Текст книги "Ярослав Мудрый. Князь Ростовский, Новгородский и Киевский"

2

Поздней весной, когда реки после разлива входят в свои берега и подсыхают леса, он отправляется к месту княжения. Отец дает ему, нелюбимому, дружину не более двадцати человек.

Их с избытком принимает ладья.

Они садятся на весла. Берегом холопы гонят табун лошадей: пеший воин немного стоит, а в той глухомани не разводят коней.

Ярослав сидит на корме.

Дружинники, делавшие походы с Владимиром, поглядывают на него с открытым недоумением. В самом деле, знающие только оружие воины, неграмотные из принципа и в силу своего положения, они диву даются: юный князь с утра до вечера читает большую толстую тяжелую книгу и ещё тащит с собой таких книг целый сундук, который с трудом поднимают два воина.

Они относятся к нему с опасением и состраданием. Невысокий, тщедушный, хромой, что с него взять, таким сподручней книги в руки, чем меч. Однако они посланы великим князем Владимиром в дальний край воевать с непокорными племенами, а вождем дан им мальчишка, у которого только и есть, что чтение на уме.

Плывут не спеша. В полдень на отмели готовят обед и спят вповалку где попало. Просыпаются часа через два, зевают, потягивают, сталкивают ладью на глубокое место и снова садятся на весла, а князь как ни в чем не бывало раскрывает свой манускрипт. На закате, выбрав место посуше, пристают к берегу, раскладывают костры, готовят ужин, с первыми звездами погружаются в сон.

И так день за днем.

Почти месяц плывут до Смоленска.

Крепость, как водится, занимает высокое место. За её стенами живет несколько княжеских воинов. Им на подмогу всегда могут встать торговые люди, как и они, отлично владеющие мечом и копьем. Ремесленный люд ютится в полуземлянках по склону холма.

С этого самого старого русского города начинается знакомство Ярослава с Русской землей.

История его занимательна и поучительна для того, чей ум погружен в науки и с детства болен познанием жизни.

Ярославу кое-что известно из трудов прапрадедушки и прадедушки. Лет двести назад в свирепой, не знавшей пощады междоусобице Арабский халифат распался на части. Ушедшим на запад арабам были закрыты восточные рынки.

Халифы Испании остались без китайского шелка, индийского кашемира и драгоценных камней.

Их несчастью взялись помочь торговые люди, большей частью евреи, связанные с единоверцами далекой Хазарии, наглухо затворившей выход из Волги в Каспийское море.

Им удается проложить новый торговый путь, на котором расцветают Прага и Краков. Киев ещё не был основан. Им приходится делать крюк на Западную Двину. Из нее они спускаются Касплей, притоком её, и кратким волоком попадают на Днепр. На этом месте они находят поселение кривичей и делают здесь остановку для ремонта и отдыха. Далее Вазузой они переходят на Волгу и спускаются вниз или волоком одолевают небольшой перевал и мелкими тихими безопасными речками доходят до Сары, где тоже находят давнее поселение, удобное для отдыха и ремонта.

Городище на Днепре расцветает. Лет сто спустя сюда Великого Новгорода приходит Олег, тоже прадедушка, находит место очень удобным для защиты торговых караваном, идущих на юг, и закладывает на возвышении крепость.

С появлением крепости старинное поселение затухает. Там остаются лодочники, кузнецы, кожемяки и прочий ремесленный люд, а солидные торговые люди переселяются в крепость, строят в ней терема и богатеют, не столько своими товарами, сколько пошлинами с иноземных купцов.

Смоленск процветает, только процветает недолго. Торговля испанцев, франков и немцев с восточными странами поворачивает ни Киев. Затихает и движение товаров на юг из Великого Новгорода, враждебного Киеву.

Смоленск затихает и точно дремлет, в ожидании своего звездного часа, уже на страже нового, набирающего силу Московского царства.

После недолгого отдыха Ярослав оставляет в Смоленске ладью, которую его воинам не поднять на колеса и не перетащить на Вазузу, чтобы, сделав крюк, спуститься по Волге. Он предпочитает старинный, более короткий путь. Холопы вьючат заводных лошадей съестными припасами, оружием и сундуком с его манускриптами, воины садятся верхом, довольные тем, что бросили весла, и караван отправляется на восток.

