Текст книги "Целитель. Пятилетку в три года!"

Миша нашелся на втором этаже, в комнате дежурного вожатого. Казенный стол, казенный стул, шкаф, узкая кровать… Под потолком горела слабая лампочка, мерцая, как свеча на ветру.

Гарин в трико и в майке навыпуск стоял у окна, сгорбившись, уткнувшись кулаками в подоконник, и смотрел куда-то в сторону заснеженной волейбольной площадки.

– Привет.

Миша оглянулся до того стремительно, что пошатнулся. Заулыбался очень старательно, хотя в глазах сквозила пустота.

– Маринка! Приве-ет! Ты сегодня красивей себя и какая-то домашняя, милая…

«Да он, кажется, пьян!» – веселое изумление подняло девичьи бровки. Но едва Росита захотела ехидно пройтись на тему детского алкоголизма, как Миша оказался рядом, близко, с ходу целуя в губы. Без той отталкивающей слюнявости, что она не терпела у пьяных, а очень нежно и в то же время уверенно.

– Миша… – задохнулась Исаева. – Подожди… Я должна… Должна тебе сказать… Ты раскрыт, Миша!

– Да пошло оно всё, Маринка… – уловила она ответный шепот. В Мишином голосе различалась отчетливая горечь, но на анализ сил уже не оставалось – ласковые руки мяли грудь, гладили бедра, тискали ягодицы…

Девушка уронила халатик на пол, следом спорхнули трикушник и майка. Он и она упали на взвизгнувшую кровать уже не в борьбе за близость, а в той восхитительной возне, когда ладони и губы справляют праздник, путешествуя по всем ложбинкам и выпуклостям.

Слабенькое удивление проскочило разрядом – ее нечаянный любовник меньше всего походил на юного девственника, что торопится совершить все ошибки первой ночи… Мысли разлетелись вспугнутыми пчелами, и два дыхания слились.

* * *

…Она плавно, восхитительно медленно всплывала на поверхность будней, и думы снова наполняли голову, как те самые пчелки, спешащие к летку. Марина томно улыбнулась: а вот сожаление не жужжит нисколько. И совесть помалкивает.

Она поступила правильно – отпустила себя.

«Давно пора…»

Миша дышал ровно и неслышно, словно во сне, но сухая ладонь гуляла по ее животику. Девушка мягко легла на бочок, устраивая голову на Мишином плече, и промурлыкала:

– Пьем за рулем? М-м?

Щека «молчела» дрогнула улыбкой, касаясь девичьего лба.

– Да нет… Просто голова болит. А коньячок заглушает…

– У нас анальгин есть в аптечке…

– У нас тоже. Таблетки не помогут, – вздохнул Миша, поборолся с собой и раздраженно шлепнул себя пальцами по лбу. – Вот тут, где-то в подкорке, зреет опухоль.

Марина вздрогнула, будто от холода.

– Ты что? – пробормотала она ошеломленно. – К-как?

– Да вот так… – Гарин дернул одним плечом. – Боком выходят мои сверхспособности… Вернее, – скривился он, – головой. Осенью началось. Вянет, отсыхает знахарство… Мне б тогда задуматься! А сейчас что… Третья стадия. Астроцитома подъела целительские таланты… Сожрала и не подавилась. Страшно, Маринка… Тошно… – справляясь с собой, Миша смолк и продолжил с деланой небрежностью: – С дедом Семеном та же гадость приключилась. Он, кстати, в НКВД служил. Товарищам помогал, если ранят – наложением рук. У него оперативный псевдоним был – Шаман. А на пенсию вышел – хлоп! – и рак мозга. Хорошо еще, подружки помогли…

– Подружки?

– Дедуля ходок был еще тот! – слабо улыбнулся Миша. – И как-то же умудрялся расстаться с очередной пассией без криков, всё тихо-мирно. Да что там… Все его любовницы дружили между собой! А как узнали, что их Сёму прижало, вместе спасать кинулись.

– И спасли? – навострила ушки Росита. – Как? Ну как, скажи?

– А тоже – ладонями… – тускло молвил Гарин, отворачиваясь. – Конечно, силы у них мало было, у каждой, но все вместе, эгрегором…

Марина решительно села.

– Между прочим, у тебя тоже подружки есть! – сказала она резко, даже с оттенком злости. – И близняшки, и Рита! А Зиночка разве откажет? Или Альбина?

