Текст книги "Духовный отец преподобного Серафима Вырицкого – преподобный Варнава Гефсиманский"

В октябре 1863 года послушник Василий Меркулов прибыл в Выксу. Со слезной молитвой ко Господу и ко Святой Владычице нашей обошел он окрестности и в полутора верстах от села нашел в лесу удобную площадку для построения обители. Здесь водрузил он закладной Крест и сотворил поклоны на четыре стороны. 23 октября 1863 года в канун праздника иконе Божией Матери «Всех скорбящих Радость» была совершена торжественная закладка первого здания обители с молебном и водосвятием перед чудотворной Оранской иконой Богоматери. Чин закладки в присутствии брата Василия и верных чад Православной Церкви совершил иеромонах Иов из Оранского Богородицкого мужского монастыря.

С наступлением весны 1864 года было построено здание богадельни, куда поселились первые 12 насельниц во главе со старшей сестрой, которая считалась начальницей общины. Молитвенный устав и распорядок дня общежития разработал послушник Гефсиманского скита при Свято-Троицкой Сергиевой Лавре Василий Меркулов. Он же находил все новых и новых благодетелей, доставляя средства к содержанию богадельни и дальнейшему ее развитию. В целом подвижник посвятил строительству и устроению Иверско-Выксунского женского монастыря более 40 лет своей жизни. Впоследствии его детище называли настоящей женской Лаврой…

В 1865 году покинул юдоль земную старец монах Даниил. Перед кончиной он завещал Василию принять на себя подвиг старчества. Незадолго до этого одна духовная дочь спросила отца Даниила: «Батюшка! Кто же будет нас утешать без вас?» В этот момент в келлию вошел Василий, и старец с улыбкой ответил: «Вот, Вася и будет вас утешать!»

Вступление Василия на стезю старчества произошло совершенно естественно и незаметно. Сам Господь Духом Своим Святым созидал в нем великого старца-утешителя. В последние годы жизни старец Даниил практически перестал принимать богомольцев, поэтому многие стали обращаться к его келейнику. Имя послушника Василия Меркулова стало широко известно среди посетителей Гефсиманского скита. Все больше и больше страждущих устремлялось к его келлии.

После кончины старца Даниила Василий продолжил служение ближним, принятое им как послушание. Так он стал достойным преемником своих духовных окормителей. За постоянную деятельную любовь к людям и жительство по заповедям Божиим получил Василий дар понимать страждущих и соболезновать их скорбям, словно собственным. Одним своим видом вызывал он доверие и сердечное расположение даже у людей, которые видели его впервые. Многие из них обретали через Василия истину в поисках всеблагой воли Божией.

Около 8 лет нес Василий Меркулов подвиг послушания в миру, и почти 15 лет – в обители преподобного Сергия. Всего – более 20 лет! Этот подвиг воспет многими святыми отцами, определявшими его как подражание Самому Христу, сказавшему: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Иоан. 6, 38). Известно также, что среди прочих добродетелей наиболее обильный плод в стяжании благодати Божией дает именно послушание. В житиях отцов, просиявших в древности, есть немало примеров, когда под руководством святых наставников подвизались святые послушники. При этом искусные старцы являлись для своих учеников живыми примерами истинной жизни во Христе.

Однако здесь необходимо отметить, что уже в середине XIX века святитель Игнатий Брянчанинов говорит о крайнем недостатке духоносных наставников и о появлении многих лжеучителей, приводящих своих последователей к ложному пониманию подвига послушания. Эти слова богомудрого святителя имеют исключительно важное значение для нашего апостасийного времени: «Отличительной чертой всех святых отцов было неуклонное руководство нравственным преданием Церкви, и они заповедали такого только духовного наставника считать истинным, который следует во всем учению Отцов Восточной Церкви и их писаниям… Кто ж думает руководить ближним из начал премудрости земной, и из начал падшего разума, как бы он ни был блестящ, тот самый находится в самообольщении и последователей своих приводит к самообольщению…

И в цветущие времена монашества было много неискусных старцев, пользовавшихся громким именем святости, прославленных, с одной стороны, невежеством, а с другой – сатаною, который употребляет таких старцев в свое орудие для погубления монахов и монашества…