Они продвигаются сплошными лесами, берегом извилистых речек или звериными тропами. Копыта лошадей утопают в ковре листьев и хвои, и лошади ступают бесшумно. Колени порой трутся о стволы сосен. Если зазеваешься, не отвернешься, лапы елок бьют по лицу.

В конце августа, когда начинают желтеть листья берез, высыпавших на старых пожарищах, они добираются до поселения на реке Саре. Когда-то богатое, видевшее ладьи чужеземцев, знававшее арабов и франков с их короткими прямыми мечами, поселение тоже хиреет, как хиреет древнее поселение возле Смоленска.

Отсюда рукой подать до Ростова Великого.

Ростов Великий поставлен на низком берегу озера Неро, там, где из него вытекает торопливая Которосль, в ополье, богатом жирными, плодородными землями.

Здесь предстоит ему княжить и, как видно, княжить безрадостно.

Величие Ростова Великого уже позади и ещё впереди. Его участь похожа на участь Смоленска. Торговля, идущая через Ростов с востока на запад и с запада на восток, почти затихает. Торговые люди прозябают без дела и мирно дремлют по своим теремам, окруженным тыном, как малые крепости, с воротами не тоньше ладони, возле которых стража меняется день и ночь.

С одной стороны, оберегаются они от местных воров, о которых погруженный в книжное знание Ярослав слышит впервые, а с другой стороны, защищаются от местных неспокойных племен черемис и мерян.

По правде сказать, нападения этих племен доставляют им пусть не постоянный, зато самый серьезный доход. Лучше организованные, лучше вооруженные, ростовчане обыкновенно одерживают над ними победы, берут добычу, большей частью меха и полон, после чего сплавляют добычу по Которосли и Волге до Булгара, где продают её со значительной прибылью. Тем и живут.

Одна беда. Устье Которосли запирают меряне, звероловы и рыбари. Они часто нападают на ладьи ростовчан, отбивают своих соплеменников, дают им свободу, а в полон берут самих ростовчан и продают их на тех же невольничьих рынках.

По этой причине очень нужен Ростову великому князь, то есть дружина, которая наведет страх на мерян и установит порядок на торговом пути.

С нескрываемым разочарованием смотрят они на прибывших. Князь юн и хром, дружина мала. Чего от них ждать.

С таким же разочарованием смотрит на них Ярослав. Крепостная стена подгнивает от времени. Терема потемнели. Место для князя убого, даже в сравнении с Вышгородом. Христианство принимать не хотят. Проповедника, присланного из Киева, извели. Поклоняются Велесу. На Чудском конце как ни в чем не бывало процветает капище, где приносят жертвы каменному кумиру. Дружину кормят, как и положено, но кормят скудно, по средствам, и дружина начинает роптать. Дружине мало хлеба и сала, она просит серебряных ложек, какие находили они за обильным столом Владимира Красное Солнышко, а где он серебряные ложки возьмет, когда ему дружинникам нечем платить.

Дорого стоит дружинник, особенно для бедного князя, у которого пока что ничего, кроме подаренных матерью книг. Каждый месяц ему надо платить восемьдесят арабских дирхемов или одну марку викингов, или пять цареградских номисм. Что можно за такие деньги купить? За такие деньги можно купить молодую рабыню на невольничьем рынке, или две коровы, или четыре копья, или меч хорошей работы, или боевого коня, или шесть-семь свиней.

Отец дал сыну воинов, но не наделил сына казной, сказав на прощанье, что на то он и князь, чтобы самому обогатиться казной.

Немудрено, что Ярослав должен дружинникам и что дружинники ропщут.

А на дворе осень, слякоть, дожди.

Все-таки они прочно связаны между собой и вместе с нетерпением ждут, когда очистится небо, мороз высушит землю и выпадет снег.

3

С первым снегом веселые, со смехом и шутками князь и дружина седлают коней и отправляются – неизвестно куда.

Полюдье вокруг Киева давно отошло. Именем великого князя тиуны собирают установленные дани и пошлины и наполняют казну, а кто заартачится, не станет платить, тотчас нагрянет дружина, разорит, подожжет, мужей перебьет, ополонит девок и женщин и погонит на невольничий рынок в Корсунь, в Константинополь или в Багдад. Суров порядок в те суровые времена.

Ярослав в Ростовской земле первый князь. Кругом обитают свободные семьи, свободные племена. Они не знают ни князя, ни даней, ни пошлин и знать не хотят.