– Ой, да зачем это надо? – сварливо отозвался Миша. – Лучше я коньячку…

Развязно улыбаясь, он потянулся к Марининой груди, но девушка перехватила его руки загребущие.

– Никаких коньячков! – жестко сказала она. – Хватит себя жалеть и нюнить! Жди здесь!

Накинув халат, Исаева резво покинула обиталище дежурного вожатого. В коридоре ей встретилась смешно приодетая Сулима – девушка накинула куртку поверх ночнушки. По ногам дуло.

Блеснув на Марину ревнивым взглядом, Рита попыталась пройти мимо, щурясь с вызовом, но Исаева заступила ей дорогу.

– Ты любишь Мишу?

Вопрос был настолько бесцеремонен и прям, что Сулима зависла – и зарделась.

– Да! – ответила она сопернице с вызовом. – Люблю!

– Мишу надо спасать! – экспрессивно воскликнула Марина. – Срочно! Сейчас! Собери всех девчонок, я объясню.

Розовая от смущения, Рита побледнела.

– Что с ним?

– Ты еще здесь?

Сулима умчалась, теряя куртку на бегу.

* * *

Когда Марина вернулась, ей показалось, что Гарин спит – и вся идея со спасением представилась глупой и постыдной.

– Ой, он умер! – запричитала Альбина, испуганно округляя глаза.

– Нет! – Рита бросилась к постели. – Нет! Нет! Он дышит! Еле-еле… Девчонки, он живой!

Светлана ухватила безвольную Мишину руку, сжала пальцами запястье. Ее глаза заблестели обильной влагой.

– Пульс едва прощупывается, – шмыгнула она.

– Не плакать! – грозно скомандовала Исаева. – Зиночка, Аля, вы со мной! Рита, Света, Маша! Давайте с той стороны.

– А что делать?

– Просто приложите ладони и… – Росита беспомощно затрясла головой. – Больше я ничего не знаю!

– Думайте о нем! – с чувством молвила Рита. – Чтобы выздоровел! Чтобы все прошло!

Тимоша пугливо приложила ладоши к животу одноклассника, покраснела и глянула на Альбину. Ефимова сосредоточенно вжимала раздвинутые пальцы в Мишину грудь и шептала что-то неслышное, полузакрыв глаза и отрешаясь от земного.

– Голова!

Торопливо забравшись на кровать, Сулима села на пятки и бережно уложила голову Гарина к себе на колени. Огладила впалые щеки и опустила руки на лоб.

Все замерли. До ушей Марины доносилось лишь взволнованное дыхание. Весь корпус, похоже, погружался в покой и сон, и только в Мишиной комнате пульсировали незримые, неясные токи, которым ученые еще не придумали замысловатых имен.

Дикое нервное напряжение сковало Исаеву, скрутило так, что трудно дышать, а когда оно достигло пика и пульс зазвенел, темня зрение, Мишина грудь под ее ладонями всколыхнулась на вдохе. Гарин застонал, задышал бурно и сипло, словно всплыв с большой глубины.

Облизав сухие губы, он открыл глаза. Мука все еще таяла в их глубине, но уже прорывалось узнавание.

– Риточка… – хрипнула гортань. – Мариночка… Девочки… Вы чего не спите? Поздно уже…

– Как… ты? – выдавила Марина.

– Девчонки… – вытолкнул Гарин. Он смолк, словно прислушиваясь к себе, а затем его губы раздвинулись в блаженной улыбке. – Голова перестала… Болела сутками. Ни поспать, ни поесть…

– Спи! – всхлипнула Рита.

– Сплю…

Девушки на цыпочках вышли в коридор.

– Никому! Ни слова! – В голосе Марины отозвалась скрытая угроза.

– Вы что, – надула губы Зиночка, – думаете, мы вообще ничего не понимаем, да? Это и вас касается! – Она сверкнула глазами в сторону близняшек. – Развели тут… тайны мадридского двора!

– Тимоша, – серьезно парировала Сулима. – Было очень опасно, понимаешь? Очень! За Мишей охотились…

– И что? – воскликнула Зина в запале, хоть и громким шепотом. – Мы что, по-твоему, сдали бы его? Это же наш Мишка!

