Текст книги "Под потолком небес"

– Слушай, а что мне сейчас делать?

– Ну, мать, не знаю. Попробуй еще поспать.

– Да ты что, у меня теперь не получится.

– Тогда походи по квартире, говорят, помогает.

– Да ну тебя!

– А я серьезно, между прочим. Я тут на днях в «Спид-инфо» одну интересную заметочку прочла, так там целый метод открыли – роды стоя. То есть ходишь, ходишь, ходишь, а потом скрючиваешься, как тебе удобнее, и рожаешь. Можешь смеяться – большинство дам раком встают, вроде как это поза удобнее всего оказывается.

– Ой, Дашка, ты как что скажешь – так хоть стой, хоть падай, ей Богу! Ты меня сейчас представить можешь раком? У меня же живот в коленки упрется!

– Слушай, через несколько часов ты сама сможешь мне рассказать, в какой позе как рожается, а пока извини – что узнала, то и рассказываю!

Так, с шуточками и смешками, правда, слегка нервными, девчонки досидели до двух часов ночи. Ланка домой так и не пришла, видимо, решила заночевать где-нибудь еще. Наталья всполошилась, что еще чуть-чуть, и она отправится в роддом, а Костик останется один, на что Дарья ей резонно заметила, что рано или поздно его драгоценная мамаша заявится домой, и ничего с ним даже за полдня одиночества криминального не произойдет. Разве что памперсы уделает. А для Ланки надо просто оставить записку, чтобы она тоже не гадала, где носит Наташку.

Где-то часов в пять утра схватки у Натальи стали происходить примерно раз в сорок минут, и Дарья снова набрала номер «скорой». В шесть часов Наталья уже распрощалась с Дашкой, едва стоящей на ногах от бессонной ночи, и находилась в предродовой палате, ожидая долгожданной развязки.

* * *

Мягкое солнышко плясало на лице, согревая своими лучиками слегка озябший от ветра нос. Все-таки такого солнца, как ранней весной, больше не почувствуешь ни в одно время года. Парадокс – вокруг снег, лужи, слякоть и холод, а сверху веет такой благодатью, что хочется запрокинуть голову, и стоять так, пока на лицо не вскарабкаются рыжие веснушки. Хотя, сказать по правде, веснушки Наталье не шли. С ними она становилась похожей на деревенскую девушку с какой-нибудь картины Кустодиева – пышнотелую, с томным, «коровьим» выражением глаз. Впрочем, это ее сейчас волновало меньше всего. Март подходил к концу. Такой тяжелый, и такой прекрасный.

Впрочем, все это ерунда. Главное – вот он, посапывающий в коляске сверток со смешно сморщенным личиком, как у маленького гнома. Почему она назвала его Мишей, Наталья и сама не знала. Просто когда увидела его, то поняла: это Миша, а не Гоша или какой-нибудь там Сережа. Отчество решила ему дать Павлович. Звучит красиво, по крайней мере. Отчество Алексеевич Наталья даже не рассматривала. Незачем напоминать самой себе о том, как с ней поступили.

Из роддома ее забирала Ланка, а Дарья навестила ее на следующий день, когда Наталья заново устроилась в своей комнате. Принесла кучу подарков для подруги, для Миши и, разумеется, для Костика. Чтобы не слишком ревновал к братику. Долго рассматривала красное от натуги Мишино личико и, наконец, вынесла свой вердикт: «Да, мать, не твоей породы. Зато классный хлопец выйдет, это я тебе, как эксперт по мужской части говорю!»

В словах Дарьи была своя сермяжная правда. Если сделать скидку на более чем юный возраст Мишеньки, то он был вылитой копией своего папы. Разве что разрез глаз мамин, впрочем, сказать что-либо определеннее сейчас было невозможно. Вот подрастет – тогда может быть.

