье наших детей. Грех отказываться. Потом мы пили за себя, за мужей, за Россию и за скорейшее завершение последствий мирового финансового кризиса в наших с ней отдельно взятых семьях. Страха уже не было. Здоровья, несмотря на то что за него пили, тоже. Разболелась голова, да и ощутимо подташнивало. Довольно противно. Возлияние – самый неудачный способ борьбы с расшалившимися нервами.

– Вот теперь самый подходящий момент прочитать наказ Кириллова, – морщась от отвращения к помидору и слегка запинаясь, заявила Наташка. – Хуже мне уже не будет.

И тут я вспомнила, что оставила все распечатанные листы в машине. Зря закинула их на заднее сиденье. Не колеблясь, выразила желание за ними сбегать, но, встав с табуретки, поняла, что оно не подкреплено возможностями. Сил хватило только на то, чтобы снова плюхнуться на табуретку.

– Во… как мы… вымотались… – с уважением к нам обеим отметила подруга и, помирившись с помидором, выразила намерение прилечь уставшей головушкой прямо на стол, подложив под нее собственные руки.

Я решила, что ничем не хуже Наташки. Тоже устала. Передохну немного, наберусь сил…

К утру их вообще не осталось. Побочные явления позднего по времени процесса релаксации вымотали до полного изнеможения. И меня, и Наташку. Заявись к нам в этот момент Годзилл с претензиями или сам призрак покойного Кириллова – полностью проигнорировали бы. Отмахнулись, как от досадной помехи. Ударная доза спасательных лекарственных средств подействовала на меня только к десяти утра. Наташка, схожая цветом лица с ускользнувшей на отдых луной, медленно уползла к себе домой намного раньше. Я, такая же луноликая, уснула на диване, даже не думая об открытой нараспашку двери. Неоднократно напоминал о своем существовании мобильник. Зато я делала вид, что меня не существует. До тех пор, пока не вернулась Наталья.

– Почему дверь открыта? Кстати, кажется, она была открыта всю ночь. Наверное, запамятовали, когда носились за глотками свежего ночного воздуха. По-моему, глядя на нас, даже луну перекосило. Она убралась раньше времени. И куда конкретно ты положила бумаги Кириллова? Не вставай! Сейчас будет кофе в… диван. Я уже почти оклемалась, теперь до Нового года в завязке.

– Грядущего или через год?

– Не хочу загадывать, будущее покажет… Лежи, говорю! Со стола сама уберу – это мое покаяние. Димка звонил, я сказала, что ты с семи утра цветы окучиваешь. – А он?

– А он заявил, что тебе больше делать нечего. В отличие от него, трудяги. На дачу ему уже нет смысла возвращаться, просил доставить тебя в Москву. Если он будет спать после бессонной ночи, ни в коем случае с ним не здороваться. Так где бумаги? В машине их нет.

Разговаривая, подруга чуть медленнее, чем обычно, возилась с устранением последствий вчерашнего полузабытья. И рада бы забыть все полностью, но не получается.

– Кофе в диван, пожалуй, не стоит. Сползай с него потихоньку, только не делай резких движений и старайся смотреть в окно. Чудесный денек. Хорошо, что нас дети не видят.

– Вся распечатка на заднем сиденье машины, – скорбным голосом доложила я и предприняла попытку встать. Восхождение на стул прошло удачно. Без головокружения. После кофе я отметила, что день сегодня и правда на редкость солнечный, а вокруг такая красота, даже уезжать не хочется. Если не плотно прикрыть ресницы, видна радужная полоска. И такая ласковость в осторожных набегах ветерка на оконные занавески. С другой стороны, вечером в Москву хлынет мощный поток дачников, застрянем в пробках. Проклянешь все хорошее, чем отметятся лишние дачные часы удовольствия.

– Ир, не морочь мне голову. У меня сегодня день исправительных работ. По месту жительства. Моего и частично твоего. Я пылесосила машину и никаких бумаг на заднем сиденье не обнаружила.

