Текст книги "Гении тоже люди… Леонардо да Винчи"

Но в памяти человеческой остались не загаженные улочки и мракобесие того времени, а свершения: мозаики и великолепные статуи, картины и книги, диковинные механизмы и взрывающие мозг научные открытия. Леонардо да Винчи, будучи человеком универсальным, мог браться за множество дел, и все удавались ему настолько, что поражало умы современников. Он создал загадочную Джоконду, и другие не менее потрясающие картины, как инженер он создал военные машины, занимался гидротехникой, разрабатывал летательные аппараты, первым в мире разработал идею парашюта и вертолета.

– Может он был пришельцем из других миров? – Студент с задней парты прервал лекцию.

– Леонардо да Винчи, скорее, застрял в промежутке между веками из-за поломки машины времени, – вполне серьезно проговорила симпатичная студентка слева от Марко.

– Нет, – покачал головой Марко, – все эти многочисленные версии созданы теми, кто не в состоянии понять, на что способен человеческий ум, когда он принадлежит великому человеку, одержимому творчеством и идеей, и какой бешеной работоспособностью и энергией такие люди могут загораться ради достижения своей вроде бы недостижимой цели! – глаза Марко пылали огнем, – пол-тысячи лет назад люди, хотя бы частично сравнимые с уровнем Леонардо, имели достаточно дерзости, чтобы всерьез познать секреты нашего необъятного мира. Они чувствовали в себе силы и это давало им смелости браться решительно за любое дело – от сотворения соборов и написания великих картин, до создания катапульты, танка, и водолазных костюмов. Перед их успехами и открытиями нам следуем почтительно склонить голову, – закончил лекцию Марко, подкрепив свою пламенную убежденность цицероновским красноречием.

Ближе к вечеру, вернувшись домой и поставив разогревать только что купленную пиццу в микроволновую печь, Марко сменил свой университетский костюм на свитер и джинсы, бережно поместив костюм в стенной шкаф. Тщательно помыв и высушив руки, он вышел на кухню. Печь пару минут назад уже просвистела готовность ужина и Марко налил себе бокал сухого красного вина Кьянти, сделав первый маленький глоток. Ах, этот божественный Кьянти, смаковал он! Ведь когда-то это было обыкновенное дешевое вино в соломенной корзинке, а сейчас оно стало просто феноменальным по популярности напитком, совершив революцию в производстве вин во всей Италии. Именно благодаря этому вину из винограда сорта санджовезе – тосканского культа и гордости – в мире появился интерес и к другим итальянским винам. «Пусть все знают, что в Тоскане делают самые высококачественные вина», – это он произнес с пафосом истинного патриота, и, как ему послышалось, вслух.

Как обычно, по вечерам он включал телевизор, который, казалось, мог показывать только круглосуточный новостной телеканал итальянской государственной телерадиовещательной корпорации Rai News 24. Каждые 30 минут на канале – обзор последних новостей, за которыми следует далеко не всегда нужная и не всем полезная всячина, как обзор трафика на дорогах, погода, аналитика, специальные репортажи и тематические рубрики.

Вот и сейчас, например, сообщалось, что в сегодняшней Флоренции накопилось множество внутренних проблем, и некоторые из них, в частности, вопрос с потоками мигрантов, нахлынувших в Европу в поисках dolce vita, создавали головную боль правительству, являясь довольно трудно решаемыми. Сегодня днем, говорилось в репортаже, у здания префектуры произошли столкновения группы сомалийских беженцев со стражами порядка. Около 50-ти мигрантов требовали от местных властей разрешить проблему с жильем, возникшую после того, как в минувший четверг сгорело здание бывшей фабрики, в котором они размещались. Тогда погиб один человек. Несколько участников протеста попытались проникнуть в префектуру, однако путь им преградила полиция.