После изматывающих родов Наталья до конца в себя еще не пришла. Все время хотелось спать или просто валяться кверху пятками и ничего не делать. Чтобы пойти и приготовить семье обед, приходилось уговаривать себя минут десять, а то и все полчаса. Причем даже угрызения совести не подстегивали измученное тело шевелиться. Ну, уж если раздавался тоненький писк сына, тут уж Наташка подскакивала, как на пружинках, и мчалась к его колыбели. Странно, ее совсем не раздражала эта необходимость все время быть начеку, чтобы вовремя обмыть Мишу, накормить его или убаюкать. Да и он, в принципе, был весьма спокойным ребенком. По крайней мере, он еще ни разу не заходился в надрывном крике из-за того, что никто к нему не подошел, когда он этого хотел. Даже Ланка в шутку сестре позавидовала, потому что по ее словам Костик ей не давал ни минуты свободного времени.

Про разговор с Игорем Наталья Ланке ничего не сказала. Может быть, подспудно боялась, что рухнет тогда их хрупкое счастье. Обвинения, высказанные Игорем, были слишком серьезными, чтобы их можно было просто так проигнорировать, значит, Ланке бы пришлось давать Наталье хоть какие-то объяснения тому, почему этот человек распускает про нее такие гадости. И Наташка отнюдь не была уверена, что ей захочется их выслушивать. А так – нет человека, нет и проблемы. Про себя она спокойно допускала оба варианта произошедших событий: и в интерпретации Игоря, и в интерпретации Ланки. Ничего, что они взаимно исключали друг друга. Единственное, что ее тревожило, так это то, что Игорь мог появиться снова в любую минуту, и значит, неприятного разговора тогда точно не избежать. Кроме того, он мог рассказать Ланке о том, что уже пообщался с Натальей, и опять-таки неизвестно, что в данном случае предпримет Лана.

Наташа прекрасно понимала, что выбранная ею позиция напоминает страуса со спрятанной в песок головой, но сил дойти до конца и разобраться с этой скользкой ситуацией у нее не было. Никаких. Врет ей Ланка, или не врет – какая сейчас разница. Самое главное, что она поддерживает свою сестру, как никто другой, за исключением одной лишь Дашки, которая минимум раз в неделю заскакивает к своей подруге, а звонит ей каждый день, и иногда даже по несколько раз.

Кроме того, надо было еще как-то дать знать родителям о рождении их первого внука, а это уже вообще была проблема проблем. Как бы тогда она объяснила его появление? Отсутствие законного мужа при наличии ребенка? Проживание у своей сестры по отцу? Ну, дотянет она до лета, окончит Университет, а потом что? Либо выкладывать всю правду, либо врать, что нашла в Москве работу и домой не приедет, поскольку отпуск ей пока еще не положен. Можно, правда, еще в аспирантуру устроиться, декан ей это уже неоднократно предлагал. Только это тоже не самый лучший вариант. Стипендия аспиранта ненамного выше студенческой, жить на это, да еще и вдвоем – нереально. Конечно, зато аспирантура для нее будет бесплатной, да и с продлением временной московской прописки сложностей не будет. Кроме того, можно взять себе ставку преподавателя, тем более что они сейчас из государственных институтов разбегаются в коммерческие, где зарплата выше, так что вакансии наверняка будут. Но ей с Мишей этого мало. И как выпутываться изо всей этой катавасии – совершенно непонятно. Голова уже узлом завязывается и кругом идет. И вообще: будь что будет – а там прорвемся!

* * *

Холодные пронизывающие ветры с запахом будущих тополиных листьев сменились внезапной жарой посреди апреля с бурной оттепелью и палящим солнцем, а потом проливными дождями и затянувшимися майскими холодами. Все ближе и ближе приближалась пора государственных экзаменов и защита диплома. Наталья слегка волновалась по этому поводу, но только слегка. Хотя по ее собственному мнению, ее голова сейчас больше всего напоминала дырявое решето, заученные за пять лет зубрежки прописные экономические истины она помнила, как таблицу умножения. Дипломная работа давно одобрена руководителем, распечатана в двух экземплярах и даже снабжена пластиковым переплетом. Так что остается только ждать наступление «часа Х».

Дашкин звонок застал ее врасплох: Наталья только-только начала сушить феном свежевымытые волосы, воспользовавшись тем, что Мишеньку сморил послеобеденный сон. Пришлось выключать фен и срочно прыгать к пронзительно орущему агрегату, пока он не разбудил сына.

