Текст книги "Маскарад повесы"

В дверях дворецкий пытался задержать какого-то молодого человека, который рвался в гостиную. Кэт не сразу узнала Томаса Коутса – молодого инвалида, потерявшего руку в сражении при Ватерлоо.

Увидев Кэт, Томас оттолкнул дюжего дворецкого и бросился к ней.

– Слава богу, я вас нашел, мисс Дрейкотт! – воскликнул он, комкая в единственной руке шапку. – Пойдемте скорее! У мамы начинаются роды!

На его худом лице, с которого ручьями лил пот, была такая тревога, что Кэт забыла и о званом вечере, и о своем новом платье, которое обошлось ей так дорого, и о том, что ее ранний уход может обидеть Эшвелла.

– Я иду, Том! – воскликнула она. Юноша вздохнул с облегчением и вдруг покраснел как рак – до него только сейчас дошло, какую неслыханную дерзость он совершил, ворвавшись в гостиную баронета Чалфорда, полную самых знатных и богатых людей Стинчфилда.

Гости – местные сквайры, их жены и дети – разом замолчали. Когда первое потрясение, вызванное неожиданным появлением Томаса, прошло, на Кэт со всех сторон устремились неодобрительные взгляды. К Томасу бросились лакеи и дворецкий, но сэр Уильям приказал им не трогать юношу. Подойдя к Кэт, он отечески похлопал ее по плечу:

– Идите, милая, вы там нужны.

Девушка посмотрела на него с благодарностью. В отличие от других соседей и знакомых лорд Чалфорд никогда ни в чем ее не упрекал. Вот и сейчас в его взгляде было столько понимания!

Поблагодарив баронета, Кэт решительно повернулась и в полной тишине покинула гостиную. Неожиданно кто-то тронул ее за руку – это была леди Чалфорд, которая вышла следом.

– Не пора ли вам, Кэтрин, бросить эти глупости? – сказала она строго и подчеркнуто сухо.

– Нет, – твердо ответила Кэт. – Я отношусь к таким «глупостям» очень серьезно, как и моя покойная мать! – Она взяла из рук лакея пелерину и накинула ее на плечи.

– Но ведь в деревне наверняка есть опытная повивальная бабка, да и другие женщины могли бы помочь в столь деликатном деле! – попробовала убедить ее хозяйка.

– Извините, леди Чалфорд, но я обещала миссис Коутс, что приду, если возникнут какие-то осложнения. Я должна поторопиться!

Поняв, что ей не остановить упрямицу, жена баронета отбросила напускную суровость. Она быстро обняла Кэт и, посоветовав ей поплотнее запахнуть пелерину, чтобы не подхватить простуду, вернулась к гостям.

Приказав побыстрее подать экипаж Джаспера к подъезду, Кэт вышла на крыльцо. Там ее уже ждал Томас.

– Не надо было мне врываться сюда, – потерянно пробормотал он, но тут же добавил, упрямо выпятив подбородок: – А что оставалось делать? Я просил дворецкого разыскать вас и передать мою просьбу, но он и слышать об этом не хотел.

– Это пустяки. Сейчас самое главное – здоровье твоей мамы. Как она?

Неожиданно засмущавшись, Томас уставился на свои грубые грязные башмаки.

– Сегодня она даже не смогла встать с постели… Я так тревожусь за нее, мисс Дрейкотт!

– Не волнуйся, все будет в порядке. За ней кто-нибудь присматривает? Ты позвал доктора?

– Доктор лечит одну семью в Эмпстоне от оспы. Он велел мне сбегать за вами, сказал, что приедет, как только освободится. Ведь мама не умрет, мисс Дрейкотт?

– Будем молиться, чтобы все кончилось благополучно.

Садясь в экипаж, Кэт оглянулась – на крыльце стоял Бакленд и пристально смотрел на них с Томасом. О чем он думал, одному богу было известно, но сейчас это заботило Кэт меньше всего. Куда больше ее беспокоило то, что из-за плеча Бакленда на нее устремил задумчивый взгляд Эшвелл, и ей показалось, что он хмурился. Поколебавшись одно мгновение, Кэт залезла в карету и захлопнула дверцу. Она решила, что обдумает все завтра, когда миссис Коутс разродится.

