Текст книги "Тайна замка Бельвуар"

Валентина Тихоновна Бекетова
Тайна замка Бельвуар

© Бекетова В. Т., 2020

© Фонд развития конфликтологии, 2020

И кажется, по имени назвать меня в стихах любое может слово.

Шекспир, сонет 76

Часть первая
События в замке Бельвуар (1610–1611 гг.)

Дорога

Она не была такой утомительной, как на последнем отрезке пути – у Границы Миров. Здесь пришлось стоять целых три года в ожидании разрешения на проезд. Но экспедиция не теряла времени впустую. Специалисты обновляли технические средства, проверяя их надежность, изучали новые методы их использования в тех условиях, какие им представлялись на будущее в довольно далеком прошлом. Воображение рисовало множество случайностей, способных повлиять на задуманный и уже осуществляемый этими людьми план. Одно радовало всех участников экспедиции: что язык, обычный разговорный, а может быть, и литературный, станет для них спасительным фактором в течении времен, в существовании разных укладов жизни и что этот язык поможет им в достижении благородной цели и в разгадке четырехвековой тайны. Поэтому им постарались овладеть все члены экспедиции. Простаивая у Границы Миров, люди продолжали изучать язык страны, куда надеялись получить пропуск. Литературный и сленговый языки прошлого штудировали особенно усердно, взяв в помощь энциклопедии, различные словари, литературные и даже документальные источники соответствующей эпохи. Читали старинные этнические фолианты, запечатлевшие язык своего времени в сагах, поэмах, исторических хрониках и мифах. Так что подготовка в этом плане была вполне солидной. О специальной терминологии текущего периода особенно не беспокоились, поскольку ею владели все, а людям других времен, при благоприятном исходе дела у Границы Миров, её можно было каким-то образом объяснить в нужных ситуациях.

Три года – время слишком достаточное для получения пропуска. Но кто и когда его получал? Это были единицы случаев за десятки веков человеческого бытия. Попасть в число подобных случаев представлялось почти невозможным. Великим Владетелям Границы Миров нужно было предъявить самые убедительные доказательства проезда через неё, а претендентов по обнародованному вопросу было немало. При этом конкуренция всё время возрастала. Человек, который возглавил описываемую экспедицию, понимал, что его аргументы как результат сорокалетних поисков и исследований могут перевесить те, что создавались специально желавшими проникнуть в ту же область и попасть в неё практической явью. Материалов на заявленную тему было очень много. Они стекались отовсюду: как с временных, так и с территориальных областей планеты. Их изучение и оценка отнимали у Великих Владетелей значительное время. С этим приходилось считаться всем. Размышляя на данную тему, руководитель экспедиции думал и о средствах, отпущенных на неё. Но эта сторона в целом рискованного дела оставалась как бы в стороне. Она тревожила менее всего, так как кредит средств и духовной поддержки многих, очень многих людей казались безграничными, что воодушевляло и вселяло веру в начатое предприятие. Однако время, время… Это «всепожирающее» время было не только самым дорогим, но и пугающим ресурсом. Успеть, только бы успеть… Поэтому все ждали пропуск напряженно, с большой тревогой: ведь результат мог оказаться и отрицательным. И вот произошло то, что, по всей справедливости и великому всемирному закону равновесия, должно было произойти. Аргументы экспедиции оказались самыми убедительными. Они перевесили блещущие эрудицией, перенасыщенным выспренним анализом и умопомрачительными характеристиками, почти что безумными подходами и напридуманной терминологией труды других претендентов, и пропуск через Границу Миров был, наконец, получен.

Вопрос, что называется, был закрыт, так как такой пропуск по любой теме выдавался здесь только один раз. Это была победа. В неё верилось с трудом, поэтому особая радость, охватившая всех участников экспедиции, стала как бы венцом их длительного ожидания. Но будущее в прошлом, куда они так стремились попасть, крайне тревожило всех по многим причинам. Однако эти обоюдные чувства и радости, и тревоги смешались и каким-то образом уравновесились, породив умиротворяющую надежду, а потом и крепнущую веру у каждого, что было так необходимо для предстоящего пути.