Во второй части того же репортажа говорилось о том, что другая, более предприимчивая часть мигрантов из все той же нахлынувшей волны беженцев в регионе, пытаясь как-то наладить жизнь в чужой стране, стала создавать собственный малый бизнес. В основном, это были пункты продажи кебабов и шаурмы. К сожалению, выпускаемая ими продукция была крайне далека от гигиенических норм, что приводило к повторяющимся случаям отравления местного населения, как правило молодых людей и студенческой молодежи, а также туристов-зевак. Реакция властей не заставила себя ждать; город вводил жесткие меры санитарного контроля, закрывая одну торговую точку за другой. Власти также запретили владельцам ресторанов и кафе, расположенных в центре Флоренции и исторических кварталах, иметь в меню менее 70% местных блюд. Местные власти справедливо считают, что в городе, который является мировым объектом исторического наследия, такие действия непозволительны. Флоренция, по их мнению, должна сохранить традиции и свою кухню.

Телевизор работал, продолжая свою зомбирующую деятельность, но для Марко он зачастую просто создавал звуковой фон для другой активности. Он давно уже научился улавливать только нужную ему информацию, не подпуская к своим органам чувств всё лишнее, что засоряло мозг и отнимало драгоценное время.

Пиццу, которой он собирался сейчас поужинать, называлась то ли «Четыре сыра», то ли «Четыре сезона», Марко так и не научился разбираться в многообразных разновидностях пиццы. Хотя, разве это важно, если она выглядит так аппетитно? В ее начинке сочетались четыре традиционных вида сыра: Рикотта, Моцарелла, Горгонзола и Пармезан; и разделена она была на четыре сектора, каждый из которых означал одно время года. Весна: артишоки и оливки. Лето: цветной перец. Осень: сыр Моцарелла и спелые томаты. И Зима: отварные яйца и грибы.

Пицца была свежей, сочной и незаметно растаяла во рту. Удивившись тому, как быстро он с ней разделался, Марко стал по обыкновению работать над конспектами для завтрашних лекций, по расписанию их у него было несколько. «Надо бы пораньше уснуть сегодня», – сказал он самому себе. Закончив с бумагами, он пробежался глазами по утренней прессе, и, наконец, вспомнил о письмах, что вручил ему сегодня почтальон. Первое было от Дэвида, старого друга – одноклассника, приглашавшего его в Рим на свою свадьбу. «И ты, Брут», – усмехнулся Марко, зная, что Дэвид сейчас назвал бы его «последним из Могикан», поскольку, по сведениям Марко, он сегодня был единственным из всего их класса, кто еще не обзавелся собственной семьей.

Он бережно вложил письмо обратно в конверт и взял второе. И оно вызвало у него неподдельный интерес. Приглашение на Конференцию в Лондон! И по тематике, которая занимала не только солидную, а скорее главнейшую, часть его научной деятельности, но и пробуждала в нем неугасаемый личный интерес к одной из несомненно самых загадочных личностей в истории человечества!

Итак, что же они пишут. Марко быстро пробежался глазами по листу бумаги сверху вниз. Закончив, он тут же начал читать сначала, словно заучивая тему.

Кому: Д-ру Марко Тоскано,

Профессору Искусствоведения, Университет Флоренции

Уважаемый господин Тоскано,

Международный Фонд Исторических Исследований любезно приглашает Вас принять участие в Международной Научной Конференции по теме:

«Леонардо да Винчи и его Наследие».

Руководство Фонда было бы крайне признательно Вам, если бы Вы согласились выступить с Докладом в соответствие с темой Конференции.

Место проведения конференции: Музей Виктории и Альберта, Кромвель Роуд, Найтсбридж, Лондон, SW7 2RL, Соединенное Королевство

Дата проведения Конференции: 2 мая 2019 года.

Начало: 10:00.

Официальный язык конференции: английский.

Прием материалов (не позднее): до 15 апреля 2019 г.

Рассылка печатных сборников авторам: до 28 апреля 2019 г.

Все материалы конференции размещаются в электронном виде на вебсайте Фонда.

Размещение электронной версии сборника: до 22 апреля 2019 г.

Материалы Конференции будут разосланы в:

*Британскую библиотеку

*Библиотеку университета Кембридж

*Библиотеку Бодли, Оксфорд

*Национальную библиотеку Шотландии, Эдинбург

*Национальную библиотеку Уэльса

*Библиотеку Тринити-колледж, Дублин.

Участники Конференции обеспечиваются бесплатным трехразовым питанием. Кофе, чай и прохладительные напитки предлагаются в перерывах.

