Текст книги "Праздник покойной души"

Дальнейшее еще больше испугало Наташку: Милочка брякнулась перед ней на колени и убежденно заявила, что их встреча – подарок судьбы. Возразить против такого подарка Наташка не успела, Милочка тут же попросила приехать на дачу с ночевкой. Если и Наталья ничего не услышит, надо идти к психиатру. А это конец всему! Дашковская сошла с ума! Какой приятный сюрприз! Замечательная тема для разговоров среди клиентуры.

Наташка, у которой от страха заледенели руки, клацая зубами, попробовала вразумить несчастную именинницу, что является не очень подходящей кандидатурой для прослушивания потусторонних претензий. В качестве альтернативы предложила Милочке поселить на даче кого-нибудь из охранников.

– И спать с ним в одном доме?! – возмутилась Милочка, у которой был вполне безумный вид. – А наутро он растрепет всем моим подчиненным, что у боссихи съехала «крыша»?!

Подруга мгновенно уяснила одно: похоже, в настоящий момент лучшим другом для Милки действительно был бы психиатр. Но это не ее, Натальин, профиль. Поэтому следует успокоить безумицу и побыстрее удрать домой. Можно и без машины. Вполне даже ничего – среди большого скопления людей. Не так жутко.

Наталья, сложив за спиной кукиш, дала решительное согласие на поездку с ночевкой и, слегка отодвинув именинницу, начала одеваться. Повеселевшая Милка резво скакала по своему кабинету, пихая в объемистый пластиковый пакет презенты для Натальи и ее семьи. Этот вдохновенный порыв благодарности прервал дикий Наташкин вопль, в ту же секунду троекратно усиленный – само собой подключилась Милочка, а за ней от неожиданности и охранник, неслышно прибывший сообщить, что приехал Тимур Георгиевич с машиной. Похоже, этот Кирилл специально не ходит, а летает, чтобы подслушать разговоры директрисы.

Всю дорогу до дома Наташка давала себе установку не думать об откровениях Милочки. И не думала – слишком была занята установкой. Ни к чему такие страсти, на ночь глядя. Торопливо поблагодарив водителя, оказавшегося очень интеллигентным и не пристававшим с глупыми разговорами, быстренько рванула в подъезд, отметив, что свет люминесцентных ламп на этажах совсем не похож на дневной. Слишком уж неживой. Через минуту поняла, что хороши любые лампы, если они светят. На подходе к родному тринадцатому этажу лифт вздрогнул и встал. Одновременно потух свет.

Осознав весь ужас своего положения, Наташка плотно зажмурила глаза, правильно рассудив, что если в темноте лифтовой кабины и нарисуется покойная Антонина Генриховна в белых одеждах, все равно ее не будет видно. Со злости и развеется.

Утро было ясным и напряженным. Наталья долго лежала в кровати, следя за советами очередного кулинара-искусника по телевизору, в рекламных промежутках вспоминая вчерашний кошмар и отыскивая в себе хоть какие-нибудь признаки стандартного острого респираторно-вирусного заболевания. Борис, вставший намного раньше и выгулявший собаку, старательно закрыл дверь в спальню, чтобы не мешать Натулье утренней суетой. Именно он-то и подложил жене «свинью». В тот момент, когда кулинар-искусник с удовольствием наворачивал за обе щеки результат своего кропотливого труда, радостный Борис распахнул дверь спальни, докладывая Милочке по телефону, что Наташа прекрасно добралась до дома еще ночью и выглядит на редкость превосходно, и протянул жене трубку…

В наличии имелось два выхода: либо в категоричной форме отказаться от поездки, либо ехать. Отказаться – значит обречь свою совесть на долгие и тяжкие мучения. А если поехать в своем здоровом коллективе, вполне можно одну ночь и продержаться. На последнем варианте Наташка и остановилась, тем более что Борис, которому она пересказала «страшилку», весело над ней похохотал, пообещав, что все мы наверняка ничего не услышим. Во всяком случае, он лично никакого участия в этой дурацкой проверке принимать не желает. Милочке нужен квалифицированный психиатр. И чем скорее, тем лучше…

Борис был не прав! Квалифицированный психиатр в скором времени потребовался и нам…

Нельзя сказать, что Наташкино решение нашло отклик в наших душах. Вернее, отклик-то был: дочь, с которой свалилось одеяло, пискнула: «Мамочки!» Я тут же заявила, что ни при чем.