– Привет, мать! Как там продолжение рода поживает?

– Сопит в обе дырочки.

– Понятно. Слушай, у меня тут к тебе просьба на миллион тугриков, надо ненадолго отлучиться к метро, встретиться там с одним кадром и объяснить ему, что меня сегодня не будет.

– Подожди, ни черта не понимаю. Какой кадр? И почему в метро?

– Да, растеряла ты, мать, остатки дедуктивных задатков. Сбоит у тебя оперативная память, ох, сбоит! Ну, слушай. Я тут в одном чате познакомилась с парнем, договорились встретиться сегодня в переходе на твоей станции метро, он вроде как неподалеку от тебя то ли работает, то ли живет. А мне надо срочно в аэропорт срываться, матушка мне со своими знакомыми какие-то шмотки хочет передать. Сегодня утром позвонила, сказала, где и как. Самолет уже через два часа сядет, мне бы по-хорошему надо уже туда мчаться, а тут как назло это свидание.

– Ну, позвони ты этому парню и отмени все!

– Не могу, у меня только номер его мобильного, а он заблокирован. Я уже полчаса ему названиваю – без толку. Слушай, мать, ну будь человеком! Что тебе стоит дойти до метро, встретиться с этим оболтусом и сказать ему то, что я прошу? Хоть свежим воздухом подышишь. Ну, давай, выручай! Мне, кроме тебя, и попросить некого.

– К твоему сведению, свежим воздухом я дышу регулярно, не менее двух раз в сутки, когда Мишку с Костиком выгуливаю.

– Ладно, не ворчи. Ну, так как, выручишь?

– А куда я денусь от тебя? Ладно, давай, описывай своего парня, где и когда вы с ним рандеву назначили.

– Наташка, я знала, что могу на тебя положиться! Ты – прелесть. Значит, слушай…

В итоге через час Наталья с сопящим на ее груди в сумке-кенгуру Мишей бродила туда-сюда по подземному переходу, и ругала себя последними словами. Под описание, данное ей Дарьей, не подходил ни один из трех мужчин, стоящих сейчас в переходе и кого-то ждущих, подобно самой Наталье. Человек вот уже пятнадцать минут, как должен был быть на месте, но, увы. Наташка решила подождать еще минут пять и уходить. В конце концов, пусть Дашка сама со своими кавалерами разбирается, если они к тому же и на свидание не приходят.

Подземный переход сейчас был довольно безлюден – до «часа пик» оставалось еще часа четыре, поэтому Наталья, устав шататься, выбрала себе точку наблюдения, с которой весь переход просматривался, как на ладони, и уперлась спиной в стену. Поясница уже слегка побаливала, поэтому выражение ее лица, было, мягко скажем, весьма кислым. Минут через две из встречающих остался только один: невысокий парень с каштановыми волосами, как у самой Натальи, и открытым простым лицом. По Дашкиному описанию встреча была назначена с брюнетом-баскетболистом, так что этот боровичок явно в картину не вписывался. Поскольку никого другого больше не было, перед тем, как отправиться восвояси, для очистки совести Наталья подошла к крепышу.

– Простите, вы – Юра?

– Нет, а вы – Даша?

– Нет, но…

Такое начало разговора смутило обоих, но Наталья решила разобраться со всем до конца:

– Я – подруга Даши, она сегодня не смогла прийти на встречу и попросила меня встретиться с Юрой и все ему объяснить. Теперь ваша очередь:

– А я – друг Юры. Его срочно сорвали на работу, вернее сказать, не отпустили с работы, и он попросил меня встретиться с Дарьей. Мне тут от дома до метро ходу минут семь, не более.

– Вот дают! Ну ладно, по крайней мере, теперь все понятно. А теперь, поскольку я свою миссию выполнила, то отчаливаю домой. Счастливо!

– Девушка! А вы не против, если я вас провожу?