Этот книжник, воспитанный в тесном тереме, за высоким тыном укрепленного далеко на юге страны, ещё в первый раз отрывается от своих исторических и философских трактатов не известных здесь даже по имени греческих авторов, натягивает теплые сапоги, укрывает тщедушное тело теплым полушубком грубой овчины и верхом на коне во главе десятка воинов, готовых на грабеж и разбой, знакомится с Русской землей, которой ему надлежит хоть как-нибудь управлять.

Большей частью это звероловы и рыбари из мерян. Они селятся в низинах по берегам рек, поклоняются зверю, каждый род своему, лосю, волку или медведю, а те, кто уже держит скот, поклоняются Велесу. С началом весны, с первым выгоном скота на луга, с наступлением осени и зимы богам приносят в жертву теленка, овцу или свинью, жарят мясо на большом вертеле и пируют всем родом несколько дней.

Между ними тут и там среди болот и дремучих лесов таятся печища русских славян, которые уже понемногу уходят с Волхова и Днепра от жадности и насилия князей, таких же, как он, и торговых людей, только и думающих о том, как бы ободрать бедных тружеников как липку.

Они селятся семьями в одном большом доме или в двух-трех рядом стоящих домах. Вокруг них на десятки верст никого. Семья состоит из отца, его младших братьев, его сыновей и племянников и многочисленных внуков. В ней редко бывает меньше десятка взрослых здоровых и сильных работников, а при удаче пятнадцать и двадцать. Когда же плодовитость семьи становится ниже, в семью принимают и посторонних как равных или заключают договор с такой же соседней семьей соединиться вместе на несколько лет, чтобы потом, приглядевшись друг к другу, либо разойтись навсегда, либо жить вместе до смерти.

Занимаются они земледелием. Вблизи тихой речки в ещё не тронутом человеком, непроходимом лесу выбирают участок в одну, полторы или две десятины, сколько поднять по силам семье.

Сразу после Нового года, который празднуют первого января, вся семья от мала до велика выходит в лес, обыкновенными топорами валит громадные вековые деревья, которые достигают порой два обхвата, очищает от веток, вырубает подлесок, а женщины и дети собирают их в будущие костры. Затем дерево сушат, корчуют пни, ровно раскладывают на всем участке и жгут медленно, так, чтобы всё сгорело дотла. Весной выбирают головешки и бросают зерно. Возделывают горох, бобы, просо, кормовую вику и немного мягкой пшеницы, лишь бы хватило на хлеб.

Почвы кругом скудные – глина, песок, однако удобренные золой дают большой урожай. Лето короткое, погода неровная, то вдруг жарит и сушит, то вдруг заливает дождем, успевай поворачивайся, и поворачиваются и успевают.

Хлеб жнут серпами, муку готовят на зернотерках, траву косят косой. Держат скот. Каждая семья имеет две-три коровы, до десятка овец, до десятка свиней, до десятка бортей в лесу, несчитано кур и гусей.

В окрестных лесах зверя столько, что не надо искать, идет сам, довольно поставить петлю или устроить ловушку. В реке столько рыбы, что хоть руками лови. Для себя всё делают сами, прядут и ткут и шьют, выделывают кожи, тачают полушубки и обувь, режут посуду, из глины лепят горшки.

Всё, что ими ни делается, делается ими совместно. В добывании пищи, в выращивании скота, в изготовлении одежды и обуви, в ловле зверя и рыбы одинаково, хоть и по-разному, заняты все члены семьи, отчего права и обязанности женщины мало чем отличаются от прав и обязанностей мужчины.

Совместный труд обеспечивает им совместное владение нераздельным имуществом, как движимым, так и недвижимым, один образ жизни для всех, один очаг, один горшок, один хлеб.

Глава семьи пользуется только правом распределения, но не правом владения и отчуждения. На старости лет он может разделить имущество между сыновьями, причем им построенный дом передается им младшему сыну, при котором одряхлевший отец благополучно доживает свой век. Если же глава семьи умрет до раздела, всё нажитое имущество переходит его сыновьям в прежней форме единого, неделимого владения, а главой семьи становится либо старший по возрасту сын, либо самый распорядительный, самый умелый из них, либо наиболее сильный, который овладевает главенством по праву силы, либо старшая женщина, но в любом случае власть не дает права владения и отчуждения, а лишь право распределения всё в том же общем владении.