– Можно подумать, я при чем! – возмутилась Наташка. – Давайте в темпе… Нам еще за Милкой заезжать.

– Твоей Милке следует срочно обзавестись «милком», – чувствуя, как меня захлестывает волна раздражения, заявила я. – Мы, конечно, можем поехать, но я согласна с Борисом. Эта поездка – прелюдия к воображаемому торжественному маршу, с которым ей придется топать на лечение расстроенной нервной системы.

– А что, если мы скажем вашей Милке, что тоже слышим голос ее дорогой мамочки? Может, это ее успокоит? Поймет, что не сумасшедшая… – Алена подняла одеяло и опять накинула его на себя.

– Нет уж, меня увольте! – твердо заявила я. – Давайте сразу уясним задачу: Милочку надо избавить от навязчивых глюков.

– А если… эти глюки на самом деле существуют?

Опустив глаза, Наташка застенчиво крошила на столе булочку собственного изготовления.

Я невольно поежилась, но в порыве бесстрашия заявила:

– Ну, значит, и ее вылечат, и тебя вылечат, и нас с Аленой тоже.

Милочка мне понравилась. По первому впечатлению – милая интеллигентная женщина с доброй, слегка растерянной улыбкой. Ни грамма высокомерия или снисходительности, которыми, судя по рассказу Натальи, славилась ее покойная мать Антонина Генриховна. Общее впечатление привлекательности несколько портили темные круги под глазами. Зато сами глаза… Серые, большие, сияющие. Скорее всего – безумством. В то время, когда они сияли невзирая на темные круги, их хозяйка несла несусветную чушь: что-то про желание отравиться…

– Бу сделано! В лучшем виде! – Наталья решительно скинула куртку и приступила к активным действиям: – Ленусик, сделай милость, протяни ручонку помощи во-он в том направлении, – подруга указала на кресло. – Там в уголочке за этой громадиной недопитый мадам коньяк. Сейчас слегка отравится, и поедем.

Милочка в ужасе выставила вперед ладони – жест, как я поняла, означал, что хозяйка передумала.

– Я не пью! – с укоризной напомнила она Наталье и перевела сияющий взгляд на меня: – Вы психиатр, я догадалась, только мне это, честное слово, не нужно.

Я невольно оглянулась назад: за мной никого не было. Сомневаться не приходилось, психиатром обозвали именно меня. Дочь прыснула в кулачок, Наталья захохотала, но почти сразу же оборвала смех и серьезно сказала:

– Милка, ты точно не в своем уме! Ну где, скажи на милость, ты видела нормального психиатра? Любой психиатр должен быть слегка со сдвигом. Так сказать, с кем поведешься… А у Иришки вполне… У нее просто так рот открыт и глаза вытаращены… Рот закрой! – буравя меня совсем не сияющими стеклами очков, приказала Наташка и снова обратилась к Милочке: – Словом, это моя приятельница с дочерью Аленой. Еще более нормальной, чем сама мама. Я утром забыла тебя предупредить. Они поедут с нами. Я, как бы это сказать не очень обидно для самой себя… Словом, аномальные явления не мое хобби…

Людмила Станиславовна неуверенно хихикнула. Я сочла вполне уместным ее поддержать. Вот только мешал закрытый по велению подруги рот.

Почти до трех часов мы проторчали в кабинете. Я даже слегка вздремнула под телевизионную программу новостей. У Милочки случилась какая-то неприятность с безразмерной клиенткой, на которую не лез сшитый по ее спецзаказу костюм. Причина выяснилась не скоро: дама забыла надеть корсет.

Милочка была в приподнятом настроении, чего нельзя было сказать обо мне. В кои-то веки выдалась возможность провести выходные почти одной, Аленка не в счет, проваляться полдня или сколько выдержу в кровати с книжкой, просмотреть кучу дисков, в том числе с ужастиками… Нет, пожалуй, их-то как раз и не стоит смотреть… И вообще, зачем жалеть о невозможном?