Это сказано в предостережение новоначальных иноков при избрании ими старца. Не должно увлекаться мнением человеческого общества, хотя бы это мнение было мнением значительного большинства: должно руководствоваться светом Священного Писания и писаний отеческих. Чем далее времена отклонялись от явления на земле божественного света, тем усиливался недостаток в истинных святых наставниках, усиливалось обилие во лжеучителях; они со времен открытия книгопечатания наводнили землю как потоп, как горькие апокалипсические воды, от которых умерло множество людей душевной смертью. Великое бедствие – впасть по причине неведения и легкомыслия под руководство лжеучителя: «Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф.15, 14), – сказал Господь…

Что значит иноческая добродетель – послушание? Она – признание разума человеческого падшим и потому – отвержение его буйством веры. От веры – послушание, от послушания – смирение, от смирения – духовный разум, который – извещенная вера. Иноческое послушание процветало при обилии духовных наставников. С оскудением наставников оскудел и великий подвиг послушания, скоро приводивший подвижников к святости; вера, составлявшая сущность этого подвига, требует, чтобы предмет ее был истинный и духовный: тогда она приводит к Богу. Вера в человека приводит к исступленному фанатизму… Если руководитель начнет искать послушания себе, а не Богу, – не достоин он быть руководителем ближнего! Он не слуга Божий! – Слуга диавола, его орудие, его сеть! «Не делайтесь рабами человеков» (1 Кор.7, 23), – завещает Апостол…

Всякий духовный наставник должен быть только слугою Жениха небесного, должен приводить души к Нему, а не к себе, должен возвещать им о бесконечной неизреченной красоте Христа, о безмерной благости Его и силе: пусть они полюбят Христа, точно достойного любви. А наставник пусть подобно великому и смиренному Крестителю, стоит в стороне, признает себя за ничто, радуется своему умалению пред учениками, умалению, которое служит признаком их духовного преуспеяния…

Охранитесь от пристрастия к наставнику. Многие не остерегались и впали вместе с наставниками своими в сеть диаволу. Совет и послушание чисты и угодны Богу только до тех пор, пока они не осквернены пристрастием. Пристрастие делает любимого человека кумиром: от приносимых этому кумиру жертв с гневом отвращается Бог…»

Таким образом, истинное послушание есть послушание Единому Богу. Это дар Божий человеку, обладающему свободой воли, свободой выбора. Это не смирение забитой овцы, а добровольное стремление человека к богоуподоблению. Истинное послушание не смиряется ни перед каким чином, ни перед кем бы то ни было, если от него требуют признания чего-либо противного Истине. Оно отвергает слепое следование воле «начальствующих» или прославленных общественной молвою «старцев».

Истинных старцев, которые являются сосудами и орудиями Святого Духа, уже в XIX веке почти не стало. Святитель Игнатий Брянчанинов пишет по этому поводу: «Ныне – кто в рясе, тот – неоспоримо «духовный», – кто ведет себя воздержанно и благоговейно, тот «духовный в высшей степени!» Не так научает нас Священное Писание, не так научают нас святые отцы. Они говорят, что человек может быть в трех состояниях: в естественном, нижеестественном, или вышеестественном. Эти состояния иначе называются: душевное, плотское, духовное. Еще иначе: пристрастное, страстное, бесстрастное. Нижеестественный, плотской, страстный есть служащий вполне временному миру, хотя бы он и не предавался грубым порокам. Естественный, душевный, пристрастный есть живущий для вечности, упражняющийся в добродетелях, борющийся со страстями, но еще не получивший свободы, не видящий ясно ни себя, ни ближних, а только гадательствующий как слепец, ощупью. Вышестоящий, духовный, бесстрастный есть тот, кого осенил Дух Святой, кто будучи исполнен Им, действует, говорит под влиянием Его, возносится превыше страстей, превыше естества своего. Такие, – точно: свет миру и соль земли, – видят себя, видят и ближних, а их увидеть может только подобный им, духовный. «Духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (1 Кор. 2, 15), – говорит Писание. Такие ныне встречаются крайне редко… Напрасно ваше желание – находиться в полном послушании у опытного наставника. Этот подвиг не дан нашему времени. Его нет не только посреди мира христианского, нет даже в монастырях. Умерщвление разума и воли не может быть совершаемо человеком душевным, хотя бы и добрым и благочестивым. Для этого необходим духоносный отец: только перед духоносцем может быть явна душа ученика; только он может усмотреть, откуда и куда направляются душевные движения наставляемого им. Ученик для чистоты совести своей должен с точностью и подробностью исповедывать свои помышления; но наставник не должен руководствоваться этой исповедью в суждении о душевном состоянии ученика; он должен духовным ощущением проникать, измерять его и поведать ему незримое им состояние души его. Так действовали Пахомий Великий, Феодор Освященный и прочие святые наставники иноков. Феодору Освященному говорили ученики: «Отец! Обличи меня», – и он, движимый Духом Святым, являл каждому сокровенные в нем душевные недуги. Эти великие Отцы признавали послушание иноческое особенным даром Святого Духа: так повествует писатель, современный им, преподобный Кассиан. Послушание – чудо веры! Совершить его может один Бог. И совершили его те человеки, которым дан был Богом этот дар свыше».

