Текст книги "Последний легион"

–Мудрое решение, – кивнул Антемий. – Тут ведь самое важное…

– …соблюсти приличия, – закончил за него Одоакр. Антемий бросил на него удивленный взгляд: оказалось, что этот грубый солдат способен быстро усваивать политические уроки!

– Наставник отправится вместе с мальчиком? – спросил старик.

–Я ничего не имею против этого. Мальчик должен продолжить свое образование.

– Когда они уедут?

– Как можно скорее. Я не хочу новых неприятностей.

– Могу ли я узнать, где именно они поселятся?

– Нет. Об этом я сообщу только командиру сопровождающего отряда.

– Я должен приготовить все для долгого путешествия, или для краткого?

Одоакр на мгновение заколебался.

– Путь будет довольно долгим, – ответил он, наконец. Антемий кивнул и удалился с поклоном.

Одоакр тут же вызвал офицеров, входивших в его личный совет; это были люди, достойные доверия. Среди них был и Вульфила, все еще раздраженный после недавней стычки со своим командиром. Им подали обед. Когда они все уже уселись и перед каждым была поставлена тарелка с мясом, Одоакр заговорил о том, куда было бы лучше всего отправить в изгнание мальчика. Один из воинов предложил Истрию, другой – Сардинию. Кто-то сказал:

– Это все слишком далеко, трудно будет за ним присматривать. Тут есть один островок в Тирренийском море, голый и негостеприимный, бедный во всех отношениях, и он с одной стороны находится достаточно близко от побережья, а с другой – вполне далеко. И там до сих пор сохранилась старая императорская вилла, она стоит на совершенно неприступном утесе. Она частично разрушилась, но жить в ней пока можно. – Воин встал и подошел к стене, на которой была нарисована большая карта империи, чтобы показать некую точку в Неаполитанском заливе: – Вот, Капри.

Одоакр ответил далеко не сразу, явно обдумывая и другие варианты.

Но, наконец, он сказал:

– Да, похоже, это и в самом деле наилучшее место. Достаточно изолированное, однако в случае необходимости туда нетрудно добраться. Мальчика будет сопровождать сотня воинов, лучших, какие у меня есть. Я не желаю новых сюрпризов. Подготовьте все необходимое; я дам вам знать, когда настанет пора отправлять его.

Как только вопрос места ссылки был решен, разговор перешел на другие предметы. Все пребывали в отличном настроении. Они, наконец, добрались сюда, в центр сосредоточения великих сил; и теперь они вполне оправданно ожидали для себя роскошной жизни. Все должно было принадлежать им: поместья, слуги, женщины, стада, виллы и дворцы. И от восторга варвары пили сверх всякой меры. Когда Одоакр, наконец, отправил их прочь, большинство были настолько пьяны, что им понадобилась помощь слуг, чтобы добраться до своих комнат и устроиться на дневной отдых – это был один из тех римских обычаев, которые они переняли с особым пылом.

Один Вульфила оставался серьезным и мрачным, но лишь потому, что мог пить, не пьянея. Одоакр задержал его.

– Послушай, – начал Одоакр, – я решил возложить на тебя ответственность за мальчика, потому что ты единственный, кому я могу доверить эту задачу. Ты мне уже говорил, что ты обо всем этом думаешь; теперь позволь мне сказать, что думаю я. Если с парнишкой что-то случится, неважно, что именно, отвечать за это будешь ты, и твоя голова в таком случае будет стоить меньше, чем те объедки, что я отдаю собакам. Тебе понятно?

–Чего тут не понять, – проворчал Вульфила – Вот только мне кажется, ты скоро пожалеешь о своем решении насчет мальчишки. Но – командуешь тут ты, – добавил он таким тоном, что можно было не сомневаться: он имеет в виду – «пока командуешь».

Одоакр все понял, но предпочел промолчать.

В утро их отъезда дверь комнаты Ромула распахнулась, и вошли две служанки, чтобы разбудить его и подготовить к отъезду.

– Куда они нас повезут? – спросил мальчик.

Девушки переглянулись, потом негромко заговорили, обращаясь в основном к Амброзину, уже давно вставшему:

– Мы не знаем наверняка, но Антемий полагает, что вы поедете на юг. Судя по тому, что ему приказали подготовить для путешествия, по количеству провизии, он решил, что ехать вам придется неделю, а может, и больше. Возможно, это будет Неаполь, или Гата, а может даже и Бриндизи, но вряд ли, так он думает.