Все вместе не только работают, не только владеют, но вместе принимают решения на совете всех взрослых мужчин.

Немудрено, что тут вырастает странный, особенный, ни на кого не похожий, далеко не книжный народ.

Совместный труд, напряженный, тяжелый, но не чрезмерный, климат умеренный, но суровый, с коротким летом, когда день кормит год, и длинной зимой, постоянное движение, деятельность, регулярная смена времен года, надежда единственно на себя и семью, поскольку в эту глухомань на помощь никто не придет, даже если захочет, закаливает и укрепляет, вырабатывает жизнестойкость такой изумительной прочности, когда всё нипочем.

Тут вырабатываются бодрые, сильные, неутомимые люди. Они легко сносят крутые морозы, терпят лишения, легко одолевают капризы природы, перебираются через болота и большие и малые реки. Находят дорогу в непроходимом лесу.

Они крепки телом, у них широкие плечи и сильные мускулы, они легки в движении, высокого роста, стройны и ловки в движениях. У них русые волосы, голубые глаза и мужественные простодушные лица.

Им не знакомо лукавство. С кем лукавить и ради чего?

Тут ласково принимают каждого гостя, угощают щедро и радостно, провожают с пожеланием всего наилучшего. Тут не знают ни воров, ни разбойников, ни замков, ни высоких заборов. Тут двери не запираются, а двор огораживают жердями лишь для того, чтобы оберечь свой скот от диких зверей.

Они не знают ни плотского, ни иного греха. Среди них господствует целомудрие жен и мужей. От невесты требуют доказательства непорочности. Верность супругу почитается священной обязанностью.

Они ни от кого не зависят, никому не дают ни дани, ни пошлины. Им всего на свете дороже вольная волюшка, и если даже они покорятся кому, уступив силе, то покорятся притворно, а в душе так и остаются свободны, как говорится, себе на уме.

У них своя, своеобразная, независимая культура, в основании которой положены добрые и живые силы земли.

Как жизнь и добро ими понимаются засеянные поля и зазеленевшая нива. К ним обращаются они с моленьем об урожае, к силам природы, к духам добра и зла, обращаются непритязательно, просто, в любом месте, в своем доме, у ключа-родника, на лугу, на берегу ручья и реки, на поляне в лесу и, конечно, на поле, которое дает жизнь им самим, их детям, их внукам и правнукам, причем для молитвы им довольно венка из цветов, ветки березы, костра у реки, а само моленье состоит обыкновенно из хоровода, игрища, песни и пляски.

Лишь в местах общего весеннего и осеннего сбора близких соседей, ан скрещении больших и малых водных путей, очищается особое место, окруженное валом, непременно на открытом месте, на высоком холме, вблизи родника, и посреди него ставится деревянный или каменный бог.

Главными божествами они почитают солнце, огонь, источники воды и деревья как средоточие всех небесных и растительных сил. Реку, озеро, ключ они молят о том, чтобы дали вовремя дождь, четырежды на протяжении лета, а перед жатвой молят о вёдре, при этом режут кур, которых или сами едят или топят в реке, в озере, в роднике.

Под избранные деревья, стоящие на холме, приносят кашу, яичницу, пироги, поклоняются им, хлопают в ладоши, куплеты поют, которые впоследствии станут частушками. Часто украшают их лентами и расшитыми полотенцами. А дерева нет, так ставят деревянного бога.

Оттого и всюду названия по Русской земле: святое озеро, святая роща, красный бор, красная горка, девичья гора, роща Ярилина, Перунова, Велесова.

Такому богу приносится в жертву петух. Иногда его режут и тут же съедают, иногда отпускают живым. Вообще же каждый русский приносит к подножию дерева или бога то, что имеет, чаще всего мясо и хлеб. Под новый год там сжигают колоду и едят поросенка, а его зубы прибивают к стволу.

Обыкновенно деревянные боги изображают мужчину с рогом изобилия в правой руке или с громадным органом деторождения как символом урожая и бесконечности жизни. Это Род или Ярила, его младший брат, дающий жизнь всему, что ни есть на земле. Ярилу зарывают в землю в середине лета, когда прорастает брошенное в землю зерно. Большого Ярилу ставят в поле, маленькому Яриле поклоняются в доме. В честь Рода и рожаниц наполняют ковши.

