Текст книги "Содом и гоморра. Синдром неудачника (отрывки из мужской жизни). Рассказы"

Комендант женской общаги

Каждая женщина – это опасность.

Труп Сергея Владимировича Малышева был найден недалеко от общаги, возле бачков с мусором. Три проникающие колото-резаные раны на спине были нанесены большим кухонным ножом.

Должность коменданта сволочная и хлопотная. Без врагов она просто не бывает. Раз в неделю, когда Сергей Владимирович оставался дежурить на ночь в своем кабинете, что бы посмотреть, что делается в общаге ночью, ему неоднократно грозили расправой и мордобоем… Например: Витька-Фома ломился к своей девчонке во втором часу ночи. Сергей Владимирович вызвал милицию, и когда распоясавшегося Фому забирали, Фома так и заявил Сергею Владимировичу, что не забудет этой (дружеской услуги) и обязательно сочтется…

Или Васька-Хомяк со своими ребятами устроили в одной из комнат бардак -музыка, выпивка, мат-перемат. Сергей Владимирович так и сказал Хомяку: «Если не урезонишь своих пацанов, больше в это здание шагу не сделаешь». Ну, сказал бы с глазу на глаз -Хомяк человек с понятием, а так, при всех, кому это понравится? С солдатиком тоже нехорошо получилось. Сергею Владимировичу «стукнули», что у Таньки из 15-й комнаты солдатик ночевать остался. Ну, Сергей Владимирович постучал в дверь, как положено, а Танька-дура, то ли напугалась, то ли еще чего, затаилась со своим солдатиком -никого нет. А Сергей Владимирович, не будь дураком, открыл дверь своим ключом -у него от всех комнат запасные есть, просто не все про то знают. Танька в слезы, солдатик одеваться на ходу -позор-то какой. Солдат, уходя, в сердцах ляпнул: «Погоди, козел старый, ты ещё свое еще получишь».

Так что врагов у Сергея Владимировича хватало. К тому же все девочки знали, что от Сергея Владимировича зависело, кого с кем расселить и кому дать комнату получше, а с комендантом договориться было непросто. Деньгами Сергей Владимирович не брал, предпочитал натурой. Особенно любил молоденьких и скромных.

Тамара Фокина, семнадцати лет, рост 150 см, вес 42 кг ехала на занятия. Закрыв томик Пушкина, Тамара стала задумчиво смотреть в окно: «Я знала, что на меня не подумают, собаке -собачья смерть, извращенец проклятый!»

Мир насекомых

Разум отделяет нас от животных.

Остапенко был муравьем, он ползал от дома до работы, по дороге заползая в аптеку или магазин. Жена его была паучихой, с утра до вечера она плела паутину на кухне и с возрастом потеряла надежду, что в её паутину попадёт что-нибудь стоящее. Сын их был клопом, он пил кровь у всего, что шевелится, включая и членов собственного семейства. Сестра клопа была гусеницей и ждала превращения в бабочку. Бабушка по отцу сидела в коконе и никем не была.

Дедушка по матери являлся тараканом и, шевеля усами, терпеть не мог гусениц и клопов. Когда папа-муравей отложил личинку маме-паучихе, никто не мог предположить, что получится мальчик. Все были ужасно напуганы тем, что мальчик со временем может невзлюбить насекомых: разорять муравейники, ненавидеть пауков, давить клопов, травить тараканов, а бабочек накалывать на иголку. Семейство долго копошилось вокруг мальчика и с облегчением вздохнуло, когда он начал превращаться в кузнечика.

Шутник

Каждая женщина – это загадка.

В принципе, Володя шутником не был. По нашим временам он был хороший семьянин и прекрасный общественник. С женой, с которой прожил, слава Богу, восемнадцать лет, у него бывало всякое. Семья есть семья. Была ревность, были упреки, были и подозрения. Но и хорошего тоже было много. Все как у людей. Жена работала служащей и, как миллионы этих дармоедов, жила по расписанию: к девяти -на работу, в шесть -домой, кроме субботы и воскресенья. А у Володи график был другой. Он работал в военизированной охране и дармоедом себя, кстати, не считал. Сутки дежурил -трое дома. Естественно, имея такой разнобой в семейном графике, бес не мог не попутать. Теща с дочерью поехали на дачу. Жена на службе. Не удержался, позвонил старой знакомой. Пригласил к себе. Дело вроде житейское, а чем кончилось? Ну, посидели, выпили, музыку включили негромко, задернули занавесочки -день все-таки на улице -ну, а потом как положено. Потом проводы. Он первый выглянул в дверь, осмотрел лестничную площадку и, чмокнув в щечку, попросил сесть в лифт этажом ниже -так надежней.