– А потом? – спросил Амброзин.

– Это все, – ответила одна из служанок. – Но куда бы вас ни увезли, это будет навсегда.

Амброзин опустил голову, стараясь скрыть свои чувства. Девушки поцеловали руку Ромула, говоря:

– Счастливого пути, Цезарь, да хранит тебя Бог!

Вскоре после этого люди Вульфилы вывели Ромула и Амброзина наружу через дверь напротив базилики. Дверь самой базилики была открыта настежь, и они увидели гроб, окутанный покровом, – гроб стоял в конце нефа, окруженный зажженными светильниками. Торжественная церемония прощания с Флавией Сереной должна была вот-вот начаться. Антемий, под бдительным присмотром одного из воинов Одоакра, подошел к Ромулу и почтительно приветствовал мальчика, поцеловав его руку. Он сказал:

– К несчастью, ты не сможешь присутствовать на похоронах твоей матери, но, возможно, это в каком-то смысле и к лучшему. Да будет твой путь спокойным, мой господин, и да поможет тебе Господь.

– Спасибо тебе, Антемий, – сказал Амброзин, коротко кивая.

Он шагнул к экипажу и открыл дверцу для Ромула, но мальчик сделал несколько шагов к порогу базилики.

– Прощай, мама, – прошептал он.

ГЛАВА 5

Смутный образ начал понемногу проясняться. Сначала это было просто тусклый свет, зеленоватые отблески. Потом очертания стали более отчетливыми, обозначенные бледным утренним солнцем: огромный водоем, полный зеленой воды, и маска сатира с разинутым ртом, из которого вытекала струйка.

Широкие трещины во влажном изогнутом своде над головой пропускали немножко света, и лучи танцевали на стенах и поверхности водоема. С потолка свисали пучки волосатого папоротника, а вокруг стояли на пьедесталах уродливые обломки статуй. Это было старое, заброшенное святилище нимф.

Аврелий попытался сесть, но от резкого движения боль пронзила все его тело, он застонал. И тут же несколько перепуганных лягушек шлепнулись в стоячую воду.

– Эй, поспокойнее! – раздался рядом с Аврелием чей-то голос. – У тебя отличная здоровенная дыра в плече, и она может снова открыться.

В памяти Аврелия сразу же всплыла картина его бегства через лагуну… и испуганный ребенок, и прекрасная женщина, смертельно бледная… и душевная боль, охватившая Аврелия, оказалась куда сильнее боли, терзавшей его тело.

Он повернул голову; голос, как оказалось, принадлежал человеку лет шестидесяти, с обветренной загорелой кожей, выдубленной соленым морским воздухом. Он был одет в доходившую до колен тунику из грубой шерстяной ткани, а его лысую голову прикрывал шерстяной колпак.

– Кто ты такой? – спросил Аврелий.

– Я один из тех, кто вернул тебя к жизни. Меня зовут Юстин, и когда-то я был уважаемым врачом. Я зашил твою рану, как сумел, – рыболовной лесой, и промыл ее винным уксусом, но ты был уж очень плох. Твоя одежда насквозь пропиталась кровью, а пока я вез тебя в лодке через лагуну, крови вытекло еще больше.

– Как мне тебя благодарить… – начал было Аврелий, но тут же умолк, услышав шаги в другом конце просторного помещения. Обернувшись, он увидел женщину, одетую на мужской манер: в штаны из козьей шкуры и плащ; волосы у нее были подстрижены так коротко, что Аврелий видел ее шею. Через плечо у нее висел лук, а в руке она держала ремень, к которому крепился колчан со стрелами. Руки женщины выглядели обветренными и сильными, но ее губы при этом были очерчены замечательно, а нос был небольшим и прямым, даже аристократическим.

– Она как раз из тех, кого тебе следует благодарить, – сказал старик, кивая в сторону женщины. – Это она спасла твою шкуру.

Он подобрал с пола свою суму и оловянное ведерко, в котором приносил воду, чтобы промыть рану Аврелия, и ушел, кивнув на прощанье.

Аврелий посмотрел на свое плечо; оно было красным и распухшим, как и вся рука до самого локтя. Голова у легионера отчаянно болела, в висках стучали молоты. Он откинулся на соломенный тюфяк, на который его кто-то уложил, и посмотрел на девушку, уже подошедшую и севшую на землю рядом с воином.

– Кто ты такая? – спросил Аврелий. – И как долго я здесь лежу?