Оттого это слово корнем входит в русский язык: род – народ родина – природа – рожать – урожай – родник.

За Родом следуют малые боги. Мокошь почитается как мать урожая, Лада – богиня весны, весенней пахоты, сева, покровительница брака, любви, Дажьбог воплощает солнечный свет, сын бога Сварога, в котором воплощается солнце, податель всех благ, Велес – бог богатства, обилия и скота, а также представитель мира умерших, но не враждебных живущим, потому что наши предки помогают потомкам, они заложили основу хозяйства, расчистив пашни, обжив угодья, построив дом, к им обращаются с просьбами, на место погребения приносят дары, на Велесе держится земля с хороводом людей, после жатвы благодарные люди оставляют последний сноп Велесу на бородку.

Имеется ещё множество малых, милых, нестрашных божков вроде лешего, домового или болотных кикимор. Им тоже не грех бросить крошку хлеба, сказать доброе слово или отмахнуться: сгинь с глаз долой – да и всё.

У них есть свой, хорошо рассчитанный календарь. Чертами и резами они записывают его на кувшинах, горшках или четырехгранных деревянных божках, где каждая грань соответствует времени года. Кое-где уже пользуются глаголицей. Кириллица же сюда ещё не дошла.

Их календарь состоит из двенадцати месяцев. Особо они отмечают главные события в движении Солнца, от которого зависит вся жизнь хлебороба. Это зимнее солнцестояние от двадцать четвертого декабря до шестого января, весеннее равноденствие двадцать четвертого – двадцать пятого марта, летнее солнцестояние от двадцать третьего июня до двадцать девятого и осеннее равноденствие, которое сдвигается к восьмому сентября, когда завершается сбор урожая.

Зимой жгут костры, приветствуя солнце, которое повернуло на лето, пируют, празднуют Новый год и гадают о будущем. На масленице прощаются с зимой, сжигают её чучело, горящую солому разбрасывают по полям, катают огненное колесо, расписывают яйца как воплощение жизненных сил, ездят ряженые, причем один из ряженых непременно изображает медведя, заклинают весну, забавляются кулачными играми. В июне отмечают самый любимый праздник Купалы, точка солнцеворота, разгул всех жизненных сил, время перерождения старого зерна в новый колос, раскладывают костер, непременно на берегу, с песнями, с плясками, которые призваны возбудить родящую силу, парами перепрыгивают через огонь, купаются вместе, собирают целебные травы, варят в горшке приворотные зелья, к этому дню вышивают на полотенце Купалу в окружении солнечных знаков, с увитыми колосьями головой, с руками, опущенными к плодоносящей земле. Ещё пуще гуляют в день урожая.

4

И что прикажете делать с этим народом?

Перед большой сплоченной здоровой и сильной русской семьей бессильны десять, пятнадцать, двадцать дружинников Ярослава. Чтобы их покорить, ограбить, полонить девок и баб для невольничьих рынков востока, наложить дань и быть уверенным, что эти богатыри, вооруженные рогатинами, косами и топорами, станут эти дани платить каждый год в установленный срок, надобно целое войско, которого Ярослав не имеет, а ещё прежде эти большие семьи надо найти в непроходимых дебрях дремучего леса.

Помыкавшись какое-то время, Ярослав убеждается, что полюдьем в этих оригинальных местах не проживешь. Чем тогда жить? Чем дружину кормить?

Остается единственный и куда более доступный и обильный источник дохода – торговля.

Правда, и торговля Ростова Великого на убыль идет, торговым людям остается только вздыхать и крутить головой, вспоминая прежние времена, когда к ним приплывали ладьи из неведомых стран востока и запада и оставляли немалые деньги за проход и постой и хлеб и ремонт.

А хуже всего, что в устье Которосли чем дальше, тем больше шалят, нападают на караваны и грабят, хода вниз не дают.

Собственно, князь единственно для того и нужен Ростову Великому, что он нес охрану торговых путей, без которых городу смерть.

Так Ярослав становится воином.

С весны не слезая с седла он изучает подходы к тому месту, где торговые люди Ростова Великого обыкновенно подвергаются нападению. Летом ему удается отбить набег черемис и взять немалый полон. После праздника урожая торговые люди нагружают ладьи хлебом, мехами, полоном и медом и не торопясь, с остановкой в Тимиреве спускаются вниз.