Все, казалось бы, прошло как надо: замыл посуду, проверил простыню, понюхал полотенце -не подкопаешься. И вдруг через пару дней, когда уже и забыть об этом забыл, жена находит под подушкой женскую прокладку. Вот тут-то и началось! Правда, надо признаться, что Володя здесь и сам маху дал. Растерялся, покраснел, стал бубнить что-то, а жена ему прокладку под нос -откуда, мол, в нашей постели? Слезы, ругань, упреки, старое стала вспоминать, ну просто ужас какой-то! Настало время эту ссору прекращать -ну сколько можно! Съездил Володя жене по мордахе, так, слегка, для острастки, она в соседней комнате заперлась -так уже не раз было, и давай там рыдать, правда, лицо Володе исцарапать все-таки успела. Зашел Володя на кухню, открыл холодильник, налил водки в стакан и огурчиком малосольным, благо теща в этом деле мастерица, закусил ее, мамочку. Потом вошел в спальню, прилег и минут эдак через пять, когда водка по венам побежала, решил пошутить, не иначе, как черт попутал. Этаж был у них девятый, внизу под окном -асфальтированная дорожка. Вышел Володя на кухню, одел свисток на чайник и газ включил. Расчет был прост: начнет чайник свистеть, жена рано или поздно выйдет, чтобы свист прекратить, войдёт и обязательно увидит настежь распахнутое окно, на дворе, между прочим, не лето. Удивится она, подойдет к подоконнику, а на подоконнике тапки Володины стоят, ею же, кстати, и подаренные. Ну, а Володя в это время втихаря из квартиры вышмыгнул, и внизу под окнами на асфальте прилег, приняв нелепую позу. Пролежал 5 минут, замерзать уже начал, боясь простудиться, хотел уже отбой дать, и вдруг чье-то тело, обрызгав мозговой жидкостью и кровью, шлепнулось рядом.

Инкассатор Артемьев

Не рой яму другому – сам в нее попадешь.

Инкассатором Артемьев стал совершенно неожиданно. Как-то, проходя мимо районного Госбанка, он увидел объявление «Требуются инкассаторы. Зарплата -120 рублей». Зашел и его приняли. Работа была не пыльная, однако с другими инкассаторами, а большинство из них состояло из бывших комитетчиков, милиционеров, отставных военных вышедших на пенсию, отношения у него складывались непросто.

В банке было 12 маршрутов. Маршруты делились на «богатые» и «бедные». Богатыми считались те, в которые входили в большинстве своем продовольственные и винные магазины, заворовавшиеся хозяйки которых обязательно давали инкассатору рублишко, ну а если к приезду не успевали подготовить выручку, давали троячок, а то и пятерку. Проедет машина точек 20—25, вот и набралось у инкассатора рублей 50, а то и больше.

Традиция была такая -тот, кто бегал по точкам в конце маршрута, брал бутылку и после сдачи мешков с выручкой в банк, бутылка в той же машине и распивалась. На этот случай в бардачке у каждого водителя лежала пара граненых стаканов. Артемьев пить отказывался и тем самым вносил в экипаж дискомфорт. Одним словом, его невзлюбили. Для них он был не свой парень. Да и в общении это сильно чувствовалось то, что интересно им, Артемьева интересовало мало, все разговоры кончались недопониманием, если не сказать хуже. А чаще словами, типа: «попался бы ты мне в Сталинское время, я бы тебя за такие мысли и речи на месте бы шлепнул. Без суда и следствия».