Солнечный день померк. Я покосилась на Наташку, не зная, что и думать. Зря напрягалась.

– Да вот же они лежат! Прямо на полочке, пришлепнутые сверху твоей сумочкой. – Наташка веселилась в холле, радуясь моей забывчивости.

– Говорю же тебе, я их из машины не брала!

– Не брала, – легко согласилась Наташка. – Ты их просто нечаянно прихватила, потому и не заметила.

– Наталья!!! – Я даже закашлялась от перенапряга. Так мне и надо. Сработала охранная сигнализация организма. – Вспомни нашу поспешную вылазку из машины, – продолжила уже с мирной интонацией. – Тебе не терпелось устроить в собственном доме иллюминацию, чтобы создать иллюзию бесстрашия. Ты заставила меня выскочить первой, не дав прихватить даже сумку. Сама же за ней потом лазила.

– Лазила… Да. Потом… Только я твою сумку не брала, думала, она у тебя в руках. За своей лазила… А потом машину закрыла. Точно! Ты пришла ко мне с пустыми руками. Потому их и распустила – свет везде включала. Мистика-а-а… У меня в голове какие-то обрывки крутятся… – Наташка закрыла глаза. – Мы с тобой на улице… Ты в кустах смородины, я у колеса… То ли сижу, то ли… опять сижу. Может, мы все-таки ночью все в ваш дом и принесли?

– Ночью мы работали исключительно на вынос… Лучше не вспоминать. Ну, ты меня поняла. Чертовщина какая то… Не хочешь подняться на второй этаж? Вдруг туда кто-то самовольно вселился. Посчитав это платой за услугу по доставке бумаг и моей сумки.

– Честно говоря, мне и на первом неплохо. Могу заглянуть в комнату, примыкающую к холлу. Здесь, на первом этаже. Давай проверим твою сумку, все ли на месте.

– Нет, сначала я поднимусь на второй этаж. Смелость города берет, а тут всего-то пара десятков ступенек. Демонстрацию храбрости я проявила только потому, что в глубине души таилась уверенность – на втором этаже никого нет. Хотя бы потому, что утро давно миновало. Так долго не спят. А распечатка и сумка могли материализоваться на моей полке в результате наших неосознанных действий после «релаксации». Чего не сделаешь в состоянии беспамятства. Бр-р-р… Уже намекала себе: лучше об этом не вспоминать. А все этот дружеский долг. За компанию, говорят, удавилось одно лицо одной очень умной национальности. Неумный поступок. Впрочем, мой тоже. Залитый солнцем второй этаж, хоть и не вовремя, порадовал планировкой. Ощутив очередной раз чувство гордости за собственный дизайн, я едва не навернулась с лестницы. Надо смирять гордыню. Первый этаж обследовала Наташка. Даже в печку заглянула. И еще раз сослалась на мистику.

На первый взгляд в сумке ничего не пропало. На второй – тоже. Со временем выяснится. Просто не всегда помню, что в ней таскаю. Главное – ключи, проездной и кошелек на месте.

– Ну что? Окунемся в документы? – строго предложила я.

– Сейчас… Только еще наперсточек кофе вылакаю. Что-то мне не по себе, какие-то нехорошие предчувствия. – Пить надо меньше.

– Раз в год не считается. Просто контрольная проверка того, о чем ты сейчас сказала. Ладно, начнем с послания мне. Только читай сама. Я лучше к чайнику прижмусь, так и посидим с ним в обнимку. Начало я тебе еще вчера до посиделок процитировала. Причем не заглядывая в текст. Нет!!! Подожди, сейчас платочек достану…

Наташка вытащила из салфетницы пачку салфеток и разложила их перед собой на три неравные кучки. И тут же принялась равнять. Я вздохнула – нормальная реакция. В волнении не знает, чем руки занять. И на всякий случай предупредила – интимные подробности читать не буду.

– Обалдела! Да мне интим в те времена и не предлагали. Читай!