Василий Меркулов, вне всякого сомнения, был особым избранником Божиим. Его духовное возрастание проходило под руководством двух богоносных мужей, что уже в ту пору стало редчайшим явлением.

По неизреченной милости Божией Василий, еще будучи послушником, кроме дара духовного утешения, стяжал благодатные дары прозорливости, исцелений и духовного рассуждения, которые он старался тщательно скрывать от окружающих.

Но «Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом…» (Мф. 5, 14–15). Высота духовного подвига послушника Василия и его труды во славу Божию и во спасение ближних не остались без внимания братии и церковного начальства. По благословению святителя Филарета (Дроздова), митрополита Московского и Коломенского, 20 ноября 1866 года послушник Гефсиманского скита при Свято-Троицкой Сергиевой Лавре Василий Меркулов был пострижен в монашество с наречением ему имени Варнава в честь святого апостола Варнавы.

«Совершенство христианское состоит в чистоте сердечной, коей является Бог, обнаруживающий Свое пребывание в сердце многоразличными дарами Духа Святого. Достигнувший сего совершенства есть светильник, не телесным служением, но служением Духа исполняющий заповедь любви к ближнему, руководящий спасающихся, восставляющий их от падений, целящий их душевные раны», – возглашает святитель Игнатий Брянчанинов. Эти слова духоносного наставника современного монашества как нельзя лучше характеризуют служение отца Варнавы (Меркулова). Все больше и больше людей стало стекаться к нему за получением духовного совета, за молитвенной помощью и утешением в скорбях и обстояниях.

По-прежнему предметом особого попечения подвижника была Иверско-Выксунская женская обитель. К 1867 году в ней было построено два новых здания, а число насельниц достигло пятидесяти человек. Весной следующего 1868 года была окончена постройкою новая деревянная церковь и 23 июня освящена в честь Иверской иконы Божией Матери. Немало забот и скорбей выпало на долю устроителя и благодетеля обители, инока Варнавы – нужды сестричества день ото дня увеличивались, а постоянного источника средств к их покрытию не было. Однако дело созидания обители не только не останавливалось, но и с успехом продолжалось. По всему было видно, что по кончине своей духоносные наставники отца Варнавы предстательствовали за своего любимого ученика пред Престолом Божиим…

А Господь возлагал на смиренного инока все новые и новые послушания – 29 августа 1871 года монах Варнава (Меркулов) был рукоположен в иеродиакона, 20 января 1872 года – в иеромонаха, а 24 января 1873 года утвержден в звании народного духовника пещер Гефсиманского скита при Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. При пещерах было два храма – церковь во имя Архистратига Михаила, где явила себя силой исцелений чудотворная Черниговско-Гефсиманская икона Пресвятой Богородицы, и церковь во имя Преподобных Антония и Феодосия Печерских.

Известность иеромонаха Варнавы среди богомольцев все более возрастала. Ради Бога любил он всех людей, но особенно сострадал грешникам. Батюшка был готов отдать душу за их исцеление. Люди явственно ощущали силу его молитвы. Смиренный старец имел особый дар духовного утешения – от него все уходили в радости о Господе, забыв земные скорби и печали. С раннего утра и до позднего вечера, а порою и глубокой ночью двери его убогой келлии были открыты для всех. Иногда отец Варнава принимал по несколько сот человек в день, отказывая себе в пище и отдыхе…

Старец иеромонах Варнава (Меркулов) в своей келлии.