Бакленд проводил глазами Кэт, все еще недоумевая. Эммет успел рассказать ему, куда и зачем она направилась, и это его поразило. Немыслимо. Ни одна женщина их круга никогда бы на такое не пошла!

Карета Дрейкоттов, скрипя колесами по гравию, отъехала от крыльца. Яркий свет фонаря, освещавшего вход в дом, почему-то не отразился в стекле ее окошка, и Бакленд сообразил, что стекла там просто-напросто нет.

Теперь понятно, по какой причине эта строптивица приехала с таким опозданием – не хотела лишний раз афишировать свою бедность. Значит, у девчонки есть гордость! Странно, что эта гордость не помешала ей уехать со званого вечера, несмотря на упреки друзей и знакомых и риск потерять Эшвелла. И ради чего – чтобы помочь какой-то крестьянке, у которой трудные роды. Невероятно!

Бакленд перевел взгляд на задумчивое лицо Джеймса. Он, должно быть, тоже заметил разбитое окно кареты.

Прикатив в Куининг – маленькую деревушку поблизости от имения лорда Саппертона, жители которой в основном работали поденщиками на графских полях, – экипаж остановился у жалкой лачуги. Кэт тотчас отослала кучера вместе с каретой обратно, чтобы у Джаспера была возможность добраться до дому, а сама вместе с Томасом вошла в убогое жилище с низким потолком и каменным полом. Внизу была всего одна комната, в которой на соломенных тюфяках под старыми дырявыми одеялами спали пятеро ребятишек. Кэт с жалостью посмотрела на их худые, изможденные лица. Бедняжкам приходилось с утра до вечера трудиться наравне с родителями, и все равно в семействе Коутс не хватало еды. Ах, как пригодились бы им те помидоры, которыми она обстреляла Бакленда! У девушки защемило сердце: дети голодают, а она развлекается…

Но мешкать было нельзя; наверху ее ждала несчастная миссис Коутс, которая каждого своего ребенка рожала тяжело. Оглянувшись на Томаса, который с тоскливым видом уселся возле огня, Кэт поспешно поднялась по хлипкой узенькой лесенке на второй этаж. Роженица была одна. Ее смертельно-бледное лицо исказила гримаса боли, но с плотно сжатых губ не сорвалось ни стона. Через несколько мгновений боль отпустила, и миссис Коутс широко открыла глаза Кэт подошла к ней и участливо взяла за руку.

– Спасибо, что пришли, мисс Дрейкотт, – с трудом разлепив запекшиеся губы, прошептала миссис Коутс и слабо улыбнулась. – Рожаю уже в восьмой раз, а больно, как в первый… У других женщин все по-другому…

Новый приступ боли опять заставил ее стиснуть зубы – ведь внизу спали дети, которым ни свет ни заря придется идти с отцом на работу, и мать не могла позволить себе даже застонать, чтобы не дай Бог не нарушить их недолгий отдых.

– Я отослала миссис Дидмар, – сказала миссис Коутс, когда боль отпустила. – Не могу выносить ее суеверий и ворожбы. Господь в великой милости своей и так поможет этому ребенку появиться на свет. О, как жаль, мисс Дрейкотт, что ради меня вам пришлось уйти из гостей! – воскликнула она, заметив нарядное атласное платье Кэт.

– Не беспокойтесь об этом, миссис Коутс. – Кэт снова сочувственно погладила ее по руке.

– Дай вам бог здоровья, – вздохнула миссис Коутс. – Ваша мама помогла мне с первыми родами. Тогда должен был родиться Томас, а доктора нигде не могли найти. О, как я беспокоюсь о моем бедном сыночке! Кто ему, безрукому, даст работу? – всхлипнув, она опять отвернулась к окну.

Снизу послышались голоса, и Кэт облегченно вздохнула – наконец-то приехал доктор. Если бедная женщина никак не может разродиться, рожая в восьмой раз, значит, без помощи врача не обойтись.

– Миссис Коутс, доктор приехал!

– Хвала господу! – прошептала вконец обессилевшая женщина.