– «Милая Наташка! – начала я с выражением полной беспристрастности. – Привет от друга Чернеца – это мой ник в „Одноклассниках“. Наверное, и не подозревала, с кем вела на сайте философские беседы „за жизнь“. Лично для меня они были отдушиной. Два звонка в год – слишком мало. Кто знает, захотела бы ты принять меня в число друзей, представься я по всей форме. Да и не дело вносить неурядицы в твои отношения с мужем. Сегодня случайно проезжал мимо твоего дома и увидел тебя. Мне трудно привыкнуть к твоей взрослости и, если бы не фотографии, которые я видел на сайте в твоем личном альбоме, честное слово, не узнал бы. Та девочка, которую я до сих пор люблю, стала красивой, я бы даже сказал, очень эффектной женщиной. Только чужой. Как, наверное, и я для нее. С благодарностью вспоминаю свои поездки с тобой в деревню Караваинку. А помнишь Михайловку? А как я спасал тебя от летучих мышей? А наша поездка на реку Чусовую рядом с Екатеринбургом? Ты отлично держалась на воде, хотя и уверяла, что не умеешь плавать. С большим удовольствием вспоминаю наш отдых в санатории „Монино“ и в белорусском Несвиже. Мне очень жаль, что все у нас с тобой так нелепо сложилось. Покоя не дает твой почтовый ящик, куда я бросил последнюю свою записку, ставшую прощальной.

Через несколько минут уезжаю на отдых. Если останусь на ПМЖ в другом месте, это письмо тебе перешлют по почте. Будь счастлива за нас двоих». Все. Дальше подпись: «Чернец – Владимир Кириллов».

Я с тревогой посмотрела на Наташку и тут же поняла, что ночью ей было лучше, нежели в данную минуту. Такое впечатление, что она вот-вот покачнется и рухнет на пол. Вместе с чайником. Там оба и останутся – до лучших времен возрождения. Уж разревелась бы, что ли… Я услужливо подвинула ей все три кучки салфеток. Может, все-таки оклемается и всплакнет? Такая тьма вопросов по этому прощальному письму. Получается, что подруга мне откровенно врала. Во времена нашей ранней юности, имея чисто платонические отношения, не катались с представителем противоположного пола вдвоем из Москвы в Белоруссию или же на Урал – купаться в речке, и уж тем более не отдыхали в санаториях. И Наташка ничего не рассказывала про свои романтические приключения с Кирилловым и летучими мышами в деревне Караваинке.

– Читай остальное, – проскрипела Наташка деревянным голосом и к моему великому облегчению отлипла от чайника. Теперь она походила на человека, которого насильно выпрямили и в целях фиксации положения привязали к плоской доске. Потом просто забыли отвязать.

Я взяла следующий лист и… ничего не поняла. Полная абракадабра – набор букв и цифр. Бред взбесившегося шифровальщика. Такими же были еще два листа.

– Это нам с тобой не по силам. – Я продемонстрировала подруге содержание одного из листов. – А вот в последнем все четко и ясно. Напечатано: «Господа! Прошу зря не беспокоиться. Вся информация мною уничтожена, восстановление невозможно». Вместо личной печати – внушительная фига. Хочешь посмотреть?

– Мне срочно нужно прилечь, чтобы прийти в себя, – заторопилась Наташка и, прихватив мой чайник, кинулась с ним к двери. Я было привстала, намереваясь его отнять, немного подумала и вернулась на место, пробормотав себе под нос: «Ничего, долг платежом красен». Дальнейшая речь обрела стихотворную форму, но бездарно ушла в пустоту:

 
Когда часы покоя очень редки,
Или себя не знаешь куда деть,
Возьми и свистни чайник у соседки.
Придешь домой и сможешь побалдеть.
 