Не теряя времени, участники экспедиции разместили грузы и личный багаж, заняли места в предоставленных Великими Владетелями транспортах, пересекли Границу Миров и въехали в просторную, светлую страну со множеством замков, красивых усадеб, лесов, парков и полей. Путь до места назначения предстоял не малый, так как скорость передвижения уменьшилась в десятки раз. Конечно, покачиваться в каретах или трястись в повозках по грунтовым дорогам не только утомительно, но и долго всегда и в любой стране. Однако лошади были накормлены, напоены и с лёгкой бодростью опытных рысаков везли людей и их снаряжение по предназначенному пути.

Была дана команда объезжать населенные места и выбирать дорогу преимущественно в полях, лесах, а то и в чащобах, если проезд там был возможен. Встречи с людьми не рекомендовались. Всем этим ведал проводник, едущий впереди экспедиционного поезда на доброй, выносливой лошади. Цель экспедиции в стране пребывания для окружающего мира оставалась секретным мероприятием; многие ее детали и особенности носили почти таинственный характер. Всеми тонкостями путешествия владел руководитель, а участники, выполняя свое дело, не мешали ему ни в чем, хотя тоже многое знали.

Дорога была бы более утомительной для людей, привыкших к высоким скоростям, если бы не осеннее тепло, запахи желтеющей и начавшей кое-где опадать листвы, ароматы спеющей на полях кукурузы, гречихи, вновь зацветающего цикория, вьющегося клевера и медоносной душицы. Всё сливалось воедино, опьяняло чувства людей, лечебными волнами разливалось в их телах. Тот, к кому спешила экспедиция, жил во всем этом царстве лесов, полей и запахов, вдыхал их, как и едущие к нему люди у себя дома, а теперь и здесь – в другой эпохе и стране. И не было во всем этом различий в веках, а была единая нить свойств природы и людских чувств, погружаясь в которые, человек ощущал, даже в своем кратковременном бытии, вечность и как бы жил в ней.

Последний день пути клонился к исходу, и примерно через два-три часа путешественники должны были достичь цели. Волнение все более и более охватывало их.

Неожиданно оно стало перерастать в тревогу, особенно когда заходящее солнце спряталось за агатово-смоляную плоскую тучу, закрывшую почти весь горизонт. Это показалось грозным знаком, который, сгущая тьму на небе, вносил её и в души людей. Тревогу ощутили даже лошади: скорость их бега замедлилась. Но, произошло чудо. Туча внезапно расслоилась, и её пронзил ослепительный луч уже уплывшего за горизонт светила. Он был такой силы, яркости и стремительности, что все, наблюдавшие это явление, невольно закрыли глаза, а открыв их, к своему удивлению, увидели, что эта каменная глыба на небе не только расслоилась, но и распалась, преображаясь в легкие, грациозно летящие гряды облаков, принимавших розово-перламутровую окраску. Некоторые из путешественников вспомнили романс «Редеет облаков летучая гряда», другие захотели остановиться и постоять, чтобы дольше полюбоваться таким красочным явлением небесной лаборатории. К тому же нужно было передохнуть, подкрепиться горячим кофе из термосов, размять затекшие ноги либо освежиться ключевой, почти что «кастальской» водой, бьющей из родника вблизи развесистого могучего дуба. Превращаясь в прозрачные дымки, облака испарялись, а освободившееся чистое и еще светлое небо помогало путешественникам в их пути. Все заспешили к транспортам и, не мешкая, двинулись дальше. Однако сумерки наступали быстро. Пологий склон огромного холма плавно и незаметно для едущих перешёл в равнинную часть пути, и вскоре все заметили, что въехали в лес. Становилось всё темнее и темнее. На ум приходил «Лесной царь» Гёте. Но часы указывали, что цель близка. Действительно, они приехали почти вовремя.

Прибытие

В восьмом часу вечера экспедиционный поезд вырвался из чащи великолепных дубов, вязов, сосен и елей и упёрся в литые кружева чугунных ворот. За ними в отдалении темнела громада замка. За воротами отовсюду появились люди с факелами, и большая площадка перед замком оказалась ярко освещенной. Ворота раскрылись, и кареты, их было четыре, а за ними десять крытых повозок с сопровождающей на лошадях вооруженной охраной медленно подъехали к фасаду замка. Сам замок, как поняли прибывшие и уже успевшие выйти из своих транспортных средств люди, стоял на прочном скальном возвышении; к нему вела выложенная из гранитных плит красивая и мощная лестница. Стоящие там факельщики позволяли гостям рассмотреть две её площадки, украшенные огромными скульптурами львов и пушками, что как бы подчеркивало рыцарские и военные достоинства владельца замка.

