Текст книги "Наполеоновские войны"

Противоборство держав – противоборство флотов

Итак, в начале XIX века на европейской суше господствовали войска Наполеона, но в окружающих ее морских водах балом правил королевский флот Великобритании. Английское выражение «деревянные стены Англии» – так называли англичане свой флот – достаточно красноречиво характеризовало его значение для обороны страны. Повторим, что всего британский флот насчитывал 202 линейных корабля и 277 фрегатов. Даже с учетом того, что значительная часть его охраняла колониальные владения и торговые пути в других частях света, это была самая грозная сила в морях Европы. Основу этого флота составляли корабли, отвечающие последним требованиям военно – морского дела. Будучи обшиты медными листами, они были быстроходнее и маневреннее французских. В британском флоте корабли делились по рангам, в том числе и в зависимости от количества орудий. «Хозяевами морей» были трехдечные – с тремя артиллерийскими палубами – линейные корабли I ранга, имевшие по 100 и более пушек. На самой нижней палубе их располагались 32-фунтовые орудия, на следующей – 18-фунтовые, а на верхней, артиллерийской палубе – 12-фунтовые пушки. Беглый огонь, который вел трехдечный линейный корабль, был сокрушающим. Только если корабли противника перерезали курс или заходили ему в корму – самое незащищенное место парусных судов – и открывали массированный артиллерийский огонь вдоль его палубы, он оказывался побежденным.

Кроме того, многие английские корабли имели перед французскими еще одно преимущество: они были вооружены каронадами (крупнокалиберными короткоствольными орудиями), благодаря которым, прорезая линию неприятельских судов, наносили им сильные поражения с ближней дистанции. Выпущенное из каронады обычное ядро наносило урон не за счет скорости, а за счет большего калибра и массы. Зато если 32-фунтовое орудие весило 3 тонны, то каронада такого же калибра меньше тонны, поэтому ее можно было ставить на верхнюю палубу.

Но главным было то, что морское превосходство Великобритании заключалось не столько в количестве ее кораблей, сколько в знаниях, энергии и настойчивости ее адмиралов и моряков. Каждый военный моряк того времени – от юнги до адмирала – должен был обладать достаточным объемом знаний и навыков, чтобы эффективно управлять кораблем в морском бою. Английские суда к моменту решающего сражения более 20 месяцев находились в море, что позволило в совершенстве обучить команды, составленные вначале из самой разношерстной публики. Поэтому английские матросы имели хорошую выучку, постоянный опыт боевых столкновений и, что самое главное, обладали высоким боевым духом. Едва ли не самыми главными качествами моряков являлись безграничные храбрость и отвага, без которых победить в морском сражении было просто невозможно. В большинстве случаев морской бой в те времена происходил следующим образом: корабли противоборствующих сторон подходили друг к другу «борт к борту» и с близкого расстояния обменивались бортовыми залпами из корабельных орудий, стараясь нанести неприятелю как можно больший урон. После этого часто следовала ожесточенная, но короткая абордажная схватка. Тактика ведения морского боя у англичан отличалась особой агрессивностью. Канониры вели интенсивный огонь, применяя в основном обычные ядра и стремясь вывести из строя как можно больше орудий неприятеля. При этом они старались по возможности максимально сохранить сам корабль – с тем, чтобы взять его на абордаж и в дальнейшем поставить в строй британского флота.

Противники Наполеона на море были быстры и решительны в бою, в своей стихии они являлись достойными соперниками великого императора. И возглавлявший английский флот адмирал Нельсон, добившийся этого высокого чина исключительно благодаря своим личным качествам, был, пожалуй, лучшим флотоводцем своего времени. К тому же кроме превосходства в количестве и качестве судов у англичан было еще одно преимущество над французским флотом – его легко и быстро можно было сосредоточить в нужном месте, в то время как французский, напротив, крайне трудно. Это объяснялось тем, что эскадры французов располагались в Атлантическом океане и Средиземном море, а разделяла их английская морская крепость Гибралтар, которая контролировала все пути сообщения между морем и океаном. Английский же флот занимал такие позиции, что мог легко блокировать любое скопление союзных кораблей, а при возникновении необходимости – быстро сосредоточиться в нужной точке.

