Текст книги "Дегуманизация медиапространства: проблемы и решения"

1.2. Классические теоретические основы управления медиапространством: критический анализ

Социологическая теория массовой коммуникации представляет собой множество различных школ и течений, различающихся теоретико-методологической направленностью. Теории массовой коммуникации описывают «внутренние» процессы в медиапространстве. Следует отметить, что отечественные и зарубежные ученые в настоящее время по-разному интерпретируют одни и те же процессы коммуникации, создавая пеструю, мозаичную, фрагментарную картину процесса коммуникации. Поэтому мы считаем необходимым кратко остановиться на некоторых аспектах социологических теорий массовой коммуникации, важных, на наш взгляд, для дальнейшего развития концепции управления современным медиапространством эпохи рефлексивного модерна.

Традиционно под массовой коммуникацией понимается «процесс передачи или распределения информации обширной, разнородной и географически рассеянной аудиторией» (Бакулев, 2005). Проблематика исследований массовой коммуникации расширялась по мере изобретения новых и усовершенствования существующих способов передачи информации, а также усложнения социума – перехода общества от индустриального к рефлексивному модерну. Развитие социологических теорий массовой коммуникации началось сравнительно недавно – со второй половины XIX века. Каждый исследователь со своих позиций трактовал процесс коммуникации, каждый из них внес ценный вклад в понимание природы коммуникации в целом. При этом каждая из теорий массовой коммуникации предлагала свои механизмы управления как процессом самой коммуникации, так и результатами информационного воздействия посредством СМИ. Попробуем выделить важные для данного исследования специфические черты каждой из них.

Все подходы в самых общих чертах можно объединить в следующие группы: коммуникации и обмен установками (Hovland, Janis, Kelly, 1953); эмпирическое изучение значений передаваемых смыслов (Osgood, Suci, Tannenbaum, 1967); межличностные отношения в связи с процессами массовой коммуникации (Katz, Lazarsfeld, 2005); теории диссонанса, консистентности и другие психологические теории, рассматривающие когнитивные процессы в их отношении к массовой коммуникации (Келли, 2000; Фестингер, 1999); международные коммуникации (Pool I. de Sola, 1983; Scollon, 2000); группы и групповые процессы в их отношении к массовой коммуникации (Ньюком, 1983); применение математической теории информации Шеннона в отношении к процессам массовой коммуникации (Черри, 1972; Miller, 1995); контент-анализ (Berelson, 1973, Krippendorf, 2003); системная теория (Миллер, Свенсон, 1989); ориентация в информации (Carter, 1983, 2001); проблемы языка (Хомский, 2003) и др. Опыт, накопленный в этих областях, составляет основу всех коммуникационных моделей. Более конкретная интерпретация этих и других теорий дается У Шраммом и Д. Робертсом (Schramm, Roberts, 1974).

Развитие теорий коммуникации в целом проходило те же этапы, что и другие социальные науки: классический, неклассический и постнеклассический этапы.

Важной вехой в развитии моделей управления коммуникационными процессами мы считаем модель, предложенную в 60-е годы прошлого века руководителем Анненбергской школы коммуникаций Г. Гербнером, в которой наиболее полно и адекватно представлены характеристики средств массовой коммуникации (Gerbner, 1967), которые функционируют как производство, подчиняющееся основным законам бизнеса, а источником информации для них является не индивид, а формальная организация со своими стандартами качества продукции и профессиональными требованиями к работникам. В модели отмечаются и взаимоотношения медиа и аудитории (потребителя), подчиняющиеся законам рынка, на котором происходит обмен продукта на деньги или внимание потребителя. Эта модель критически переосмысливает прежние подходы – она подразумевает, что человеческая коммуникация может рассматриваться как субъективный, избирательный, изменчивый и непредсказуемый процесс, а система человеческой коммуникации – как открытая система. Концептуальная модель коммуникационных исследований Б. Уэстли и М. Маклина была создана с целью упорядочивания существующих результатов исследований и упрощения их использования (Westly, Maclean, 1957). Ее корни лежат в социально-психологических теориях баланса и коориентации (Фестингер, 1999; Haider, 2005) а также в базовой модели коммуникативных актов (Ньюком, 1984). Главное достоинство модели – в выгодном сочетании широких возможностей описания наиболее сложных коммуникативных ситуаций и сохранении простоты и взаимосвязанности элементарной триады взаимоотношений двух субъектов по поводу внешнего объекта. Отметим важнейшую для нас черту коммуникативного процесса: активность источника информации, выбирающего один из объектов окружения для общения с аудиторией. Одно из преимуществ этой модели состоит в том, что она помогает ставить вопросы для изучения реальных ситуаций массовой коммуникации, в особенности для изучения организации взаимодействия источника и средств коммуникации.