Кэт огляделась – выбеленные известкой стены комнаты облезли от сырости, крыша давно прохудилась и текла, убогая постель источала запах тления. Но среди этой вопиющей нищеты лежало с любовью приготовленное приданое для новорожденного: выструганная из дерева колыбель, очень чистенькие и мягкие, хотя и заштопанные распашонки, а также большая стопка пеленок. Наконец в неверном свете дешевых сальных свечей появился доктор Эйдлстроп – добродушного вида человек лет сорока пяти, грузный, с большими карими глазами и тронутыми сединой каштановыми волосами. Взглянув на его шевелюру, Кэт не удержалась от улыбки: редеющие волосы доктора, его единственная гордость, были напомажены и тщательно уложены в аккуратные букольки.

Сбросив свой плащ на стул возле двери, Эйдлстроп подошел к кровати и осмотрел роженицу, потом глянул сквозь очки на Кэт.

– Ребенок в утробе лежит неправильно, – изрек он. Миссис Коутс тяжело вздохнула. Другие женщины спокойно рожают детей одного за другим, а у нее все не слава богу! Но в свои тридцать пять лет она потеряла только одного ребенка, поэтому, несмотря на ужасные родовые муки, считала себя счастливой. Проходил час за часом, а миссис Коутс все никак не могла разродиться. Она молча страдала, сцепив руки, не отрывая глаз от высокого бука за маленьким оконцем.

Ночь подходила к концу, наступили предрассветные часы, самые холодные и безмолвные. Кэт села в кресло-качалку и задумалась, глядя на остроконечные листья бука, трепетавшие на ветру. Ах, как жаль, что не в ее силах взять на себя хоть частицу боли несчастной женщины! Когда-нибудь и она тоже познает муку рождения детей… У нее их будет много, может быть, целая дюжина! При этой мысли девушка улыбнулась, а потом нахмурилась, подумав о собственном детстве. Не иметь ни братьев, ни сестер, расти в одиночестве так тяжко!

– Я, кажется, рожаю, – послышался с кровати испуганный задыхающийся голос.

Кэт и доктор тотчас захлопотали вокруг миссис Коутс, а в дверях, встревоженный поднявшейся суетой, появился Томас.

– Тужьтесь, тужьтесь, миссис Коутс, – наставлял роженицу доктор Эйдлстроп. – Так, так, вы и сами все отлично знаете. А теперь расслабьтесь!

Не прошло и нескольких минут, как на свет легко, будто и не было многочасовых мучений, появилась крошечная девочка и во всю силу младенческих легких закричала, словно сердясь на то, что ей так долго пришлось ждать этого момента. Измученная мать, с трудом открыв глаза, посмотрела на малышку, и ее губы растянулись в счастливой улыбке.

– Я назову ее Кэтрин, Кэтрин Джорджина, – прошептала она. – Если вы не возражаете, мисс Кэт.

– Это для меня большая честь! – проговорила Кэт, промокнув набежавшие слезы полотняным передником.

Взяв новорожденную на руки, она туго спеленала ее чистым полотенцем, которое Томас предусмотрительно прогрел у очага, и передала матери. Миссис Коутс откинула одеяло и поднесла дитя к груди.

Взволнованная, Кэт отошла от кровати. «Нет, леди Чалфорд, – думала она, – никогда я не брошу эти, как вы выразились, „глупости“! Мои мать и бабушка сочувствовали и помогали беднякам, я иду по их стопам и своих дочерей научу тому! Мне мало замкнутого домашнего мирка, чаепитий в гостиной и сонат Гайдна. Я хочу наслаждаться жизнью во всей ее полноте – радоваться рождению нового человека, упиваться охотой, ощущать руками родную землю!»

– Томас, – позвала миссис Коутс старшего сына, – сбегай-ка к отцу, скажи, что у него родилась дочка.

Пора было уходить, но Кэт не хотелось расставаться с маленьким чудом, сосредоточенно сосавшим материнскую грудь. Она все медлила, пока, наконец, доктор не потянул ее за руку к двери. Девушка попрощалась и вышла, оставив мать с младенцем одних.

Спустившись, она увидела поджидавшего ее Томаса. Серьезное выражение его лица ее немного удивило.

– Я хочу вас проводить, мисс Кэт, – сказал молодой человек, смущенно хлопая себя шапкой по ноге. – Только, если не возражаете, мы зайдем по дороге в гостиницу «Черный медведь». Там мой отец ждет известий из дома.