Наталья потом сама себе не могла сказать, почему так легко согласилась, и более того, почему вернулась домой только через пять часов, успев даже побывать в гостях у Павла. То ли любопытство, то ли внезапная радость, что даже на нее, маму с ребенком, пополневшую и без девичьей мечтательности в глазах обращают внимание. Неизвестно. Только в этот день Наташку посетило давно позабытое ей чувство близости к мужчине. Когда внутри все сладко замирает, и ничего больше не надо, кроме того, как просто быть рядом с человеком. А Павел ее даже и не поцеловал ни разу! То есть поцеловал, но на прощание, и не губы, а руку, на манер французских мушкетеров, как она видела их в кино. И ведь Павел совершенно ей не нравился, как мужчина! То есть, ее больше привлекали другие типажи – более высокие и более спортивные, что ли. А Пашка был классическим крепышом, с намечающимся брюшком, с руками, кажущимися короткими из-за слишком объемного торса. И это притом, что рост у него был, как у Натальи, а то и меньше на пару сантиметров. Но какой же он милый! И вообще, при чем здесь его фигура!

Но чем он ее поразил окончательно, так это тем, что познакомил со своей мамой. Вообще-то Наталью он к себе пригласил на чашку чая, и она как само собой разумеющееся поняла, что у него дома никого нет. Поэтому испытала легкое потрясение, когда Павел с порога крикнул куда-то в сторону кухни: «Мама, иди сюда, у нас в гостях Наташа!»

Навстречу им выплыла маленькая круглая женщина с улыбающимися глазами, сразу же восторженно защебетала, увидев Мишу, помогла Наталье снять ботинки, провела ее в кухню, заварила ароматный чай с тропическими цветами, как по мановению волшебной палочки сотворила блюдо с бутербродами, умильно погукала Мишеньке… Не женщина – а маленькое японское цунами местного значения. Наталью за считанные секунды окружили такой добротой и заботой, словно она была здесь долгожданной гостьей, а не случайной знакомой, просто так забредшей на чай. Павел молчал, полностью предоставив своей маме инициативу общения, лишь улыбался, глядя на женщин. Зинаида Петровна очень сокрушалась, что Наташа не может у них засидеться подольше, и приглашала ее заходить к ним в гости как можно чаще. Сделала маленький нагоняй Паше, что он не помогает Наташе нести Мишу, хотя Наталья и говорила ей, что сына пока никому надолго не доверяет. Потом набрала ей с собой целый пакет гостинцев – от печенья и сухофруктов до домашнего варенья из крыжовника с грецкими орехами. Напрасно Наталья пыталась от него отказаться – против энергии Зинаиды Петровны не выстоял бы и взвод спецназа. Пришлось соглашаться.

Уже на улице, нагруженная подарками и до конца не пришедшая в себя от столь бурного приема, Наталья спросила Павла:

– Паша, ты извини меня за бестактный вопрос, но твоя мама всех так встречает?

– Можешь смеяться – всех.

– Просто мне как-то неудобно было, она же меня в первый раз видит, и сразу же так тепло приняла…

– А ты ей понравилась. Вот и все.

– Все равно как-то не по себе. Мы же с тобой знакомы меньше, чем полдня!

– Ну и что? Хорошего человека сразу видно, а что ты – хорошая, я понял еще в переходе, когда за тобой наблюдал, когда ты глазами Юру искала. То есть, я потом уже понял, что Юру, после нашего разговора, а тогда просто стоял и думал: «Такая классная девчонка, а мужу ее надо по шее настучать: почему заставляет себя ждать?»

– Ну, мужа у меня нет…

– Это я уже понял.

– И тебя это не смущает?

– Мерзавцев во все времена хватало. Уж если бы у меня подруга ребенка от меня ждала, то точно бы не позже, чем через месяц была бы уже моей женой. Не хватало только, чтобы мой сынишка на себя клеймо незаконнорожденного носил.

– А сам ты что, одинок? Прости за бестактность, если не хочешь – не отвечай. Просто обо мне ты уже знаешь…

– Я почти был женат. Мы с моей Катюшей с тринадцати лет не расставались. Все вместе, да вместе. А потом я в армию ушел, а она замуж вышла. Я ничего не успел сделать.

– Хоть счастливо живет?

– Да я бы не сказал. Скандалят часто, но детишек уже двое. Я к ней как-то в гости заезжал, она мне много чего про свою жизнь рассказала.

– А обратно сойтись не получится?