Несмотря на практическую и теоретическую ценность данной модели, она оставила и ряд нерешенных проблем. Во-первых, она подразумевает, что система взаимоотношений будет саморегулирующейся и взаимовыгодной для всех ее участников, сбалансирует интересы и коммуникатора, и реципиента, даст им свободу действий. Но взаимоотношения трех главных участников редко бывают сбалансированы и проявляются не только на уровне коммуникации. Во-вторых, модель преувеличивает интеграцию процесса массовой коммуникации. В-третьих, модель подразумевает обязательную независимость коммуникатора от общества. Несправедливость этого суждения особенно заметна при рассмотрении позиции коммуникатора в освещении вопросов политических или общегосударственных интересов.

К базовым теориям мы можем отнести и направление, связанное с изучением эффектов коммуникации, которые в значительной степени носят латентный характер. В ходе этих исследований было обнаружено, что массовая коммуникация не действует на индивида напрямую. Иными словами, межличностная и внутригрупповая коммуникация опосредует массовую по схеме: от радио и газет к лидерам общественного мнения, а от них – к менее активным слоям населения (Lazarsfeld, 2005). Как показало исследование П. Лазарсфельда, массовая коммуникация в основном способна либо закреплять уже имеющиеся у респондента на сознательном уровне предпочтения, либо актуализировать латентные предпочтения. Тезис П. Лазарсфельда, что коммуникативное воздействие осуществляется по схеме «средства массовой коммуникации – лидер общественного мнения – индивид, ориентирующийся на этого лидера», в дальнейшем был развит Э. Кацем и У. Шрамом. Их схема получила название «многоступенчатой схемы коммуникации» (Schramm, Roberts, 1974).

Академические исследования медиа проводились и в рамках методологического интегрализма. В 1959 году Ч. Миллс, ученик и помощник П. Лазарсфельда, опубликовал ныне всемирно известный труд «Социологическое воображение», в котором наряду с обоснованием методологического интегрализма предложил инновационный подход к анализу медиасреды, предполагавший, в частности, учет амбивалентности знания, динамики социального смысла, соотношения разума и свободы, функциональности и дисфункциональности (Mills, 1959). Примерно в это же время Ч. Райт вместе с Р. Мертоном, П. Лазарсфельдом, Дж. Гербнером и другими сторонниками Анненбергской школы приходит к выводу, что массовые коммуникации – это социальный процесс, качественная специфика которого определяется большой, разнородной и анонимной аудиторией, требующей от информации единства трех главных атрибутов – публичности, скорости и временности. Массовые коммуникации являются скоростными потому, что их содержание должно быть донесено до большой аудитории быстро, почти мгновенно (Wright, 1986). Другая специфическая особенность современных коммуникаторов, по мнению Ч. Райта, – строго организованный характер их деятельности, такой, что для части социальных групп доступ к средствам массовой коммуникации оказывается ограниченным.