– Это не наша машина! – рявкнула Милочке Наташка, притормозившая в дверях магазина в поисках перчаток.

И тут взвыла сигнализация: Милочка, слишком поздно поняла предостережение Натальи, а чья-то красная «Шкода-Фелиция», оскорбленная поглаживанием постороннего лица, возмущенно заверещала на разные голоса. Испуганная Милочка резво скакнула в сторону и обернулась к Наталье:

– Ты же говорила, у тебя «Шкода»…

– А если бы я сказала, что у меня еще и броневик? На сомнительные дела я езжу только на «Таврии» – БМП! Боевая машина придурочных… Но лучше заменить последнее слово на «подруг». Где ее только не носило!

Наташка, открыв багажник «Ставриды», скромно перегородившей въезд во двор, аккуратно укладывала пакеты и сумки.

– Хватит глазеть по сторонам, втискивайтесь! Ир, вы с Ленусиком – назад. Милка с непривычки мне переднее кресло снесет…

Ехали недолго. Вопреки обыкновению, движение по Москве было свободно, машин мало и подруге за рулем явно не хватало «романтизьма». Тема соответствия водителей установленному ею стандарту заглохла в зародыше. Вяло обругав какого-то залетного новгородца на «Форде» только за то, что он вообще прикатил в Первопрестольную, она смирилась с судьбой и полностью переключилась на цены в магазине Милочки.

– Контингент моих клиентов не покупает дешевые вещи. Любая тряпка приобретает вид эксклюзива, если цена на нее заоблачная, – отбивалась от Наташкиных нападок директорша престижного магазинчика. – Кстати говоря, мои товары расписаны вручную.

– «Тиккурилой»?

Подруга светилась от собственной находчивости.

– Да ну тебя! – легко отмахнулась Милочка и умолкла. Подозреваю, не хотела ссориться с благодетельницей.

Следовало как-то поддерживать разговор, но ничего путного, кроме погодной темы, в голову не приходило.

– Что-то погода портится… – опередила меня Алена.

– Да вам-то чего переживать? – сочла своим долгом вмешаться Наташка. – Не за рулем же. Снегом не заносит, а…

Последнюю фразу она зря сказала. Хорошо, что не до конца. Возможно, было бы еще хуже. Стекло дверцы со стороны Милочки возмущенно ухнуло вниз и легкомысленным треугольником торчало ровно посередине оконного пространства. Под общий визг вихревой снежный поток радостно устремился в салон. «Ставрида» растерянно завиляла, мы с Аленкой дружно схватились за шапку, лежавшую на сиденье, надеясь вместе прикрыться от снежной пыли. Шапка была не моя. Не помню, куда сунула свой головной убор.

– Подними стекло, блин! – прикрикнула Наташка. Визг сразу оборвался. – И хватит орать! – все же добавила она, съехав на обочину и остановив машину.

– Не поднимается! Ручка свободно крутится, – виновато оправдывалась Милочка. – Может, заложим окно сумкой? А я ее держать буду. Теперь уже недалеко.

Наташка с чувством вздохнула, подняла воротник куртки, не забыв взглянуть на себя в зеркало и, кряхтя, вылезла из машины. Вдвоем с Милочкой они кое-как подтянули вверх злополучное стекло. Теперь снег заносил только Наташку. Никто не знал, что делать дальше.

– Надо его как-то закрепить, – отличилась я сообразительностью.

– Так уже и закрепили. Натальей Николаевной, – порадовалась дочь. Теперь следует вылезти, впрячься в «Ставриду» и вперед! С ветерком…

– Мне бы какую-нибудь щепочку… – жалобно проговорила Милочка.