– А зачем? Она свой выбор сделала, теперь за него отвечает. Разведется она со своим, или не разведется – для меня от этого уже ничего не изменится. Если попросит помочь в чем-нибудь – это завсегда пожалуйста. Но вместе мы уже не будем. Я так решил. Да и мама моя на нее сильно обижена. Я хотя ей и объяснял все, но у нее все равно на Катерину что-то вроде аллергии. Не может ей простить, что меня из армии не дождалась.

– Слушай, а сколько тебе?

– Двадцать шесть.

– И ты что, все это время одинок?

– Если глобально посмотреть – то да. А так, конечно, случаются разные встречи – я же живой человек.

– И мама твоя тебя еще не пилит, чтобы ты свою личную жизнь устроил? Я бы, наверное, от Миши бы в такой ситуации отвязаться бы не смогла, пока он бы себе семью не завел.

– Вот-вот, моя мама – она именно такая! Вы в этом с ней здорово похожи. Пилит, конечно, но я решил, что абы как себе жену искать не буду. Вот поживем вместе, пуд соли съедим на двоих, тогда и в ЗАГС. А то как у многих выходит: сначала женятся, а потом начинаются выяснения отношений, качание прав… И ведь изначально оба неплохие были, а вместе живут, как кошка с собакой.

– Да, бывает и такое.

– Слушай, а ты не будешь против, если я тебя как-нибудь приглашу погулять? Здесь парк недалеко, я в нем все тропинки с детства знаю. Покажу тебе свои любимые места. Белок покормим, да и голубей тоже.

– Но у меня же Мишенька, я без него никуда.

– Так в чем проблема? Бери Мишу, бери все, что там ему надо, чтобы он часа три-четыре продержался, и вперед!

– Ты хочешь сказать, что он тебе мешать не будет?

– Да ты что, сегодня же не мешал! Да и ты будешь спокойнее, если сын рядом с тобой, а то начнешь рваться к нему домой, так и не отдохнешь совершенно. Да и я бы тебя не понял, если бы ты его сейчас на кого-то чужого оставила, он еще не в том возрасте.

– Знаешь, Паша, я бы с огромным удовольствием, но у меня уже через две недели государственные экзамены. Мне тогда ни до чего дела не будет, пока не отстреляюсь.

– А мы тогда через два-три дня встретимся, не возражаешь? Или у тебя какие-нибудь дела намечены?

– Нет, никаких дел.

– Вот и славно!

Дома Наталья летала из комнат в кухню и обратно, как на крыльях, заново и заново прокручивая в голове все общение с Павлом и его матерью. Впервые за почти год она была так счастлива. И ведь всего-то: доброе отношение со стороны чужих людей, мужское ненавязчивое внимание и поддержка. Господи, спасибо тебе за все, особенно за такие вот нежданные подарки! И тебе, Дашка, спасибо! Как же вовремя у тебя это интернетное свидание сорвалось!

В итоге ужин Наташка приготовила просто царский, из трех блюд, а к райскому варенью из крыжовника нажарила огромную миску оладьев. Лана вернулась домой около девяти вечера, весьма высоко оценила стряпню сестры, а вот относительно ее нового знакомого высказалась неожиданно жестко: «Все они кобели и хамы, только вначале маскируются. Беги от этого толстяка, куда глаза глядят. И мой тебе совет – порви с ним. Сразу и навсегда. Зачем тебе новые мучения, старых, что ли, мало было?»

Вот так. Напрасно Наталья пыталась объяснить, что Павел – очень предупредительный и чуткий человек, ни на что не претендующий, а мама у него – это просто чудо, переубедить Лану было делом совершенно безнадежным. В итоге Наталья просто махнула на нее рукой. Не ругаться же из-за него, в самом деле.

Павел звонил ей каждый день, и они по два-три часа трепались обо всем на свете (как ни странно, он оказался превосходным собеседником, очень начитанным и со своеобразной точкой зрения на многие традиционные вопросы), а потом, как обещал, пригласил Наталью прогуляться по окрестностям. Хочешь – не хочешь, а пришлось идти к Ланке и предупреждать ее о том, что полдня Натальи дома не будет. Ланка выслушала новость, фыркнула: «Ну, смотри, а я тебе говорила, как бы потом не пожалеть!», – и отпустила Наталью на все четыре стороны.