С 1803-го по 1805 год корабли англичан находились на воде, блокируя французские флотилии. Блокада должна была не дать Наполеону вторгнуться на Британские острова через Ла-Манш. Французские же суда, в отличие от английских, постоянно стояли на якоре. Впоследствии Жюльен-де-ла-Гравьер Рош, исследователь войн на море, напишет об этом: «Тайна создания хорошего флота состоит в том, чтобы вверить его искусному начальнику и держать в море… При первом же случае дало о себе знать огромное различие между флотом, приученным к трудностям морского похода, и другим, только что оторвавшимся от праздности якорной стоянки».

Французы не обладали и четвертой частью английской силы: у них было всего 39 линейных кораблей и 35 фрегатов, разбросанных в разных портах страны. Каждая из этих флотилий непрестанно должна была опасаться превосходящих сил англичан, которые могли при первой же попытке выйти в море уничтожить их. Большинство опытных командных кадров было репрессировано в ходе Великой Французской революции, и потому французские морские офицеры и матросы были плохо обучены, дисциплина на судах тоже оставляла желать лучшего. А еще французский флот, в отличие от английского, продолжал оставаться в стороне от всяких новшеств и усовершенствований: большинство даже новых французских суден были слабо вооружены и обшиты плохим лесом и железом. «У нас дрянные мачты, скверные паруса, плохая артиллерия, плохие офицеры, плохие матросы», – жаловался адмирал Вильнев морскому министру.

При этом французский флот в целом все же вполне соответствовал требованиям военно-морского дела того времени и не так уж сильно уступал технически английскому, чего нельзя было сказать об их союзниках испанцах, чей устаревший флот в буквальном смысле гнил в Кадисе и Ферроле. Кроме того, в 1802-м и 1804 году по Андалусии прокатилась эпидемия желтой лихорадки, которая привела к большой смертности среди матросов. Нехватка людей восполнилась принудительным набором из числа бедноты и преступников, а потому своей выучкой и боевым духом испанцы уступали даже французам. Вот что писал в 1802 году французский инженер Форфе о причине морского превосходства англичан: «У них на кораблях все хорошо организовано… и артиллерия их хорошо действует… У вас же совершенно противное». Английские канониры в действительности стреляли гораздо более метко и быстро. Им удавалось делать по выстрелу в минуту, тогда как лучшим французским стрелкам на это требовалось три минуты. Существенным недостатком французской корабельной артиллерии было практически повсеместное использование старых запальных фитилей, минусом которых была задержка при выстреле, что снижало и его прицельность, и дальность. Некоторые военно-морские эксперты и историки даже высказали предположение о том, что если бы французские канониры вели бы огонь с такой же скорострельностью, как и английские, то вряд ли Великобритания одержала бы победу в Трафальгарском сражении.

Между тем многие французские военачальники, которые не могли не понимать того, что их военные морские силы существенно уступают англичанам, относилось, к своей флотилии не столь скептически. В Булони верили или, скорее, хотели верить в непобедимость новой «Великой армады» и даже дискутировали вопрос по поводу возможности ее столкновения в Ла-Манше с английским линейным флотом. 12 января 1804 года Наполеон писал адмиралу Гантому в Тулон: «Я сейчас возвратился из Булони, где развернулась усиленная работа. Напишите мне Ваше мнение об этой флотилии. Надеетесь ли Вы, что она перевезет нас на берег Альбиона? Только 8 часов ночного времени, благоприятные нам, и судьба мира будет решена». Но ни адмирал Гантом, ни адмирал Вильнев, ни командующий Булонской флотилией адмирал Брюи не верили в благополучный для французских суден исход их столкновения в Ла-Манше с английским военным флотом. Как бы ни были утешительны сопоставления количества орудий в Булонской флотилии с судовой артиллерией у англичан, как бы ни были соблазнительны расчеты на то, что мелкие суда французов представляют собою трудно уязвимую цель, легко предугадать, чем закончилось бы столкновение между мощными английскими линейными кораблями и мелкими судами, управление которыми в бою представляло непреодолимые затруднения.

Французские флотоводцы довольно скептически оценивали состояние флота своих союзников – испанцев.