Маршруты -те, что «победней», изобиловали, в основном, аптеками, книжными магазинами и промтоварными, здесь каждая точка давала поменьше -копеек 50, а где-то рубль. Эти объекты Артемьев прошел почти все, но нигде не прижился. Тогда его бросили на маршрут, где, что касается денег, было вообще шаром покати. Выезжать надо было рано утром и развозить ближайшим сберкассам перед их открытием деньги, ценные бумаги, а также оружие для кассиров. Вот на этом маршруте Артемьев и осел. Напарницей у него была пожилая женщина, знаменитая тем, что являлась единственной женщиной-инкассатором. Каждое утро, подъезжая к одной из сберегательных касс, находящейся на железно-дорожной станции и стоящей как-то на отшибе, экипаж устраивал себе легкий завтрак. Артемьев брал три тяжелых инкассаторских сумки, выходил из машины и шел по узкой асфальтированной дорожке, густо заросшей по обеим сторонам высоким кустарником, поднимался по ступенькам на крыльцо и нажимал на кнопку звонка. Только после этого машина отъезжала на несколько метров к двери находившегося рядом продуктового магазина. Шофер, оставив закрывшуюся в машине инкассаторшу, бежал в магазин за молоком и булками. Это был ежедневный моцион, чтобы перекусить, не теряя зря времени. Таким образом, к тому времени, как Артемьев возвращался, машина стояла уже на месте и трапеза подходила к концу.

После нажатия кнопки, когда в ожидании открытия двери Артемьев оставался на крыльце совсем один, им овладел нешуточный страх. Еще бы! Окруженный высокими кустами, он был невидим не для людей на дороге, не для сидящих в инкассаторской машине. «Вот так дадут по башке, и мяу не успеешь сказать, руки то заняты, плюс не видно меня ни с какой стороны, из кустов вынырнут, в кустах же и исчезнут, ищи ветра в поле». Ждать приходилось довольно долго. Здание было старое, и женщина, услышавшая где-то там, внутри, звонок, шла по длинному коридору, открывала сначала одну дверь, а потом, спустившись на несколько ступенек, отпирала уже основную, входную. Да и возилась всегда черт знает сколько, замки старые.«Гиблое местечко», -думал Артемьев. Заканчивая работу и находясь в своем сером быту, он мысленно возвращался к этой сберкассе.

Изо дня в день он начал проигрывать разные варианты, как самому завладеть инкассаторскими сумками. Каждый раз возникали какие-то «но», однако, прикинув и так, и эдак, он, как ему казалось, решал эти проблемы. Например, куда бежать с сумками после того, как оглушишь коллегу?. Надо поставить свою машину за углом, но тогда нужен напарник, а напарник в этом деле нежелателен, да и нет у него никого, тем более с машиной. Может быть, поделиться этой мыслью с женой? Выйти из кустов, передать ей пару сумок и разбежаться в разные стороны. Нет, к черту, баба есть баба, надо провернуть все одному. Несколько раз Артемьев приходил к сберкассе в нерабочее время, ходил по соседним улицам, по станции и, в конце концов, продумав все детали, принял для себя такой план: надо затаиться в кустах, как можно ближе к крыльцу. Как только инкассаторская машина отъедет к продуктовому магазину, изо всей силы нанести сослуживцу удар по затылку железным ломиком, завернутым в мягкую тряпку. Иметь при себе большую спортивную сумку, инкассаторские побросать в нее и через кусты выйти на противоположную дорогу, быстрым шагом дойти до станции, смешаться с толпой людей, ждущих поезд, сесть в электричку, отходящую по расписанию, заранее изученному. В электричке снять куртку и спортивную шапочку. На вокзале сдать сумку в камеру хранения, взять такси, вернуться домой, переодеться в домашнее, позвонить в дверь соседям, что-нибудь попросить соли, для алиби и дело в шляпе. Осталось два пустяка. Сейчас март месяц, надо дождаться конца мая, когда кусты зацветут и станут вообще, как стена. И второе взять на май -отпуск. Артемьев был готов, он был уверен в себе, в своей удаче. Последнее время он жил только своим планом, который казался ему безупречным. В мае все зацвело, но Артемьев все медлил. «Не надо торопиться, мне спешить некуда». У него даже появилось ощущение, что дело сделано и можно рвануть за сумкой в камеру хранения…

В глубине старой сберкассы раздался звонок, заведующая как всегда, взяв ключ от входной двери, направилась по длинному коридору, отмечая про себя, что обычно звонят гораздо дольше. Открыв одну дверь, она по ступенькам спустилась к входной и как всегда долго возилась со старым замком. Открыла дверь и пронзительно закричала -так, что ее услышали на всей привокзальной площади. У ее ног в луже крови лежал инкассатор. Из-под полы пиджака торчала ручка нагана, зеленая фуражка, скатившаяся с крыльца, лежала, будто просила милостыню. Послышался резкий скрип тормозов, и заведующая увидела в окне инкассаторской Волги бледно-зеленое лицо старой инкассаторши и бегущего к ней шофера с пистолетом в руке. Переворачивая убитого, он все повторял: «Артемьев, братишка, ты что, что с тобой, что случилось?»