Нельзя было не заметить, что боковые части лестницы представляли искусно обработанные скальные выступы, в нагромождениях которых в разных местах просачивалась вода, медленно, капля за каплей падая в стоящие внизу раковины. Над углублениями в скальной породе нависали разнообразные, в основном ампельного типа, растения; высвечиваемые факелами, они принимали фантастические формы и виды. Внимательный взгляд прибывших запечатлел эти особенности и красоты. Впечатление оказалось достаточно сильным, но они не знали, что ждет их впереди.

По лестнице быстро спускался человек в сопровождении своей свиты и двух факельщиков. И вот все они оказались лицом к лицу с руководителем экспедиции. Последний, уже не молодой, высокий, с великолепной выправкой и твердым взглядом человека, облеченного властью, был одет в черное тончайшей шерсти короткое пальто, серый брючный костюм, который не измялся даже в длительной дороге, на плечи был свободно наброшен бордовый шарф, шею легко облегал темно-синий вязаный росс; на голове красовалась модная иссиня-черного цвета шляпа, добротные полуботинки привлекали внимание особой выделкой кожи.

В этом облачении и с тростью в руках руководитель экспедиции выдвинулся вперед, снял шляпу, обнажив замечательную копну седых волос, и вопросительно посмотрел на спустившегося человека. Тот представился главным управляющим и одновременно дворецким замка и назвал свое имя: «Томас Скревен». В ответ он услышал: «Гилилов Илья Михайлович – руководитель экспедиции». Управляющий – мистер Скревен (далее Скревен) говорил на английском языке несколько устаревшими формами оборотов речи и использованием слов ХVII века. Тем не менее всё сказанное этим человеком было правильно понято. Таким образом, штудирование языка у Границы Миров было не напрасным. Участники экспедиции стояли полукругом за спиной Гилилова, и их хорошо было видно при свете факелов. Спустившиеся по лестнице к этому времени мелкие администраторы и, видимо, помощники управляющего пристально, с неподдельным любопытством и даже слегка иронически улыбаясь, вглядывались в прибывших. Они с интересом разглядывали одежду прибывших, которая казалась совсем почти одинаковой с преобладанием однотипных фасонов в бело-сине-красных тонах. На головах у некоторых были простые вязаные шапочки, украшенные двуглавыми орёликами, другие стояли без них, выставив как на рассмотрение светло-русые, льняные или чёрные волосы, которые торчали ёжиком либо были высоко от шеи фасонно подстрижены. Ни у кого не было бород; чисто выбритые лица мужчин были приветливы, но чуть-чуть насмешливы. Бело-розовый цвет кожи говорил о добром здоровье гостей. Они были одеты в брюки из джинсовой ткани, в лёгкие куртки, украшенные эмблемами и всё теми же двуглавыми орёликами; на ногах виднелись кроссовки. В такой одежде и с такими эмблемами они представлялись хозяевам замка чуть ли не графами с геральдическими знаками и с гербами.

Всматриваясь, люди понимали, что во многом сходны друг с другом и особенно в главном: в фигурах, лицах, в языке; одежда, обувь стали отодвигаться на второй план. Естественное для подобного случая любопытство вдруг переросло в улыбки, тихие всплески смеха и крепкие рукопожатия. Правда, на руках приезжих были тонкие перчатки, но это никого не смутило. Скревен прервал знакомство, сказав, что впереди времени еще будет достаточно, пока же гостям нужно обустраиваться. Гилилов заметил, что народу прибыло много, а возможности замка могут быть ограничены. В ответ было сказано, что двадцать человек – мало, очень мало для резиденции и гостеприимства его светлости. Последние слова заставили гостей поднять головы и устремить, как по команде, взоры на темнеющую глыбу замка. Сердце Гилилова вздрогнуло, леденящий холодок сжал его, а мозг зафиксировал одно слово: успели.