Морской министр адмирал Декре говорил Наполеону:

«Я верю в действительную силу кораблей Вашего величества и в той же степени уверен в тех кораблях Травины, которые были уже в море. Но что касается прочих испанских кораблей, которые в первый раз выйдут из порта, дурно вооруженные, под командой неопытных капитанов, то, признаюсь, я не знаю, что можно осмелиться предпринять на другой день вступления под паруса с этою многочисленною частью союзного флота». Один испанский флотоводец отмечал, что его подчиненные лишены инициативы, зато слепо следуют любым приказаниям своих командиров: «Опыт показывает, что испанцы вынуждены действовать в системе, которая отличается формализмом и требует безукоризненного следования приказам, и потому в бою не проявляют инициативы и постоянно ждут приказов командующего насчет того, как им надлежит действовать в той или иной ситуации. В итоге они просто не в состоянии проявить инициативу и правильно воспользоваться сложившейся в их пользу обстановкой». При этом многие британские флотоводцы отмечали безграничную смелость и отвагу, присущие испанским морякам. Уильям Робинсон, который участвовал в Трафальгарской битве, сражаясь на британском линейном корабле «Ривендж», вспоминал: «Испанцы сражались так же яростно, как и французы… и, если принимать в расчет морскую подготовку и храбрость, то они вполне заслуживают признания».

С того самого дня, как Наполеон Бонапарт уверился, что для выполнения его предприятия Франции нужен большой флот, он принялся за дело его восстановления с той же энергией, с какой осуществлял все свои проекты. Еще в марте 1803 года было предписано заложить 10 кораблей во Флессингене и в трех главных коммерческих портах Франции: Нанте, Бордо и Марселе. В Бресте заложено было 3, а Лориане – 5, в Рошфоре – 6, в Тулоне – 4, в Генуа и в Сен-Мало – по 2. Таким образом, число линейных кораблей французского флота могло возрасти менее чем за 2 года до 66. К началу военных действий объединенные силы франко-испанского флота насчитывали около 85 линейных кораблей против 105 английских. Корабли союзников базировались в Текселе, Бресте (18 линейных кораблей и 6 фрегатов), Рошфоре (4 и 5), Ферроле (5 и 2), Кадисе, Картахене и Тулоне (соответственно 10 и 4).

К тому же Наполеон приказал собирать все возможные средства: рыбацкие лодки, шлюпки, баржи, плоты, байдарки – все, что могло плавать. Они собирались со всей округи и доставлялись из других мест. Известно о доставках лодок из Голландии и из Парижа. Было собрано и построено почти две тысячи различных судов.

Основная стратегическая задача Наполеона состояла в том, чтобы стянуть французский военный флот к Ла-Маншу в момент, когда эскадры Нельсона будут находиться далеко от берегов Англии. Пока же этот момент не наступит, неприятель должен быть уверен в том, что Наполеон намеревается произвести высадку без помощи военного флота и что именно поэтому он и вооружает свои военные суда. Уже после того, как планы вторжения в Англию потерпели крушение, Наполеон в приказе по армии от 1 сентября 1805 года следующим образом объяснял свои намерения: «Если бы я построил одни транспортные невооруженные суда, то неприятель легко понял бы, что высадка будет произведена только после прибытия военного флота. Но, вооружив флотилию артиллерией, я обманул неприятеля, который решил, что я намериваюсь пробиться к его берегам только с помощью этой флотилии». Но в действительности Наполеону, как покажут дальнейшие события, обмануть неприятеля не удалось. «Это шлюпочное дело, – говорил Г. Нельсон, – может быть лишь частью великого плана вторжения, но никогда оно не может быть самостоятельным».

Сооружение Булонской флотилии и сосредоточение ее заняло с небольшими перерывами около трех лет. Исходными пунктами экспедиции были выбраны Булонь и прилегающие к ней небольшие порты: Этапль – с юга и Амбльтез и Вимре – с севера. Но флотилия строилась не только в этих четырех портах, но и вдоль Жиронды, Луары, Сены, Соммы, Уазы, Шельды, Рейна и других рек, берега которых покрылись импровизированными гаванями. Отсюда канонерские шлюпки стекались в полном вооружении к океану и под охраной береговых батарей перегонялись партиями в 30–60 парусов с севера и с юга по этапам к пунктам сосредоточения. Наполеон уделял особое внимание организации береговой обороны, которая должна была отражать попытки англичан помешать сосредоточению флотилии вторжения. «Я с крайним неудовольствием узнал, – писал он 30 октября 1803 года генералу Даву, – что англичане успели ограбить судно, севшее на мель между Гравелином и Кале. При настоящей охране берегов подобного случая не могло бы быть. Кавалерийские отряды и конная артиллерия могли подоспеть и не допустить англичан грабить судно… Прикажите расставить кавалерийские пикеты так, чтобы они могли беспрепятственно встречаться на разъездах. Прикажите содержать орудия в упряжи так, чтобы по первому сигналу они могли немедленно поспевать на места, где суда сядут на мель. Наконец, прикажите надзирающим генералам быть всегда на лошади, делать маневры сухопутным войскам, проверять канониров, стерегущих берег… Известите меня поименно о всех постах, какие поставите, и о местах, где расположите конную артиллерию».