Кэт удивленно взглянула на него, и юноша усмехнулся:

– Вам это, наверное, покажется странным, но отец до сих пор не привык к родам. Он не может видеть, как страдает мама!

Кэт выглянула наружу – деревня была погружена в предрассветные сумерки, только дальше по улице светились окна гостиницы.

– Томас, ты обязательно должен попросить лорда Саппертона, чтобы вам починили крышу, – сказала она. – Сырость очень вредна для новорожденных!

– Уже просил, но его светлость мне отказал, – сердито фыркнул Томас.

Девушка вздохнула. Действительно, для ханжи Саппертона протянуть своим крестьянам руку помощи так же немыслимо, как пропустить воскресную службу в церкви! Ей вдруг вспомнились слова миссис Коутс о бедственном положении ее старшего отпрыска.

– Знаешь, Том, – чуть поколебавшись, сказала она, – недавно от нас ушел помощник конюха. Если хочешь, эта работа твоя.

На самом деле у Дрейкоттов уже года три как не было никакого помощника конюха, но Кэт подумала, что лишние руки не помешают: постаревший кучер Питер с трудом справлялся с уходом за тремя лошадьми. От неожиданности Томас остановился.

– Уверен, в Чипинге найдется не меньше дюжины взрослых мужчин с обеими руками, которые с радостью возьмутся за эту работу! – воскликнул он взволнованно. – Но если вы предлагаете ее мне, я не откажусь.

– Много платить с отцом мы не можем… – начала Кэт строгим голосом.

– Вы даже не представляете, каково мне приходится после Ватерлоо! – перебил ее юноша, поднимая культю отрезанной до середины предплечья руки. – Я калека, полчеловека, и никто не хочет меня нанимать на работу: ведь за те же деньги можно нанять работника с двумя руками!

Томасу было всего семнадцать, но говорил он с такой горечью, словно был намного старше не только Кэт, но и всех ее друзей-охотников.

Из гостиницы «Черный медведь» доносились оживленные мужские голоса и взрывы хохота. Один звучный, рокочущий баритон показался Кэт очень знакомым. Кто бы это мог быть? Она стала перебирать в памяти немногих знакомых обитателей Куининга, но ни у кого из них не было такого голоса.

Переступив порог «Черного медведя», Кэт остановилась как вкопанная. Уткнув нос в пивную кружку, рядом с мистером Коутсом сидел Бакленд!

5

Кэт улыбнулась. Как странно видеть этого светского хлыща за кружкой пива рядом с простым крестьянином, только что ставшим отцом в восьмой раз!

Заметив краем глаза сына, мистер Коутс со стуком опустил кружку на стол, поднялся на ноги и, с трудом шевеля непослушными губами, спросил:

– Ну как, Том?

– Девочка, пап!

Услышав радостное известие, трудяга Джек Коутс, здоровяк, способный за считанные секунды уложить в честном поединке любого богатыря, расплылся в счастливой улыбке.

– У меня девочка, сэр, дочка! – взревел он и порывисто поднял кружку, расплескивая пиво. По его небритым щекам покатились слезы. – За здоровье моей дочурки!

Бакленд тоже встал во весь свой могучий рост и чокнулся с отцом новорожденной.

– За здоровье твоей дочурки, приятель! – пробормотал он, и оба осушили свои кружки. Потом они долго хлопали друг друга по плечу, вытирая вспотевшие лица, и Кэт вдруг поняла, что оба в стельку пьяны.

– Хозяин! Подать мою коляску! – громовым голосом потребовал Бакленд и высыпал на стол горсть монет. – Я должен отвезти эту обольси… обольсти… обольстительную даму домой! – И он свободной рукой сделал широкий жест в сторону Кэт.

– Мисс, если этот подвыпивший джентльмен докучает вам, только скажите, я сумею вас защитить! – выступил вперед Томас.

Поглядев на Бакленда, Кэт отрицательно покачала головой и сказала, что поедет домой с ним. Она совсем его не боялась.

– Ваша коляска сейчас будет, мой господин, сию минуту! – пробормотал жирный хозяин гостиницы, переводя глаза со щедрого посетителя на выложенные им монеты. Там было, должно быть, шиллинга на три больше, чем требовалось по счету. Вне себя от радости толстяк поспешно вытер руки грязным передником и, беспрерывно кланяясь, бросился выполнять приказание.