Богомольцы, посещавшие обитель Преподобного Сергия, всегда старались побывать в Гефсиманском скиту, чтобы поклониться чудотворному Черниговско-Гефсиманскому образу Божией Матери и получить совет и благословение любвеобильного старца Варнавы (Меркулова). Так привел Господь к отцу Варнаве юного отрока Василия Муравьева, который вместе с родителями, крестьянами Ярославской губернии, совершал паломничество ко святым местам.

От младенчества сердце Василия горело любовью ко Господу, Пресвятой Богородице и святым угодникам Божиим. В сокровенных глубинах его чистой детской души давно зародилась мысль о принятии иноческого, ангельского образа, что до поры оставалось тайной для окружающих. На всю жизнь запомнил Василий слова прозорливого старца: «Что бы ты ни делал, думай о Боге, и Бог поможет тебе». Отец Варнава хорошо знал, что встреча с Василием назначена ему Промыслом Божиим. Придет время, когда отрок станет знаменитым столичным купцом, духовным сыном старца Варнавы и одним из крупнейших благодетелей Иверско-Выксунской обители…

А монастырь на Выксе требовал все большего внимания его устроителя. К 1874 году число насельниц превысило 100 человек, а приток ищущих пристанища под кровом сего тихого приюта вовсе не прекращался. Ни сам отец Варнава, ни сестры обители не дерзали отказывать в приеме часто слезным просьбам искательниц небесных благ. Иные просительницы шли сотни верст с разных концов России к келлии старца. Всех он принимал с великой любовью – запыленных, усталых, духовно слабеньких, и каждую утешит, одарит, чем Бог пошлет, благословит идти в его обитель и даст на дорогу денег. Так собиралась великая духовная семья, находившаяся на попечении благодатного старца…

Иверский храм Выксунской обители.

В 1874 году Государь Император Александр II утвердил определение Святейшего Синода о переименовании богадельни при селе Выксе в женскую общину, с числом сестер, какое она может содержать на свои собственные средства. К этому времени сумма пожертвований, собранных иеромонахом Варнавой от добрых людей, составила около 20 тысяч рублей – сумма по тем временам весьма немалая. Это позволило приступить к постройке первого каменного соборного храма. Так юная обитель, несмотря на свое расположение в глухой и отдаленной местности, быстро возрастала, расширялась и процветала трудами любвеобильного отца Варнавы, вся сила и богатство которого состояли в непоколебимой вере в милость и помощь Божию. В 1876 году была построена величественная каменная колокольня с главным колоколом весом в 550 пудов. Под колокольней, по подобию древних афонских монастырей, были устроены святые врата с часовней, над которыми установлен Иверский образ Богородицы, именуемый Вратарницей. А 12 июня 1877 года состоялось торжественное освящение величественного пятиглавого соборного каменного храма в честь Иверской иконы Пресвятой Богородицы с приделами во имя святителя Василия Великого и Преподобной Ксении и Преподобного Сергия Радонежского Чудотворца. Конечно же, только особым покровительством Царицы Небесной можно было объяснить такие успехи в строительстве и благоустроении одного из лучших женских монастырей Святой Руси. Между тем виновник возникновения обители, свято исполняя заветы своих старцев, продолжал неусыпно заботиться о процветании основанной им обители и о духовном совершенствовании ее насельниц.

Главным трудом сестер общины, согласно составленным иеромонахом Варнавой правилам, была молитва. Богослужения совершались с простотой и благолепием, неспешным и вразумительным чтением, монастырскими распевами. Благоговение, тишина, отсутствие какой бы то ни было суеты отличали богослужения в обители и невольно влияли на душу и сердце прибывшего богомольца. Если в других монастырях сестры, обремененные работой, освобождались от некоторых богослужений, то распорядок дня в Иверском монастыре был построен так, что все сестры присутствовали на всех службах, кроме поздней Литургии. За поздней Литургией молились только престарелые монахини и те насельницы, которые несли послушание в храме. Даже игумения, невзирая на занятость делами управления, не освобождалась от служб. Дело в том, что многие женские монастыри были перенаселены и не могли достаточно обеспечить сестер, которые были вынуждены прирабатывать для себя или иметь собственные средства, так как монастырь, даже общежительный, давал им только трапезу раз или два в день. Иверский же монастырь давал сестрам решительно все, включая одежду и келейную обстановку. Старец Варнава говорил им: «Вы имеете все, и если не будете молиться, то оправдания не будете иметь!”