Тем времени сам Ярослав в двух ладьях со своей дружиной и охочими людьми из Ростова Великого малыми реками и короткими волоками пробирается к Волге и в сумерки сторожко двигая веслами укрывается в тени Нижнего острова. Ладьи вытаскивают на песчаную отмель. Дружинники вповалку спят под деревьями на траве.

Едва алеет восток, Ярослав поднимает свое войско. Дружинники надевают кольчуги и островерхие железные шапки, охочие люди обходятся кожаными наплечниками. Ладьи крадучись подходят к северной оконечности острова и замирают.

Солнце встает и поднимается высоко.

Это сигнал.

Из-под крутого берега Которосли вырываются ладьи торговых людей так что кажется, будто у гребцов гнутся весла, вылетают на стрежень и, как обычно, спешат спуститься вниз по течению.

И как обычно от низкого берега Волги отделяются быстрые узкие лодки мерян, в мгновение ока сближаются с ладьями торговых людей, окружают со всех сторон и лезут как кошки на борт. Торговые люди хватаются за мечи, которые у них под рукой. Завязывается, как обычно, жестокая сеча, в которой, тоже как обычно, победа нередко достается мерянам.

Тогда им на помощь приходят воины Ярослава.

«Согляда вся творимая, благоверный князь Ярослав повеле дружине своей устрашити и разгнати шатание сих беззаконных, да спасутся неповиннии. И дружина князя храбро приступи на врагов, яко сии окаяннии нача от страха трепетати и в вели ужасе скоро помчеся по Волге реце. Дружина же князя и сам князь Ярослав погнася за неверными, да оружием бранным погубит сих…»

Торговые люди, спасенные от разбоя, продолжают свой путь по Волге до Булгар. Ярослав входит в Которосль и находит дивное место.

В низине по правому берегу в землянках и полуземлянках ютится племя мерян, которое кормится ловлей зверя и рыбы, скотом и разбоем, пребывает в язычестве и своим богом почитает медведя.

Напротив крутым обрывом поднимается остров, поросший вековым, нетронутым лесом. Остров мал, зато неприступен. Спереди его защищают Волга и Которосль, а сзади глубокий Медвежий овраг, по дну которого заболоченный ручей не то на месте стоит, не то нехотя куда-то течет.

Он поднимается на самый верх и обозревает окрестность глазами государя и воина. Остров господствует над двумя реками. Мимо него незамеченной ни одна ладья не пройдет ни с верху Волги, ни с верху Которосли, а если пройдет, то её остановит стража, если учредить её пост на нижнем острове, за которым он только что укрывал свое победоносное воинство.

Тем временем дружинники собирают мерян. Оказывается, что они уже немного понимают по-русски.

И замечательно то, что не огнем и мечом усмиряет он их, не ломает, не жжет их деревянных богов, как Владимир и дядя Добрыня поступают и в Киеве и в Великом Новгороде и в Турове. Он обращается к ним с поучением:

«И благоверный князь поучи людей оных, како житии и обиды не творити никому же, а наипаче, дозна богомерзку веру их, моли их креститися. И люди сии клятвою у Волоса обеща князю житии в согласии и оброцы ему даяти, но точию не хотяху креститися. И тако князь отыде в престольный град свой Ростов…»

Принять крещение не желают, и Ярослав не сгибает их в бараний рог. Обязуются дани давать – этого с него на первый раз и довольно.

Он ждет, когда проповедь и вразумление сделают свое неизбежное доброе дело.

Неизвестно, проповедует ли кто-нибудь в Медвежьем углу христианство. Похоже, до этого дело не успевает дойти.

Меряне клянутся своим богом Велесом обычные дани давать, тем, что у них есть, мехами в первую голову, ещё, может быть, рыбой, ничего иного у них попросту нет.

Однако клянутся они, только что разгромленные в бою, под гнетом меча. Но князь уходит, меч возвращается в ножны, и охота дани давать пропадает, как не бывало.

Ярослав ждет недолго. С началом лета он отправляется в новый поход. К его дружине вновь пристают охочие люди из ростовчан. Он берет с собой епископа, попа и мастеровых из ростовских слобод. Набирается серьезная сила, которая не может не представляться громадной небольшому селению звероловов, рыбарей и разбойников. Она погружается на ладьи, и большой караван, спустившись вниз, в памятный день Петра и Павла, внезапно пристает к правому низменному берегу Которосли, предполагая навести ужас одним своим появлением.