На следующий день Наталья выбрала свой самый лучший джемпер (погода на улице пока особым теплом не отличалась), с трудом влезла в джинсы, которые теперь сидели на ней в тугую обтяжку. На новые денег у Наташи не было, все ее скудные финансы уходили на Мишу и на семью. Смотрится, она, конечно в них на пять с плюсом, словно так и было задумано, но кто бы знал, как натирают эти мерзкие джинсы, и как тяжело сгибать ногу в колене. Но красота требует жертв, а идти на свидание в разношенном балахоне, в котором Наталья дохаживала последние месяцы беременности – вот уж увольте. Она хоть и не богата, но еще и не бомжиха последняя, да и со вкусом пока все в порядке. Хотя привести свой гардероб в порядок не мешало бы, это точно.

Последний раз тронув тушью ресницы (когда же она делала это в последний раз?) и слегка подкрасив губы, Наталья, схватив Мишеньку в охапку, отправилась на встречу. Павел уже ждал ее около подъезда, слегка неловко ткнулся губами в щеку в знак приветствия, потрепал Мишку по пробивающейся челочке, и они отправились в ближайший лесопарк кормить отощавших с зимы уток.

Идиллия, увы, длилась недолго. Первой забила тревогу Наташка, обратив внимание на то, что Мишины глаза слезятся, лоб горячий, а дыхание тяжелое. Пришлось резко разворачиваться и бежать домой. Простуда, конечно, вещь пустяковая, но для такого крохи каждый пустяк может обернуться бедой. Не лечить же его взрослыми лекарствами, в самом деле! А чем тогда?

Наталья сильно нервничала из-за сына, и надо отдать ему должное, Павел прекрасно ее понял. Более того, во время краткого прощания возле дома Натальи, он сделал то, чему Наташка еще долго и долго удивлялась потом. Он дал ей ключ. Ключ от своей квартиры. И сказал: «Я ни к чему тебя не призываю, у тебя своя жизнь, но знай, что если тебе вдруг понадобится моя помощь – я всегда приду. И я жду тебя у себя. Как хозяйку, как жену, как невесту, как друга, как мать моих детей, как любовницу. Как ты захочешь – так все и будет. А я для себя все уже решил. Мы много общались за эти дни, и мне думается, я знаю тебя теперь, как никто другой. Поэтому просто возьми ключ. И знай – у тебя есть я. И тот, кто захочет тебя обидеть, будет иметь дело со мной».

От избытка чувств Наташка даже не нашла, что сказать ему в ответ. А Павел поцеловал ее в кончик носа, развернул в сторону подъезда и легонько подтолкнул в спину. Мол, иди, сын не ждет. Так что пришла в себя она только в дребезжащем лифте, возносящем ее на самый верх бетонного термитника. Заветный ключ был крепко стиснут в ее ладони, так, что когда она разогнула руку и переложила его к себе в карман, на руке остались вмятинки по его форме.

Тихонько открыв дверь, Наташка поняла, что в квартире кто-то есть. Более того, судя по количеству голосов, у Ланки собралась приличная вечеринка. Никто за музыкой даже и не услышал, как открылась входная дверь. Ладно, нечего гостей и сестру напрягать, надо Мишу в порядок приводить. Хотя даже загадочно: раньше Ланка никогда дома такие сейшены не устраивала. Ее, что ли, стеснялась?

Минут через пятнадцать возни с Мишей, Наташка к своему великому облегчению поняла, что волновалась зря. Скорее всего, Мише в лицо попал первый тополиный пух, вот почему у него глазки и заслезились, и сопельки потекли. А то, что у него температура, это ей уже со страху показалось. Глазки она ему специальным раствором промыла, носик вытерла, и Мишка снова ей заулыбался, и даже, как ей привиделось, подмигнул. А уж когда мама его покормила и положила в одной рубашечке на кровать принимать воздушную ванну, то и вовсе разомлел, и уже через минут пять мирно спал. Наташка прикрыла его сверху детским одеяльцем и блаженно плюхнулась в кресло. Выходить и знакомиться с Ланкиными гостями не хотелось, поэтому она решила дождаться их ухода у себя в комнате, чтобы никого не смущать. Достала из кармана ключ, подаренный Пашей, и стала раскачивать его у себя перед глазами, думая о том, какого замечательного человека послала ей судьба. И ведь даже Дашка про него пока не знает! Вот она удивится, когда Наталья ей все расскажет!