Сам отец Варнава был искусным творцом непрестанной молитвы. Всю жизнь свою старался он приблизиться к идеалу древнего иноческого благочестия. И сбылись на нем духоносные слова отца иночества преподобного Антония Великого: «Добрым и мудрым человеком вдруг сделаться нельзя, но сие достигается внимательным рассуждением, упражнением, опытом, продолжительным подвигом и, главное, сильным желанием доброго дела. Добрый и боголюбивый человек, истинно познавший Бога, покоя себе не дает, делая все без исключения угодное Богу. Но такие мужи встречаются редко».

Батюшка Варнава полностью, без остатка, отдавал себя служению Богу и ближним. Один Господь ведает, каково было ему несколько десятилетий совмещать строительство Иверско-Выксунского монастыря Нижегородской губернии и духовное окормление его насельниц с пастырским и старческим служением в Доме призрения и в Гефсиманском скиту Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, где старец исправно совершал свои чередные богослужения и окормлял многие тысячи паломников, стекавшихся к нему из разных уголков России. Митрополит Трифон (Туркестанов), великий исповедник Православия (1934), посещавший иеромонаха Варнаву еще юным богомольцем, вспоминал: «Мое знакомство с ним началось с конца семидесятых годов, когда, еще гимназистом, я посетил для говенья, Петровским постом, скитские пещеры. Мне давно хотелось с ним познакомиться, ибо я много слышал раньше о его подвижнической жизни, о тех мудрых советах, которые он дает целым тысячам людей, к нему ежедневно приходящих, но долго не решался это сделать, и это потому, что у многих людей светского общества существует совершенно неправильный взгляд на подвижников, то есть на людей высокой созерцательной жизни, особенно же на тех, которые, по общему мнению, отличаются даром прозорливости, то есть предвидением будущего.

Черниговско-Гефсиманская икона Пресвятой Богородицы.

Им все кажется, что все такие люди отличаются крайнею суровостью к приходящим к ним грешникам. Они боятся даже, что те поразят их каким-нибудь наказанием или смутят душу страшным пророчеством. Сознаюсь, что и я не был лишен, в годы моей юности, этого предрассудка. Но вот я решился повидаться с отцом Варнавой.

Сначала поговел в продолжении недели; усердно помолившись в маленьком пещерном храме Черниговской Божией Матери, на месте которого теперь воздвигнут громадный собор, я со страхом и трепетом чудным июньским вечером постучался в дверь маленького деревянного домика, в котором обитал отец Варнава.

Долго он мне не отворял. Наконец, послышались шаги, щелкнула задвижка, и на пороге появился седой монах небольшого роста с мягкою, доброю улыбкой на устах, с проницательным взором темных очей. Вглядевшись в меня, он произнес тем радостным, ласковым тоном, который так памятен всем, близко его знавшим: «А! Милый барин, здравствуй! Ну, рад тебя видеть, мы тебя все здесь полюбили», – и с этими словами он меня благословил, обнял одною рукой и чрез темные сенцы ввел меня в свою келлию, освещенную одною восковою свечой. Часто после этого приходилось бывать мне в этой келлии.

Преподобный старец Варнава (Меркулов).

Больше двадцати лет продолжалось мое знакомство с ним, а обстановка келлии не менялась. Те же несколько простых икон в переднем углу, перед ними на аналое – медные крест и Евангелие, рядом деревянный стол с несколькими книжками и брошюрами духовно-нравственного содержания, в углу деревянная кровать, покрытая одним войлоком. Вот и все. Но сколько великих дел совершилось в этой убогой обстановке! Сколько изнемогавших в борьбе с самими собой и житейскими невзгодами душ получили здесь себе облегчение и помощь! Сколько людей, дошедших до полного отчаяния, выходили отсюда бодрыми и радостными, готовыми на всякий подвиг! Да, много великих тайн хранит эта бедная келлия, поистине она неизмеримо драгоценнее роскошных чертогов земных богачей.

Не могу выразить словами, но до сих пор помню то необыкновенно светлое чувство какого-то духовного восторга, какой-то неземной радости, с которыми я возвратился от отца Варнавы. С этого времени начинается мое с ним духовное знакомство, продолжавшееся в течение всей его жизни. Во всяком своем деле я советовался с ним, получал от него добрый совет и благословение».

«Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой и следуй за Мною» (Лк. 9, 23). Жизнь и служение иеромонаха Варнавы – это воистину подвиг подражания Самому Христу в крестоношении и самораспятии. «Крест – знак избрания Божия. Все святые признавали за непреложную истину, что тот, кто проводит жизнь безскорбную – забыт Богом. Не ищи совершенства христианского в добродетелях человеческих: тут нет его – оно таинственно хранится в кресте Христовом!» – это второе и главное определение совершенства христианского, данное святителем Игнатием Брянчаниновым. Милостью Божией сохранились в печатном виде многие духовные поучения отца Варнавы. В них нет ни одного, не подтвержденного примером личной жизни. Так, ободряя ослабевших в трудах и подвиге, он являл собой образец истинного подвижника в неусыпной молитве, в неустанных трудах. И пример его подвижнической жизни сильнее слов действовал на сердца малодушных, заставлял их благоговеть перед величием его подвига. Учил ли он любить скорби, тесноту монастырской жизни, унижения, поношения, не уклоняться от предстоящих неприятностей – и вся его многоскорбная жизнь была подтверждением его слов о пользе для души терпения. Сестры знали, что их родной батюшка всю жизнь проводил в тесноте, трудах и скорбях, не только никогда не стараясь уклониться от них, но, как нередко казалось, сам добровольно подчиняясь им, всегда готовый с радостью претерпеть всякую клевету, поношение, оскорбление. Пожалуется, бывало, ему иная малодушная сестра, что слишком тяжело ей живется; труды-то трудами, да еще и бранят все ее, так что иной раз и невыносима бывает скорбь на душе. «Тебя все бранят? А думаешь, что Варнаву-то не бранят? Еще как ругают-то меня, грешного! И пусть, дочка, нас с тобой бранят: ведь монаха-то сколько ни черни, черней рясы не будет!» – говаривал он в утешение скорбящей.

Надо сказать, что язык отца Варнавы отличался необыкновенной образностью и изобиловал множеством крылатых выражений:

«Человек без молитвы, как птица без крыльев – никогда не сможет приблизиться к Богу»;

«Дело в руках – молитва в устах, в уме, в сердце»;

«В молчании ошибки нет»;

«Хлеб да вода не сделают вреда»;

«Наш дом – наш гроб, выход в храм – воскресение»;

«Спасение не в скудости. Ешь вкусно, но помни, что тело будет добычей червей. Спи на богатой кровати, но помни о жестких гробовых досках»;

«Суд Божий – не наш суд, и что хорошо, велико в глазах наших, то может быть признано худым и наоборот»;

«Понуди себя на все доброе, принимай всех, как Самого Христа, всегда смотри только на свои недостатки, и будешь поистине с Богом».

И отец Варнава был поистине с Богом. Ведь святой апостол и евангелист Иоанн Богослов, назидает нас: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге и Бог в нем» (1 Ин. 4, 16).

Митрополит Трифон (Туркестанов) пишет: «Отец Варнава, по моему глубокому убеждению, обладал даром веры. Для него не существовало преград между нашим миром и миром загробным. Никакой тени сомнений и колебаний у него не было в отношении истины веры. Все его существо было проникнуто этою верой, все его поступки вытекали из этой веры.

Преподобный Варнава на крыльце своей келлии в Гефсиманском скиту.

И снова в путь

Все дары Святого Духа, все эти духовные таланты, если можно так выразиться, при постоянном совершенствовании ведут к самому величайшему дару, выше которого нет ничего ни на небе, ни на земле. Этот дар духовный, который останется и тогда, когда и пророчества прекратятся, языки умолкнут и знание упразднится, когда не будет нужды ни в вере, ни в надежде, ибо все обещанное совершится и наступит вечное Царство Божие, есть – Любовь. Вот почему все Божии люди и исполняются постепенно этой христианской Любви. И про отца Варнаву можно сказать, по слову апостола Павла, что его вера была споспешествуема любовью (Гал. 5, 6).

Эта любовь притягивала к нему, как магнит к железу, людей самых разнообразных положений. Они открывали ему свое горе, свои нужды, свои не только духовные, но и семейные затруднения, имущественные, служебные неприятности. Одним словом, у них от него не было тайн, и он всегда давал им добрый совет, часто носивший пророческий характер.