Специальные меры были приняты и для охраны военных лагерей и портов со стороны суши. «Чтобы помешать проникновению шпионов, – писал маршал Ней, – часовым было приказано стрелять по каждому, кто проскользнет сквозь цепь заграждения. От шпионов, пытавшихся проникнуть повсюду и выработавших свою сигнализацию и связь, специально охранялись ветряные мельницы. Были запрещены выходы из портов в море рыбачьих лодок. Ведь дело шло об экспедиции, от которой зависело будущее Франции». Гавани Булонского лагеря расширялись и углублялись, к набережным причаливали все новые суда, по внутренним водным путям со всей Франции и из Голландии сюда свозили в большом количестве пушки, снаряды, ружья и провизию. Войска обучались быстрой посадке на суда, умению управлять ими и в короткий срок высаживаться на берег.

Но и англичане также не бездействовали: Англия, до сих пор пренебрегавшая укреплением своих портов и береговой линии, должна была спешно наверстывать упущенное время. «Наши адмиралы конца XVIII и начала XIX века никогда не думали о том, что базы действия их флотов должны быть защищены укреплениями, – говорил контр-адмирал Коломб. – Они были вполне убеждены, что защита флота заключается в самом флоте. Никто из них не сомневался в бесполезности поддержки флота с берега». Английскому Адмиралтейству пришлось пересмотреть эти устаревшие убеждения. И вскоре не только места стоянки английского флота, но и все пункты возможной высадки вражеского десанта на юго-восточном побережье Англии обросли береговыми батареями и фортами. Старые суда, превращенные в плавучие батареи, широко разветвленная служба береговой охраны, линия фрегатов, преградившая путь в Темзу, флот береговой обороны, состоявший из фрегатов, бригов, корветов и канонерских лодок и курсировавший вдоль линии берега от Темзы до Портсмута, – таковы были многочисленные препятствия, которые предстояло преодолеть французской армии даже в том случае, если бы ей удалось благополучно прорваться через Ла-Манш.

Но главная сила обороны Англии все же заключалась в самом военно-морском флоте. Во время заключения Амьенского мира Англия располагала 130 хорошими линейными кораблями, а Франция, перенесшая незадолго до этого Абукирский удар, – только 47. «Да и те, – как указывал Шабо-Арно, – были в жалком виде». В течение 1804 года с английских верфей было спущено на воду 87 новых хорошо оснащенных судов. Число матросов и морских солдат, служивших в английском флоте, достигало 120 000, а командного состава – 3650 человек.

С 1 июня 1803 года 60 английских кораблей окружили французские берега и держали все порты противника в тесной блокаде. Каждая из французских флотилий при первой же попытке выйти в море могла быть уничтожена. Английский флот занимал гораздо более выгодную позицию. Базируясь в Плимуте, Портсмуте, Гибралтаре и на Мальте, он мог блокировать франко-испанские корабли как в портах Атлантического, так и Средиземноморского побережья, а в случае необходимости – сосредоточиться в нужном для него направлении. Блокируя базы и порты противника, англичане стремились не допустить сосредоточения франко-испанского флота в Ла-Манше, без чего, по их мнению, Наполеон не мог решиться на вторжение в Англию. Блокадные действия английского флота продолжались до 1805 года включительно. Исходя из дислокации неприятельских кораблей, англичане установили постоянную блокаду Текселя, Бреста, Рошфора, Ферроля, Кадиса и Тулона, причем основное внимание обратили на Брест и Тулон – главные базы французского флота в Атлантическом океане и Средиземном море. Каждый из этих портов был «закрыт» превосходящей английской эскадрой: соответственно 20 линейных кораблей и 5 фрегатов для Бреста, 14 и 11 – для Тулона, 5 и 1 – для Рошфора, 7 и 2 – для Ферроля; в дополнение к силам, осуществлявшим ближнюю блокаду, сильные британские эскадры были развернуты в Канале и подходах к нему – всего в обоих проливах 8 линейных кораблей и 18 фрегатов, плюс в эскадре, сторожащей голландский флот, – 9 линейных кораблей и 7 фрегатов; в эскадре, прикрывающей подступы к Ирландии, – 6 фрегатов.