– Щепки летают только там, где лес рубят, – вздохнула я, а здесь – чисто поле. Да и топор мы не прихватили. Хоть бы какой-нибудь доброжелатель остановился…

Доброжелателей не нашлось, зато нашлось верное решение. Подозреваю, что именно его нам и пыталась навязать приклеившаяся с той стороны к стеклу Наташка. Аленка выбралась на переднее сиденье, слазила в «бардачок» и вытащила оттуда отвертку. С небольшими трудностями, вызванными в основном Наташкиными воплями, именуемыми «добрыми советами», закрепили стекло. Милочка осторожно опустила руки. Следом отлепилась Наташка. Вот только руки забыла опустить. Так и прошлепала на свою законную сторону, держа их на весу прямо перед собой. Тут-то и нарисовался на дороге потенциальный доброжелатель, но проявлять себя в качестве такового сразу не стал, лихо прибавил обороты и мгновенно скрылся с глаз. Его искренняя забота достала нас через полкилометра почти у поста патрульно-постовой службы. Нас встречали. Машина ОБДДешников мгновенно перегородила дорогу. Резко затормозив, Наташка заорала, одним духом выдав приказание держаться всем, держать стекло, отвертку и до полной остановки машины еще успела от души обругать встречающих. Впрочем, они на это не обратили никакого внимания…

Проверка длилась сравнительно долго. Наташка никак не хотела сознаваться в том, что ее, с поднятыми вверх руками и угрозами для жизни, силком усадили за руль собственной машины. Поверили только после проверки документов, досмотра машины и вещей, согласившись, что одноразовой посудой и съестными припасами в виде салатов и полуфабрикатов угрожать трудно.

К дому Милочки в деревне Панкратово мы приехали в половине пятого. Было темно. Свет горел только в нескольких домах, стоявших в отдалении. Возможно поэтому, приют Людмилы Станиславовны показался особенно мрачным и зловещим. На замок Дракулы он, конечно, не тянул, но все равно имел вид зловещий. Несколько минут мы сидели в машине, не решаясь вылезти. Следовало открыть ворота. Хотелось думать, что это сделает сама хозяйка. Но она не торопилась.

– В конце концов когда-то все равно надо вылезать, – обратилась я к своим спутникам, в душе надеясь, что они не вылезут, и мы вернемся в Москву. Алена прижалась ко мне.

– И что тебе в кабинете не живется, – проворчала Наташка.

– Зачем мне лишние разговоры? – вздохнула Милочка и взглянула на подругу детства: – Может, ты вылезешь. Я просто боюсь за стекло. Хлопнешь дверью, оно и улетит. Вместе с отверткой.

– Не улетит, – не очень уверенно заявила подруга. – Вылезай. Я сама дверь закрою.

При ближайшем рассмотрении дома очарования не прибавилось. В свете автомобильных фар окна казались большими глазами, прячущимися за затемненными стеклами гигантских очков. Метель не давала возможности определить точные параметры здания. Каждый из нас волен был рисовать в своем воображении любые картины ужасных сцен, происходящих внутри. И зачем только я смотрела вчерашний триллер?

Милочка исчезла, а Наташка никак не решалась выключить двигатель. Мы с Аленой нерешительно топтались рядом с машиной, готовые в любой момент рвануть обратно.

– Девчонки, ну вы чего там застряли? – раздался откуда-то голос Милочки. – Дом заинтересовал? Да завтра при свете посмотрите. Там еще работы-ы-ы! – пропела она на ходу. Подлетев к машине, подхватила сумки и предложила последовать ее примеру.

– Вы уверены, что мы доживем до завтра? – шепотом спросила у нас Наташка. – Лично я – не очень. Хотя следовало бы пугануть нечистую силу!

– Не г-говори г-глупостей! – заикаясь, заявила я, вытащила очередную сумку, но двинуться с ней следом за Милочкой не решилась. Порывы ветра играючи сбросили с меня капюшон куртки, щедро закидав пригоршнями снега. Свою шапку я так и не нашла.

Следующий забег Людмилы Станиславовны к машине оказался последним. Не было больше вещей. Наташка подозрительно медленно копалась с машиной. Как будто закрывала металлический сейф с миллиардным содержимым. Мы терпеливо ждали. За это время Аленка, обскакав нашу компанию по большому сугробу, нервно проорала, что возглавит шествие. Ну не нравится ей его замыкать! Я тут же направилась следом, надеясь увидеть где-нибудь за домом электрический огонек цивилизации. Последней шла Милочка. Быстро соображающая Наташка мигом обошла меня на повороте. Но, как говорится, не справилась с управлением. Слишком уж забрала в сторону. Вытягивали ее из снежного наноса, как репу.