Обустройство

Извинившись перед гостями, Скревен приказал своим людям несколько позже расседлать лошадей, сейчас спешиться всадникам, отвести и устроить их на ночлег, накормив горячей пищей. Как поступать с крытыми повозками и каретами, управляющий замка не знал. Гилилов объяснил, что ситуация эта несложная: груз в контейнерах и ящиках, находящийся в повозках и частично в каретах, необходимо как можно скорее разместить в добротном сухом помещении, свободном от крыс и другой живности. И было бы лучше, если бы всё это находилось рядом с жильем участников экспедиции и его самого. Всё было воспринято как надо, и вскоре команда сильных людей из замка, которыми руководили инженеры экспедиции, аккуратно перенесла и правильно расставила в огромнейшей, почти пустой, но светлой и чистой зале прибывший багаж. Кареты и повозки также были поставлены в соответствующие помещения хозяйственной части замка. Весь процесс занял около двух часов. Расседланные животные нашли корм и отдых в теплых стойлах.

В это же время управляющий, постоянно советуясь с Гилиловым, занялся размещением гостей. Решили, что в эту ночь они займут комнаты второго этажа, а уже завтра сотрудникам экспедиции предоставят комнаты с теми, где будет расположена прибывшая техника и лаборатории. Возражений не последовало, и Скревен предложил гостям принять ванну и, конечно, отужинать. Все радостно оживились, устремляясь к своим вещам. И пока помощники управляющего сопровождали гостей в большую ванную комнату со множеством чанов с горячей водой, где женские места были предусмотрительно отгорожены холстом, Гилилов, сняв пальто и шарф, так как в замке всюду было тепло, осмотрел с управляющим двадцать комнат на втором этаже, оставив за сотрудниками на эту ночь только десять, затем спустился с ним в залу с багажом. Сюда принесли свечи, и разговор зашёл о первом этаже, где были апартаменты его светлости – хозяина замка. Управляющий уведомил всех о своих полномочиях, и дело с предварительным устройством гостей получило на данное время нужное завершение.

Руководитель экспедиции принимал ванну и ужинал вместе с дворецким. Других людей в замке, кроме слуг, он не видел. После ужина он собрал сотрудников в уже известной большой зале. Здесь же был дворецкий и его помощники. «В нашем деле, – сказал Гилилов, – важно хорошее освещение, а также необходима электрическая энергия для работы приборов и оборудования. Поэтому свечное освещение мои инженеры заменят другим». Дело в том, что экспедиция была оснащена мини-электростанцией; энергию генерировали «на-на» «бе-про» частицы нового вещества, которое относительно недавно было синтезировано русскими учеными и за которое они не получили Нобелевскую премию, хотя, по справедливости, подобное открытие стоило, как минимум, пяти «Нобелей». Слава богу, что успели запатентовать по международным правилам и уберечь его от «пиратских» посягательств. Это вещество, помещенное в особое устройство на последней стадии НИОКР, уже могло давать электричество в нужных количествах и в любых условиях, не производя шума и не загрязняя окружающую среду.

Гилилов дал команду на включение мини-электростанции. Вспыхнули светодиодные лампочки, и загорелась гирлянда мерцающих разноцветных огоньков, которую для интереса инженеры набросили на мрачные портреты, видимо, прежних хозяев замка ещё нормандской эпохи. Это превзошло все ожидания. Управляющий и его люди так изумились, что Гилилову пришлось их успокаивать и объяснять, по возможности просто, природу электричества, а также устройство мини-электростанции. В описываемые времена люди этой, в будущем одной из могучих промышленных стран, великих ученых и научных достижений, были на грани открытия электричества, и такое слово многие знали. Грамотные люди замка тоже о нем слышали. Тем не менее Гилилов старался объяснить всё так, чтобы ни у кого из местных не возникало мыслей о чародействе, колдовстве, чему тогда особенно сильно было подвержено общество. Он сознательно создавал доверительную обстановку, способную в дальнейшем помочь работе его людей в замке. Было сказано также, что по желанию его светлости и живущих здесь людей замок может быть полностью освещен подобным образом; при этом было дано указание участникам экспедиции строго соблюдать гигиену, на ночь принять адаптирующие и другие препараты, чтобы оградить их от носителей инфекции в новой среде.