Иногородним участникам будет предоставлено бесплатное проживание в отеле Hilton London Metropole и трансфер из отеля до места проведения Конференции и обратно.

Просим Вас подтвердить Ваше участие в Конференции.

С уважением,

Д-р Патрик Хорн, Директор

Международный Фонд Исторических Исследований

Прочитав письмо, Марко ощутил сильное эмоциональное волнение. Каждый раз, когда он слышал имя Великого Мастера, его охватывало подобное чувство. Но в этот раз оно было каким-то особенно сильным. Он почувствовал прилив крови к лицу и сухость во рту. Надо успокоиться и заснуть как можно скорее, – подгонял себя Марко в поисках спасения от досадного дискомфорта. Дойдя до кровати, он лег, накрывшись легким одеялом. Но его сознание было перевозбуждено и вместо спокойного сна он получил не только волнительное продолжение, но и бурное развитие своих вечерних переживаний. Ему снилась… смерть. Смерть Леонардо да Винчи.

Глава 2

Ранним утром, 2 мая 1519 года, в замке Кло на Луаре, на расстоянии получасовой ходьбы от города Амбуаз во Франции, так далеко от родной Италии, будучи окруженным своими шедеврами, доживал свои последние часы живописец Его Величества короля Франции, флорентиец Леонардо да Винчи. Четыре года Великий Мастер жил под покровительством французского монарха Франциска I, успев доработать ряд своих старых изобретений и разработать новые, в том числе и проект идеального дворца в идеальном двухуровневом городе под названием Маленький Рим.

Королевский двор оказывал величайшее внимание великому итальянцу. Король Франции по достоинству оценил многогранность натуры Леонардо и просил художника лишь о возможности беседовать с ним и наслаждаться его обществом. Король и весь двор подражали ему во всем, и, чтобы понравиться Мастеру, даже стали употреблять итальянские слова и выражения в своих беседах. Именно во Франции Мастер забыл, что такое нужда, получив статус первого художника, архитектора и инженера короля. Франциск I платил ему жалование в 700 экю каждый год, содержал штат его прислуги, оплачивал бытовые нужды и покупал работы художника.

Но на третьем году жизни во Франции 67-летний Леонардо слег, он с трудом передвигался без посторонней помощи. 23 апреля 1519 года, в субботу, когда маэстро уже почти не вставал с постели, был приглашен нотариус. Мастер сообщил ему свою последнюю волю, в которой писал:

«В благодарность за услуги и расположение, завещатель дарует мессеру Франческо Мельци все и каждую из книг, которые находятся в его, завещателя, собственности, и другие принадлежности и рисунки, относящиеся к его искусству и занятиям в качестве художника, а также научные приборы, машины, рукописи и остаток жалованья, который должен был получить из королевской казны. Слуге Баттисте Вилланису – домашнюю утварь в замке Кло, а виноградник за стенами Милана – бывшему ученику Салаи».

Он также не обделил в завещании своих братьев по отцу, причинивших ему много волнений длительной тяжбой из-за наследства отца сэра Пьеро да Винчи:

«Завещатель повелевает и хочет, чтобы сумма в 400 флоринов была отдана его кровным братьям в знак совершенного примирения вместе с прибылью и доходами, которые могли прибавиться к означенным 400 флоринов за время хранения». Своей старой служанке, стряпухе Матурине, он отставлял «платье доброго черного сукна, подбитый мехом головной убор, тоже суконный, и два дуката деньгами – за многолетнюю верную службу». Что касается обряда похорон, Леонардо просил нотариуса похоронить его в часовне церкви в Амбуазе, назначив Франческо Мельци своим душеприказчиком.

В комнате уже давно незримо гостила Смерть, жаждя неотвратимого исхода и не отводя своего пристального взора от умирающего, который лежит сейчас беззащитным перед ликом вечности, а его левая рука подпирает голову, покрытую длинными седыми локонами, красиво обрамляющими его благородный лик. Утром, когда поднялось хмурое солнце и горизонт засветился кроваво-ярким заревом, началась агония. Стояла мертвая тишина, не считая грустного пения птиц за окном, и казалось, что сама природа скорбит по покидающему мир гению. Рядом с ложем Леонардо сидел самый преданный из его учеников, Франческо Мельци, держа парализованную правую руку Великого Мастера – глаза его были наполнены слезами, но чувство примирения с безысходностью отрезвляло его и придавало сил для того, чтобы принять Смерть Гения во всём ее печальном величии.