– Ой, они думают, что первыми! – путано выговорила Альбина. – Между прочим, Миша меня еще в садике лечил! Да! Я как-то эскимо налопалась, горло болело ужасно, говорить не могла, а он подошел – и стал шею гладить. Сопит и гладит. И пекло так… А к вечеру прошло!

– Девочки, давайте не будем ссориться, – миролюбиво заговорила Исаева. – Обещаю, что расскажу все, что знаю, утром.

– Честное слово? – прищурилась Тимоша.

– Честное-пречестное? – в тон спросила Альбина.

– Честное комсомольское, – улыбнулась Марина.

А Рита неуверенно оглядела подруг и спросила у Исаевой:

– Я побуду с ним, ладно?

– Ладно, – кивнула Марина. – В полночь я тебя сменю.

– А потом моя очередь! – вскинула руку Светлана.

– Я с тобой! – тут же отозвалась Маша.

– Ой, тогда я сразу после вас!

– Значит, я крайняя! – заключила Зиночка.

Глава 6

Суббота, 21 февраля. Утро

Мексика, Кинтана-Роо

«Фордик» не вынес долгого пути – зачах на просторах Юкатана. До моря оставалось совсем немного, и Вакарчук с легким сердцем оставил изделие автопрома США в индейском селении, мало отличимом от лесной опушки. Да и куда тут на машине – по набитой тропе? В здешних местах, как во времена майя, лучший транспорт – крепкие ноги.

– Та еще дорожка… – натужно ворчал Вальцев, печатая шаг. – Не ведет в лес, а уводит… Сельва!

Сразу пахнуло романтикой да экзотикой. Вот только это разные вещи – читать о путешествии в дебрях сельвы и одолевать этот самый путь. Беглецы канули в лес, как в воду. Резко потемнело – густые кроны задерживали свет солнца. Поросшие мхом красные и капоковые деревья занавешивали дорогу ветвями, завивали лианами. В расщелинах толстой коры благоденствовали орхидеи, свисая роскошными фестонами, а корни древесных гигантов переплетались и давали бесчисленное количество узловатых отростков, тискавшихся между косматых, с желтыми каемками, банановых пальм, великанских папоротников и мескитовой поросли.

– Февраль называется, – брюзжал Степан. – Плюс двадцать пять!

– Скажи спасибо, что не лето, – по-русски выговорил Чак. – Как это… Упарился бы!

Истерически закричала обезьяна, ей ответил большехвостый гракл, издав пронзительный вопль – полное впечатление, что кого-то мутузили-мутузили, да и добили наконец.

– Жаль, пирамид не повидали, – расстроенно вздохнул Вакарчук. – Самые же майянские места!

– А ты под ноги посмотри, – с ехидцей сказал Максим.

Степан глянул на утрамбованный гравий.

– Это сакбе, майянская дорога. Ей полторы тыщи лет.

– Или больше, – гордо кивнул Призрак Медведя.

– Или больше…

Сакбе, выложенная по краям громадными каменными глыбами, пересекла обширное болото по прямой. Неожиданно орущий, квакающий, пищавший и поющий лес затих, прислушиваясь к гулкому, рокочущему звуку – будто человек кашлял, только громче и гортанней.

– Ягуар, – спокойно прокомментировал Чак. – Голодный.

– Бедная киса… – буркнул Вакарчук, косясь на чащу.

Дальше троица двинулась в молчании. Слышно было лишь сопение да свирепые шлепки – москиты набрасывались как вампиры, измученные бескровной диетой.

Вскоре дорожка сузилась до тропинки и вильнула, забираясь на возвышенность, поросшую хлопковыми деревьями. Здесь дул ветер с моря, отгонявший кровососов. Еще немного, еще чуть-чуть, и тропка пошла на спад, выводя к мельчайшему городишке Пуэрто-Кавальос, запущенному и забытому.

Зато вид как на картинке: лазурное море, белый песок и пальмы, лениво шелестящие перистыми листьями.

– Дальше я сам, – индеец передал Вальцеву свой исхудавший рюкзак и вразвалочку направился к причалам, где скреблись бортами рыбацкие лодки. Сбоку, словно дистанцируясь от мелкоты, покачивалась ладная шхунка.

«Явно не тяжким трудом нажита, – проснулось в Степане пролетарское чутье. – Контрабанда или наркотики…»

Глянув под ноги, он сел, уминая шуршащий коралловый песок.