– Поспешишь, в сугроб залетишь, – доверительно сообщила она Аленке, тщетно пытавшейся отряхнуть ее от излишков снега. – Хотела тебя предупредить. Так сказать, на наглядном примере…

Из-за угла дома, отвоевав у темноты небольшое пространство, действительно пробивался свет. Решив, что достаточно надышалась снежной пылью, я, как упакованный в меховую куртку трансгенный мотылек, полетела к источнику освещения. Страх улетучился. В отличие от снега, который, пользуясь излучаемым мной человеческим теплом, таял и весенними ручейками стекал по телу в разных направлениях. Именно это половодье и подстегнуло. Не раздумывая, преодолев ступеньки освещенного ярким фонарем крыльца, я влетела в дверь веранды, решив, что запросто отфутболю любой фантом, ненароком пожелавший проявить свое гостеприимство.

Фантому повезло. Не повезло кошке, об которую я споткнулась прямо за порогом. С душераздирающим воплем она метнулась на улицу и мигом взлетела на шапку, венчавшую голову согбенной Наташки, отряхивавшей снег с замшевых сапог. Подруга переорала кошку в два счета. Окончательно обалдевшее от страха домашнее животное метнулось назад. Как раз вовремя: я услужливо распахнула лбом дверь в жилое помещение…

Помнится, Людмила Станиславовна именовала это жилье «не ахти каким». Но мы с этим определением в корне не согласились. Уж очень от него не отдавало времянкой. Две большие комнаты, одна из них поменьше, небольшой холл и кухня, к которой примыкали ванная комната с душевой кабиной и туалетом, техническое помещение с газовым котлом и еще какая-то кладовочка были отделаны и обставлены так основательно и уютно, что создавали впечатление капитального жилья. Вплотную примыкавшая к нему мрачная громадина незавершенного строительства теперь казалась болезненным наростом. Соединялись оба строения одной дверью, расположенной в конце маленького коридора, отпочковавшегося от холла. Дверь была закрыта на ключ, торчавший в замочной скважине, мы с Наташкой по очереди проверили. В холл выходили двери еще двух комнат и кухни. Лестницы на второй этаж в этой части загородной резиденции не наблюдалось. И это радовало.

Суета с размещением длилась недолго. Не мудрствуя лукаво, все расположились в спальне Милочки. Наталья застолбила диван, а нам с Аленой достался надувной матрас, которому, если верить рекламе, кровать и в подметки не годится. Хотя бы потому, что ее не сдуешь и не закинешь куда подальше.

Несмотря на свет во всех помещениях, уютную обстановку и три телевизора, работающих на кухне, в холле и спальне на разных каналах и создающих эффект очень большой кампании, мы упорно держались вместе. Строем ходили мыть Фимкин лоток, уговаривать оскорбленную кошку спуститься с кухонной полки вниз, наступали друг другу на ноги, толкаясь у кухонной плиты… Словом, немного трусили. Глаза невольно устремлялись к двери, за которой… На этом разум спотыкался и напоминал, что лучше об этом не думать!

За ужином все невольно притихли. Из спальни доносились громкие советы, как сохранить свои сбережения. Сделали общий вывод – как ни храни, все равно потеряешь. У нас это хроническое. Сломленные нашей железной логикой советчики моментально спрятались за рекламу. Следом сразу же началась активная стрельба с руганью – пришло время какой-то очередной серии боевика. А в холле буйствовали юмористы, рассказывая поднадоевшие старые юморески так, как будто делают это впервые. У нас же под боком, на кухне, девица, одетая в одежду, похожую на вторую кожу, которая вот-вот лопнет, рискуя туфлями на тонких каблуках и стройными ногами, в полном молчании преодолевала завалы камней в пещере, преследуя какую-то благородную цель. Какую именно, мы не поняли – засмотрелись на туфли. В спальне продолжали стрелять…

Фимка осмелела, спустилась вниз и, выписывая замысловатые кренделя, в порядке очередности терлась о наши ноги, предлагая признать себя полноправным членом застолья.