Невдалеке сидели два монаха – францисканец и доминиканец. Приглашены они были для исполнения своих традиционных обязанностей, которые заключались в том, чтобы неотлучно находится у ложа умирающего с целью облегчить путешествие его души из этого мира в потусторонний. Устав от безделья и зевоты, они затеяли свой извечный спор:

– Не находишь ли ты здесь, брат мой, аналогии со смертью основателя нашего ордена, святого Франциска Ассизского? – Спросил он доминиканского монаха, наклонившись к его засаленному уху. – Помнится мне из Писания, что его преподобие был отпет певчими жаворонками еще до церковного отпевания. Вот и сейчас поют птицы, предчувствуя скорую кончину мастера.

– Брат мой, – прошипел доминиканец, нахмурив брови и наклонившись к собеседнику. – Хочу напомнить тебе, что странное поведение и вольные взгляды Леонардо входят в противоречие с Откровением и разъяснениями отцов церкви. Он пишет левой рукой, переворачивая вверх ногами все буквы, и справа налево как иудеи, что наилучшим способом скрывает его неверие и ересь. К тому же, его непомерная гордыня и любопытство уводят колеблющуюся душу на окольные тропы, где она спотыкается и блуждает, тогда как путь ясно указан.

– Да уж, брат, – ответил ему францисканец, – ты прав как всегда. Недаром же ваши монахи называют себя псами господними и имеют эмблемой бегущую собаку, у которой в зубах факел, помогающий и в темноте распознать отступления от истинной веры. Но хотел бы напомнить тебе, что умирающий – не простой человек. Он – признанный Гений!

– Мы все равны перед Господом. Но могу отметить одно: родиться гением легко, умереть же гораздо сложнее.

Так они продолжали свою бесконечную полемику – один был более благосклонен к умирающему, другой же – рьяно призывал осудить и наказать вероотступничество. Тут на мгновенье прекратилась судорожная агония, Леонардо сделал глубокий вдох и открыл глаза. Он поднялся и попытался сесть в постели, с трудом преодолевая свою беспомощность.

– Франческо, друг мой, – произнес он, – я хочу, чтобы ты знал – мне спокойно с тобой! Все подходит к своему концу, и не долог тот час, когда моя душа покинет тело и, невидимо для других людей, оставаясь на земле, станет посещать те места, где прошла моя земная жизнь. Я осознаю, что потеряю свое тело, оно больше никогда не будет существовать. Моя душа начнет свои мытарства и скитания. Я должен дать себе, прежде всего себе самому, отчет обо всем, что происходило в моей жизни, даже о том, что я не замечал или не считал важным. Прожитая мною жизнь предстает передо мной и самые мелкие детали в ней укрупнены: невыполненные обязательства, обиды, незавершенные дела. Я многое не успел. Всё, что я сделал и забыл, или постарался забыть, всё, что я мог сделать, но не сделал – всё это сейчас перед моими глазами в самых неприглядных деталях. Нет уже голоса, нет слез, нет рук, чтобы закрыть лицо, нет ног, чтобы упасть на колени. Всё, что от меня осталось – это комок боли и стыда. И это состояние будет длиться вечно, потому что понятия времени уже для меня не существует. Мы отвечаем за все деяния в нашей жизни! Дальше ты пойдешь один, Франческо. А я останусь и буду ждать тебя. Помни, что только у истоков решаются судьбы рек и людей. И теперь, стоя на краю пропасти, я готов сделать следующий шаг. Я предвкушаю свое будущее путешествие. Тайный мир ждет меня. В этом я был лишь гостем, и принимаю в дар то, что явлено моим глазам. Жизнь – это тайна. Смерть – это тайна. Красота —это тайна. И любовь – это тайна. Я был приобщен к миру через тайну и ухожу легко, без страха, потому что меня любили. И я любил. Цени каждое мгновение своей жизни, Франческо, и верь в то, что делает нас бессмертными – это любовь, которая движет нами и определяет нашу судьбу. Я жил ради любви, пел, музицировал, писал ради любви и вот сейчас я умираю ради любви.