– Пару дней.

– Я что, проспал два дня и две ночи?

– Скажем так: ты был без сознания два дня и две ночи. Юстин говорит, у тебя была жуткая лихорадка, ты вел себя как сумасшедший. И говорил очень странные вещи…

– Ты спасла мою жизнь. Спасибо тебе.

– Да, шансов было немного. Я даже думала, что дело повернется не в твою пользу.

– Просто невероятно, как тебе удалось… ночью, в тумане…

– Ну, в такой переменчивой обстановке лук – идеальное оружие.

– А мой конь?

– Они наверняка его поймали. И, может быть, съели. Тяжкие нынче времена, друг мой.

Аврелий попытался заглянуть в глаза девушки, но она отвела взгляд.

– Ты не дашь мне воды? Я просто умираю от жажды.

Девушка напоила его из небольшого глиняного кувшина.

– Ты живешь вот тут, в этом месте? – спросил Аврелий.

– Это… ну, скажем, это одно из моих убежищ. Здесь чудесно, не правда ли? Просторно, воздуха много, и от посторонних глаз вдалеке. Но у меня есть и другие.

– Нет, я имел в виду, ты живешь у лагуны?

– Да, с самого детства.

– А как тебя зовут?

– Ливия. Ливия Приска. А тебя?

– Аврелиан Амброзин Вентид, но друзья называют меня просто Аврелием.

– У тебя есть семья?

– Нет, никого. Я даже не помню, были ли у меня когда-нибудь родные.

– Ну, так не бывает. У тебя же есть имя, и кто-то дал его тебе… и разве на твоей руке не фамильное кольцо?

–Я не знаю. Может быть, его кто-то мне дал, а может, я его стащил где-нибудь. Не знаю. Моя единственная семья – армия. Мои боевые товарищи. Больше я ничего не помню и не знаю.

Девушка, похоже, не нашла в словах Аврелия особого смысла. Наверное, она решила, что ум раненного пострадал от лихорадки. А может быть, он просто не хотел ничего помнить. Она спросила:

– А где твои товарищи сейчас?

Аврелий вздохнул.

–Я не знаю. Может быть, все мертвы. Но они были отличными бойцами, наилучшими из всех: легион Nova Invicta.

– Ты сказал – Nova Invicta? Я думала, он на самом деле не существует. Этот легион – из далекого прошлого, из тех времен, когда сражения проходили в открытом поле, и конница налетала на конницу, тяжелая и легкая кавалерия сталкивались в открытом бою… Ты говоришь, все твои товарищи погибли, а ты вот сумел выжить… Странно. В городе говорят, что какой-то дезертир пытался похитить императора. За его голову назначена большая награда.

– И ты хотела бы ее получить, да?

– Если бы я хотела этого, я бы уже предприняла кое-какие шаги, тебе не кажется? И ты бы проснулся в тюрьме или уже болтался бы на виселице, или бы медленно умирал под пытками. Нам тогда незачем было бы встречаться и разговаривать, а?

Девушка говорила беспечным и немного ироничным тоном. Потом она начала распутывать рыболовную сеть, избегая взгляда своего раненного гостя. Аврелий не мог понять, то ли грубоватые манеры девушки являются следствием дикой жизни в лесах, то ли Ливия Приска просто слишком застенчива. Аврелий замолчал, прислушиваясь к крикам болотных птиц, готовившихся к перелету, к монотонному звуку воды, падающей в большой зеленый бассейн. Перед его мысленным взором толпились боевые товарищи. Он не сумел помочь им, он не смог спасти их. Их захлестнуло, затопило море врагов. Он представил тела, оставшиеся лежать незахороненными, покрытые кровавыми ранами, ставшие жертвами бродячих собак и диких зверей. Ватрен, Батитат, Антоний, их командир Клавдиан… Сердце Аврелия сжалось от боли, на глазах выступили слезы.

– Не думай об этом, – сказала девушка, словно увидев его мысли. – Те, кто выжил в кровавой бойне, всегда чувствуют себя виноватыми. И иногда это чувство преследует их всю жизнь. Они ощущают себя виновными в том, что остались живы.

Аврелий ничего не ответил на это, а когда заговорил снова, то совсем о другом.

– Как ты можешь жить в таком месте? Женщина – одна, среди болота?

– Нам приходится жить, как дикарям, чтобы выжить как римлянам, – ответила девушка так тихо, словно обращалась к самой себе.

– Ты знакома с трудами Салвиана!