Между тем вечеринка у Ланки шла полным ходом. Музыку они сделали потише, и теперь даже можно было разобрать, о чем там говорят гости, благо, что стенка между комнатами сестер была разве что не из картона: Лана с Натальей как-то раз попытались у Ланки картину повесить, так гвоздь четко с другой стороны вылез в комнате Наташи. Так что пришлось тогда от этой идеи отказаться.

Сначала Наташка не сильно прислушивалась к застольной беседе, но потом пара случайных фраз заставила ее встрепенуться, и уж весь последующий разговор она прослушала крайне внимательно, прижавшись ухом к стене, чтобы не пропустить ни слова. Ведь речь шла именно о ней. Так что Наташка чувствовала за собой полное моральное право подслушивать. Тем более что разговор принял очень интересный и крайне неожиданный оборот:

– Слушай, а что ты ее вообще на все четыре стороны не выгонишь? – спрашивал чей-то визгливый женский голос.

– Да не могу я так с ней, она же мне сестра, – с неизбывной мукой в голосе отвечала Ланка. – Она как в Москву приехала, так первым делом ко мне подалась. Мол, давай, помогай родственнице.

– Ну и послала бы ее сразу!

– Так она ведь сначала белой и пушистой прикинулась, а потом как начала сюда мужиков водить, я уж и домой зайти боялась. А потом залетела. Ну, и куда я ее бы выгнала в таком положении? Брюхо огромное, сама деревня деревней, как рот откроет, так хоть стой – хоть падай. Кому она нужна такая!

– Но она-то тебе хоть помогает?

– Да какое там! Только деньги тянет. А сама шастает неизвестно где. Сын ее полностью на мне висит, приходится сначала к нему бежать, а потом к своему Костику. Я, чтобы работу не бросать, на последние гроши им няню наняла, вроде бы полегче стало.

– Слушай, а ты ее случаем у себя не прописала?

– Нет пока, но она требует. Говорит, что иначе на работу устроиться не может.

– Ты что, совсем ума лишилась! Она же тебя выгонит, а квартиру себе заберет! Эту лимиту только пусти в Москву, потом всю жизнь расхлебывать будешь!

– Да я все понимаю, но и сделать ничего не могу.

– Слушай, а давай мы с ней конкретно разберемся, – это уже чей-то гнусавый басок. – Объясним по-хорошему, чтобы она отсюда проваливала. Гарантирую – через день ее вещичек здесь не будет!

– Ох, тебе легко говорить! А потом сюда ее родственники пожалуют, и такое мне устроят! Они же там все поголовно бандиты, отморозки! Сначала искалечат, а потом разбираться будут, как дело было. Нет, Сашенька, не надо. Я уж как-нибудь сама с ней разберусь. Да и что мы все о ней, да о ней, охота была что ли настроение портить! Лучше давайте пить виски! И танцевать! Танцевать!!!

Далее все снова потонуло в грохоте музыки, даже Мишенька во сне беспокойно заворочался. А Наташка сидела и ощущала себя оплеванной с ног до головы. Если бы она сама это все сейчас не слышала, то кто бы ей рассказал – ни за что не поверила, что родная сестра может говорить о ней такие гадости. Ну, зачем ей это надо! Наташка же ей ни разу ничего плохого не сделала, всегда дома прибрано, еда на столе, дети накормлены и ухожены. Неужели ей этого было мало? Но все равно, за что?! И что, получается и отец, и Игорь были правы: Ланке верить нельзя? И Дашка ее, выходит, не зря предупреждала? Ну почему же так больно! Опять ее предали. Просто так, походя, между делом. Использовали на полную катушку и вытерли ноги.