– Умаялся? – Максим опустился рядом.

– Да фиг его знает. – Вакарчук неуверенно пожал плечами. – Привык! Просто… Заканчивается вроде наше бродилово, а дальше – смутно и туманно.

– Не фантазируй, – хмыкнул Вальцев. – Ну да, не Штирлицы мы! Ничего… Дроздов все понял как надо, да и на Лубянке, чай, не дураки сидят. Нам, главное, до кубинских берегов доплыть! А там… не знаю. С ДГИ[6]6
  ДГИ (Direccion General de Inteligencia) – кубинская спецслужба.


[Закрыть], наверное, свяжемся. Или сразу с Ворониным[7]7
  Н.И. Воронин – в описываемое время – руководитель Представительства КГБ при МВД Кубы.


[Закрыть]. А дальше… – он пожал плечами.

– Возможны варианты, – понятливо кивнул Степан. – О, наш Чингачгук воротился…

Лицо приближавшегося Чарли выглядело, как всегда, бесстрастным и непроницаемым, но Вакарчук давно приноровился к повадкам индейца. Обсидиановые глаза живо шарят по сторонам, в походке – развалистая ленца… Стало быть, «усё у порядке».

– Вечером отплываем, – доложил Гоустбир, щурясь на берилловый разлив моря. – Капитан Санчес взял недорого.

– Вот что доллары животворящие делают! – наставительно выставил палец Степан.

По губам Чака скользнула улыбка.

– У меня еще осталось malenko. Хватит на буррито с тортильями.

– Люблю приятные новости! – живо поднялся Вакарчук. – Веди нас, вождь!

– Хау, – усмехнулся Призрак Медведя.

Утро того же дня

Сумская область, река Сейм

Я ступал осторожно, опасливо вертя головой, боясь возвращения боли и страха. Боль ушла вечером, а вот страх… Приглушенный, он до времени затаился. Спасибо девчонкам, подлечили. Но что там прячется в подкорке? «Выписываться» мне или опухоль лишь усохла? Надо провериться, строго-обязательно. До томографов еще далеко… Я раздраженно передернул плечами. Ведь Владислав Иванов еще в шестидесятом вывел принципы МРТ! Вот же ж… Ну, хоть ЭЭГ сниму, и то хорошо.

Ох, до чего же тошно помирать! Вопишь про себя: «Несправедли-иво! Нельзя так! Не хочу-у! Не надо-о!»

А клетки знай себе делятся. И до одного места им надежды твои, планы, мечты…

Я вздохнул, начиная улыбаться. Когда проснулся, рядом сидела Тимоша. Глаза красные, не выспалась, бедная, но вся прямо лучится радостью. Полежи, воркует, поспи, до завтрака целый час еще…

Несмело поднявшись, настроение снова опало в минор. Я болезненно сморщился, стоило только вспомнить, как вел себя последние пару недель. Страдал, мучился, прикидывался здоровым… И ничего лучше не придумал, чем глотать пачками анальгин, а потом и бутылку марочного коньяка ополовинил…

Боюсь, главное, трясусь от страха, скулю – но не борюсь, не пытаюсь даже! Мычу от боли и тупо жду конца… Да я ли это был?

Усмешка тронула мои губы. У меня хорошая отмазка – опухоль давила на весь мозг, а это не только боли, тошнота, потеря ориентации и прочие прелести. Под гнетом астроцитомы искажается личность. Вот я и… того… чудил.

Стыдишься себя? Морщишься? Позорище, мол? Следовательно, твое драгоценное «я» вернулось в норму…

И все как-то быстренько у меня, скоренько – трагедии не разгуляться. Нет, чтобы месяцами по больницам, по жуликоватым бабкам-ведуньям! Увядать, усыхать, отсвечивать лысой головой. Прихворнул наспех…

Тут чьи-то прохладные ладони прикрыли мне глаза.

– Боюсь не угадать, – тяжко вздохнул я, готовясь капитулировать.

Девушка за спиной не сдержала смеха, и я тотчас же узнал Марину. Развернувшись кругом, облапил ее, а память услужливо пролистывала вчерашнее, и даже мрачная клешнятая тень не портила маленького счастья.