Предчувствуя приход смерти, он попросил Франческо Мельци позвать священника. Все удалились, когда в комнату вошел священнослужитель со Святыми Дарами. Вскоре, выйдя от умирающего, он сообщил присутствующим, что Леонардо исполнил обряды Церкви со смирением и преданностью воле Божьей, исповедавшись и прося прощения у Бога и людей за то, что «не сделал для искусства всего, что мог бы сделать».

Доминиканец, уловив последнюю фразу, с удовлетворенной улыбкой на лоснящемся лице, кивнул головой – ни для кого не было секретом, что Леонардо при жизни не отличался набожностью и придерживался вовсе не монашеского образа жизни. Однако, он, этот строгий блюститель церковных канонов, особое внимание уделил тому, что Леонардо в своей исповеди все-таки не каялся в содеянных грехах, а вновь, как и всегда, говорил об искусстве.

– Что бы люди ни говорили о нем, сын мой, – провозгласил священник, обратившись как бы к Франческо, но уставившись на доминиканского монаха, – он оправдается, по слову Господа: «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

Приняв причастие, Леонардо, взяв руку своего друга Франческо, прошептал последние слова: «Как хорошо проведенный день приносит счастливый сон, так плодотворно прожитая жизнь доставляет удовлетворение. Я чувствую себя как вода в реке. Меня уносит течение смерти…».

Ночью начались приступы удушья, и Мельци боялся, что он умрет на его руках. Сколь ужасно это равенство перед страшной смертью, поражающей Гения наравне с ничтожеством, когда стерта грань между драгоценной жизнью и бесполезной! К утру 24 апреля, на Светлое Христово Воскресенье, Мастеру стало легче. Но, так как он все еще задыхался, а в комнате было жарко, Франческо открыл окно.

В голубом небе летали белые голуби, и с шелестом их крыльев сливался звон пасхальных колоколов. Умирающий уже не видел и не слышал ничего. Ему грезились каменные глыбы, которые, падая, хотели задавить его; он хочет приподняться, сбросить их, но не может – и казалось, борьба эта не имеет конца. И вдруг, с последним усилием, он освобождается и летит на исполинских крыльях вверх – впервые в своей жизни ощущая на себе это удивительное чувство бесконечного полета вверх. Ему казалось, что сейчас он испытывает наивысшее наслаждение от воплощения самой главной своей мечты, мечты всей его жизни! Сердце Леонардо билось еще несколько дней, хотя он не приходил в себя.

Наконец, утром 2 мая, Франческо заметил, что грудь его больше не поднимается от каждого вдоха, а дыхание его слабеет. В нем еще тлела жизнь, но она догорала на глазах как тонкая свеча. Монах стал читать отходную молитву. Через некоторое время ученик, приложив руку к сердцу учителя, почувствовал, что оно уже не бьется. Смерть не делает различий ни для кого! Душа Мастера отлетела, словно показывая пример немощному телу, которое всю свою жизнь безуспешно пыталось научиться летать.

Франческо, с обильными слезами, закрыл ему глаза, затем бросился к кухарке Матурине со словами:

«Это Салаи… Салаи погубил его!». Та, утешая, похлопала его по спине, приложив руку к заплаканному своему лицу. Лицо умершего не изменилось, храня на себе выражение, которое часто бывало при жизни – глубокого и тихого внимания.

В это время за красным бархатным занавесом его комнаты засияло ранее майское солнце. Свет и тепло заливали зелёные поляны и свежую листву платанов парка, пели птицы и цвели цветы, – он так и не смог разгадать тайны той необъяснимой радости, которую они дарят людям. Дубовые доски пола его спальни казались сейчас золотыми от солнца, и из окна было видно, как весело развеваются в небе узкие флажки над башнями замка. Радостная волна вечного обновления разливалась по земле, и была высшая несправедливость в этом финале великой драмы его жизни, который разыгрывался на постели, так похожей сейчас на маленькую сцену.