Джек Коутс обнял нового приятеля за широкие плечи:

– Спасибо, большое спасибо, мистер Бак! Вы – мужчина до мозга костей!

Бакленд обхватил его могучую спину, они двинулись к двери, выписывая немыслимые кренделя, и наконец вывалились на улицу. Изумленные, Кэт и Томас последовали за ними.

Холодный ночной воздух немного отрезвил приятелей. Джек охнул, когда до него начало доходить, как зверски он напился. Сын тотчас подбежал к нему и взял под руку. Поблагодарив Бакленда и попрощавшись с Кэт, он повел отца в сторону дома, но мистер Коутс, видимо, что-то вспомнив, внезапно развернулся и громко крикнул, перебудив, наверное, весь Куининг:

– Спасибо за партию в криббидж, мистер Бак! Пять фунтов, которые вы проиграли, мне очень пригодятся. Но должен вам сказать, дружище, что худшего игрока в криббидж, чем вы, мне еще встречать не доводилось!

Счастливый отец расхохотался и под уговоры заботливого сына вести себя потише побрел домой.

Несколькими минутами позже перед Кэт и Баклендом уже стояла коляска, поданная самим хозяином гостиницы, который изо всех сил старался угодить щедрому клиенту. Подсадив молодых людей в коляску, толстяк взглянул на Бакленда, тяжело привалившегося к дверце, и предусмотрительно отдал вожжи мисс Дрейкотт. Во-первых, по сравнению со своим провожатым она держалась молодцом, а во-вторых, вся округа знала, что дочка сквайра Дрейкотта отлично управляется с лошадьми и может щелчком кнута сбить муху с уха передней лошади.

Получив вожжи, Кэт сразу убедилась, что сладить с горячей, норовистой парой Эшвелла непростая задача даже для такой опытной наездницы, как она. Застоявшиеся за ночь красавцы вороные всхрапывали от нетерпения и, звонко цокая о булыжники подковами, рыли копытами мостовую.

Поглощенная лошадьми, девушка совсем забыла о Бакленде, как вдруг до нее донесся его пьяный смех. «И впрямь забавно, – подумалось Кэт. – Кто кого провожает? Неужели он действительно ждал меня всю ночь в обществе простого поденщика? Как видно, первое впечатление о человеке бывает обманчиво, и к Бакленду стоит приглядеться повнимательней…»

Едва Кэт поблагодарила хозяина за помощь, Бакленд, вконец обессилев от выпитого, привалился к ее плечу. Она улыбнулась, прищелкнула языком и, осыпая лошадей самыми ласковыми словами, какие только смогла придумать, легонько взмахнула поводьями. Красивая коляска с превосходными рессорами тронулась в путь и вскоре выехала из Куининга на грунтовую дорогу. Кэт сама потянулась к кнуту, висевшему в кожаной петле справа. Хорошо, что Бакленд напился и ничего не замечает, иначе он никогда не позволил бы ей то, что она собирается сделать!

Выхватив кнут, девушка взмахнула им что было силы, и лошади, возбужденно раздувая ноздри, тотчас легко перешли с грациозной рыси на галоп. Кэт охватило пьянящее ощущение полета, заставившее забыть обо всех заботах и горестях последних дней.

Внезапно тяжесть, давившая на ее плечо, исчезла – бивший в лицо холодный ветер подействовал на Бакленда отрезвляюще. Молодой человек сел и открыл глаза.

– Милосердный боже! – закричал он, теряя последние остатки хмеля. – Что ты делаешь, несчастная?!

«Этот поклонник Бахуса может вопить от страха сколько угодно, – решила Кэт. – Мне нет до него никакого дела!» Она снова щелкнула кнутом, и лошади понеслись еще быстрее. О, какое это наслаждение – мчаться по дороге в прекрасной коляске, колеса которой летят по рытвинам и колдобинам, как по самому ровному тротуару.

Бакленд уже хотел вырвать из рук Кэт поводья, но передумал – она держала их крепко, уверенно, а ее лицо горело решимостью и неподдельной страстью. «Не стоит спешить, – подумал он, – похоже, она знает, что делает». Схватившись за поручень перед сиденьем, молодой человек принялся наблюдать за спутницей. Растрепанная, с развевающимися по ветру рыжими локонами, в которых запутались ленты, она, казалось, забыла о самом существовании Бакленда. Что творилось в ее душе? Об этом он мог только гадать.