Решив не забивать себе голову ничем, кроме отличной погоды, я отправилась в беседку через решетчатые планки любоваться окружающей средой и наслаждаться временным бездельем. Получалось, прямо скажу, не очень… Сумятицу вносило несколько моментов: каким образом распечатка оказалась у меня дома вместе с сумкой и почему Наташка утаила истинные отношения с Кирилловым. Или не утаила? В какой-то мере она права. Столь юный возраст, в котором оба находились, в то время равносильное другому измерению, не позволял удариться в незабвенные приключения, описываемые Владимиром. Может, это какая-то другая Наташка? Или… Или они какое-то время встречались в более сознательном возрасте.

4

– Фига себе! – раздалось над моим ухом как раз в тот момент, когда я, стоя перед кассиршей универсама с литровой бутылкой воды под мышкой, судорожно рылась в сумке, пытаясь отыскать кошелек. Жажда была, причем нестерпимая, а вот кошелька не было. Я со злостью решила, что с бутылкой ни за что не расстанусь. Открою и выдую прямо у кассы, а потом будь что будет. В крайнем случае отобьюсь от кассирши пустой емкостью.

– Ни фига! – озлобленно заявила я и… проснулась. Прямо передо мной с выражением осуждения на лице стояла Наталья. Еще не совсем расставшись с мечтой напиться, я обшарила глазами доступное им пространство беседки и, не обнаружив бутылки с водой, окончательно рассвирепела. Если бы Наташка не разбудила, я наверняка бы утолила жажду.

Обвинение в том, что подруга украла мой чайник, повисло в воздухе. Наташка нехотя прикладывалась к двухлитровому пакету с соком, каким – не важно. Я машинально потянулась к упаковке, попутно отметив, что осуждение на лице подруги сменилось неприкрытым испугом. Наташка упорно отступала назад, я горела решимостью отвоевать хоть глоток. Она взвизгнула и выпала из беседки. Пакет немного ее опередил, шлепнулся на землю, образовалась мутная лужица, в которую следом за Наташкой выпала и я. Вместе с секатором, который сжимала в руке. Наверное, недостаточно крепко, поскольку он глубоко воткнулся в землю.

– Рехнулась?!! – осмелела Наташка, успевшая сигануть за угол беседки.

– Пить… – прохрипела я и, не обращая внимания на напутственные пожелания влезть в ведро с водой прямо с головой, дабы убить двух зайцев разом – ликвидировать сушняк и охладить буйну голову, понеслась домой.

Вода из холодильника была очень холодной, но слишком желанной, чтобы думать о негативных последствиях. И если бы не Наташка, которую разбирало любопытство – действительно ли я свихнулась и надолго ли, однозначно бы одним махом выдула все. А так мне пришлось сделать перерыв, ибо я захлебнулась от ее чистосердечного признания в том, что мою сумку и распечатанные листы принесла ко мне она.

Горло заледенело, а тут еще этот кашель и вынужденная попытка умыться холодной водой…

– Только ты на меня с секатором наехала, я все сразу и вспомнила, причем в подробностях. – Подруга осторожно шлепала меня ладонью по спине, надеясь купировать приступ кашля. – Ирка-а-а… Совсем очумела! Кто ж такую студеную водицу пол-литрами глушит, а? Сейчас чайник согрею, будем ангину в зародыше глушить. Да отдай же бутыль, несчастная! Вот вцепилась. Это у тебя пальцы смерзлись.

Отобрав у меня воду, разлучница вспомнила, что чайник до меня так и не донесла. В ход пошел кипятильник. Попутно подруга восстанавливала в памяти ночной поход на свой участок. Благо он расположен прямо напротив нашего, только дорогу перейти. Как выяснилось, проснувшись за столом, Наташка поняла, что в гостях ей не очень хорошо, дома должно быть лучше. Не намного, конечно, судя по моим тихим стенаниям, но там по крайней мере есть родные кровать и диванчик. Можно их чередовать, в зависимости от самочувствия. Диванчик на кухне, следовательно, гораздо ближе к выходу на свежий воздух. Наметив конечную точку маршрута, Наташка уверенно пошла напролом. Обе калитки распахнулись почти автоматически. Машина «напролому» не поддавалась. Обойти ее было сложно, какая-то сила так и тянула в кусты смородины. Для создания устойчивого равновесия Наталья вцепилась в ручку задней дверцы. Не иначе как опознав шефиню, считавшаяся до этого момента заблокированной дверца открылась. Описав полукруг, подруга мягко села у заднего колеса и призадумалась. А призадумавшись, всплакнула – вот и склероз напомнил о себе. Крылатый вестник грядущей старости. Как время-то летит! С этой машиной он вообще распоясался. Редкий случай, когда Наталья после высадки не возвращается к ней, чтобы проверить, закрыта или нет. Разумеется, она бывает открыта исключительно в еще более редких случаях. Когда подруга уверена – точно закрывала! Остальные пробежки – суета сует.