Петрович

Иллюзии главенствуют над реальностью.

Петрович нюхал и целовал нижнее белье женщины, которую страстно хотел, хотя и не был с ней знаком. Он украл его из раздевалки на теннисном корте. В его сексуальных фантазиях обязательно присутствовала она, загадочная и желанная. Заканчивая рукоблудить, Петрович испытывал к ней чувство страсти и благоговения. ОН был счастлив до той поры, пока женщина, чье белье он выкрал, однажды не подошла к нему и не предложила себя совсем не за дорого.

Некогда

Людям всегда необходимо кем-то или чем-то себя грузить, иначе они не знают, что им делать, ради чего, ради кого им жить.

Коммерсант Карпухин -пьющий, любящий женщин и табак, лишился ног, попав в аварию. Поврежденный позвоночник, частичный паралич -таков был приговор. Месяцы в больнице, привыкание к безногой жизни дома, травмы психологические, депрессия, апатия -все это имело место, но время берет свое, и три года спустя, катаясь на инвалидной коляске по парку, Карпухин встретил давнишнего приятеля из тех, с кем общался, будучи на ногах. Слово за слово, и приятель, не удержавшись, спросил у Карпухина: -Помнится мне, ты долгие годы бредил литературой, мечтал писать, все сетовал -то на дела, то на отсутствие времени, то на молодую красавицу жену, требующую внимания. Не подумай, что юродствую, Боже упаси, просто любопытно, сейчас-то, я думаю, мечта сбылась? Пишешь, небось? Ведь нет худа без добра. Карпухин повернул голову и вначале парковой аллеи увидел двигавшуюся в его сторону инвалидную коляску, на которой сидела молодая миловидная женщина. Улыбаясь, он взглянул на бывшего приятеля.-Писать, конечно, хочется, дай только со временем разгребусь. Ведь я сейчас не пью, не курю, усиленно занимаюсь спортом, плюс общественной работой. К примеру, завтра уезжаю в Швейцарию на семинар инвалидов, а главное, старик, женюсь, так что некогда, времени ни на что не хватает. Попрощавшись, Карпухин, лихо работая накаченными руками, покатил навстречу приближающейся коляске.

Фотографии из Таиланда

Жизнь надо принимать как подарок.

Премировали Федорчука на фирме, где он работал, за долголетний труд десятидневной путевкой в Таиланд. Жена его, Проня, была категорически против. «Пущай дают на двоих, где такое видано -мужу без жены на курорты ездить? Или пущай дадут деньгами». Но ни первого, ни второго Федорчуку никто не предложил. Путевка горела и Проня вынуждена была уступить.

Федорчук Проне из Тайланда звонил аж три раза -говорил, что плавает в бассейне с золотыми рыбками и ездит верхом на слоне, но при этом ужасно скучает за Проничкой своей. А когда приехал, Проня, не дав ему даже умыться с дороги, учинила допрос, требуя по-дробного отчета «про каждый день пребывания супруга без законной жены». Федорчук путано рассказывал о национальных парках, крокодиловых фермах, фольклорных ансамблях, о закленателях змей и прочих экзотических чудесах далекой страны. А в это время Проня, слушая мужа, с большим вниманием досматривала его багаж, состоящий из одной спортивной сумки. Наткнувшись на конверт с фотографиями, тщательно запрятанный за подкладку, Проня с любопытством стала рассматривать цветные фотки. На всех Федорчук был изображен полуголым, явно нетрезвым и очень счастливым. И на каждой, за его спиной или рядом обязательно маячила чья-нибудь очаровательная женская мордашка. Фотографии были сделаны на фоне топлес баров, сексшопов, бодимассажных кабинетов, дискоклубов и даже в окружении транссексуалов. В момент, когда Федорчук заканчивал рассказ об экзотических коралловых островах с их своеобразной природой и фауной -рука Прони машинально потянулась за каким-то тяжелым предметом.«Вижу я, какова твоя природа», -вспылила она и, прежде чем ударить скалкой по голове, для начала швырнула в лицо Федорчуку стопку цветных фотографий.