Между тем прелестная наездница пустила лошадей во весь опор, и они понеслись вперед на немыслимой скорости. Молодой человек с восхищением наблюдал, как она играючи управляла его норовистой парой. Господи, и эта амазонка собралась выйти за Джеймса! Можно ли представить себе что-нибудь более нелепое? А ведь она близка к успеху!

Холодный ветер, бивший в лицо Кэт, постепенно остудил ее пыл. Решив, что хорошего понемножку, она слегка натянула вожжи, переводя лошадей на спокойную рысь, а потом обернулась к Бакленду.

– Потрясающая пара! Красивая и очень резвая.

– Спасибо на добром слове, – с хозяйской гордостью ответил тот. – Мои жеребцы – само совершенство, не так ли?

– Разве лошади ваши? – удивилась Кэт. – Я думала, они принадлежат лорду Эшвеллу!

Бакленд поперхнулся.

– Так оно и есть, – откашлявшись, солгал он. – Но я лично подбирал их для его светлости!

Кажется, он неплохо вышел из положения. В конце концов, это была ложь только наполовину.

– Хвалю ваш вкус! Вы настоящий знаток, мистер Бакленд. – Кэт внимательно посмотрела на него и улыбнулась. – А вы ведь не так уж и пьяны, правда?

– Да я почти трезв и к тому же полон сил! – улыбнулся он и потянулся к поводьям. – А вот вы, милочка, выглядите совершенно измотанной!

Отдав поводья не без некоторого сожаления, Кэт откинулась на спинку сиденья.

– Я нисколько не устала, но выгляжу, должно быть, и правда ужасно.

Она провела рукой по волосам и охнула: от изысканной прически, над которой столько времени трудилась ее горничная Мэгги, не осталось и следа. Пристыженная, Кэт попыталась хоть немного привести в порядок разметавшиеся кудри, но не добилась почти никакого результата. Заметив, что Бакленд ее рассматривает, она горько усмехнулась:

– А мне так хотелось быть красивой, чтобы поразить всех на этом вечере!

– И вам это действительно удалось. Чего стоит один ваш уход! Признаться, я до сих пор не могу опомниться.

– Вы меня осуждаете? – Кэт испытующе посмотрела на него. Бакленд нахмурился. Осуждать ее? Ему это даже не приходило в голову.

– Нет, – на мгновение задумавшись, ответил он. – Но, честно говоря, ваш поступок меня изумил. Признаться, я до сих пор не могу понять, что вами руководило: любовь к людям или желание досадить миссис Криклейд, чтобы эта претендующая на великосветский лоск дама лишний раз упала в обморок? Если откровенно, я подозреваю последнее.

– А вы подали мне отличную мысль! – усмехнулась Кэт и добавила уже серьезно: – Нет, вы напрасно подозреваете в моих действиях низменный расчет. Я это сделала ради себя самой – чтобы увидеть чудо рождения, взять на руки крошечное тельце новорожденного, прижать к груди, услышать его первый крик. Клянусь, что и впредь буду приходить на помощь всем, кто во мне нуждается! Знаете, в такие минуты кажется, что сам господь спускается с небес и касается наших очерствевших сердец, чтобы напомнить – мы еще не потеряны для настоящей жизни.

Слушая страстную речь Кэт, Бакленд пустил лошадей шагом. Он смотрел на дорогу и думал о последнем сезоне в Лондоне и о шумихе, поднятой там вокруг его нового сборника стихов. Вот уж где полно очерствевших сердец, которым недоступны настоящие чувства! Восторженные дамы буквально вешались ему на шею, забрасывали записочками, умоляя о тайном свидании, падали в обморок от его поцелуев… Боже, какая скука!

– Смысл жизни в ней самой, но мы, того не замечая, бездумно шествуем к могиле… – пробормотал молодой человек.

– Разве вы тоже поэт? – подозрительно спросила его Кэт и нахмурилась. Бакленд расхохотался:

– О нет, что вы! Просто я столько времени провожу с Эшвеллом, что волей-неволей его поэтический вздор остается в памяти.