В России разработка проблемы массовых коммуникаций связана в первую очередь с идеологической работой в СССР. В этот период был накоплен колоссальный опыт идеологической работы с населением и ее осмысления. Идеологическая работа изучалась в данной парадигме не только в контексте средств массовой информации, но и через причастность к системе политического и экономического образования. Часть этих исследований анализировала собственно партийную работу, механизм ее реализации, организационные и идеологические основы, пропагандистскую работу (Бокарев, 1980; Журавлев, 1980). АОН при ЦК КПСС регулярно публиковала сборники по тематике пропагандисткой работы, в частности «Вопросы теории и методов идеологической работы», первый выпуск которых вышел в 1972 году (Вопросы теории и методов идеологической работы, 1972).

Теория массовой коммуникации, развивавшаяся в СССР в 1960– 1970-е годы, включила социальные параметры в общетехническую конструкцию. Наиболее показательной является структура коммуникативного процесса, предложенная М. Лауристин (Лауристин, 1975). Поток сообщений массовой коммуникации находится в центре обширного континуума, состоящего из ряда подсистем как социального, так и технического свойства.

Процессы производства и распространения массовой информации и пропаганды и их эффективность, процессы потребления информации населением (т. е. состав и предпочтения аудиторий), деятельность населения по производству массовой информации и передаче ее «в органы социального управления» (т. е. обратная связь с собственником советских СМИ), а также взаимосвязь передаваемой информации и информированности населения (т. е. медиа-эффекты)

основывались на обширном исследовании деятельности средств массовой информации, устной пропаганды и участия населения в информационных процессах, проведенном группой социологов под руководством Б. А. Грушина в 1967—1974 гг. в Таганроге (Грушин, 1980).

Среди многих проблем, которыми занимались отечественные ученые-обществоведы, одной из главных являлась проблема управления эффективностью идеологической работы. П. В. Поздняков, Г. Т. Журавлев, А. И. Яковлев и ряд других ученых-обществоведов внесли большой вклад в теоретическую разработку этого вопроса (Поздняков, Яковлев, 1984). Под управлением эффективностью идеологической работы ими предложено понимать степень научного познания объективной действительности, сформированности теоретического сознания и соответствующего ему поведения как отдельных личностей, так и широких масс населения.

Вопросы совершенствования идеологической работы привлекали внимание широкого круга исследователей. Важным вкладом в разработку этих проблем явились работы В. Я. Доброхотова, Ж. Т. Тощенко, А. И. Яковлева (Доброхотов, 1988; Тощенко, 1988; Яковлев, 1990).

Особенностью этих исследований было то, что не ставилась под сомнение сама деятельность партийных организаций КПСС. С принятием этого исходного тезиса делались попытки найти резервы для ее улучшения, не подвергая сомнению исходные принципы. Оценивая данное направление через призму социологических исследований можно отметить, что их результат зависел от позиции партийных руководителей, которая часто бывала двусмысленной: с одной стороны, признавались роль и значение социологии в жизни партийных организаций, с другой – социологи карались за любую информацию (особенно критическую) о реальной ситуации (Вехи российской социологии, 2010).

Итак, на первом этапе развития теорий средств массовой коммуникации создавались теории, в центре внимания которых были содержание, передаваемое медиа (ныне используется термин «контент»), и исследование влияния этих медиа на массовое сознание, аудиторию. В дальнейшем мы покажем влияние контента на медиапространство в эпоху рефлексивного постмодернизма. В 1950—1980-х гг. в научных исследованиях средств массовой коммуникации доминировал функциональный анализ, предпринимались попытки понять эффективность различных медиаструктур применительно к обществу в целом, различным подгруппам в обществе или культуре в целом. Основным достижением этого этапа можно считать появление моделей коммуникативного процесса, которые остаются актуальными и в настоящее время.

На современном этапе исследования средств массовой коммуникации можно выделить следующие основные тенденции: глобализацию и демассификацию.

Глобализация является одной из ведущих тенденций современных медиа, вызывающих их трансформацию. В новой коммуникационной современности стираются национальные границы. Если в прошлом веке масштаб деятельности медиа определялся преимущественно масштабами страны, то теперь транснациональные медиакорпорации распространяют свои продукты в разных странах. То есть реализуется предсказанная М. Маклюэном идея «глобальной деревни» (Маклюен, 2003, 2005).