Успокоившись, Наталья влезла в салон, убедилась, что ключей в машине нет, радостно отметила, что у меня склероз еще хуже, чем у нее, и, прихватив мою сумку вместе с распечаткой, трудным путем отправилась доказывать это мне. Очередной раз забыв закрыть машину, но будучи полностью уверенной в обратном. Ожидаемой реакции от меня не поступило. Проявилась неожидаемая – я бесстрашно унеслась на улицу. Так и не дождавшись моего возвращения, подруга еще больше почувствовала себя «в гостях», то есть хуже, чем в момент пробуждения, и вновь отправилась к себе в полностью освещенный особняк. Свою вылазку – как первую, так и вторую – просто-напросто заспала. Я же их вообще не заметила.

– А поездки с Кирилловым по родным просторам? Тоже заспала? Например, за давностью лет.

– Ирка-а-а… Это вообще объяснению не поддается. Если только Кириллову все эти путешествия спьяну не померещились. Мы с тобой один раз расслабились, и то весь механизм памяти развалился – сплошная неразбериха. А Кириллов, говорят, злоупотреблял без продыха. Мало ли что померещится. Есть, правда, надежда на то, что у него была еще какая-нибудь Наташка. Знаешь, я так расстроилась. Вот, думала, и верь после этого мужикам… Приедем домой – проверю электронную почту. Представляешь, какую-то Караваиху поминал…

– Караваинку, – поправила я, взяв адресованный Наталье листок. Он показался неподъемным. – Название деревни – Ка-ра-ва-ин-ка.

– Ну и шут с ней. А этот санаторий «Монино»? Или река Чусовая? Получается, я в этой речке замечательно плавала! Но ты мой «собачий» стиль знаешь, три метра от берега, при условии, что по колено, и – назад. Четыре метра – уже перебор, не доплыву.

– Электронную почту смотреть не стоит. Я же тебе уже читала. Здесь имеется ссылка на то, что это письмо ты получишь по почте, думаю, он имел в виду почтовое отделение связи. У Кириллова уже был отключен Интернет. Вопрос, почему он текст этого письма не уничтожил. Не успел? Или не решился отправить? Послание, скажем прямо, носит прощальный характер. Кириллов этого и не скрывает. Может, надеялся остаться в живых? И в этом случае письмо не посылать. Подожди, подожди… Вернемся к ссылке на то, что тебе его перешлют по почте. То есть должен быть посредник!

– Бли-ин! Теперь придется поститься у почтового ящика. В смысле, стоять на посту. Приходи в гости, хоть иногда подменишь. Ой, надо забрать у Бориса ключи от ящика. Мало мне неприятностей в жизни. Письмо я, можно сказать, получила, зачем мне второй экземпляр компромата? Причем он чисто липовый, а не отмоешься. Вон, даже ты поверила во всю эту чушь.

– Ну так уж и поверила… – проронила я, стараясь не смотреть на Наташку. – Можно подумать, я не знаю, как «отлично» ты плаваешь. А что, если это…

На какое-то время я полностью ушла в раздумья. И чем больше раздумывала, тем больше укреплялась моя уверенность в правоте. Хотя по большому счету трудно вообразить Кириллова наивным человеком. Специалист в два счета вычислит тайный смысл послания…

– Что?! Ну ты, в конце концов, можешь ответить?!