– Ты тоже, как я понимаю.

– Да… но это какие-то обрывки знаний, сохранившиеся в моей памяти от прошлого. Слова… иногда образы.

Ливия встала и подошла к нему ближе. Аврелий поднял взгляд, чтобы рассмотреть ее: луч света просочился сквозь трещину в стене, света, смягченного утренним туманом… и он разлился по стройной фигуре девушки, словно прозрачная аура. Девушка была очаровательна… даже прекрасна. Аврелий посмотрел на ее грудь; с шеи девушки свешивалось ожерелье с медалью, на которой был изображен орел, широко раскинувший крылья. Ливия заметила его взгляд, и выражение ее лица сразу же изменилось. Она уставилась на Аврелия пристально, испытующе. И перед глазами легионера сразу же вспыхнула новая картина: город, объятый пламенем… это был шаткий, неустойчивый образ… но над морем огня Аврелий увидел ожерелье с орлом, легко плывущее вниз, словно опавший лист, кружащийся в воздухе… Ливия отвлекла его от фантазий.

–Тебе это о чем-то напоминает?

Аврелий отвел взгляд.

–О чем ты?

–Об этом, – сказала девушка. Она сжала медаль пальцами и опустилась на колени рядом с легионером, так, чтобы орел оказался на уровне его глаз: бронзовый кружок, чуть больше золотой монеты в пять солидов, украшенный маленьким серебряным орлом…

– Нет, – резко ответил Аврелий.

– Ты уверен?

– Почему же нет?

– Похоже на то, что ты узнал эту вещь.

Аврелий повернулся на тюфяке и лег на бок.

–Я устал, – сказал он. – У меня совсем нет сил.

Ливия не произнесла больше ни слова. Она просто встала, повернулась и исчезла под аркой. До Аврелия донеслось негромкое мычание; похоже, где-то рядом находились животные.

Вскоре девушка вернулась с бадейкой молока и налила немного в чашку.

– Выпей, – предложила она. – Молоко свежее, а ты не ел уже несколько дней.

Аврелий сделал глоток – и тепло молока вдруг наполнило его тело и ум невыносимой усталостью. Он откинулся на соломенный тюфяк и сразу же задремал. Ливия села рядом с ним, и некоторое время наблюдала за легионером. Что-то ей виделось в чертах его лица, но что именно – она не могла бы определить в точности. Но все это породило в девушке чувство легкой неуверенности; неуверенности, рожденной надеждой, смешанной с ощущением, что подобная надежда просто-напросто абсурдна. Такое невозможно.

Ливия встряхнула головой, как будто желая отогнать беспокоящие ее мысли, и встала. Она направилась к своей лодке, столкнула ее в воду и повела через лагуну, пока не добралась, наконец, до тростниковых зарослей, где остановилась и легла на дно суденышка в ожидании. Растянувшись на сложенной рыболовной сети, она смотрела в медленно темнеющее небо. Косяки диких гусей и стайки уток пролетали высоко над ней, под огромными пухлыми облаками, розовеющими в лучах закатного солнца. Девушка даже слышала крики птиц, готовящихся к долгому перелету. Потом неподалеку пролетела голубая цапля, неторопливо и торжественно, совсем низко, почти над самой водой. На мокрых лужайках и на берегах каналов завели свою тоскливую песню лягушки.

Осень и начало птичьего перелета всегда вселяли в душу Ливии неизменную меланхолию, несмотря на то, что она уже много лет жила в болотах у лагуны. Ей хотелось и самой улететь куда-нибудь далеко-далеко, к другим мирам, за море, ей хотелось забыть о мокрых зарослях, о таких знакомых и таких тревожащих стенах Равенны, большую часть года окутанных туманом.

Сырость, унылый дождь и холодный ветер с востока пробирали Ливию до костей. Но когда возвращалась весна, когда снова прилетали ласточки и начинали вить гнезда в развалинах древних строений, когда солнце вновь начинало сверкать на серебряной чешуе мириадов крошечных рыбок, – девушка чувствовала, как оживают ее надежды, надежды на то, что этот мир еще может начать все с начала, может каким-то чудесным образом возродиться.