Однако, к их немалому удивлению, ужаса не наводится. Меряне готовы к отпору. Непрошеных гостей они встречают во всеоружии встречают, а перед битвой выпускают против русских медведя, которого почитают как бога.

Ярославу ничего не стоит послать против медведя одного из дружинников, опытного воина и матерого мужа. Но он недаром каждую свободную минуту погружается в книги. Ему ясен смысл этой сцены. Здесь местный бог противостоит всему русскому воинству. Окончательная победа за тем, кто победит в поединке.

И он, сильный духом, хромой и тщедушный, сам выходи против лютого зверя и поражает его. Позднее скажут, что побеждает секирой. В это трудно поверить. Секиру требует размаха, а никакой медведь не станет ждать, когда его саданут по башке. Медведь встает на задние лапы и ломает охотника, прежде чем тот успеет пальцем пошевельнут. Потому русский человек издавна медведя берет на рогатину, в исключительных случаях на копье. Какое оружие в тот день подвернулось под руку Ярославу, потомкам разведать не удалось.

Как он и предполагает, кончина медведя производит на звероловов, рыбарей и разбойников сильное впечатление. Тут наконец ужас валит их с ноги. Они падают ниц перед князем, признавая его власть над собой, как нового бога, более могучего, чем тот, которому из поколения в поколение молились они.

Ярослав же им говорит:

– Кто вы? Не те ли люди, кто клялся вашим Волосом верно служить мне, вашему князю? Так какой же он бог, коли клятву, которую дали ему, сами попрали и преступили? Знайте, что не на звериную потеху и не на пир питие испивати к вам я пришел. Я пришел сотворить над вами победу.

И ни слова не отвечает ему как громом пораженное племя, которое он только что покорил.

Его слуги ставят шатер. Он отдыхает после совершенного подвига. Второй его подвиг совершается утром, в памятный день пророка Ильи. Ещё раз взойдя на вершину холма, ещё раз оглядев, как выгодно стоит он по берегам двух рек, столь важных для торгового дела, он будто бы говорит:

– На этом прекрасном бреге, где Которосль сливается с Волгой, созиждем во славу трисвятому Богу и на благо жителей этого края рубленый город и ныне положим ему основание. А в доказательство моего к жителям здешней земли чадолюбия пусть будут знамением града пораженный мной зверь с моей златою секирою в серебряном моем щите, что и приношу в дар первому храму, который будет воздвигнут в память этого дня.

«Посеем князь опасно согляда всё место пусто, наутрии же из шатра своего изнесе икону Богоматери и со епископы и со пресвитеры и со всем духовным чином и с мастеры и с воины прииде на брег Волги и тамо на острову, его же учреди реки Волга и Которосль и проточие водное, постави на месте уготованном икону Богоматери и повеле епископу сотворити пред нею молебное пение и святити воду и сею кропити землю, сам же князь водрузи на земли сей древян крест и ту положи основу святому храму пророка Илии. А храм сей посвяти во имя сего святого угодника, яко хищного и лютого зверя победи в день его. Посеем христолюбивый князь повеле народу рубити древеса и чистити место, идеже умысли и град создати. И тако делатели нача строити церковь святого пророка Илии и град созидати…»

Он точно предчувствует, что это первый город, заложенный им, но не последний, и дает ему свое первое имя:

Град Ярославль.

И вновь он не принуждает креститься местных звероловов, рыбарей и разбойников. Он считает нужным дать им пример и, отобрав в Ростове Великом охочих людей, доброй волей принявших святое крещение, населяет новый город исключительно христианами, рассчитав, что Ярославль станет единственным русским городом, в котором изначала не будет язычников.

Впоследствии кто-то из благодарных потомков сочинит за него ещё одну речь, которой тогда не мог он произнести, однако составленную в полном соответствии со смыслом всей его жизни:

– На бреге сем соорудим град. Дадим народу средства познать приятство и пользу взаимности с другими странами. Воздвигнем во славу Вседержителю храмы. Учредим училища и сим способом откроем скрытых талантов хранилище. Положим награды за успехи в науках, художествах, промыслах и в торговле. Добрую волю людей преклоним в обретение собственного благополучия их. И так с осторожностью поведем человека путем приятным к желаемой цели.