Демассификация медиа – это процесс, описанный Э. Тоффлером, который идет параллельно процессу глобализации (Тоффлер, 2004). Современные медиа способны технически охватить огромное число людей, но нацеливаются на более узкие сегменты массовой аудитории. Постановка постмодернистами проблемы возникновения множественности реальностей и множественности истин, а также постановка неомарксистами проблемы функционирования медиа и информации как товара вполне согласуются с тенденцией демассификации медиа.

В условиях рефлексивного модерна ведущая роль стала принадлежать, соответственно, рефлексивным подходам. У их истоков находится теория «постиндустриального общества», согласно которой информационная техника наряду с другими достижениями научно-технического прогресса становится двигателем дальнейшего поступательного развития и преобразования жизни человечества.

Основу теории постиндустриального общества заложил Д. Белл (Bell, 1999). Им была предложена, по словам Ф. Уэбстера, аналитическая конструкция, а не описание конкретного общества (Уэбстер, 2004). Позднее Д. Белл стал заменять термин «постиндустриализм» словами «информация» и «знание». Рассматривая общественное развитие как последовательную смену стадий коммуникации, сторонники теории информационного общества связывают его становление с доминированием четвертого, информационного сектора экономики, следующего за сельским хозяйством, промышленностью и сферой услуг.

Однако корни концепций информационного общества можно увидеть еще во взглядах Торонтской школы. Традиционно Торонтскую школу относят к критическому культурному направлению (Бакулев, 2005). Г. Иннис одним из первых систематически исследовал связи между медиа и различными видами социальной структуры, существовавшими на определенных этапах исторического развития. Структуры общественных устройств, по Г. Иннису, зависели от существовавших коммуникационных технологий, и именно за счет развития медиатехнологий централизованные элиты постепенно приобретали все большую власть над пространством и временем (Innis, 1999). Хотя, на наш взгляд, более ожидаема обратная зависимость.

М. Маклюэн в «Галактике Гутенберга» (Маклюен, 2005) показывает, что развитие экономической и социально-политической инфраструктуры индустриального общества было бы невозможно без того кардинального изменения коммуникативных стратегий, которое повлекло за собой изобретение печатного пресса. Ранее, в 1962 году он вводит в качестве ведущего понятие «электронное общество». На примере воздействия телевидения Маклюен показывает характерные для всех СМК тенденции, указывая при этом на два основных аспекта телевидения: мозаичность построения телевизионного изображения и резонанс (взаимоусиление) этих сообщений в воспринимающем их сознании, который преодолевает мозаичную раздробленность, объединяет их в устанавливаемое восприятием целостное смысловое единство. При этом наиболее подходящим средством удержания сознанием цельности восприятия бурно обновляющейся мозаично-резонансной реальности оказывается миф. На наш взгляд, это привело позднее к усилению процессов дегуманизации медиапространства, в том числе из-за массового разрушения научной картины мира у населения. Он также обозначил тенденции все усиливающейся активной роли массмедиа. Массовая коммуникация как структурно оформившаяся сфера жизни современного общества, с одной стороны, является его частью, а с другой – имеет над ним определенную власть. В своих последних работах М. Маклюэн показал, что в условиях новой информационной среды и воздействия электронных сетей бизнес и культура оказываются взаимозависимыми. Не менее существенный вклад в развитие идей постиндустриализма внесла концепция Э. Тоффлера (Тоффлер, 2010). Применяя новый подход – волнофронтальный анализ социальных процессов (или анализ «фронта волны»), который означает видение эволюции мира в ее глобально-синхронных фазах, социолог анализирует технико-экономические и информационно-коммуникативные факторы общественного развития. Он прослеживает основные принципы фабричного производства в СМК, которые штампуют фактически одинаковые сообщения, точно так же, как фабрика штампует один и тот же товар. Таким образом, выросла хорошо разработанная инфосфера – коммуникационные каналы, через которые индивидуальные и массовые сообщения могут распределяться так же эффективно, как товары и сырье. И это, на наш взгляд, явилось одним из факторов дегуманизации медиапространства. Инфосфера переплелась с техно– и социосферами, которые она обслуживает, помогая интегрировать экономическое производство с поведением отдельных людей. Э. Тоффлер акцентирует внимание на явлении, которое он назвал «демассификацией массмедиа»: в эпоху постмодернизма усложняется структура средств массовой коммуникации как объекта постмодернизации, они все более стратифицируются, теряют единую направленность на массовую аудиторию, создают продукт для все менее массовой аудитории; каждое сообщество стремится обладать своим СМК, выражающим их ценности. Мы считаем, что это напрямую связано с процессом усложнения медиапространства в эпоху постмодернизма.