К 1805 году Англия имела в своем распоряжении 104 линейных корабля, которые, однако, постоянно находились в крейсерском плавании. Поэтому реально англичане располагали боеспособной силой из 72 кораблей, 60 из которых, как мы помним, находилось в морях Европы. Вместе с тем очевидно, что англичане все-таки обладали значительным превосходством в силах, которые к тому же занимали выгодное положение, находясь относительно недалеко от своих портов.

Для того, чтобы «очистить» Ла-Манш, французам требовалось собрать свои сильнейшие эскадры вместе, каждый раз избегая фатального боя с превосходящими блокирующими эскадрами, привести их в Канал и там дать императору несколько дней, которые были необходимы для переправы армии на острова. А вот задача англичан была гораздо проще – их вполне устраивал «статус кво», его оставалось лишь поддерживать, не давая французам прорвать блокаду. Задача осложнялась зависимостью парусных кораблей от ветра, который мог не дать им выйти из гаваней, а мог и позволить блокируемой эскадре выскользнуть, к примеру из Бреста, в то время как блокирующая оставалась бы в полосе мертвого штиля.

Но после Сент-Винсента и Абукира, Кампердауна и Копенгагена Британия была абсолютно уверена в благоприятном для себя исходе возможного морского противостояния. Ее беспокоила лишь возможность высадки большой французской армии на британское побережье: последнее, учитывая практическое отсутствие сухопутных войск у Англии, и боевые качества наполеоновских военачальников, несомненно, привели бы к победе французов. Поэтому Булонский лагерь и, соответственно, театр военных действий, охватывающий французское и английское побережье Па-де-Кале, акваторию этого пролива, а также Ла-Манша, изначально воспринимался обеими сторонами как решающий. На побережье Ла-Манша французы сконцентрировали более 130 тысяч отборных солдат, которыми командовали лучшие наполеоновские генералы. Число транспортов и канонерских лодок достигло 2100 единиц.

В Англии об этих приготовлениях знали не только правительственные сферы, но и весь народ. Тревога и страх овладели страной. Молниеносные и сокрушительные победы Наполеона в Италии произвели огромное впечатление. Всех волновал один вопрос: что может противопоставить Англия французскому вторжению? Безусловно, самые большие надежды страна возлагала на морские традиции, которые имели в стране многовековую историю. Адмирал Сент-Винсент бодро заявлял: «Я не утверждаю, что враг не сможет прийти сюда. Я только говорю, что он не сможет прийти морем». Однако эти слова, призванные поднять веру в мощь английского флота, с точки зрения логики были весьма уязвимы: если враг мог появиться на английской земле, то только с моря. В то время авиадесантов еще не знали. По этому поводу английские историки сегодня пишут: «…пока французский флот все еще не был разгромлен в бою, угроза внезапной высадки “великой армии” с моря нависала, как отдаленная туча». В. Трухановский, автор книги о Горацио Нельсоне, еще более категоричен: «Опасность нависала не как отдаленная туча, она висела над страной, как дамоклов меч».

Многие из английских военачальников строили предположения о замыслах Наполеона и возможном ходе вторжения в Англию. Например, один из видных офицеров английского флота, М. Е. Планкетт, смотрел на дело очень мрачно. «Полки наши, – писал он, – будут столько сопротивляться неприятелю, сколько этого можно надеяться от их небольшого числа. Но полки эти, из которых нужно отделить, по крайней мере, 30 ООО человек для защиты Ирландии, составили бы тогда армию не более как в двадцать или двадцать пять тысяч человек. К этим 25 000 можно прибавить еще солдат-ветеранов… Что же касается наших воинственных селян, то можно ли серьезно возлагать на них существенную роль в этой быстрой борьбе, которая решит участь Англии или, по крайней мере, участь столицы? Бывали случаи, когда вооружение крестьян могло остановить движение армии, но в Англии для этого недостает двух необходимых вещей: времени и пространства. Армия, высаженная на берега Сассекса, через два дня будет в Лондоне».