Гадкий утенок

Выдавать чужое за своё —любимое занятие многих граждан.

Дуська Маргулина —бывшая скотница. Сейчас, когда колхоза не стало, а стало быть, не стало и скотины, Дуська торгует семечками в ряду таких же баб, как сама. Единственное, что отличает ее от однородной массы торговок, так это умение рассказывать истории. О чем бы у баб не зашла речь, Дуська обязательно расскажет какую-нибудь новую, иногда по теме, а иногда и нет, историю. Вот и сегодня, уплотнив двух баб, она уселась на деревянный ящик, выложила товар и, кода бабы заговорили о детях, вмешалась и выдала очередную историю. «С детями, бабы, как ни крути, а все одно не угадаешь, чо да как с ними станется. Вот к примеру: в одном роддоме баба родила девочку, страшную-страшную, а они с мужиком сына ждали. Девочка была недоношенная, сморщенная, как моя жизнь, да еще и молчит, и еле дышит. Ну, мамаша от нее и отказалась». Бабы недовольно загудели. Дуська, довольная произведенным эффектом, продолжила: «Из роддома дите никто не забрал и девочку определили в дом малютки. Там няньки, в отличии от других деток, девочку эту на руки брать не хотели. Такая она была уродина. Ну, подросла маненько, и ее перевели в детский дом. Так и там у каждого воспитателя свои любимчики были, но эту девочку никто из них не любил. Даже детишки играть с ней не желали —такая она с виду была страшилка. А когда в детдом удочерять приезжали, так ее даже и не показывали никому. Все школьные годы такая же ситуация. У каждой девочки мальчик есть, а эта одна, ни друзей, ни подруг. Время пришло школу заканчивать, и к шестнадцати годкам девочка вдруг расцвела, ну как цветок весной. Да так похорошела, что победила на конкурсе красоты. Тут все сразу увидели, какая она умница да красавица. И на телевидение ее зовут, и в кино сниматься зовут, и парни из-за нее передрались все. Но она гордая была, на мелочи размениваться не пожелала. Взяла да и вышла замуж за красавца-олигарха богатого и улетела с ним в дальние края». Слушавшие раскрыв рот бабы, удовлетворенно закивали головами.

Торговля в этот день шла вяло, в воздухе запахло дождем. Дуська убрала семечки и, переваливаясь с боку на бок, походкой старой утки, потопала на автобусную остановку. Бабы смотрели ей вслед, судачили —и откуда только Дуська Маргулина знает столько замечательных историй? Она ведь даже ни разу не выезжала из своего захолустья, в школе училась плохо, а историй знает —только уши давай. Бабам было неведомо, что на старой, скрипучей Дуськиной кровати под тремя пуховыми подушками лежит толстенная книга —сказки Ганса Христиана Андерсена.

Ну, Зайцев, погоди!

Зло происходит не от зла, а от тех, кто его терпит.

От директора завода Токарева ушла жена. Ушла неожиданно и даже подло, когда Токарев был на заводе. Собрала вещички. Оставила дурацкую записку «меня не ищи, я полюбила другого. Прости, прощай…» и была такова. С кем, куда, зачем, почему? Токарев был ошарашен. Еще вчера жена встретила его с работы вкусным ужином, была ласкова, а ночью нежна. А сегодня? Токарев, ошарашенный, стоял посреди пустой квартиры и не верил в происходящее. Это только время спустя душа его стала заполняться негативом: злобой, обидой, жаждой мести. А в тот момент ничего не соображающий Токарев достал из серванта бутылку коньяка и из чайной кружки, заполнив ее до краев, выпил до дна. Курил, ходил из угла в угол, разговаривал сам с собой и, переполненный эмоциями, позвонил сослуживцу Зайцеву. На другом конце провода долго не брали трубку. Сонный голос Зайцева спросил: «Кто?» Токарев, не извинившись, стал рассказывать о своем горе: об изменах жены, женщины, которую он баловал и прощал. О своих страданиях и чувствах. Говорил долго, не останавливаясь и, кажется, даже плакал. Зайцев молчал, может быть, даже спал, время было три часа ночи. Но Токареву было все равно —главное, вылить из себя боль. Но Зайцев не спал. Он слушал. А дослушав, бодрым голосом сказал: «Кончайте кручиниться, Степан Борисович, дело житейское, приходящее. Бабья дурь, да блажь. Вот увидите, она вернется, лучше вас все равно никого нет. А вы еще думать будете, принимать ее или нет. Ложитесь спать, утро вечера мудренее». Зайцев повесил трубку, а Токарев почувствовал облегчение и еще почувствовал, как сильно устал. Не раздеваясь, он лег и крепко уснул.