Здесь же решили вопрос размещения гостей. Им и их рабочим кабинетам, лабораториям отводилась левая половина замка на первом этаже со множеством комнат, выходящих с одной стороны на террасу, с другой, – в широкий коридор и общий холл для отдыха. Оперативность действий управляющего по обустройству экспедиции была стремительной. В отведенных помещениях десятки людей всё уже мыли, чистили будто близился праздник Пасхи. Всё доводилось до блеска, и в этом помогали новые химические чистящие и дезинфицирующие средства, которые в своих запасах имели гости. После все помещения проветривались и обрабатывались ультрафиолетом, что тоже было заранее предусмотрено экспедицией в её методиках и материальной базе. Время было позднее. Всем необходим был и физический, и моральный отдых, несмотря на бурлящее любопытство, интерес, эмоции и энтузиазм. Договорились о раннем пробуждении в шесть часов утра, об установке оборудования в подготовленных помещениях. Сотрудники Гилилова поднялись на второй этаж в отведенные комнаты. Дворецкий отпустил своих людей после выполнения ими всех работ, выделив двух молодых помощников для связи с Гилиловым.

Молчаливое знакомство

Вскоре они остались одни. Каждый думал свою думу, многое ещё нужно было сказать и спросить друг у друга. Илья Михайлович встрепенулся и, глядя в понимающие глаза дворецкого, сказал, как бы извиняясь, что время позднее, что всё необходимое они будут решать совместно в дальнейшем, но только один вопрос особенно, постоянно и очень остро волнует его, и наступило время спросить о его светлости. Скревен сел в кресло времен Елизаветы I, сосредоточив взгляд на висящем вблизи окна портрете молодого человека, изображенного искусной рукой художника на фоне пылающих языков пламени, задумчиво и тихо сказал, что его светлость ещё жив, но, видимо, ему остаются не годы, а месяцы, возможно, даже недели, что физические страдания этого человека не поддаются описанию. Узнав о прибытии экспедиции, а ждал он её с необычным волнением и нетерпением, его светлость неожиданно уснул. «Видимо, сказалось нервное перенапряжение», – подумал Гилилов. Дворецкий пояснил, что боли у хозяина постоянные, но в отдельные ночные часы почти невозможные, выдержать которые ни одно сердце и человеческий разум не в силах. Вот почему близкие и родственники его светлости, используя всё свое могущество, его тайную славу и тоже немалые возможности трансцендентальных воображения и силы, обратились к Великим Владетелям Границы Миров с просьбой о помощи.

Гилилов слушал управляющего с бьющимся сердцем, а потом мягкими шагами приблизился к портрету молодого человека и долго всматривался в красивое лицо со следами скрытого страдания; белая, распахнутая на груди рубашка, особо выделяющийся на ней крест как бы подчеркивали вместе с языками пламени трагическую судьбу этого человека. Подошедший Скревен на вопрошающий взгляд Гилилова утвердительно кивнул головой.

Последний попросил увидеть помещения его светлости и сейчас, хотя бы одним взглядом, оценить обстановку. Ответ был положительный. С бронзовыми канделябрами, в которых горели очень толстые свечи, они прошли весь коридор с комнатами, где уже завтра должна закипеть работа экспедиции, затем повернули направо и шли довольно долго. Во всяком случае, так показалось гостю.

Гилилов заметил, что везде в коридорах стены были не только тщательно отштукатурены, но и выкрашены в приятные светлые тона; их украшали орнаментная лепка, великолепные фрески и разнообразные картины. Это была искусная живопись, помещенная в дубовые с позолотой рамы, она требовала особого внимания, но времени на это не было, так как с трудом приходилось поспевать за быстрым шагом дворецкого. Продвигаясь таким образом, они подошли к огромному холлу эллипсоидной формы и как будто выпиравшему из стены замка наружу. Всё в нем поразило Гилилова: высота помещения, окна, убранство, очень хорошее освещение, предупредительность слуг, которые сразу откуда-то появились. Скревен дал Гилилову несколько минут хотя бы для беглого осмотра этого удивительного помещения. Шаги здесь заглушали пышные ковры гиркальских, как потом выяснилось, мастеров. Особо поражали окна с переплетениями; их было несколько высотой от потолка до пола, что напоминало гостиные залы в замке Рамбуйе времен Людовика XIV. Одно из них переходило в застекленную и в настоящее время приоткрытую дверь, за которой шумели еще не опавшей листвой отдельные могучие деревья. В некоторых простенках между окнами висели столь яркие гобелены, что огромность этого помещения казалась заполненной людьми, как бы сошедшими с них. Эффект присутствия людей усиливали картины, развешанные по одной или по две, а то и по три на свободных местах стен. Впечатляли флорентийская мозаика и позолоченная кружевная лепка на стенах. Плафон украшала роспись с растительным орнаментом. Золото рам блестело в свете нескольких люстр, довольно хорошо освещавших холл. Свежий ветерок, вкрадывающийся снаружи в приоткрытую дверь, не гасил и даже не колебал их пламени, так как они имели особое устройство.