Наташка яростно теребила меня за рукав, хватала за шиворот, пыталась трясти за грудки, я вяло отмахивалась. До тех пор, пока она случайно не прихватила меня за волосы. Пришлось включиться в суровую действительность и дать сдачи. Ее же письмом по ее же макушке. Подруга даже не охнула. Листок показался тяжким грузом только мне.

– Да все тут ясно, – предусмотрительно отодвинувшись на другой конец дивана и стараясь казаться спокойной, заявила я. – Шифрованное письмо.

– Зачем ему посылать мне шифровки? Ир, может, я сегодняшней ночью еще кое-что заспала? Вдруг я агент иностранной разведки и мне срочно нужно менять легальное место проживания? Подожди… Прямо мороз по коже. Пойду проверю, закрыта ли входная дверь.

Наташка опрометью кинулась в коридор, назад вернулась на цыпочках и осторожно присела на краешек дивана.

– Ты действительно переписывалась с Чернецом? – тихо спросила я, обмахиваясь прощальным письмом.

– Был такой. Я ему постоянно советы давала – на все случаи жизни. Жить учила. Вот он меня и отблагодарил. По полной программе. А кому я их только не давала! На прошлой неделе ко мне на «Одноклассниках» заглянула какая-то старушка лет под семьдесят, уверяла, что мы с ней учились в одном классе и она меня хорошо помнит. Дело было вечером, но меня сразу с места сдуло – взглянула на себя в зеркало и полетела в магазин. Приобрела профилактический крем от морщин и густо намазалась на ночь. Утром рекомендовала его «однокласснице».

– Ты уходишь от темы! Нам следует вернуться домой, ты была права – надо проверить твою переписку с Чернецом…

– Да что ее проверять? Все в рамках приличия. Несколько раз мне в любви признался. Виртуальной. Встретиться не предлагал. Потом переписка оборвалась… Ну, точно! Больше месяца прошло. Он сообщил, что уезжает в длительную командировку.

– Более длительных не бывает… Но ты не дергайся, у меня от тебя мебель в глазах прыгает. Я думаю, все уляжется, тьфу-тьфу-тьфу. Кроме мебели. Если письмо предназначалось тебе, ты бы его уже давно получила, со дня смерти Кириллова прошло почти сорок дней. Откуда он мог знать, что ты заявишься за ним к нему домой?

– Как это «откуда»?! Он же меня сам приглашал. Причем очень настойчиво, почти каждую ночь.

– Наталья…

– Что «Наталья»?! Ах, да… Это же все во сне… Ир, я точно схожу с ума… Как это ты сказала? Я должна была получить сей компромат давным-давно? Значит, либо почта плохо работает, либо у Володьки таких Наташек, как я, пруд пруди. Коз… – Подруга торопливо перекрестилась, заявив, что о мертвых только хорошее. – Хороший человек был, – льстиво поделилась она с абажуром. – Такого трудно не любить… бабам.

– Не знаю, каким он парнем был, но вот письмо все-таки написано не для тебя, хотя на первый взгляд адресовано тебе. Честно говоря, меня очень беспокоит в нем некая несуразица… Нет, это называется по-другому, только слово не подберу. Интуитивно чувствую подвох, Кириллов письмо специально сохранил. Хотел устроить путаницу, надеясь, что тебя она никоим образом не коснется? Впрочем, зная, где он работал, в это трудно поверить. С другой стороны, не мог не понимать, что подставляет любимую школьную подругу. А кто-то, кому очень нужна разгадка, намеревался сделать ее с твоей помощью. Вспомни наш первый визит в квартиру. На диване были разложены фотографии, в том числе и твои. Они лежали отдельной кучкой, словно их специально отсортировали. Неизвестный нам человек пытался определить, какой именно Наталье адресовано письмо? Вчера никаких фотографий уже не было. Вывод: мы с тобой законченные идиотки! Сами проявили заинтересованность в разгадке этой запутанной истории, всем своим поведением доказав, что «Наташка» – это ты! Сидели бы дома, никто бы тебя не вычислил. Преступный элемент Тамарку терроризировал, а о твоем существовании даже не догадывался. О моем и подавно. Но после нашего визита к Кириллову от нас стали требовать вернуть неизвестно что не только у тебя, но и у меня…