Несмотря на то, что на работу Токарев опоздал уже не на один час, собирался он долго, предварительно отключив телефон. Пил кофе, тщательно брился, долго думал, какой костюм надеть. В голове теперь свербила только одна мысль. Нет, как ни странно, это была мысль не об ушедшей жене, а о вчерашнем звонке Зайцеву. Как мог он, Токарев, руководитель большого коллектива, допустить такую оплошность и не свойственную ему слабость. Позвонить своему подчиненному и рассказать столько личного, сокровенного, да еще и рыдать в трубку. Тем более зная, что у Зайцева язык как помело. Любая информация держится в нем как вода в сите. «Тоже мне, духовника нашел. Кто ему Зайцев? Да, когда-то учились вместе, делили комнату в общаге. Да, вместе работали, даже вместе ухаживали за той самой, ушедшей женой Токарева. Токарев обошел Зайцева на всех дистанциях: и директором стал, и девушку заполучил в жены. Зайцев —рядовой инженер, а Токарев —большой начальник и никогда ни тот, ни другой об этом не забывали —дистанция в отношениях неукоснительно соблюдалась. И вдруг… Токарев с ужасом представлял, как по коллективу расползаются слухи о его фиаско с женой, о его слабости и плаксивости. «Вот радость многочисленным врагам и завистникам». Токарев лихорадочно обдумывал, как себя вести в такой ситуации. Про сбежавшую жену Токарев забыл напрочь. Зайцев —вот его головная боль. Как заткнуть ему рот? Запугать, повысить в должности, прибавить зарплату? Поздно, наверняка зайцев уже с утра растрезвонил все, что знал.

Поставив машину на стоянке, Токарев вошел в административное здание завода. По взгляду и как с ним поздоровалась вахтерша, он утвердился в своих догадках —знают даже эти. В коридоре его остановила молоденькая сотрудница (раньше они не решались этого делать), спросила что-то насчет годового отчета и поздравила с наступающим праздником. «Ну конечно, теперь с ним можно фамильярничать». Про то, что сегодня предпраздничная пятница, Токарев тоже забыл. Зайцев, вот кто не выходил из его головы. Пока Токарев шел по этажам и коридорам к своему кабинету, он ловил на себе любопытные взгляды сотрудников. Казалось, многие не могли скрыть на лице ехидную улыбку. «Ну, Зайцев, погоди!» Взволнованная секретарша Токарева, завидев хозяина, бросилась ему навстречу и залепетала: «Я так волновалась, Степан Борисович. Время третий час, а вас все нет и нет, телефон ваш не отвечал. Просто не знала, что думать, что делать. И жена ваша звонила уже два раза, волновалась. «Ничего не случилось, -ответил Токарев. —Просто у меня сломалась машина, а супруге моей скажите, чтобы больше никогда сюда не звонила». Войдя в кабинет, Токарев подошел к сейфу и извлек папку с личным делом Зайцева. В папке лежали благодарности, объяснительные записки, автобиография, несколько выговоров и прочие бумаги. Токарев внимательно посмотрел на фотографию Зайцева, закрыл папку и вызвал секретаршу. «Приготовьте приказ об увольнении инженера Зайцева. И пригласите его ко мне». Ни чего не понимающая секретарша ушла. Потом, через какое-то время вернулась —очень взволнованная и бледная. «Степан Борисович, Зайцева на работе нет. Позвонила ему домой. Страшно сказать, Степан Борисович, у Зайцева этой ночью случился инфаркт».