Наташке, с мрачным видом поглощающей третий кусок торта и от этого все больше и больше расстраивающейся, неожиданно пришла в голову мысль тряхнуть историю материального благополучия Людмилы Станиславовны.

– Слушай, Милка, а откуда у тебя взялись деньги на магазин? Неужели в свое время твой ненаглядный… – Наташка взглянула на изменившуюся в лице Милочку и поправилась: – Ты не подумай чего, «ненаглядный» – это в том плане, что слинял, не дав, как следует, на себя наглядеться и тем осточертеть. Я хотела спросить, неужели Эд вышел в люди? На большую дорогу успешного бизнеса. И выкупил себя из семейного плена. Ты-то вроде иняз закончила. В школе много не заработаешь. Ну нервное расстройство, ну уважение коллег, но все это нематериальные ценности.

– Эдик ни при чем. – Мила поправила волосы и откинулась на спинку стула, наряженного в чехол из той же ткани, что и занавески. – Маринке и семи не было, когда он красиво ушел из нашей жизни с пустыми руками и карманами, полными моих и маминых недорогих золотых побрякушек – подарки моего покойного отца. Недалеко ушел – через дорогу. Помнишь, кооперативный кирпичный дом в двенадцать этажей на углу? Мы с тобой ходили туда в гости на день рождения к Таньке Веселовской.

Наташка широко улыбнулась:

– Это когда я на спор съела четыре пломбира за сорок восемь копеек?

Милочка кивнула:

– И заработала этим пятый… Так вот, в этом доме жила очередная «последняя любовь» Эдика. Я ее видела: девяносто-шестьдесят-девяносто не ее параметры. Везде сто шестьдесят! Не меньше.

– Вот те на! – удивилась я. – Верь теперь прописным истинам. Зря говорят, что нельзя объять необъятное.

– Объя-я-ял! – легко отмахнулась Милочка. – Вместе с продовольственным магазином, которым она руководила. Эдька вообще человек крайностей. До Зои Павловны он любил трогательную стропилину весом в сорок килограммов при росте метр восемьдесят…

– Мешок с костями! – фыркнула Аленка.

– Ну мешка там, положим, не наблюдалось. Скелет в оригинальной упаковке… Зато Зои Павловны, как понимаете, было очень много. Как сказано у Есенина: «Излишек нам был без тягот…» В смысле ему – Эдичке. Я думаю, его больше привлекала материальная обеспеченность Зои Павловны. Можете себе представить трехкомнатную квартиру, под потолок набитую вещественными доказательствами достатка? Этот достаток, кстати, не раз бил моего бывшего суженого своей материальной сущностью. Когда мы разводились, Эдик в суд явился с перебинтованной головой и синяком под правым глазом. Скромно пояснил, что спасал от бандитов женщину. Ну я-то его хорошо знала. Его под прикрытием ОМОНа зови на помощь – не дозовешься. Уже потом случайно узнала, что дома на него сверху пылесос упал. Из коробки вывалился. Эдик, когда Зою Павловну обменял на новую пассию, в сердцах мне жаловался. Все травмы подсчитал, суммировал и в возмещение морального и материального вреда прихватил с собой довольно большую сумму. Это уж Зоя Павловна со своей стороны тоже мне жаловалась.

– Ну хорошо, а откуда тогда на тебя деньги свалились? Клад нашла и двадцать пять процентов государству сдала? Для прикрытия неожиданного обогащения.

Аленка выразительно на меня посмотрела, я переадресовала полный негодования взгляд Наташке, но она его проигнорировала. Пришлось слегка пнуть ее под столом ногой.

… Кошки – удивительные создания. Попадаются под ноги в самый неподходящий момент. Фимка определенно должна была меня уже возненавидеть. Адресованный Наташке пинок в пути следования сменил адресата. Несчастная кошка опять душераздирающе взвыла и, приземлившись, пулей унеслась на шкаф, где, недовольно ворча, долго искала удобное положение. Милочка искренне переживала за любимицу, но врожденная интеллигентность не позволяла наорать на меня так, как это сделала Наташка:

– Садистка! Своих кошариков жалеешь, а над чужими, беззащитными, издеваешься!