– Раздавишь… – ласково шепнула девушка. – Мишка… Медведь…

Я отстранился, оглядывая Маринкино лицо. Такое красивое, такое милое, такое… Родное?

– Мариночка… – затянул я, словно пробуя имя на вкус. – Спасибо тебе. И… прости!

– За что? – уголки губ напротив дрогнули, заиграв ямочками.

– Я был грубый…

– Ты был глупый, в общем-то! – Росита блеснула зубками. – Но мне с тобой было очень хорошо. Очень!

– Правда? – Я даже загордился малость.

– Правда. – Девушка улыбчиво прищурилась. – А тебя, я смотрю, во вторую очередь волнует, что… Ну-у… Ну, ты меня понял!

– Ты… – Я обыскал мозг, натыкаясь на верный ответ. – А-а! Что Миха раскрыт и явки провалены? Да и ладно! К этому все шло, а я столько везде наследил… – натура моя издала сокрушенный вздох и тут же воспряла. – Зато тебе не надо будет больше дурить начальство! Так что… Будешь докладывать своему непосредственному, скажешь, что Миха всё осознал и готов сотрудничать. Плечом к плечу, во имя высоких идеалов…

– Скажу. – Росита подлила строгости в смешливый тон. – Только не тискай меня больше в общественных местах! Рита прибьет нас обоих! Меня – точно.

– Не буду, – твердо пообещал я, тут же оставляя лазейку. – В общественных местах.

Лицо Марины неожиданно дрогнуло, и она коснулась ладонью моей щеки.

– Как ты?

– Сказать «Нормально» пока не могу, – потускнел я. – Сделаю рентген, вот тогда…

– Но девчонки помогли хоть?

– Вы меня спасли вообще-то! Слушай, «девчонка», а у тебя ничего не болит, случайно?

– Болит, в общем-то, – пожаловалась Марина, протягивая мне ладонь. – Палец порезала! Думала, нож тупой. Ага…

– Ну-ка… – Я выудил маленькую плоскую бутылочку из-под коньяка. – Тут вода… м-м… заряженная. Девчачьей энергией… Давай свой палец.

Марина боязливо вытянула указательный.

– Кровь уже засохла, в общем-то… И все равно… Ноет.

Я аккуратно капнул на порез и стал ждать. Девушка уставилась на палец.

– Ой, – шепнула она, – не больно уже… Миш, смотри! Ранка затянулась!

– Работает! – счастливо улыбнулся я. – За тебя!

И выхлебал «живую воду» до донышка.

Тот же день, позже

Калужская область, река Протва

Как ни осторожничал Ромуальдыч, как ни пекся о юном поколении, а только гаврики и гаврицы дружно отказались ночевать в Брянске.

«Зачем? – вопили они хором. – День еще! Мы только пообедали, а до вечера еще – ого-го!»

Вайткус сдался и скомандовал: «По машинам!»

Доехали до самого Обнинска, а там свернули к Протве – передохнуть и перекусить.

Я вылез из «ижика» и потянулся как следует. Тело не ответило резью, не ввинтились в череп пакостные буравчики. Оклемался.

И с каким-то первозданным интересом всматривался в окружающий мир, словно открывал его заново.

Думаю, меня мог понять лишь приговоренный – вот он всходит на эшафот… палач накидывает ему на шею петлю из колючей веревки – от нее зудит кожа, чертовски хочется почесаться, а руки связаны… Барабанная дробь… Истекает последняя минута жизни…

Но тут поспевает глашатай на взмыленном коне и громким голосом объявляет о помиловании. Немая сцена.

Расстроенный палач сдергивает петлю, и смертник, почти переступивший черту мира живых, падает от слабости на колени. Он обводит взглядом недовольную толпу, лишенную зрелища, и далеко не сразу, с трудом привыкает к робкой мысли: а ведь он снова один из них… И пыльные доски под ногами, впитавшие пот и страх казненных, и катышки навоза на стерне, и тучка, занавесившая солнце – опять это всё его. Его мир. Его жизнь…

Я медленно вдохнул и выдохнул, отгоняя печальные видения, и вышел к реке. Протва – совсем узенькая, но живописная даже в «зимний период». Лед сковывал течение, а с берегов клонились ивы, словно моля открыть чистую воду – пусть солнце искрится на мелкой волнишке и вьются русалочьи косы донной травы.