При рассмотрении современных информационных теорий важное место занимает марксистское направление (Шиллер, 1980). Неомарксисты предлагают разумный и систематический подход к анализу современного капитализма и роли информации и информационных технологий в постиндустриальном информационном обществе. Признав определяющую роль рынка, Г. Шиллер сделал вывод, что рынок диктует важное направление развития: информация должна превратиться в товар, то есть доступ к ней все чаще будет возможен на коммерческих основаниях. Это важное положение, определяющее потенциальную дегуманизацию медиапространства, которую мы рассмотрим далее. Одним из основных факторов, влияющих на распространение информации, доступ к ней и право ее создавать, является классовое неравенство. То есть классовая принадлежность определяет, какую информацию вы получаете и какую информацию позволяете получать другим. С точки зрения Г. Шиллера, существенно, что общество, в котором происходят такие важные изменения в сфере информации и коммуникации, находится в специфической стадии корпоративного капитализма, а информационные технологии несут в себе, прежде всего, отпечаток корпоративного капитала, и уже потом – любой другой группы интересов современного общества. Это положение в дальнейшем будет использовано нами при анализе роли медиахолдингов на формирование медиапространства. Мы видим в этой концепции двустороннее взаимодействие: с одной стороны, информационное общество – отражение императивов капиталистического общества, корпоративные и классовые интересы и приоритеты рынка оказывают решающее влияние на развитие новых компьютерных технологий, а с другой стороны, развитие информации позволяет сохранить и упрочить систему капиталистических отношений. Таким образом Г. Шиллеру удается объяснить ключевую роль информации и информационных технологий как важных факторов социального управления.

Новейшие концепции в русле постиндустриализма связаны, прежде всего, с исследованиями М. Кастельса, который в качестве отправной точки своих построений использует глобальную экономику и международные финансовые рынки как основные признаки формирующегося нового миропорядка (Castells, 2010). Социолог осуществляет развернутый анализ современных тенденций, приводящих к формированию основ общества, которое он называет «информациональным, глобальным и сетевым». Будучи сторонником марксизма, он считает его основой «новую экономику, появившуюся в мировом масштабе в последнюю четверть двадцатого столетия». Кастельс пишет: «Я называю ее информациональной, глобальной и сетевой, чтобы идентифицировать ее фундаментальные определяющие черты и подчеркнуть их взаимосвязь» (Castells, 2010, p. 77). Власть информациональной, глобальной и сетевой структуры оказывается сильнее структуры традиционной власти, а принадлежность к той или иной сети, наряду с динамикой развития одних сетей по отношению к другим, выступает в качестве важнейшего источника доминирования в современном мире. Путь к современной власти лежит через создание имиджа – политические деятели оказываются вовлеченными в игру, ведущуюся через СМК и самими СМК. Признаком соответствия различных образующихся сообществ новой архитектуре сетевого общества является их сетевая, децентрализованная форма организации и самоорганизующиеся системы циркулирования информации внутри сообщества. В рамках постмодернистского направления информация интересовала исследователей как система знаков и символов. Ж. Бодрийяр, наиболее известный из социологов-постмодернистов, применил принципы, выдвинутые Р. Бартом, для анализа информационной сферы. Он приходит к выводу о разрыве между образом и реальностью (Бодрийяр, 2006). В эпоху постмодерна резко возрастает роль знака. Производство символических ценностей создает новую реальность, или «гиперреальность», как называет ее Ж. Бодрийяр, имеющую минимальное отношение к материальной данности. По его мнению, в культуре постмодерного общества доминируют коды сигнификаций в виде симуляций, представляющих дискурсы и объекты, которые не имеют реального референта и соотносятся не с реальностью, а с другими знаками, превращая мир в виртуальную, знаковую реальность. Одна из важнейших характеристик медиа, по Ж. Бодрийяру, – их «нетранзитивность», то есть невозможность обмена, невозможность для реципиента дать ответ. Тем самым устанавливается монополия массмедиа, и коммуникативный (социальный) процесс оказывается нарушенным. Собственно, общество превращается в пассивного наблюдателя.