Поражали живые растения, по-особому размещенные в холле и украшавшие его не менее, чем всё остальное. Мебели было немного, и она была расставлена ближе к центрам помещения с учетом его формы, но отдельные массивные шкафы черного и красного дерева с вырезанными на них в большом множестве фигурками людей, зверей, батальными и бытовыми сценами были поставлены в ниши стен и чем-то напоминали покои испанских королей во дворце Эскуриала. Особую красоту и нарядность помещению придавали огромные фарфоровые вазы, стоящие у окон. Здесь не было книг; взгляд мог поймать два клавесина в противоположных концах холла; в одном из застекленных шкафов стояла виола да гамба (прообраз виолончели). От Скревена не ускользнуло внимание Гилилова, увидевшего всё это, и он пообещал экскурсию по замку для всех приехавших.

Они подошли к небольшой боковой двери в виде картины, а висевший над ней массивный портрет какого-то знатного лорда усиливал это впечатление. Дверь открылась, и они вошли в гостиную. В руках у каждого оставался канделябр с горящими свечами. Гостиная также представляла собой большую и красиво убранную комнату со множеством кресел, диванов, столиков; на некоторых из них лежали книги; огромный глобус яркими красками континентов, морей, океанов выделялся у приоткрытого окна. Гилилов не рискнул всё рассматривать, но понял, что замок имеет ещё много достопримечательностей и открытия будут впереди.

Слуги, дежурившие в гостиной, тихонько приоткрыли одну из дверей, куда, погасив свечи, вошёл дворецкий, а за ним Гилилов. Это была спальня его светлости. Комната почти круглой формы с огромными, как и в предыдущих помещениях, окнами, закрытыми ниспадающим бархатом штор бордового цвета с разбросанными по ним золотыми и серебряными фигурками львов, тигров, единорогов, невиданной красоты птиц, среди которых выделялась птица Феникс. Спальня повсюду освещалась приглушенным светом. Гилилов почему-то вспомнил, что молодая королева Елизавета I избрала птицу Феникс своим личным символом. Подошедшие слуги сказали, что его светлость спит спокойно и что уснул он давно. Действительно, в глубине комнаты на большой кровати с поднятым пологом лежал человек. Он спал. Глядя туда, Гилилов испытал непонятные чувства. Всё вдруг смешалось в его голове, огнем разлилось по телу, а сердце выдало не менее 120 ударов в минуту. В нескольких метрах от него лежал человек, имя, дела, жизнь которого занимали, мучили, радовали, вдохновляли его столько лет. Дело в том, что спящий человек принадлежал целым эпохам и всему миру. «Господи! Неужели свершилось, и я могу услышать его голос, узнать, подтвердить его устами свои муки, сомнения, бессонные ночи и десятилетние труды в этом деле?» – так думал, держась за сердце, Гилилов, оно просто рвалось у него из груди от нахлынувших чувств. «Всё должно решиться здесь, решиться окончательно и бесповоротно, ибо спящий человек, которому мы обязаны помочь со здоровьем, на понятном английском или другом языке не может не открыть правду нам, ему не нужно будет мучиться самому и мучить весь мир; всё это я ему объясню», – с этими мыслями он взглянул на Скревена, и тот сделал знак, что можно уходить. Возвращаясь, Илья Михайлович сказал дворецкому, что если его светлости ночью станет плохо и начнут мучить боли, то слуги пусть немедленно обратятся к нему, совершенно не боясь разбудить или потревожить. Всё было договорено. И эти, такие далекие, а теперь уже почти близкие друг другу люди, простившись, разошлись по своим комнатам. К удивлению всех и, в первую очередь, самого дворецкого, его светлость за долгое время своего страшного недуга этой ночью не просыпался. Он открыл глаза в девять часов утра и, еще не совершив утреннего туалета, потребовал к себе на доклад главного управляющего замка Бельвуар.