Классика!

Сосны отступили от речки, залезая на пригорки. Оттуда шел невнятный говор и треск – мужской пол добывал дрова.

– И чё? – донесся вопросительный вопль Изи.

Я было двинулся на помощь, однако тонкий голос Альбины развернул меня на месте.

– Ой, Миш, помоги, пожалуйста!

– Ой, Аля, бегу уже!

Девчонки собрались на пятачке, где стаял снег. На расстеленной клеенке – кучей продукты, вперемешку с посудой. А стряпухи гадают над головоломкой «Как подвесить котел?».

Рита, Светлана с Машей, Альбина и Тимоша задумчиво разглядывали немудреное устройство для любителей турпоходов. Меня встретили белозубо, как всегда, а у Зины с Алей лица были осиянны посвящением в Великую Тайну. Близняшки это уже проходили…

– Сейчас мы его… – Я бойко разгадал головоломку, маленькой кувалдочкой вбив штыри-ухваты в мерзлый песок. – Сейчас водички наберу…

– Прямо из реки? – раскрыла глаза Зиночка.

– Да нет, что ты, – успокоил, подхватывая котел, – мы там ключ проезжали, их тут много…

– Миш, Марина нам все рассказала… – Глаза у Тимофеевой стали еще больше. – И что теперь будет? Они тебя заберут от нас? Чекисты? Насовсем?

– Обойдутся, – нарочито спокойно ответил я. – Мне еще на выпускном танцевать со всеми вами.

Словно дождавшись конца нашей интермедии, разнесся страшный треск – из кустов вывалился Динавицер. Весь в снегу, он гордо тащил охапку хвороста и сучьев.

– Откуда дровишки? – на рефлексе спросил я.

– Из лесу, вестимо! – прозвучало, как отзыв на пароль.

– Ну ладно, я за водой…

– А спички хоть есть у кого?

– Несем! – к будущему костру строем шагали наши деды.

Не ковыляли, не шкандыбали, а ступали уверенно и твердо, как на параде.

– Равнение на Мишу! – рявкнул дед Егор. Вроде шутливо, а ветераны подтянулись всерьез. Дружно шевельнули прокуренными усами и вскинули руки к ушанкам, отдавая мне честь.

Вечер того же дня

Москва

Солнце закатилось, когда наш караван пересек МКАД.

– Москва-а… – задавленно пищали близняшки. – Ух, ты-ы…

– Представляю, какой сейчас писк стоит в «Жигулях», – сверкнула зубками Рита. – Альбинка первый раз здесь!

– А мы, что ли, нет? – живо откликнулась Светлана. – Проездом к бабушке! Иже херувимы… Один вокзал только и видели.

– Это не считается! Это не считается!

Я мимолетно улыбнулся, поглядывая на зеркала, на дорогу и вокруг. Сейчас мой «Иж» вел всю кавалькаду – и я аккуратно вырулил с Кутузовского проспекта к «трем кубикам» ФМШИ, выкрашенным в желтый цвет.

Учебный корпус и два жилых прятались в саду из яблонь и груш – летом здесь как на даче!

Я завел «Ижа» во двор и обернулся к пассажиркам:

– Блистайте и пленяйте! Тут сплошь физики-математики, они таких… конгруэнтных девушек и не видали никогда.

Хихикая, близняшки выпорхнули, тотчас же примеряя образы принцесс крови, из каприза заехавших в глушь. Толпа встречающих, хоть и редкая, сфокусировала свое внимание на наших девчонках – линзы очков так и взблескивали. Даже простодушная Альбинка дефилировала, покачивая бедрами, затянутыми в болгарские джинсы «Рила».

– Так и вертит, так и вертит… – прокомментировала Рита, следя за подругами в окно.

– Ну, если есть чем, – резонно заметил я, – почему бы и не покрутить? Гляди, даже у директора очки запотели!

Сулима хихикнула и положила мне руку на колено.

– Миш, – ее голос зазвучал в серьезном тоне, – мы с двойняшками давно в курсе… м-м… ну, скажем так – трети твоей тайны. Мы знаем, что тебя и наши искали, и цэрэушники, и… эти… из Модаса… Блин-малина! Из Моссадда! И мы молчали как рыба. Свежезамороженная. Ни слова! Ни звука! Правда же?