Другой представитель постмодернизма, итальянский философ Дж. Ваттимо утверждает, что взрывообразный рост медийной сферы – эфирного и кабельного телевидения – подорвал веру общества в истину и реальность. Благодаря экспансии медиа доступ к ним получили самые разные группы, регионы и страны, поэтому для всей этой аудитории не может существовать одной реальности, они неизбежно придерживаются разных взглядов на проблемы и события (Vattimo, 1992). Это, по его мнению, и является условием свободы, а вера в реальность и связанные с ней методы убеждения утратили свою убедительность. Единая для всех реальность перестала существовать.

Об этих же проблемах пишет Ж.-Ф. Лиотар, рассматривая современные тенденции развития информации (Лиотар, 1998). Динамика постсовременного общества привела к тому, что становится очень трудно, практически невозможно отличить истину ото лжи. Ж.-Ф. Лиотар исходил в своем анализе из других предпосылок, нежели Ж. Бодрийяр и Дж. Ваттимо, которые отправной точкой анализа делали стремительный рост количества информации, количества знаков. Лиотар начинает анализ ситуации с изменения роли информации и знания в современном обществе, отмечая, что информация и знание претерпели глубокие изменения в двух направлениях. Во-первых, их производство всё чаще ограничивается ситуациями, когда заранее известно, что они востребованы и эффективны (перформативны). Во-вторых, всё чаще и чаще информация становится товаром, то есть в информационной сфере работают рыночные механизмы, которые помогают оценить прагматическую степень ее перформативности. Действуя совместно, эти два фактора формируют ситуацию постсовременности (там же).

К современным тенденциям развития информации относится процесс фрагментации аудитории, связанный не только с увеличением числа доступных медиа. Есть примеры демассификации информационного пространства на межнациональном уровне. Фрагментацию российского социума отмечал академик М. К. Горшков (Горшков, 2010). Другим примером может служить создание самостоятельного интернета в Китае, не завязанного на глобальную сеть и американские сервера, и попытка создания независимого интернета в России. Это означает, что большая часть населения земного шара будет иметь свои специфические потоки информации в интернете. Аналогичные тенденции характерны и для современной России.

Ряд аналитиков, занимающихся проблемами информационного общества, считают, что в информационном обществе информацией манипулируют, добиваясь собственных целей, превращают информацию в развлечение, пытаясь сбыть ее как товар, – создание информации подчинено целям рекламных кампаний. В настоящее время перестройка средств массовой коммуникации привела к тому, что они превратились в монополистические организации и перестают выполнять свою важнейшую функцию – доводить до общественности достоверную информацию. По мере того, как средства массовой коммуникации все больше выражают интересы правящих классов, они не столько распространяют информацию, сколько формируют общественное мнение. Безусловно, функция средств массовой коммуникации по формированию медиапространства в целом и общественного мнения в частности остается существенной в любом обществе, независимо от типа правящих элит.

С другой стороны, можно заметить, что рынок стимулирует создание поверхностной продукции, концентрирует власть в руках крупнейших финансовых групп, сегментирует аудиторию в зависимости от уровня дохода, причем высококачественная информация становится доступна только состоятельным членам общества.