– Я бы не стала называть его стихи вздором!

– Еще бы! Вы же собираетесь выйти за Эшвелла замуж.

Кэт пристально посмотрела на Бакленда – теперь понятно, куда он клонит. Нет, она не попадется на его удочку! Девушка подняла голову и сухо ответила:

– Вы попали пальцем в небо, мистер Бакленд. Я увлечена поэзией лорда Эшвелла уже давно. Великолепные, просто гениальные стихи! Пожалуй, только вторая песнь его последней поэмы оставляет желать лучшего, но зато все остальное просто изумительно!

Бакленд неожиданно взмахнул поводьями, и лошади рванулись вперед.

– Чем же вам не понравилась вторая песнь? – спросил он, явно раздосадованный. – Я… то есть Эшвелл потратил на нее вдвое больше времени, чем на первую!

– Наверное, в том-то все и дело, – пожала плечами Кэт. – Он слишком долго оттачивал каждое слово, и в конце концов они потеряли свежесть и блеск.

Бакленд был раздражен простодушной критикой Кэт. Не для того он затеял этот маскарад, чтобы слушать досужую болтовню о своих стихах!

– Вы ведь нарочно проиграли мистеру Коутсу? – неожиданно спросила Кэт и, не дожидаясь его ответа, добавила: – Не сомневаюсь, что так и есть. Это очень благородно с вашей стороны: ведь вы и сами стеснены в средствах.

Чувствуя угрызения совести из-за своего обмана. Бакленд постарался переменить тему:

– Скажите, мисс Дрейкотт, почему вы с таким участием относитесь к крестьянам?

– Вы про то, что произошло в Куининге? Поверьте, это сущие пустяки. Чтобы помочь всем нуждающимся в Куининге и Чипинг-Фосворте, надо делать гораздо больше!

Дорога свернула, и перед ними открылась панорама еще не восставшего от сна Чипинг-Фосворта – россыпь крошечных домиков с высокими осмоленными крышами у подножия холма.

– Что за славная деревенька! – воскликнул Бакленд. – Впервые я увидел ее днем, как вы помните, после не самой приятной встречи с одной острой на язык сельской барышней. Тогда, по понятным причинам, мне было не до красот природы и этот вид не произвел на меня впечатления. Но сейчас, в холодном свете зари, Чипинг-Фосворт выглядит очень романтично… Теперь я понимаю, почему вы так привязаны к здешним местам!

Коляска въехала на старинный мост, сложенный из грубо обтесанных камней, и звонкое цоканье эхом разнеслось над речкой. Кэт улыбалась:

– Мне кажется, та встреча была так давно!

В домиках один за другим зажигались огни – деревня просыпалась.

– Ой, нас ни в коем случае не должны видеть вместе! – внезапно забеспокоилась Кэт. – Вы знаете, как это бывает! Кто-нибудь распустит сплетню, она не дай бог дойдет до Эшвелла, он начнет ухаживать за Джулией Мортон, и все мои планы в одночасье рухнут.

Усмехнувшись, Бакленд взял у нее кнут и взмахнул им над головами лошадей, чтобы продемонстрировать спутнице собственное мастерство. Подчиняясь его опытным рукам, лошади пустились вскачь и вихрем пронесли коляску мимо деревенских коттеджей, церкви Святого Андрея и гостиницы «Гусь и лебедь». Они так слаженно и аккуратно преодолели крутой поворот к имению Дрейкоттов, что девушка не смогла удержаться от восторженного возгласа.

– Отличная пара, черт побери! – воскликнула она и, заметив удивленный взгляд Бакленда, со смехом добавила: – Надеюсь, нас никто не видел.

– А я надеюсь, что вас никто не слышал. Разве воспитанной барышне к лицу такие выражения?

Когда коляска переехала еще один мост – через реку Черинг, – Бакленд постепенно перевел лошадей на спокойный шаг. Теперь Кэт могла вздохнуть спокойно – впереди молчаливой каменной громадой высилась отцовская усадьба. Лучи поднимавшегося из-за холма Каули солнца золотили ее стены, взбираясь все выше и выше.