– Правда же, – согласился я, гадая, к чему она клонит, и, как мне казалось, зная ответ.

– Вчера ты был с Мариной… – с усилием, с запинкой молвила Рита. – Я имею в виду, вы с ней… – Она густо покраснела и выпалила, будто спеша выговорить: – Занимались любовью! Да? Скажи!

– Да, – медленно кивнул я, сознаваясь в содеянном.

Девичьи пальцы с силою сжали мое колено.

– Спасибо, что не обманул. – Голос одноклассницы позванивал, и я подумал, какие же страсти бушуют по ту сторону черных Ритиных глаз. – Нет, я понимаю, конечно, она имела на это право, но… Но мне все равно плохо. Скажи… Только не улыбайся, ладно? Для меня это все очень, очень серьезно! Хотя, может, и глупо, по-детски как-то… Скажи, Марина знает всю твою тайну?

– Нет, – честно сказал я.

– Тогда открой ее мне! – жарко выдохнула Рита. – Расскажи все мне одной! Хоть обидно не будет. Ну, пожа-алуйста!

Я лишь головой закрутил, поражаясь извивам женской логики. Но и самому изворачиваться надоело.

– Риточка, только ни Настя, ни мама об этом узнать не должны.

Девушка истово закивала, проведя пальчиками по губам, словно застегивая «молнию». Вздохнув, я откинулся на спинку, уже понимая, что не сдержусь, поддамся соблазну исповедаться. Все равно ведь разоблачили меня бравые чекисты…

И, стыдливо глядя в сторону, выложил «всю свою тайну».

– Мне сейчас шестьдесят два. Дожил до две тыщи восемнадцатого, а потом мое сознание, мою личность, мою душу, что ли, переселили обратно в семьдесят четвертый. Сюда, в это время, я попал в последние дни августа…

Я рассказывал, морща нос, кривя губы, но мне все равно легчало. За окном прошла Наташа, спеша куда-то. Славин неуверенно потоптался, поглядывая в мою сторону, и поплелся за девушкой. Ромуальдыч солидно толковал с директором Трошиным, а «ежи» с «ежихами» да «суперы» с «суперихами»[8]8
  Суперы – выпускники ФМШИ.


[Закрыть] так и вились вокруг наших.

Изя неумеренно хвастался, маша руками, Даня вставлял едкие комментарии, а Юрка Сосницкий покуривал в сторонке, посматривая… На кого же Сосна посматривал? Света обернулась к нему, и Юрка мигом отбросил сигарету, будто обжегшись. Всё с вами ясно…

– …Так что никакой я не гений и не вундеркинд, – подвел я черту. – Обычный мужик, которому пора было на пенсию, а он новую жизнь начал…

Рита сидела как зачарованная, и вдруг знакомая мне хулиганистая улыбочка изогнула кончики ее губ.

– Знаю, знаю, зачем ты так упираешь на возраст… – затянула она с ехидцей. – Думаешь, меня отпугнут твои года? Не-ет, старикашечка! – Девушка подалась ко мне и легонько прижалась. – Теперь я тебя еще больше люблю!

Там же, чуть раньше

Марта Петерсен вовсе не планировала обрести стойкую репутацию главной шлюхи посольства, но так уж вышло. Она переспала со всеми, от консула до охранника-морпеха, а сколько раз ее подбирали, упитую в ноль?

И кто бы в КГБ поверил, что важную миссию доверят этой оторве? А вот Джек Даунинг, лишь только обрел регалии chief of station, именно так и поступил.

В свое время «эта оторва» и в его постели покувыркалась, но Джек не забывал об ином – Марту привела в разведку не зарплата, а тяжкая ненависть к русским. Вертолет ее мужа сбили в Лаосе, когда Джон Петерсен прицельно расстреливал тамошних коммунистов, вышедших на тропу Хо Ши Мина. Разве этого недостаточно, чтобы определить врага на всю жизнь?

* * *

Идя на задание, Марта приоделась в модную новинку от Тони Мендеса, мастера техслужбы ЦРУ. Тони справедливо утверждал, что «Москва – самое опасное место для американского разведчика», и облегчал как мог жизнь коллегам. Порой весьма изобретательно.