В России исследование проблемы коммуникации приобрело особую актуальность в связи с радикальными переменами в медиапространстве нашей страны. Противоречия современной цивилизации трансформировались в условиях российской действительности, преломляясь через призму таких факторов, как состояние духовно-нравственных ценностей, сформировавшихся в результате распада Советского Союза и коренного изменения содержания и направленности развития общественных отношений, как необходимость интеграции в мировое сообщество и вместе с тем сохранение своего историко-культурного своеобразия. Особую значимость исследованию проблемы коммуникаций в России придают особенности историко-культурной российской традиции, веками формировавшейся в условиях многонациональности населения, его поликонфессиональности и многоязычия.

Кроме того, изменение характера информационного взаимодействия между властью и обществом, особенности развития российской государственности и рыночных отношений в условиях перехода к новым цивилизационным отношениям, а следовательно, и к новым формам коммуникативного взаимодействия, приводит к тому, что использование опыта развития зарубежных стран по разработке адаптированных технологий формирования коммуникативного пространства гражданского общества крайне затруднено. Это объясняется, во-первых, уникальностью, своеобразием историко-культурного пути развития России, а во-вторых – тем, что в большинстве развитых стран переходный этап к новым постиндустриальным отношениям произошел как минимум лет двадцать назад, и этот переходный период был более длительным и мягким.

В этих условиях столкновение с медиареальностью порождает у аудитории самые разные, в том числе весьма болезненные реакции, которые периодически выливаются в требования восстановить цензуру (а точнее, привычный монологизм картины мира, которую создавали средства массовой информации прежде). Поэтому исследование проблем конструирования реальности в процессе массовой коммуникации становится крайне актуальной задачей как с теоретической, так и с практической – прежде всего политической – точек зрения.

Другим существенным аспектом коммуникативной ситуации в России является недооценка важности информационных кампаний при решении социальных и экономических задач различного уровня. Ярким примером этого может служить монетизация льгот. Законопроект предусматривал введение так называемого «социального пакета», в который входили санаторно-курортное лечение, бесплатный проезд на железнодорожном пригородном транспорте и приобретение лекарственных средств – при одновременном повышении их цен. Сложности, возникшие при проведении в жизнь этого проекта (стихийные митинги и пикеты прошли в Москве, Альметьевске, Старом Осколе, Уфе, Солнечногорске, то есть практически по всей территории России) были связаны не только с техническими недостатками реализации проекта, но и, по данным опросов ФОМ (Фонда общественного мнения), низкой информированностью населения – 63% населения слышали об этой программе[3]3
  Всероссийский опрос городского и сельского населения в 100 населенных пунктах 44 областей, краев и республик всех экономико-географических зон, проведенный ФОМ (7 августа 2004 г., 1500 респондентов). Метод опроса – интервью по месту жительства. Статистическая погрешность не превышает 3,6%. URL: http://bd.fom.ru/report/map/ projects/finfo/of0431/of043102 (дата обращения: 09.09.2018).


[Закрыть] и только 22% опрошенных сочли, что Госдума, принимая закон о монетизации льгот, исходила из альтруистических побуждений, заботилась о благе народа, старалась восстановить справедливость.

Другим примером является национальная программа развития нанотехнологий. Пока что немногим россиянам известно что-либо о микромире нанотехнологий: само слово слышали треть (33 %) и не слышали почти две трети (60%) опрошенных. При этом треть ответивших на открытый вопрос о значении слова «нанотехнологии» (10% по выборке в целом) затруднились дать определение, половина (12 % по выборке) характеризуют нанотехнологии просто как «что-то новое», «новейшие технологии в области химии и физики»[4]4
  Опрос населения в 100 населенных пунктах 44 областей, краев и республик России, проведенный ФОМ (28—29 апреля 2007 г., 1500 респондентов). Метод опроса – интервью по месту жительства. Статистическая погрешность не превышает 3,6%. URL: http://bd.fom.ru/report/ map/projects/dominant/dom0718/domt0718_7/d071826 (дата обращения: 09.09.2018).