Ливия всегда жила, как мужчина. Она научилась существовать в грубом и зачастую враждебном окружении, научилась защищаться и нападать, когда в том была необходимость, и ничто не могло ее остановить. Ее тело и душа окрепли и ожесточились, но она никогда не забывала, где ее корни, она помнила те немногие годы, когда жила со своими родными в собственном доме…

Она помнила оживленные улицы, рынки, корабли в порту, ярмарки и праздники, обряды и церемонии в честь самых разных богов. Она помнила величественных судей в белых просторных одеяниях, вершивших правосудие, сидя в форуме на креслах с высокими прямыми спинками. Она помнила христианских священников, помнила богослужения в храмах, сверкавших драгоценными мозаиками. Она помнила театральные пьесы и уроки в школе, где она училась… Она помнила, что такое цивилизация.

И еще она помнила, как в один из тех дней явились варвары. Их были тысячи, неисчислимые орды, и варвары были мелкорослыми и свирепыми, а глаза у них были длинными и узкими, а волосы связаны на затылках, как хвосты их шустрых мелких лошадей… мелких, но удивительно выносливых… Ливия помнила долгие жалобные звуки труб, эхом отражавшиеся от стен, поднимавшие по тревоге всех… помнила солдат, бегущих к крепостной стене, занимающих позиции, готовящихся к долгому и упорному сопротивлению. Главнокомандующий был как раз в отъезде по какому-то делу. Офицер, которому пришлось взять на себя командование, был очень молод… почти мальчик, честно говоря. Но все равно он оказался героем.

Тихий плеск весел отвлек Ливию от ее тяжких мыслей. Она села в лодке и прислушалась; да, к берегу подошла какая-то лодка. Из нее вышли двое мужчин. Первый был довольно стар, однако хорошо одет и держался с достоинством; второй выглядел стройным, хотя и не был слишком высок и не слишком хорош собой, и лет ему было около пятидесяти. Ливия видела его прежде; это был личный охранник человека постарше, если она не ошибалась. Девушка выбралась из тростника и подошла к мужчинам.

–Антемий, – сказала она, обращаясь к старшему из двух. – Я уж думала, ты никогда не явишься.

– Для меня не так-то просто выбраться из города. За мной постоянно наблюдают, а я не хочу возбуждать лишних подозрений. Мне пришлось дожидаться солидного, обоснованного повода. Зато у меня есть важные новости… но, еслия не ошибаюсь, у тебя тоже есть что мне сказать, да?

Ливия взяла его за руку и повела к заброшенному крестьянскому дому, по самые окна погрузившемуся в сырую болотную землю. Ливии совсем не хотелось, чтобы их разговор кто-нибудь смог подслушать.

–Тот человек, которого я спасла несколько ночей назад, – тот самый, который пытался увести из дворца юного императора

–Ты уверена?

– Насколько тут вообще возможна уверенность. За ним гнались солдаты Одоакра, а когда я сказала ему, что в городе разыскивают некоего дезертира, предпринявшего попытку похищения императора, он даже не пытался отрицать, что это его рук дело.

– Кто он такой? – спросил Антемий.

– Кажется легионер из Nova Invicta.

– Это тот отряд, который Орест подготовил втайне, чтобы легион стал опорой новой империи… Они все погибли.

Ливии показалось, что в глазах Антемия вспыхнула боль, когда он вспомнил о самопожертвовании своих товарищей.

– Это правда, что ни один из них не сумел спастись? – спросила она.

–Я не знаю. Возможно, кое-кто из них попал в рабство. Завтра армия, которой командует Мледон… та, которую Одоакр послал, чтобы уничтожить легион, – должна вернуться. Если кто-то из римлян выжил, мы услышим об этом. А тот солдат ворвался во дворец просто от отчаяния, я думаю. И он натворил много бед. Убил больше десятка варваров, что, конечно, радует меня бесконечно, однако он невольно послужил и причиной смерти нашей императрицы, Флавии Серены. И теперь весь дворец вооружен до зубов. Варвары подозревают всех и каждого. Я опасался, что и жизнь самого императора в опасности, но, к счастью, Одоакр решил пощадить мальчика.

– Весьма великодушно с его стороны, но, боюсь, я не могу поверить в бескорыстие варвара. Одоакр никогда и ничего не делает без причины, а ведь из-за мальчика у него может возникнуть множество проблем…

– Ты неправа, – возразил Антемий. – Одоакр начинает понемногу понимать, как делается политика. Если бы он убил императора, он возбудил бы ненависть и презрение всех римлян. Христианские священнослужители наверняка бы подали на него жалобу Ироду, и восточный правитель мог бы заподозрить, что Одоакр домогается единоличной власти в империи. Если же мальчик остается в живых, Одоакр выглядит великодушным и не помнящим зла, а значит, Константинополь может ему доверять и не считать фигурой опасной.