Особенно же он был велик, когда ему приходилось иметь дело со слабыми в вере и малодушными людьми. Здесь своею верой он их настолько ободрял, вдохновлял, что долго после этого они смело и бодро шли житейским путем.

Скажут, быть может, некоторые: «Но ведь это, в сущности, очень легко – выслушать исповедь человека и дать ему совет!». Нет, скажу по своему слабому опыту: это чрезвычайно трудно! Скажу более: это невозможно для обыкновенного человека.

Для того чтобы так утешить и ободрить человека, необходимо ему в полной мере сострадать, а для того чтобы сострадать человеку, надо совершенно уничтожить ту духовную преграду, которую ставят между нами самолюбие, чувственность и другие страсти, заставляющие нас глядеть на своего ближнего с недоверием, с сухостью, а иногда даже с раздражением и озлоблением: не обмануть ли, де, меня он пришел? Человек же истинно христианской любви смотрит на всякого приходящего к нему, кто бы он ни был, как на самого милого, дорогого брата или сестру.

Он весь, так сказать, претворяется в него, живет его жизнью, действительно страдает и мучается его страданьем, весь уходит в бездну его зол и скорбей, не только не гнушается его страшных духовных ран, но готов жизнь отдать за их исцеления.

Вот почему и дается такому человеку слово великой духовной мудрости, слово предвидения и пророчества, которое своею силой способным делается оживить духовного мертвеца.

Но не сразу, а путем тяжелого подвига и путем внутренней работы над самим собой и молитвой человек достигает духовной высоты. И отец Варнава не сразу достиг такой веры и любви, а после долгих трудов. Он был необыкновенно строг к себе; какую простую подвижническую жизнь вел он молодым послушником, такую он продолжал вести до самой кончины, – уже больным старцем. Никаких поблажек себе, никакой, даже самой невинной прихоти: он вовсе не пил чая, носил самую простую одежду, вкушал самую грубую пищу. Что меня особенно в нем пленяло – это то, что удовлетворение телесных потребностей для него никогда не было каким-то делом, к которому надо особенно готовиться. Он, например, кроме тех дней, в которые ему приходилось, как чередному иеромонаху, присутствовать в трапезной, никогда как следует не обедал, а так, перехватит что-нибудь, и опять за дело. Он никогда как следует не спал, а так, прикорнет, как говорится, во всей одежде на своем деревянном ложе с подушкой, набитой чуть не булыжником, и снова встает на молитву. Бывало, совершив с ним продолжительную литургию в Доме призрения и видя, что он торопится уехать тотчас после службы домой, скажешь ему: «Батюшка, да отдохните немножко!», но он обыкновенно шепнет, сжав мою руку: «Прости, не могу, ведь там их несколько сот дожидается, ведь они все скорбные, несчастные!..»

И какою любовью в это время звучал его голос! И с раннего утра до поздней ночи открыты были двери его келлии, кроме времени богослужения, которое он посещал неопустительно, неся тяжелую череду священнослужения, как всякий обыкновенный иеромонах».

Господь от щедрот Своих преизобильно наградил старца Варнаву разнообразными духовными дарованиями. Это были дары прозрения в область прошлого, настоящего и будущего его посетителей; прозрение мыслей собеседника; видение происходившего вдали; молитвы; исцелений; духовного утешения; духовного рассуждения; предсказаний и пророчеств. Горячая детская вера и чистейшая любовь ко Господу и ближним венчали этот дивный букет благодатных дарований.

Всем своим видом отец Варнава вызывал какое-то особое доверие к себе и рождал ответную любовь со стороны посетителей. Сам Господь всегда вкладывал в его уста самые нужные для них слова. О славе старца иеромонаха Варнавы при жизни его свидетельствовала народная любовь к нему. Имя батюшки Варнавы было известно по всей Руси православной и везде произносилось с чувством глубокой признательности и почтения к старцу. Сам же батюшка с глубочайшим смирением говорил: «Все, что имеем – это от Господа, а человеку совсем нечем гордиться!» Но кто может исчислить, сколько народа побывало в его убогой келлии! Скольким людям даровал Господь через Своего избранника ощущение неземной радости! Скольким людям передали побывавшие у отца Варнавы рассказы о нем! С горячей любовью вспоминали о старце его многочисленные духовные чада.