В это время, снизу, из мастерской, где проводил свои дни Леонардо, прикормленный им крошками воробушек влетел в комнату, где лежал покойник. Покружившись над ним, среди погребальных свечей, горевших мутным пламенем в становившемся мощным сиянии солнечного утра, серая птичка опустилась по старой привычке на сложенные руки Леонардо. Потом вдруг встрепенулась, взвилась, взлетела до потолка и через открытое окно улетела в небо, с веселым чириканьем. И Франческо подумал, что в последний раз учитель сделал то, что так любил – отпустил на волю крылатую пленницу. Он вдруг вспомнил сказку, которую как-то рассказывал ему маэстро Леонардо. Сказку о завещании Орла.

Старый орел, что давно потерял счет годам, жил в гордом одиночестве среди неприступных скал. Но силы ему стали изменять, и он почувствовал, что конец его близок. Мощным призывным клекотом орел созвал своих сыновей, живших на склонах соседних гор. Когда все были в сборе, он оглядел каждого и молвил:

– Все вы вскормлены, взращены мной и с малых лет приучены смело смотреть солнцу в глаза. Вот отчего вы по праву летаете выше всех остальных птиц. И горе тому, кто посмеет приблизиться к вашему гнезду! Все живое трепещет перед вами. Но будьте великодушны и не чините зла слабым и беззащитным. Не забывайте старую добрую истину: бояться себя заставишь, а уважать не принудишь.

Молодые орлы с почтением внимали речам родителя.

– Дни мои сочтены, – продолжал тот. – Но в гнезде я не хочу умирать. Нет! В последний раз устремлюсь в заоблачную высь, куда смогут поднять меня крылья. Я полечу навстречу солнцу, чтобы в его лучах сжечь старые перья, и тотчас рухну в морскую пучину…

При этих словах воцарилась такая тишина, что даже горное эхо не осмелилось ее нарушить.

– Но знайте! – сказал отец сыновьям напоследок. – В этот самый миг должно свершиться чудо: из воды я вновь выйду молодым и сильным, чтобы прожить новую жизнь. И вас ждет та же участь. Таков наш орлиный жребий!

И вот, расправив крылья, старый орел поднялся в свой последний полет. Гордый и величавый, он сделал прощальный круг над скалой, где взрастил многочисленное потомство и прожил долгие годы.

Храня глубокое молчание, его сыновья наблюдали, как орел смело устремился навстречу солнцу…

Навстречу солнцу! – эхом отозвалось в голове у Франческо, и в этот момент он услышал лошадиное ржание и топот копыт – это король Франциск и рыцари из его свиты поспешно погоняли коней, надеясь застать в живых умирающего. Всадники приблизились к замку, когда солнце было в самом зените. Увы, их старание не опоздать было тщетным. Переступив порог, король более не сдерживал слез. Стуча высокими каблуками, он быстро подошел к постели, опустился на колено, приподнял голову покойного, которого он почитал как родного отца, и, убедившись в его кончине, припал к мертвой руке, а тело его сотрясалось от рыдания.

В присутствии Его Величества короля Франции монахи наконец-то прекратили обсуждение своих вечных вопросов, неуместных возле покойника, найдя сейчас занятие поинтереснее; они внимательно наблюдали за плачущим над телом Леонардо королем. Видимо, только смерть могла положить конец их вечной полемике об истине.

Верная служанка Матурина и ее помощница, приглашенная Франческо из близлежащей деревеньки по причине ее опытности в этих вопросах, стали обмывать тело, причем вторая не скрывала своего удивления гладкой кожей и хорошо развитым мышцам старца, хотя его худоба и тощие конечности долгое время оставались обездвижены из-за паралича. Поистине, какой же жестокой может быть смерть, которая, ликуя, сейчас демонстрировала свое доминирующее верховенство над жизнью!

Согласно последней воле Мастера, его тело пролежало еще три дня в той же комнате, где он проиграл свою последнюю битву с природой. Франческо Мельци сделал все, чтобы организовать такие похороны, чтобы ни у кого не возникло сомнения в том, что Леонардо умер как верный прихожанин католической церкви, хотя народная молва продолжала обсуждать жизнь и последовавшую за ней смерть Мастера так же, как два монаха возле покойного.