Где-то через полчаса вся компания вместе с Ланкой свалила из дома. Наверное, решили продолжить где-нибудь в другом месте. Или спиртного не хватило. В любом случае, сюда они больше не вернутся, вряд ли Ланка решится привести их снова в то время, когда дома может быть Наталья. Ей на самом-то деле лишние разборки ни к чему. Вызвать сочувствие у случайных знакомых к своей печальной доле – это куда еще не шло. А вот скандалить с человеком, который ведет ее дом и вытирает задницу ее ребенку – это уже лишнее.

Для верности выждав еще минут пять, Наташка отправилась в комнату Ланки. Рыться в чужих вещах – ниже этого опуститься трудно, но теперь Наталья должна была знать правду до конца. Врать самой себе уже не было никакой возможности. Костик, увидев ее, приветливо протянул ей свои ручонки из манежа и громко и отчетливо сказал: «Мама!» Наташка улыбнулась ему сквозь непрошеные слезы, слегка покатала его на руках, поцеловала в упругую щечку и отпустила обратно, автоматически отметив про себя, что манеж ему уже тесноват, и со дня на день Костик с ним справится и выберется наружу. Растет человечек, что поделаешь!

Перерыв весь секретер, Наташка наконец-то нашла то, что искала. Ланкины документы. Вот свидетельство об окончании средней школы. Сплошные тройки. Явно не абитуриент МГИМО. С такими оценками только в ПТУ подаваться, да и то не во всякое возьмут. Вот свидетельство о заключении брака с Игорем Ромашиным. Вот свидетельство о рождении Константина Игоревича Ромашина. Все стало на свои места. Ей врали от начала и до конца. Врали просто так. Чтобы вызвать жалость, чтобы расположить к себе. Да мало ли почему Ланке приспичило сочинять свои истории? Зачем, спрашивается, сегодня было устраивать перед пьяной толпой этот театр? Просто так? Да, она не могла знать, что Наташка узнает об этом, но ведь рано или поздно обман бы все равно вскрылся! Так зачем?

Наталья аккуратно положила все на место и вернулась к себе в комнату. Начала укладывать свои вещи. Их с Мишей пожитков набралось на два чемодана и маленький городской рюкзачок. Нет, уйти просто так тоже было нельзя. Но, как и что сказать Ланке? «Прости, дорогая, но я все о тебе знаю, и не могу больше жить с человеком, который мне так беззастенчиво врет»? Или еще что-нибудь столь же пафосное и возвышенное?

В этот момент тишину разорвала трель телефона. Звонил Павел, беспокоился, как там дела у Миши. Было превосходно слышно, как его мама все пытается дать советы, как лучше всего вылечить маленького, и как Паша с мягким юмором отсылает ее на кухню, чтобы спокойно поговорить с Натальей. Наконец они остались без чужих ушей, и Наташка задала вопрос, который так и вертелся у нее на языке:

– Слушай, а тогда, когда ты мне ключ отдал, ты это все всерьез сказал?

– Если я что-то говорю, то это может быть только всерьез. Я не беру своих слов назад.

– Паша… Не знаю, как об этом сказать, и мне очень неудобно…

– Говори, не бойся. Что у тебя приключилось?

– Знаешь, это очень долгая история, и я потом ее тебе всю расскажу, но вкратце дело в следующем: я больше не могу оставаться с Мишей там, где я сейчас живу. Меня не выгоняют, ничего мне не говорят, но за моей спиной пошли гулять очень гадкие сплетни. В итоге, я больше не доверяю человеку, у которого живу. Я не верю своей родной сестре.

– Так какие вопросы? Бери вещи, я сейчас подойду, да и переезжай ко мне! Я же тебе об этом сказал! Даже не раздумывай!

– Паша, не все так просто. Во-первых, я не могу уйти от нее просто так. Я должна с ней поговорить начистоту и расставить все точки над ё. Мне это очень надо. Я хочу знать, почему все так произошло. Так что даже если я и покину эту квартиру, то не раньше завтрашнего дня, поскольку у меня очень большие сомнения, что Лана сегодня придет сюда ночевать, или если даже и придет – что сможет понять то, что я хочу ей сказать. В любом случае, трезвой я ее сегодня не застану. А проблема два еще серьезнее.