– Не надо так говорить! Она не хотела! – запальчиво вступилась за меня дочь. – У нее… просто нога оттаяла и рефлекторно разогнулась.

Закусив губу, я молчала. Пользуясь этим, Наталья заметила, что моим мозгам следовало оттаять чуть раньше ноги. Это меня задело, и я сказала правду – очень жаль, что нога оттаяла не по назначению. Приношу кошке свои искренние извинения и соболезнования. Лично мне, в отличие от некоторых, нет никакого дела до источника финансового благополучия Людмилы Станиславовны. Мне даже не интересно, сколько денег у Березовского и тех, кто его переплюнул либо недоплюнул до его материального уровня. Считать чужие миллионы – занятие неблагодарное и вредное для собственного здоровья. Все равно никто ими не поделится. И вообще, чтобы безнаказанно воровать в огромных количествах, нужны не только возможности, но и очень умная голова. Позволяющая, кстати, спокойно проживать за границей, находясь в розыске в родной стране. Похоже, игра в прятки стала нашим национальным развлечением. Мы сами позволяем нашим нуворишам спрятаться, а потом ищем их по всему свету. Да с завязанными глазами. А они, от души веселясь, еще и колокольчиком позвякивают! Ну нет в нашей стране Биллов Гейтсов! Нельзя честным трудом накопить огромные деньги, да еще уплатить с прибыли большие налоги, чтобы спать спокойно!..

Я долго бы выступала. Просто какое-то наваждение… Но тут прямо перед моим носом оказалась коробка конфет. Испуганная Наташка приманивала меня ей, как какого-нибудь дворового Тузика килограммом говяжьей вырезки. Во всяком случае, моя реакция на эту коробку была не хуже. С трудом понимая, что происходит, я неотрывно смотрела на сказочную упаковку, а руки непроизвольно тянулись к ней. По мере ее удаления, вытягивалась и я, окончательно забыв про Березовского и иже с ним. Ничего не поделаешь, при виде конфет в коробках теряю всякое соображение и самообладание. Как Наташка от мороженого.

– Ну что я говорила! – торжествующе провозгласила Аленка. – Мамуль, ты как? Успокоилась?

– Митинг окончен, – буркнула я. – Дай сюда! – Не очень любезно выхватила из рук подруги конфеты и доложила, что успокоилась.

– Слушай, Милка, у тебя тут определенно склад, доверху набитый негативной энергией. Я, конечно, не очень верю во всю эту муру, от души боюсь только покойников, но что-то на твоей фазенде не так. Меня постоянно тянет хамить – ладно. Это где-то в пределах нормы… борьбы за справедливость. Ну-у-у, слегка зашкаливает… Но чтобы Ленусик голос повысила! И Ирка так разошлась! Кошку пнула! А ведь на ее месте должна была быть я… Вот что, дорогая Людмила Станиславовна, у нас впереди еще ночь. Сразу хочу предупредить, будут потусторонние вопли – особо не пугайтесь. Сначала убедитесь, что это не я ору. И не пытайтесь глушить меня спросонья подушкой.

Мне хотелось успокоить подругу.

– Я вообще спать не буду. На новом месте не могу. Алена, уверена, вся в меня – составит компанию. Так что спите спокойно, дорогие товарищи… Извините… Это цитата из выступления на другом митинге. Словом, мы будем охранять ваш сон. Хорошо бы на ночь посмотреть какую-нибудь веселую комедию…

– И не выключать нигде свет, – поддержала меня дочь.

– И не рассказывать никаких жутких историй. – Наташка почему-то посмотрела в мою сторону. Я недоуменно пожала плечами.

Милочка кивала головой и грустно улыбалась. Фимка, пользуясь воцарившимся на кухне спокойствием, легко спрыгнула на пол и, слегка помахивая хвостом, скрылась с глаз долой.