Тело Леонардо обрело вечный покой в монастыре Сен-Флорентен. На кладбище за его телом шли, неся шестьдесят свечей, шестьдесят нищих, которым он завещал милостыню, в четырех церквах Амбуаза отслужили три большие и тридцать малых обеден, семьдесят туренских су были розданы бедным при городской больнице Сен-Лазар. На его могильном камне была сделана надпись: «В стенах этого монастыря покоится прах Леонардо из Винчи, величайшего художника, инженера и зодчего Французского королевства».

Спустя месяц, немного оправившись от отчаяния, Франческо Мельци писал во Флоренцию, сообщая о смерти учителя его братьям по отцу:

«Сер Джулиано и братьям, с почтением. Я полагаю, вы получили известие о смерти мессера Леонардо да Винчи, вашего брата. Горя, причиненного мне смертью того, кто был для меня больше, чем отец, выразить я не могу. Но, пока жив, буду скорбеть о нем, потому что он любил меня великой и нежной любовью. Да и всякий, полагаю, должен скорбеть об утрате такого человека, ибо другого подобного природа не может создать. Ныне, всемогущий Боже, даруй ему вечный покой».

Мельци долго пребывал в состоянии горя, едва не убившего его. Он стал владельцем большого количества количества томов рисунков и записей учителя. Он взял их домой, в Милан, и бережно хранил как священные реликвии. Мельци старался из этого бесчисленного и неупорядоченного собрания бумаг составить xотя бы одну книгу – «Трактат о живописи», – над которым Леонардо работал последние двадцать пять лет своей жизни и который так и не закончил. К сожалению для будущих поколений, Мельци не оставил воспоминаний о Леонардо, и не сделал никаких комментариев к его трудам, хотя они надежно хранились в его руках полвека. Умирая, он завещал их своему приемному сыну Орацио, будучи убежденным, что тот будет обращаться с ними так же бережно.

Увы, спустя некоторое время Орацио распорядился поднять на чердак старые рукописи, «принадлежащие некоему Леонардо, умершему пятьдесят лет назад». Это и было началом безжалостного расточительства наследия Леонардо. Часть их была раскрадена, другую часть Орацио отдал скульптору Помпео Леони, который обещал передать манускрипты королю Испании, а многое просто не сохранилось, будучи уничтоженным за ненужностью или непониманием их значимости по причине полнейшего невежества вандалов, через чьи руки по какому-то злому умыслу прошли рукописи Гения. Ведь невежество – это упрямый отказ от познания. Невежество ненавидит всё, что недоступно для понимания. И оно напрочь отрицает всё, что требует напряжения, усилия мысли или изменения точки зрения.

Несмотря на такие варварские растраты, до наших дней дошло несколько тысяч рукописных страниц Леонардо. Четырнадцать рукописей попали в Амброзианскую библиотеку в Милане, тринадцать по приказу Наполеона Бонапарта были увезены во Францию – в их числе «Атлантический кодекс», позднее вернувшийся в Милан. Многие другие рукописи из собрания после злоключений и блужданий по свету нашли убежище в Виндзорской королевской библиотеке, Британском музее, Библиотеке наук и искусств Восточного Кингстона, библиотеке Холкан холл лорда Лестера. Самая объемистая – «Атлантический кодекс» – состоит из 1222 переплетенных вместе страниц, перемешанных без всякой системы, под влиянием минутных увлечений, и в соответствии с настроением их автора. На одних и тех же страницах можно увидеть математические вычисления, различные эскизы, геометрические задачи, хозяйственные счета, изображение дыхательной системы человека, морские приливы и отливы, представления о работе глаза, об испарении воды с поверхности Средиземного моря, о природе града, какие-то чертежи, формулы и многое другое, до сих пор не полностью понятое ученым миром. Но единственное, что здесь можно видеть совершенно отчетливо, так это бескрайний горизонт полета мысли Леонардо, его неутолимая жажда все постичь и подвергнуть анализу.

…Вновь послышался колокольный звон, тот самый, что по приказу короля Франции сопровождал похоронную процессию. Своей завораживающей силой, неимоверной мощью и благодатной красотой, он духовно возвышал, объединял и лечил души скорбящих по навсегда покинувшему их Гению.