–Ты действительно думаешь, что кого-то в Константинополе заботит судьба Ромула Августула? Император Зенон сразу отказался поддерживать Юлия Непота, последнего западного императора, когда Флавий Орест сверг его с трона, и просто предложил ему поселиться у него в Далмации в вынужденном изгнании. Насколько мне известно, их позабавило то, что на востоке на троне оказался мальчишка. Они его называют не Ромулом, а Момилом, и произносят это так, как произнес бы младенец.

– Но Зенон и сам не удержался на троне. Вместо него правит теперь Василиск, а Василиск сейчас в Пелопоннесе, в Пиргосе, а это всего в трех днях плавания отсюда. Я отправил туда нескольких гонцов, переодетых рыбаками. Должно быть, они уже добрались до него, и ответ может прийти в любой момент.

– И о чем ты просил?

– Предоставить убежище для императора.

– И ты веришь, что он ответит согласием?

–Я сделал ему достаточно интересное предложение. Мне так кажется.

Солнце уже коснулось краем диска огромной молчаливой лагуны и начало погружаться в нее; длинная цепь верховых воинов обрисовалась на фоне алого огня – а потом погрузилась во тьму вместе с плоской равниной.

– Передовой отряд армии Мледона, – заметил Антемий. – Завтра мы будем знать точно, выжил ли кто-нибудь из легионеров.

– Почему ты все это делаешь? – спросила Ливия.

– Что именно?

– Пытаешься спасти мальчика. Тебе ведь в том нет никакой выгоды, совершенно.

– Ну, в общем, да… Но я всегда преданно служил семье Флавии Серены. Верность – добродетель старых людей; мы слишком устаем от того, что в молодости меняли привязанности и идеалы. – Антемий вздохнул. – Я долгие годы служил ее отцу, и я бы сделал все, чтобы помочь ей, если бы у меня было время, если бы этот солдат не вмешался так некстати…

– Возможно, у него были к тому серьезные причины.

– Надеюсь, что так. Мне было бы интересно встретиться с ним, если ты сумеешь это устроить.

– Если Василиск согласится укрыть этого мальчика, что ты будешь делать потом?

– Я освобожу его.

Ливия, шедшая теперь немного впереди, остановилась и резко обернулась.

– Что ты сделаешь?

– То, что сказал. Освобожу его.

Ливия покачала головой и оглядела старика с насмешливой улыбкой.

– Не староват ли ты для подобных авантюр? Где ты найдешь людей, согласных взяться за такое дело? Ты ведь уже говорил, что Одоакр согласился сохранить мальчику жизнь. Разве тебе этого недостаточно? Не лучше ли оставить все, как есть?

– Я знаю, ты захочешь мне помочь, – продолжил Антемий так, словно Ливия ничего и не говорила.

– Я? Мне такое и в голову не приходило. Я уже рискнула собственной жизнью, спасая того несчастного. Я вовсе не намерена бросать вызов судьбе, тем более в таком безнадежном предприятии.

Антемий взял девушку за руку.

– У тебя есть некая мечта, Ливия Приска, и я могу помочь тебе осуществить ее. Ты получишь огромные деньги – их хватит для того, чтобы нанять любого, кого ты выберешь для участия в деле, и еще останется, чтобы реализовать твои собственные планы. Но тут есть одна загвоздка: сначала мы должны получить ответ Василиска. Так что давай-ка вернемся назад; если я буду слишком долго отсутствовать, это могут заметить.

Они направились к лодке Антемия. Сопровождающий старика страж сидел на берегу.

– Стефан – мой секретарь и мой охранник. Моя тень, так можно сказать. Он знает обо всем, у меня нет от него секретов. И он сможет в будущем стать нашим связным.

Стефан, увидев Ливию, не сумел скрыть восхищения, и уставился на девушку, явно ожидая от нее согласия на предложенное Антемием.

– Ну, как хочешь, – пожала плечами Ливия. – Но я уверена, ты слишком уж оптимистично смотришь на будущее, и слишком доверчив. С какой стати Василиск должен интересоваться жизнью Ромула?

– Посмотрим, – только и сказал старик.

Он шагнул в лодку, и Стефан сел на весла, но сначала бросил на девушку еще один восторженный взгляд. Ливия долго неподвижно стояла на берегу, следя взглядом за лодкой, уходящей в темноту.