Улеглись мы далеко за полночь. В обстановке почти полной освещенности. Только в спальне ночник дежурил не на полную мощность. За окнами вовсю разгулялась метелица. Болтая на отвлеченные темы, мы чутко прислушивались к малейшим ночным шорохам, потрескиваниям и постукиваниям. Больше всего неприятностей было от Фимки. Обнюхав набор косметических средств Милочки, она пару раз чихнула, скинула отдельные предметы с туалетного столика и долго гоняла по полу. Пока не притомилась. А притомившись, принялась выбирать себе место для ночлега. Нашу с Аленкой надувную кровать проигнорировала не сразу. Пару раз, не обращая внимания на уговоры хозяйки, забиралась под одеяло и хватала Аленку за ноги. Та визжала и отбрыкивалась, усиливая охотничий инстинкт Фимки. Угомонилась кошка после прямого попадания на Милкино ложе. Оставалось удивляться, как Наташка в полумраке спальни точно рассчитала траекторию полета прелестницы, снятой за шиворот с моей больной головы. Я как раз шуршала таблетками, пытаясь выпить спазган. Милочка к тому времени успела сменить дислокацию и перелечь на другую сторону своей кровати, что оставалось тайной для Натальи. До тех пор пока киска с моей больной головы не перелетела на Милкину здоровую…

До пяти утра я так и не заснула. Без конца ворочалась, прогоняя пустые страхи и заставляя чуткую Наташку каждый раз интересоваться с дивана, сплю ли я и что слышно из-за границы с новостройкой. Время от времени заходилась в сдержанном хихиканье Аленка – результат просмотренных на ночь трех довольно удачных дисков с комедийными фильмами. Это, в свою очередь, опять будило Наташку, и она недовольно ворчала, сетуя, что зря не выбрали другой репертуар – из разряда ужасов. Лежали бы все с головой под одеялом и спокойно тряслись от страха, не мешая друг другу спать. Похоже, только Милочке спалось отменно. Вместе с Фимкой, вольготно дрыхнувшей рядом с хозяйкой.

В десять утра наметилось оживление. Фимка опять забралась к нам под одеяло…

Хуже всех себя чувствовала Милка – пригласила на ночь кошмаров, а их не было.

– Наверное, я и вправду умом тронулась, – оправдывалась она. – Спала и ничего не слышала. А может быть, ваше присутствие роль сыграло. Привидение не решилось о себе заявить.

– Оно, наверное, осипло, – предположила Аленка. – Людмила Станиславовна, мне среди ночи пришла в голову одна мысль… А как реагировала ваша Фимка на потусторонние призывы?

– Раньше вскакивала и бежала к двери. Там долго сидела неподвижно. Только уши ходили, как локаторы. А последнее время никак не реагировала.

– Значит, привыкла. Но если она вначале торчала у двери в почетном карауле, то ей тоже что-то казалось. Во всяком случае, если вы, извините, и сбрендили, то на пару с кошкой. Только она…

– Быстро поумнела, – вмешалась Наташка, задумчиво вглядываясь в окно. – У вас как тут с дорогами? Чистят?

– Чистят, не волнуйся. У одного деревенского жителя свой трактор. Мы ему платим. Кроме меня еще москвичи есть. Свои квартиры в Москве сдают, а здесь фактически круглый год проживают. У всех машины. Утром детей – в школу, сами – на работу. Пятнадцать-двадцать минут, и вы в Москве.

Наташка успокоилась. А мы с дочерью особо и не волновались. Ясное дело, подмосковное Панкратово – не какая-нибудь тундра. И как-то в голову не пришло, что в выходной декабрьский день, осложненный, судя по всему в последний раз, праздником – Днем конституции, даже трактору торопиться некуда. С Нового года гуляем по-новому! А пока, в понедельник, дарованный трудящимся за несостоявшееся воскресенье, положено отдыхать.

Погода мне понравилась. За окном вовсю бушевала метель, а в доме было тепло и комфортно. Через пару часов можно собираться в обратную дорогу. Кошки, наверное, все глаза проглядели. И как замечательно, что впереди еще один свободный день. Димка с сыном и бабулей вернутся только во вторник – после нотариального оформления сделки. Мой муж, конечно, оригинал! Пока свекровь выезжала на лето в деревню, палец о палец не ударил, чтобы подремонтировать мелочи, а непосредственно перед продажей понесся с топором устранять недостатки. Ему, видите ли, неудобно перед покупателями. Перед матерью неудобно не было…