[Закрыть]. На общественную поддержку данного национального проекта при таком уровне осведомленности рассчитывать будет трудно.

Еще один пример – национальный проект развития чтения. Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям (Роспечать) опубликовало текст «Национальной программы поддержки и развития чтения», разработанной Федеральным агентством по печати и массовым коммуникациям совместно с Российским книжным союзом. Программа, имеющая основной целью повышение культурной компетентности членов общества, содержит описание проблем всех составляющих инфраструктуры чтения: библиотечного дела, системы образования, книжной индустрии, системы популяризации и управления инфраструктурой чтения. Но эта программа для общественного мнения не так актуальна. Эта тема практически не обсуждается в прессе и не находит широких откликов у населения. ФОМ, обычно весьма четко отслеживающий все животрепещущие и будоражащие общественное мнение темы, последний раз проводил опросы в 2002 году. Согласно этим данным[5]5
  Опрос населения в 100 населенных пунктах 44 областей, краев и республик России, проведенный ФОМ (17—18 августа 2002 г., 1500 респондентов). Метод опроса – интервью по месту жительства. Данные опроса приведены на сайте ФОМ в отчете Л. Преснякова «Человек читающий». URL: http://bd.fom.ru/report/map/themes/3812_1629/d023329 (дата обращения: 10.09.2018).


[Закрыть], 62 % рядовых граждан России и половина опрошенных представителей региональных элит считают, что в настоящее время книг в нашей стране издают больше, чем в советские времена. Судя по ответам респондентов, сегодня возможность прочесть желаемую книгу связана главным образом с ее покупкой. Так, 68 % людей, относящих себя к читателям, книги покупают (в целом по выборке доля «покупателей» составляет 52%), а среди представителей региональных элит таких – абсолютное большинство. Чаще в этой группе встречаются респонденты с высшим образованием (61%). Примерно четверть покупателей книг (28 % от общего их числа) в приобретениях умеренны – они покупали книги три месяца назад (16%) или полгода назад (12%). В этой группе несколько чаще, чем в среднем, встречаются люди в возрасте от 18 до 35 лет (34 %). 45 % из числа опрошенных книг не покупали. Однако и среди респондентов, относящих себя к аудитории читателей (45% россиян в целом), книг не покупал каждый третий (32%). В целом же, как показал проведенный опрос, две трети населения по-прежнему сохраняют привычку к чтению, воспринимая книгу как один из главных источников информации, образования, развития и развлечения, хотя в последние годы в этом плане с книгами весьма активно конкурируют другие информационные источники – СМИ, компьютер, интернет. Высокоресурсные, хорошо адаптированные и оптимистически смотрящие на жизнь люди составляют костяк современной читательской аудитории в России, в то время как наименее приспособленные к современной ситуации слои гораздо реже обращаются к книгам. Приобщению к чтению препятствуют и субъективные, и объективные факторы, начиная от невключенности книги в систему ценностей респондентов и заканчивая недостатком возможностей – временных, финансовых, физических. В связи с этим национальная программа правильно ставит задачу развития сети библиотек. Но программа опять же не предусматривает необходимого информационного обеспечения, проведения разъясняющих и ставящих проблему информационных кампаний в СМИ. А без этого обеспечить поддержку программы населением вряд ли будет возможно. Это также указывает на необходимость гуманистического управления медиапространством, насущность которого была показана российским специалистом по социологии управления А. В. Тихоновым: «Управление, которое не выполняет в обществе гуманистическую функцию, превращается в манипулирование людьми, в технологию достижения любой, в том числе аморальной и асоциальной цели. Такое „управление” становится опасным источником социальной деформации» (Тихонов, 2007, с. 128); об этом же пишет и С. А. Кравченко: говоря о двух взаимосвязанных последствиях рефлексивности социума – плюрализации типов культур мышления и потребности в новой культуре управления – он отмечает, что мы не научились управлять современным рефлексивным социумом (Кравченко, 2013).