Белое пальто вице-консула просто кричало о себе, привлекая взгляды яркой вышивкой в стиле навахо. Мило улыбаясь, Марта с безразличием поглядывала на прохожих, еще в метро заприметив парочку из КГБ, сопровождавших ее как телохранители – звезду экрана.

Она не торопилась, а привычный азарт и мрачное удовлетворение согревали душу. Вспомнив, что есть такой ядовитый паук «черная вдова», Марта решила, что станет на сегодня «белой вдовой». Развеселясь, она сверкнула рекламной улыбкой и поднялась по ступеням кинотеатра «Россия».

Шла «Пропавшая экспедиция» – что-то вроде вестерна, только действие разворачивалось не на Диком Западе, а на Диком Востоке – в Сибири.

«Проведем мастер-класс по перевоплощению!» – Петерсен протянула старушке у дверей в кинозал билет, купленный заранее, и прошла на свое место в последнем ряду. Можно и отдохнуть.

Москвичи галдели негромко, тискаясь в междурядьях, но множество голосов сливались в общий ропот, висевший облаком из слов.

Упала темнота, но рано, рано… Перед сеансом покажут какой-нибудь киножурнал. «Фитиль» или «Новости дня». Так и есть.

Завизжала, отдираясь, доска мультяшного ящика с чем-то взрывчатым. Выпростался бикфордов шнур, петлями складываясь в название… Загорелся, зашипел… Взрыв! Это самое интересное, а дальше непонятно – в советские реалии Марта не погружалась, а без этого смешные моменты, над которыми хохотали зрители, не давались разумению.

Опять свет, торопливо рассаживаются опоздавшие… Люстры медленно гаснут…

Высидев минут десять, Петерсен тихонько стянула с себя пальто. Низ отстегнула и спрятала в сумку, обычную сумку, с которой ходят по магазинам половина женщин столицы СССР, а верх вывернула наизнанку – получилась черная куртка, как раз в тон джинсам того же кромешного цвета. Волосы, собранные в пучок, Марта распустила по плечам – и на цыпочках покинула зал.

* * *

Москву Щукин знал не так хорошо, как родной Ленинград, но ориентировался на твердую «четверку». Доехав до станции метро «Спортивная», он вышел из ближайшего к Лужникам вестибюля и по Фрунзенскому Валу, мимо Новодевичьего, добрался почти до самого Краснолужского моста.

Все «двенадцать апостолов» уже распределились, усилив москвичей. Пока оперативники выступали не охотниками за агентом Немо, а скорее загонщиками, обложившими этого мелкого зверя.

Борис засел в башне крана на Бережковской набережной, да не один, а в обнимку с прибором ночного видения – уверяет, что глядит во что-то покруче НСП-3. Вячик устроился на самом мосту, Димка дежурит у бензоколонки… Вдоль и поперек натыканы наблюдательные посты, а Сашу старший оперуполномоченный определил в подвижную группу Тихонова.

Командир оказался с юмором. Зачем, говорит, нам пользоваться цэрэушными погонялами? Давайте, говорит, дадим этому Немо свое кодовое имя – «БОМЖ»! Суть та же…

– Первый – Третьему, – забубнила рация. – Объект в зоне вашего внимания. Такси «Волга» ГАЗ-24 остановилось у Новодевичьего кладбища.

– Третий – Первому, – Тихонов поднес тангетку рации так близко ко рту, что, чудилось, он ее целует взасос. – Наблюдаем.

Улыбаясь, Щукин пригляделся. Молодая женщина в черном уверенно шагала к мосту – он хорошо различал ее и без ПНВ. А так посмотришь, и не скажешь, что вице-консул… Тетка как тетка, слегка за тридцать, и сумка возрасту под стать. Отстояла очередь в гастрономе – и до дому, семью кормить…

– Третий – Первому. Объект выходит на мост… Приближается к опоре… Так… Ага! Достает из сумки какой-то темный предмет! Кладет в нишу!

– Первый – Третьему. Объекту не мешать! Дать уйти! Закладку изъять и передать техгруппе. И поторопите их с обследованием – контейнер нужно вернуть минут через пятнадцать-двадцать, не позже! Мы не знаем точно, когда за ним явится «БОМЖ»!

– Третий – Первому. Вас понял. Приступаем.

Щелкнув тангеткой, Тихонов подмигнул Александру:

– Дуй за контейнером! Вячик тебя подстрахует.