Я невольно споткнулась, так и не закончив умной речи. Как-то вяло преступник досаждал нам звонками. Обломался об жену Кириллова? Силы уже не те? Правда, в пятницу проявил настырность, достав Бориса. Прекрасный повод для Наташкиного мужа оправдаться тем, что она своими долговыми обязательствами выжила его из дома. На рыбалку. Но больше не звонил. Зато вчера, когда уже всерьез завечерело, заставил прогуляться на кладбище. Все правильно. Самая тихая пристань. Никто не помешает провести обыск в машине и послать нас куда подальше. Нам бы туда и отправиться, а мы снова полезли в пекло.

Основательно задумавшись, я перестала слышать Наташку. Поняла это, получив от нее очередную сильную встряску.

– Ирка! Ты меня слышишь?! Я же не умею плавать, как «милая Наташка»! – жалобно надрывалась подруга.

– Прекрасно слышу. И незачем так орать прямо мне в ухо. А может, ты свои недюжинные способности тоже заспала? Как факт выуживания из «Шкоды» моей сумки вместе с приложением-распечаткой, а заодно рекой Чусовой, деревней Караваинкой и подмосковным санаторием «Монино». Алкоголь разрушает нервные клетки. Мы с тобой практически не пьем, вот без соответствующей подготовки сегодняшней ночью большая часть клеток разом и разрушилась. Массовый облом!

Наташка бессильно всплеснула руками и, тяжело вздохнув, посетовала на мистические обстоятельства. Следовало, конечно, перетерпеть ночные явления покойного Кириллова – рано или поздно, но все бы разрешилось. Либо Кириллову надоело бы мыкаться, либо она сама слетела бы с катушек. Взглянув в окно, поморщилась, откровенно возмущаясь прекрасной погодой. Такое безмятежное голубое небо и искрящееся радостью солнце только усугубляют процесс кучкования грозовых облаков в ее нежной душеньке.

– Уехать бы куда-нибудь… На недельку-другую… пятую, – тоскливо протянула она. И вдруг воскликнула: – Мои фотографии! Когда мы заявились в Вовкину квартиру, кто-то уже знал, что это снимки предполагаемой «милой Наташки»… Ну, ты меня поняла. Сама что-то на эту тему болтала. С Елизаветой Марковной мы никогда не встречались, но Кириллов мог с ней поделиться своими воспоминаниями о школьной поре и показать меня во всей красе.

– Правильно. Она сама говорила, что он тебя любил. Интересно, как она твою физиономию узнала, на фото ты на себя не похожа, о фигуре вообще молчу. Но ведь узнала же. И это факт. А что, если ей подсказали, что ты – это ты? Тот, кому «милая Наташка» была знакома в более зрелом возрасте. Допустим, «некто» вычислил тебя через дверной глазок, дал соответствующие наставления Елизавете и спрятался в ванной. Ты не находишь, что она вела себя несколько странно? Как под прицелом.

– Нормально она себя вела. А как еще можно себя вести в квартире покойного племянника? Уж не хочешь ли ты сказать… – Наташка приглушенно ахнула и зажала рот рукой.

Медленным кивком я подтвердила ее догадку. Самой Елизавете не было смысла сортировать фотографии.

– Женщину привезли туда насильно! Зачем – не известно. – Высказав это, я почувствовала безалаберную гонку мурашек по телу. – С нашей помощью она оттуда благополучно слиняла. Совсем не собираясь навещать родных на кладбище. Именно поэтому постаралась там от нас отделаться. Мы, как и планировали, поплелись к захоронениям, а она предприняла попытку скрыться. Ей повезло, не повезло продавщице цветов, которая перехватила предназначенную для нее пулю. Убивать ее в квартире на наших глазах преступник не решился, вы с ним как-то знакомы.