Не доехав нескольких десятков ярдов до дома, Бакленд остановил коляску под высоким каштаном. Разгоряченные скачкой лошади недовольно били копытами, всхрапывали и дергали шеями, но молодой человек даже не посмотрел в их сторону. Повернувшись к Кэт, он вдруг молча, без всяких церемоний обнял ее и поцеловал в губы.

Как зачарованная, девушка с неистово бьющимся сердцем прижалась к нему. Ей показалось, что ее губ коснулся утренний бриз, и необыкновенное ощущение мира и покоя наполнило все ее существо, словно она после долгого изнурительного путешествия вернулась к родному очагу.

Откинув рассыпавшиеся по ее плечам волосы, Бакленд страстно поцеловал нежную шею, а потом опять приник к губам.

– Кэт, милая Кэт! – на мгновение оторвавшись от нее, выдохнул он.

Его голос подействовал на Кэт как ушат ледяной воды. Чары исчезли, она обеими руками уперлась в грудь Бакленда, пытаясь его оттолкнуть. Но куда там! Только заметив в ее глазах страх, молодой человек чуть ослабил объятия.

– Господи, что я наделала! – воскликнула Кэт. – Но вы не думайте, Бакленд, я не хотела… О, я сама не знаю, что говорю! – Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, и продолжила уже более уверенно: – Видимо, после бессонной ночи меня немного подвели нервы. Прошу вас, забудем о том, что сейчас было! – Она взглянула прямо в его голубые глаза, казавшиеся в сумерках темно-синими, нахмурилась и покачала головой. – Это просто какое-то наваждение…

Он снова попытался ее поцеловать, но она вскрикнула и вырвалась из его объятий.

– Вы бессовестный волокита! Не смейте ко мне прикасаться!

Бакленд расхохотался, а Кэт, выпрыгнув из коляски на землю, неожиданно сделала книксен.

– Спасибо, что подождали меня в Куининге и проводили, мистер Бакленд, – светским тоном проговорила она и со всех ног побежала к дому.

Ах, как хотелось ей обернуться, но она очень боялась, что наваждение повторится. Это чувство было сродни страху, который она испытала во время погони в буковой роще. Только на сей раз Кэт преследовал не сам Бакленд, а его образ, непостижимым образом завладевший частицей ее души.

Прелестная нимфа, окутанная облаком синего атласа и рыжих кудрей, скрылась в доме. Молодой человек проводил ее взглядом и улыбнулся. Милостивый боже, она ответила на его поцелуй! Теперь остаток лета действительно обещает много интересного. Однако несколько недель пролетят незаметно, а потом снова Лондон. Улыбка сошла с лица Бакленда. Он взмахнул поводьями, и коляска тронулась. Снова Лондон, снова бессмысленная светская суета!

Посмотрев вниз на улыбавшихся Бакленда и Эшвелла, Кэт почувствовала, как у нее запылали щеки. Надо же было этим двум молодцам забрести сюда, под старый дуб, в самый что ни на есть неподходящий момент! Почему они не появились здесь пятью минутами раньше, когда она еще не успела так высоко забраться, или пятью минутами позже, когда она была бы уже на земле? Проклятие, кажется, сама судьба помогает Бакленду, выставляя ее перед поэтом в самом неприглядном виде!

– Какое счастье, господа! Вы появились как раз вовремя – мне очень нужна ваша помощь, – проговорила девушка, изображая беспомощность и испуг.

Впрочем, испуг был почти искренним: ведь, застав ее на дереве, мужчины могли увидеть ее белье, а это так неприлично! Кэт поспешно придержала рукой подол, чтобы прикрыть ноги. На ней были панталоны и нижние юбки, которые недавно прислала мадам Бомари, – настоящие произведения искусства, сплошные кружева и ленты. Кэт в жизни не видела подобной красоты. В скромности Эшвелла она не сомневалась, но нахал Бакленд, стоит ему заметить все эти ленты и кружева, наверняка не упустит случая ее помучить.

– Я застряла, господа, помогите мне, пожалуйста! – жалобно проговорила девушка, в упор глядя на Джеймса. Тот сразу принялся карабкаться на дерево, а Бакленд только неодобрительно покачал головой.

– Зачем вы туда забрались? – закричал Эшвелл. – Вы не ушиблись?

Кэт показала наверх – там на одной из ветвей находилось гнездо, до которого надо было еще лезть и лезть.